POV ЁнДжэ.
Мы расходимся по комнатам, я не хочу бродить по лабиринту этого сумасшедшего города, да и нам никто сейчас не поможет, если произойдет экстренная ситуация – а она, скорее всего, произойдет. Ты, как и обещал, приходишь поздно ночью, когда я уже успел задремать.
Медленно открываю глаза и вижу, что сейчас передо мной не волк, а просто тело. Пьяное вдрызг, от которого несет каким–то дешевым одеколоном, преимущественно чужим, на шее уже практически исчезли темные пятна, которые были засосами, даже царапины с плеч уже пропали, но я точно знаю, что они были, каким–то шестым чувством догадываюсь о них и полностью уверенный в своей догадке, хмурюсь.
– О, моя детка не спит… Ой! – промахиваешься мимо кровати и чтобы не упасть, хватаешься за тумбочку. Дерево, не выдержав твоей силы, разламывается пополам, а затем в негодность превращается еще и полка, за которую ты вцепился.
– Тебе от себя–то не противно? – понимаю, что к горлу подступает рвотный ком и начинаю дышать ртом, чтобы не чувствовать отвратительно запах алкоголя и чужого одеколона.
– Нет, я отлично себя чувствую! А будешь возникать, тресну, – просто заявляешь и стягиваешь с себя футболку, попутно порвав её – ты не контролируешь свою силу в таком состоянии. – Ой, надо новую приобрести… Кстати, почему ты себя плохо ведешь?
Господи, как же хочется заехать по пьяной морде и свалить от сюда, согласен спать на снегу, только не рядом с этим уродом! Я серьезно, если вчера я мог подумать, что ты воспитан таким, то сейчас это не воспитание, а обычное животное чувство, которое просыпается в тебе при отключении разума.
– А ты, я смотрю, воспитатель в детском саду? Развлекайся дальше, только меня не трогай, – отворачиваюсь на другой бок, но тошнотворный запах буквально выводит меня из себя, хочется ударить тебя все больше и больше. И с чего мое обаяние стало таким сильным? Раньше я спокойно осматривал разложившиеся трупы и не обращал внимания на запах, а сейчас буквально трясет от удушливого «аромата».
– Ты снова забываешься, – рывком разворачиваешь меня к себе и прижимаешь к себе, мы сталкиваемся лбами. Запах становится все сильнее, и я не выдерживаю. Организм буквально бунтует, и я выбегаю из комнаты, вырвавшись из твоих рук, с трудом успеваю добежать до туалета, и меня выворачивает наизнанку. Сразу становится жарко, на лбу проступает испарина, но не проходит и минуты, как я слышу торопливые шаги и Оп отпихивает меня от унитаза и его тоже тошнит. Видимо, такая реакция не только у меня, хотя из–за одного запаха это быть не может, правда? Это точно отвратная еда, которую мы ели с ЁнГуком днем.
ЧонОп медленно выпрямляется, и смотрит на меня: бледный, вспотевший, под глазами круги. Ничего не понимаю, когда мы расходились спать, он был в полном порядке. Муна снова тошнит, я умываюсь холодной водой и пытаюсь дышать как можно глубже – мышцы противно сводит от болезненных спазмов и тошнота вновь подбирается к горлу.
– Отвратительно… И все из–за этого пьяного урода с недоебом, – рычит напарник и подходит к ванной, включает холодную воду и наклонившись, поливает себя водой, на сколько это позволяет высота крана. Весь мокрый он садится на край ванной и устало смотрит на меня, тихо спрашивая:
– У тебя такая же картина? Несет посторонним одеколоном, пьяный и ничего не соображает? Хотя не, этот еще хамит и пытается воспитывать меня, – шумно выдыхая, ЧонОп вытирает мокрые волосы и сладко зевает, потирая глаза кулачками. Невольно улыбаюсь: он еще такой ребенок. – Я пойду спать, кстати, в шкафу есть матрас, – намекнув мне на дальнейший ход действий, Оп уходит в свою комнату, но у меня внутри словно что–то сжимается от страха. Такое ощущение, что сейчас что–то произойдет. Надо проверить ДэХена и я успокоюсь. Направляюсь за напарником, и раздается звон стекла, а затем ЧонОп вскрикивает от боли. Я добегаю до их спальни и вижу разбитую вазу, Муна, который сидит на полу и держится за голову, его рука в крови, он зажмуривается, пытаясь сдержать новый крик боли, а эта тварь….
ДэХен в неадекватном состоянии смотрит на супруга и держится за спинку кровати с такой силой, что металлические перекладины гнутся под его напором.
Ты приходишь следом за мной и смотришь на невменяемого друга, я поднимаю ЧонОпа и молча вывожу его из комнаты, таща на себе обратно в ванную комнату. Мимо проходит ЁнГук, который, похоже, никогда не спит, он сразу чует запах крови:
– Аптечка в шкафчике, – он направляется к вам в комнату и закрывает за собой дверь, как бы намекая, что нам лучше уйти сейчас и не слышать того, что сейчас там произойдет. Отлично, вот он и даст вам в морду, чтобы жизнь не казалась алкогольным раем.
Осторожно сажаю ЧонОпа на край ванной и сразу достаю большую аптечку. Зачем она волкам? Вы ведь у нас суперсоздания, у которых все заживает на ходу, хотя, скорее всего это для тех носителей, которые уже были с волками.
– Урод… – ЧонОп зажмуривается, я убираю его руку и вижу глубокую ранку из которой непереставая течет кровь.
– Пошел вон, – ДэХен еле вписывается в дверной проем, чтобы не упасть хватается за косяк и отламывает его, снова вцепляясь в стену. – Уй… – парню сложно говорить, стоять, да и вообще он так пьян, что мне кажется он в такой прострации, ему нужно только лежать и не шевелиться.
– ЁнГук, забери его, этот придурок… – ДэХен хватает меня за руку и рывком вышвыривает из ванной, ты ловишь меня в объятия и нагло положив руку на попу, плотоядно улыбаешься. Чон с трудом заходит к ЧонОпу и с грохотом закрывает дверь, что у той отваливается ручка. Дергаюсь из твоих рук, но ты не отпускаешь, все так же прижимаешь к себе, и неприятный запах снова ударяет в нос.
– Нас с Дэ можно поз… Поздравить, – с трудом выговариваешь, а меня снова начинает подташнивать.
– С чем? С тем, что вы две пьяных свиньи?
– Они папами стали, – ЁнГук подходит к ванной комнате, касается двери, и бедный кусок дерева не выдерживает – разваливается на две части, парень заглядывает в комнату.
ДэХен уже пьяный спит на полу, прижавшись спиной к стене, а ЧонОп умывается, как я могу видеть, рана на его голове прошла. Хоть залечил и то хорошо, но я точно сломаю ему челюсть или сверну шею.
– У вас начали обостряться чувства, вы беременны.
– Отлично, теперь мы носители будущих убийц, – мило улыбаюсь и чувствую, как ты тянешь меня наверх, сажая на свою талию. Ну, все, дорогой, ты напросился, я предупреждал, что меня не нужно трогать.
Нажимаю на несколько точек на твоей шее, и ты вырубаешься, падая на пол без сознания. ЁнГук походит ко мне, на его плече уже висит ДэХен, он заинтересованно смотрит на лежащее тело, которое, к несчастью, мой муж. Лидер вздыхает и, наклонившись, закидывает тебя на второе плечо, унося в спальню ЧонОпа.
Слава богу, хоть остаток ночи пройдет без происшествий.
***
Утром я просыпаюсь от приятного запаха, мне уже хочется попробовать это что–то на вкус, но инстинкт самосохранения подсказывает: для начала лучше открыть глаза. И хорошо, что я это сделал. Как ты оказался рядом со мной, хотя я засыпал рядом с ЧонОпом?
Поднимаю голову с твоего плеча и укутываюсь в теплое одеяло, на удивление мне холодно и жар твоего тела не согревает. Запах уже исчез, видимо ты принял душ, но я словно невидимыми отметинами вижу исчезнувшие засосы и следы от ногтей.
– Доброе утро, – улыбаешься, видя мое заспанное лицо. Немного наклоняешься, чтобы поцеловать, я поддаюсь назад и морщусь.
– Не трогай меня, противно.
Хватаешь меня за запястья и, дернув на себя, прижимаешь к себе. Я нутром чувствую, что ты злишься, кровь буквально закипает в венах. Одной рукой ты обнимаешь меня за талию, а второй медленно обнимаешь за шею, но горячие пальцы скользят на грудь, проходятся по коже, вызывая мурашки, и останавливаются на животе.
Ты так крепко обнял меня, что мне кажется, позвоночник, словно под стальным прессом и дергаться назад нет смысла, если только вперед, но это значит, прижаться к тебе еще крепче. Наклоняешься ко мне, проводишь носом по щеке и прикрываешь глаза, улыбаясь уголком губ:
– Твой запах изменился, в нем чувствуется нотка холода. Я почувствовал это даже вчера, когда был пьян… Наш малыш будет сильным… Точнее мой малыш, – открываешь глаза, всего за пару секунд они потемнели до черного цвета.
– Пока я ношу этого ребенка, он наш. Так что можешь не пускать слюни, – нагло улыбаюсь, ты приподнимаешь бровь и словно невзначай теребишь пальцами свой ошейник, который никогда не снимаешь.
– Думаешь, Бан защитит тебя? И ты спрячешься за его спину? – толкаешь меня на подушку, я сразу приподнимаюсь и оказываюсь нос к носу с тобой. Ты наклоняешься ко мне все ниже и ниже, заглядываешь в мои глаза, и лениво чмокнув в губы, разглядываешь моё лицо.
Я снова остро чувствую твой запах, и по телу проходит дрожь, становится спокойней и внутри поселяется уверенность: все будет хорошо. Но наваждение пропадает, когда на глаза попадается нож, валяющий среди кусков разломанной тумбочки, ты следишь за моим взглядом и тихо смеешься, с каждой секундой становясь все злее.
– Все надеешься?
– Нет. Просто оружие валяется по всей комнате, а у тебя с приступами агрессии проблемы, вот я и думаю, не навредишь ли ты своему ребенку, – ох ты, оказывается, Ким ХимЧана можно ошарашить. Ты смотришь на меня, хлопаешь глазами и даже слова вымолвить не можешь: не ожидал подобной наглости с моей стороны.
Так, надо ретироваться с кровати, пока ты не решил еще что–нибудь сказать, не особо хочу выяснять отношения в такой… Черт, не хочу разговаривать с Типо мужем на кровати. Мда, Синет бы был в шоке от меня. Интересно, как он там? Ему и ХинЁну уже сообщили, что мы пропали, а это значит, что они отправились нам на помощь. А это значит, что вы снова выйдете на охоту и попытаетесь их убить…
ЁнДжэ, не тешь себя надеждами, ХимЧан разорвет его, если ребенку будет хоть что–то угрожать. Волчонок это самое ценное, что у него сейчас есть и для него он, наверное, будет… Эй, прийти так быстро в себя, не честно!
Прижимаешь меня к себе, обняв со спины, кладешь подбородо на плечо и тихо спрашиваешь:
– Что ты вчера чувствовал, когда я вернулся?
– Что я чувствовал? Вонь и омерзение, – говорю тебе правду, все равно тебе плевать. Ты на секунду прекращаешь дышать, руки напрягаются и крепче прижимают меня к себе. Сухие губы касаются щеки, и ты практически шипишь:
– Самое главное это ребенок, помни об этом, больше мне ничего от тебя не нужно. Хотя в постели ты мне понравился, даже вчерашних мальчиков затмил, хотя думаю, без наших драк все получилось бы еще более чувственно и страстно…
– Я чувственный и страстный со своим мужем, а та ночь просто подарила мне два месяца жизни, – твои руки исчезают с моей талии, я уже облегченно выдыхаю, но организм не чувствует опасности, поэтому я поворачиваюсь к тебе.
Сильный удар в челюсть обжигает болью, дергаюсь, но не отступаю назад. Чувствую соленый привкус крови на губах и вижу твои черные от ярости глаза, хватаешь меня за волосы и, дернув за затылок, тихо рычишь:
– Запомни меня раз и навсегда, еще раз я услышу о твоем бывшем муженьке, разукрашу всеми цветами фиолетового и синего, а для разнообразия и желтого. Ребенок, а точнее его жизнь в твоих интересах, так что мне плевать, что станет с тобой, изуродую так, что сам попытаешься приблизить свой конец. Главное это здоровье моего волчонка, ты мне безразличен, я не малыш Банни, возиться не буду.
Наблюдаешь, как по моему подбородку течет кровь, скользишь взглядом за капелькой кровью, и медленно облизываешь губы, мысленно пробуя меня на вкус. Что, думаешь, я сдамся тебе? Опущу голову, покорно сложу лапки? Обойдешься, урод.
– Ты уже покойник, – спокойно предупреждаю, вытирая кровавую дорожку с губ. – Ты ведь не думаешь, что я не выполню свое обещание на счет отрезанной головы? Если хочешь знать мое мнение, я лучше потом умру сам, но сначала увижу, как на твой гроб кидают горсти земли.
– Это будут самые великолепные два месяца в моей жизни, – разворачиваешься и, взяв полотенце, направляешься в ванную комнату, ты все так же во вчерашней одежде, видимо принял душ и снова надел её или посторонний запах сам исчез?
Не дожидаясь своего суженного, переодеваюсь и быстро мчусь в ванную, где мы вчера баррикадировались с Опом, затем по запаху нахожу столовую и, заметив напарника с мужем, усаживаюсь к ним с подносом. Делаю вид, что ДэХена я не заметил и возмущенно смотрю на Муна, разводя руками, он виновато опускает голову.
«С какого черта он тут?!»
«Он теперь хвостом за мной ходит».
Делаю пару жестов пальцами и стучу кулаком по голове, ЧонОп трагично вздыхает и показывает, что его тошнит, затем показывает мне еще пару знаков.
«Нам надо думать, как сбежать от сюда, а главное, избавиться от ДэХена, мой появиться не должен».
«Меня тоже тошнит от ДэХена, хотя запах исчез и уже лучше. Я попытаюсь избавиться, но они враждебно настроены».
Удивленно приподнимаю бровь, на что Оп обрисовывает на голове нимб и показывает оскал.
«Потому что с нами Бан, он прикрывает нас перед Зело и мужьями».
– Что за мим постановка? – садишься рядом со мной с подносом, ДэХен, все это время наблюдавший за нами прекращает жевать и смотрит на друга:
– Это новая форма общения.
– Лучше так общаться, чем твой визг слушать, – парирует ЧонОп и объясняет мне, когда я удивленно разглядываю его мужа. – У него голос, как сирена, оглохнуть можно, особенно когда орать начинает, просто пиздец, думал, оглохну в первый раз.
– А ничего, что его вой считается самым лучшим по громкости и красоте? – от такой наглости тебя буквально передергивает, и ты попрыгиваешь, чуть не пролив кофе. – Дэ!
– Он вчера уже за это получил, видно вазы не хватило, надо браться за мебель, – шатен улыбается, глядя на мужа, и облизывает пухлые губы. Мне сейчас кажется, что он смотрит на него как–то по другому, словно что–то появилось внутри, какое–то чувство спокойствия в душе волка, он уже не дергается, когда Оп язвит. Что–то изменилось во взгляде этого волка, хотя… Изменения произошли в Муне, теперь он носит его ребенка, не удивительно, что ДэХен стал терпимей. Только это терпимость распространяется на всех, кроме самого ЧонОпа, которому он готов треснуть в любой момент.
– Сегодня вечером…
– Вас опять не будет, – ЧонОп заканчивает за супруга, а ДэХен уже ломает вилку от злости, медленно берется за нож, и я чувствую взгляды других волков, которые смотрят на нас с интересом. Неужели так хочется шоу? Надеюсь, до Дэ дойдет, что резать своего носителя не выход?
– Нож положи, – ДэХен поднимает на меня взгляд и в его глазах вспыхивают желтые искры. – Прекратите, вы сейчас люди, звериные законы оставьте на пару минут. – Чон приподнимает бровь и, взъерошив темные волосы, выжидающе смотрит на меня, попутно натягивая капюшон – видно ему не очень хорошо после вчерашнего, но у них похмелье ни как у людей. – Вы живете как хотите, нас не трогаете, мы с ЧонОпом не делаем гадостей, согласны?
– Мы и так живем, как хотим, – поворачиваешь ко мне голову, затем разворачиваешься корпусом к волкам за другими столами, те сразу утыкаются в тарелки, словно и не пялились на нас все это время. – Так что твое предложение уже не интересно.
– И не трогать вас… Это скучно, вы наши носители, супруги, спать мы все равно будем в одной комнате и мало того, в одной постели, – ухмыляется ДэХен и продолжает есть лапшу, пока Мун не язвит в ответ:
– Тогда унитаз надо установить прямо в нашей комнате, а то от твоей вони меня блевать тянет.
– Нам вообще лучше в ванную переехать, – посмеиваюсь, чуть не подавившись острым салатом.
– Я могу обеспечить, – на полном серьезе говоришь мне, и настроение падает еще ниже.
– Вы оба до безумия скучные и не интересные, – качаю головой, дуя на горячую карточку, и показываю Муну знак, что с ними можно повеситься. ДэХен допивает третью кружку зеленого чая и направляется еще за двумя, он практически прячется в черной толстовке, которая больше самого волка на пару размеров, натягивает капюшон на глаза и, вернувшись, садится на свое место.
– Переборщили вчера, – констатирует ДэХен, доедая мясо и снова принимаясь за лапшу.
– Да нет, ты что, в самый раз, – ЧонОпу никак не удержать язвительный поток.
– Так мы договорились? Вы отдельно и мы отдельно?
– Да нет, вы у нас не отдельно, вы с ангелочком лидером. Который, конечно, прикроет несчастных мальчиков перед вожаком и мужьями. Он у нас праведник, благо Зело не знает всех подробностей, его бы сожгли к чертям собачим. Лидер, лучший охотник, я бы поспорил с ним за это звание, – достаешь из кармана таблетки и, кинув их другу, получаешь в ответ благодарную улыбку.
– У тебя мозгов не хватает до уровня ЁнГука, – поворачиваю к тебе голову, и в последнюю секунду ЧонОп ловит кулак у моего лица, не позволяя снова ударить. Он прекрасно видит разбитую губу, чувствует запах крови, которая недавно стекала по лицу. ДэХен рывком усаживает Опа на место и, схватив за горло, сжимает с такой силой, что парень сразу начинает задыхаться.
Я убью их, клянусь.
На автомате бросаюсь к другу, но ты хватаешь меня и, усадив к себе на колени, прижимаешь спиной к груди, вцепляясь в мои запястья, не позволяешь двигаться. Я вижу, как ЧонОп зажмуривается и пытается сделать вдох, но у ничего не получается, он начинает дрожать, и глаза закатываются. Дергаюсь резче, но ты вжимаешь меня в стол, и я успеваю дотянуться до Муна, он моего пинка его сознание на секунду светлеет и он ломает ДэХену нос, сразу громко кашляя от потока воздуха, который поступает в легкие.
– Урод… – волк вытирает кровь с губ и смотрит на супруга, на шее которого видны отметины от стальной хватки шатена. – На будущее, если я задохнусь, то ребенок умрет вслед за мной.
На нас снова все смотрят, волки тихо шепчутся за спиной, я слышу, что они говорят о том, что у вас вообще не должно быть потомства – вы угробите детей, многие говорят, что носители обязаны выносить волчат, но истязать их – значит, истязать детей.
ДэХен вправляет себе нос и, зажмурившись на один глаз, ждет, когда прелом пройдет, вытирает кровь салфеткой и смотрит на тебя. Вырываюсь из твоей хватки, которая ослабла и выхожу из–за стола, за мной уходит ЧонОп, и вы остаетесь среди шепота и возмущенных возгласов.
Уже отойдя от столовой, я слышу твой волчий рык, и все посторонние звуки стихают, только через пару секунд два подноса с едой врезаются в стену. Ну, и для чего психовали? Ведь ничего не изменится.
По запаху ЧонОп находит ЁнГука в огромном каменном зале в котором тренируются молодые волки, Бан стоит у брусьев, сложив руки на груди и наблюдая за атаками новичков.
– Быстрее Зак, такими темпами от пуль ты не сбежишь. Люди убьют тебя. Остановились все, – от баса лидера все вздрагивают и шарахаются от красноволосого, который кивает на беговые дорожки. – Максимальная скорость, пробег час.
Новенькие как по команде взбираются на огромную беговую дорожку, которая в ширину составляет весь зал, а в длину не меньше трех метров, ЁнГук включает максимальную скорость, сразу определяя, у кого лучшие результаты, а кому скорость не дана.
– Слушаю вас, как ночь прошла? – парень не поворачивается к нам, приветствуя кивком головы.
– Тебе ли не знать, – подходим к лидеру, он чуть склоняет голову и резко останавливает тренажер, около десяти волков не удержавшись на лапах от мощного рывка, буквально кубарем катятся на пол, садятся на попу и, хлопая глазами, смотрят на ЁнГука. Бан вздыхает и кивает ребятам, которые устояли на ногах.
– Как я понимаю, вы будете воздушными шариками в нашей стае, – ухмыляется красноволосый, глядя на сидящих на полу. – Буря может начаться в любую секунду и вас просто снесет ветром, по–вашему, я должен бегать за вами и ловить? Встали и учимся стоять, раз и этого не умеют, остальные продолжают бегать, будет лишняя проверка для вас. – Волки поднимаются, некоторые тихо скулят и, взобравшись на беговую дорожку, снова начинают бежать, когда механизм двигается.
– От сюда возможно сбежать? – ЧонОп никогда не умел спрашивать осторожно и вытягивать информацию незаметно.
– Возможно, но смысла уже нет. У отцов с малышами связь, как и с вами. Они чувствуют вас, пока не сильно, но найти смогут, волчата уже подают им сигналы, которые слышат только они. И если сбежите, Зело устроит прилюдную казнь вместо обычной смерти на снегу, – Бан осматривает новеньких, и еще раз останавливает беговую дорожку. На этот раз на пол скатываются только шесть волков, они сразу поднимаются и снова встают на тренажер. Разбитые носы и пасть в крови, у некоторых повреждены лапы, но звери залечивают свои раны и снова бегут, надеясь на одобрение лидера.
– И долго ты их тренируешь? – спрашиваю, когда волки в очередной раз приземляются на пол. Трое.
– Смотря, какая специализация, если охота, то дольше, если постовые, том меньше. У них способности в разных стезях, мне нужна скорость и сила для стаи, но ловкость и гибкость для постовых, хорошее зрение и прочие данные. Не забивайте себе голову, я выработал свою программу уже довольно давно, Зело её одобрил, больше мне ничего не нужно, – ЁнГук успокаивается, только когда механизм снова останавливается и на полу никого не оказывается. Все волки стоят на беговой дорожке и гордо подняв морды, рычат:
– Приказ выполнен.
– Продолжает силовые упражнения, ХимЧан и ДэХен придут позже. Пока раздираем манекенов, – новички направляются в другую часть зала, где стоят манекены. – Они тренируются ужу часа четыре, не останавливаясь, это хорошо. Прошлая группа в конце третьего час уже с лап валилась, и все дружно скулили мне. А у нас завтра показ способностей перед Зело, в последнее время новички не радуют…
– А Зело у вас одобряет кандидатуры?
– Нет, это мой выбор, как я решу, так и будет. Но за все их проступки всегда отвечаю я.
– Получается на ковре у вожака только ты? – Бан кивает, а ЧонОп задает вопрос, который уже давно мучает меня:
– А что для тебя значит Зело?
Потомство.
POV ЁнГук.
«– А что для тебя значит Зело?».
Мимолетный, ничего не значащий вопрос сказанный ЧонОпом и я снова думаю о том, о чем не стоит.
Выхожу из пещер, на улице бушует метель, холодная, белоснежная, прямо как мы. Ничем не отличаемся, только мы подчиняемся этой величественной стихии.
Бан, с чего ты опять такой… Потому что он опять мне снится.
Сознание играет само с собой в кошки мышки, хочется кричать и встав на колени, замерзнуть. Замерзнуть, хотя это и не возможно.
А все это будет долго и больно. Ненавижу себя за это.
Невинный вопрос ЧонОпа, а сознание снова не успокаивается. Зачем они появились в нашей жизни? Сколько бы они еще могли сделать для этого мира? Так много, но через два месяца их не станет.
«– А что для тебя значит Зело?».
Что он для меня значит? Если бы эти новенькие были сейчас тут, рядом на просторах ледяной пустыни, я бы, возможно, сказал, что Зело – боль. Просто ранящая боль, которая жалит меня каждый день, каждый час, из часа в час.
Чувствую холод, противный промозглый ветер и я уже волк. Вот так просто: стихия рядом и ты зверь, тварь, которую боятся. Боится и правильно делают.
«– А что для тебя значит Зело?».
Словно вырвавшись из своих мыслей, бегу прочь от дома, задерживая дыхание – на такой скорости практически невозможно дышать. Я мчусь как можно быстрее, дальше, только бы уйти от этого места, которое так осточертело мне. Мой дом, который я ненавижу. Стены, потолки, волки, запахи, лица и Зело. Мой персональный кукловод, который руководит мной больше века.
Я знаю его так давно, что кажется, мы рядом всю жизнь. Рядом и… И он играет. Просто двигает пальцами и дергает за ниточки, недовольно хмурится и топает ногами, капризно произнося мое имя. Это бывает так редко, но в такие моменты я почему–то рад, что он зовет только меня. Что мое имя срывается с его губ и он ищет меня глазами, ожидая появления верного слуги.
Я добегаю до берега за считанные минуты и сажусь у самого края, жаль нельзя подойти ближе – корка льда потрескается, а затем разломится на тысячи осколков, я окажусь в ледяной воде и спокойно выберусь назад. Словно ничего и не было. Ведь лед это моя стихия. Наша стихия.
«– А что для тебя значит Зело?»
Голос ЧонОпа в моей голове не затихает ни на секунду, он повторяет свой вопрос каждую секунду, от чего я зверею. Глаза так ярко горят алым светом, что если ан меня посмотреть издалека, кажется, что это фары грузового автомобиля, водитель которого включил дальний свет. Мда, Бан у тебя с крышей проблемы.
«– А что для тебя значит Зело?»
Я его люблю.
Голос носителя затихает и вовсе пропадает. На улице так темно, что не видишь собственных лап, а я хотел посмотреть на черную гладь воды в которой отражается луна, жаль сейчас это невозможно.
В груди снова больно колит – теплом, тем самым уничтожающим теплом. Значит, ты снова ищешь меня и нужно возвращаться.
Я люблю его.
Зажмуриваюсь и пытаюсь убрать сияние глаз, но чувствую, как шерсть орошают слезы. Боль в груди усиливается и становится еще теплее, страх подкатывает к горлу.
Я люблю его.
Лапы подкашиваются, и становится тяжело стоять, я терплю еще пару минут, а затем…
А затем ледяная пустыня тонет в долгом и протяжном вое снежного волка с алыми глазами.
Я возвращаюсь назад, и боль стихает, с каждым рывком мощных лап она становится тише – ты чувствуешь, что я все ближе. Как ты чувствуешь? Ты же кукловод и всегда знаешь, где твоя верная игрушка. Противное, тошнотворное сравнение с куклой ЧжунХон.
Именно ЧжунХон, а не Зело. Только для меня ты иногда бываешь не вожаком, а ЧжунХоном, не повелителем, который пытается показать всем власть, а обычным юношей.
Я думаю о тебе постоянно, каждую минуту своей жизни. Я ощущаю твое присутствие, хотя ты далеко и все эти эмоции, которые бушуют во мне, когда ты рядом они…
– Отвратительны, – сколько раз я повторял это себе?
Чувства, эмоции и любовь – это все болезнь и если ты узнаешь, то мне конец. Кому нужен волк с чувствами? Он никому и никогда не будет нужен, особенно тебе. Сколько я помню, ты всегда трактовал правила: чувства – болезнь, кто болен, должен быть устранен.
За столько лет я привык к тому, что сжигаю своих собратьев на солнце. Вот так просто нас можно убить: мы умирает на солнце, стоит рассвету настичь нас и снег тает, а если он тает, значит, мы исчезаем. Я привык к пыткам собственных собратьев в подземельях нашего города, но я все не привыкну, что мой любимый человек просто ничего не чувствует.
А разве должен чувствовать? Секс никогда и ни к чему не обязывает, обязывают только дети, потомство, которое я сам не хочу заводить, ведь люблю волка, который только посмеется мне в лицо. Сколько же этих «только: смех, безразличие, холод.
Вот такая любовь.
Как игра с самим с собой: думать как бы не сказать лишнего, ведь твой волк может уничтожить одним прикосновением. Хотя… Сколько раз он убивал меня? Десять раз? Двадцать? Тридцать? Сколько раз он воспринимал мою заботу как непослушание, и за ним следовало наказание?
Секс ничего не значит.
В темноте, за закрытыми дверями, без звуков, имен и следов. Не дай бог кто узнает о том, что у тебя что–то есть с подчиненным… Хотя все знают, что у тебя очень много партнеров, которых ты меняешь как перчатки. Главное это три правила: без имен, следов и звуков.
Боль в груди снова усиливается, но это уже не ты, это душа воет от воспоминаний:
Скрип двери, тихий смех, свет, падающий в коридор, объятия. Ты выходишь из своей комнаты и прижимаешься к молодому волку, которого я тренирую. Он целует тебя в губы, а затем вы замечаете меня в коридоре. Я никогда не забуду твоих глаз в этот момент. Сначала мне показалось, что я вижу в них страх, удивление и стыд, а затем ты ухмыляешься и дерзко облизываешь губы, которые только что целовал этот парень.
Я смотрел в твои глаза и чувствовал, как сердце неприятно начало окутывать теплом, ледяная корка трескалась и таяла, разъедая потоками кислоты то чувство, которое я так долго прятал и пытался сохранить. Тогда все органы медленно утонули в кислоте и получили ожоги, а некоторые просто остались изувеченными. И так было каждый раз. Каждый раз, когда я видел тебя с новым волком, ты словно специально звал меня, чтобы я увидел тебя в объятиях другого. Как тебя целуют другие губы, и ты смеешься, отдаешь мне приказы при этих сосунках и идешь с ними в свою квартиру, где вы проводили несколько ночей подряд. А потом… А потом эти ребята возвращались ко мне на службу. Каждый из них был под моим руководством, тренировался и входил в новые отряды армии. Мне иногда кажется, что им просто не попасть в элитные ряды без нового поля испытаний: постель Зело. Ты оцениваешь их способности и буквально даешь VIP–билет в будущее. Только потом они не понимают, почему я не бегаю с ними, ведь я подчинялся тебе, и ты спокойно отдавал мне приказы при этих ребятах. В первый раз я никогда не чувствовал себя таким униженным. Вы смотрели на меня, а я только поклонился и пошел выполнять какой–то нелепый приказ вроде того, чтобы принести бутылку вина и фужеры.
Но я все равно был не как они, ведь тогда ночью я оставил следы на твоем теле, и ты прятал алое пятно под воротником неизменного плаща, не разговаривая со мной весь день. Хотя чем тут гордиться? Мы переспали, потому что ты был пьян, а когда я принес тебя в комнату, чтобы положить спать, ты начал раздеваться и я не сдержался. Как итог первых поцелует: четыре сломанных ребра, выбитое бедро и прокушенные губы, но через пару минут ты ведь сдался и ответил мне. Боль можно потерпеть, главное тогда было ощущать тебя.
Ты решил, что это было очередное мое непослушание и теперь я знаю о твоем каждом любовнике. По одному в неделю, это если ты решил поиграть со мной. Я точно знаю, что мои чувства уже давно известны тебе. Ведь ты показываешь мне этих мальчишек и смотришь в мои глаза, а затем, победно улыбнувшись, снова отдаешь идиотский приказ и уединяешься с ними. Сколько раз я заходил утром в твою спальню и будил тебя, ты только недовольно фыркал, продолжая спать и подпихивая любовников попой, а когда понимал, что это я, то резко поворачивался к новому «любимому» и крепко обнимал его.
Я оказываюсь дома и, превратившись в человека, отряхиваюсь от снега, провожу пальцами по влажным волосам, которые снова немного вьются от сырости, и направляюсь к тебе. Воины, которые встречаются мне по пути, почему–то обеспокоенно смотрят мне в след, а их запах заставляет тревожиться – они все боятся за меня, но непонятно почему. Встречаю ХимЧана, который довольно улыбается, неужели опять запер ЁнДжэ в кладовке и веселится как ребенок? Я не понимаю их с ДэХеном, когда они учуяли носителей, у них впервые загорелись глаза, и они захотели что–то делать. Раньше это были пассивные волки с агрессией, которую никому не удавалось обуздать, конечно, кроме тебя. ХимЧан смотрит на меня и поправляет цепь на шее, я вижу яркие следы на его теле, которые уже заживают, если судить по отметинам, то его, скорее всего, ранили ножом. Да, эти носители действительно хорошие бойцы. А вот и ДэХен, как обычно одет в черное, но сейчас майка порвана, а на губах довольная улыбка, только вот на руках кровь. Даже думать не хочу, что он сделал с ЧонОпом.
– ЁнГук! – ускоряю шаг и мчусь на твой голос, доносящийся из тронного зала. Открываю массивные дубовые двери, и в груди снова что–то обрывается. У твоих колен сидит молодй мальчик, которого ты кормишь виноградом и, закинув ногу на ногу, смотришь на меня.
Я всегда представлял себе свои чувства в виде каната натянутого у сердца. Этот самый канат состоит из тысячи нитей – причин, почему я тебя люблю. Вот появилась любовь и комнат сетью опутывает главную мышцу, а затем, когда стали появляться эти любовники, одна из ниточек каната рвалась. Вот и сейчас, я снова чувствую звон от порвавшейся причины моей любви.
Любимые карие глаза разглядывают меня, волосы, лицо, торс, бедра, ноги. Знаешь, что я уходил из дома, что этот вой… Ты, точно его слышал, потому что не мог не слышать. Ведь ты смеешься не просто так. Знаешь обо всем очень давно, с того момента, как я тебя люблю. На данный момент я распростился с тысячами причин моей любви.
Мое чувство находится в режиме «ожидания» уже третий десяток лет.
– Вы хотели видеть меня, повелитель? – покорно опускаю голову, хотя сейчас просто не хочется видеть, как ты целуешь этого парня в губы, я и так все прекрасно слышу, ведь не зря я лучший охотник твоей армии. Влюбленный охотник без семьи и потомства.
– Подготовь мою комнату к вечеру, и я хочу, чтобы накрыли стол в моей спальне, только без свечей и этой ереси. Пусть будет парочка бра и музыка, впрочем, ты и так все знаешь. Свободен, ЁнГук, у тебя два часа на все, – покорно кланяюсь и выхожу из зала, точнее вылетаю из него и закрываю за собой двери. Некоторые волки прекрасно понимают, что происходит – они твои бывшие любовники и уже знают, что произошло.
Подчиняться… Я обязан выполнять приказы, я должен делать то, что ты мне говоришь. Ведь я твоя правая рука и не имею права подвести. Погибнуть под лучами солнца не хочется, а у тебя не дрогнет рука, и ты убьешь меня, если будет возможность.
Отдаю указания нескольким волкам и захожу в твою спальню, и сажусь на большую кровать. Везде ковры, о которых ты так печешься, дорогая мебель, техника, много разнообразных ночников. Мольберт у окна. Это окно выходит на наш город, именно около него ты рисуешь. Мало кто знаешь, что когда тебе плохо ты рисуешь. Рисуешь божественно красиво и чувственно, но ты уничтожаешь каждое свое творение в камине, которое находится в метре от кровати. В нем всегда горит огонь и в комнате идеальная температура. Здесь все идеально, у идеального вожака должно быть все идеально.
Ложусь на кровать и провожу ладонями по мягким простыням. В голове всплывает образ такого далеко и приятного прошлого:
Ты выгибаешься подо мной и, не произнеся не звука, смотришь в глаза, беззвучно бормоча одно, и тоже: «Еще–еще…». Если бы я умел рисовать, я бы написал твое лицо и наслаждался им, разглядывая ночами.
Опять я занимаюсь самобичеванием и голову не покидают мысли о том, что я люблю тебя, что хочу быть рядом и… И ты ничего не испытываешь. Ты только смотришь на меня и смеешься, злорадствуешь, когда видишь, как я раз за разом переживаю боль утраты любимого человека, которой этой ночью снова отдастся другому. А утром я найду тебя в постели с другим и услышу слащавую фразу, затем раздадутся влажные причмокивания и ты, возможно, позволишь себе мимолетный стон, который я обязательно услышу.
Я имею права не подчиняться только в одном случае, впрочем, как и все волки: семья. Ты не смог запретить ХимЧану и ДэХену выбрать носителей и мне не сможешь, хотя я и не собираюсь этого делать, пока у меня есть хоть одна причина, из–за которой я люблю тебя.
– ЁнГук! – твой звонкий голос звучит в каменных коридорах эхом. Многие удивляются, как я еще терплю тебя: твой отец постоянно говорит, что ты очень капризен и невыносим. Он всегда повторяет, что я идеальный воин, на которого ты можешь положиться. Никто не смог терпеть тебя так долго, как это делаю я.
Поднимаюсь с кровати, поправляю простынь, чтобы следов моего присутствия не было. Пусть будет только мой запах, твой я вдыхать не хочу – здесь его практически нет. Только приторный смрад секса, и что–то отдаленное напоминающее тебя, самое родной и желанное для меня. Ты все равно почувствуешь мой запах и устроишь наказание, тогда зачем мне скрывать и следы своего присутствия?
Запах исчезнет уже завтра, когда на утро ты проснешься в объятиях другого и вновь позовешь меня. На мгновение меня озаряет мысль: ты зовешь меня, чтобы вновь почувствовать мой запах? Господи, какая глупость.
Вожак, ненавидящий чувства зовет подчиненного ради его запаха? Какой к черту запах, Бан? Он поворачивается к новому любовнику и обнимает его, а затем отрывается от его губ и, глядя на тебя, приподнимает бровь, надменно спрашивая: «Ты еще здесь?».
Я все равно его люблю.
– ЁнГук! – захожу в тронный зал и кланяюсь. Мальчишка уже не сидит у твоих ног, он стоит за твоей спиной и делает тебе массаж. Ты позволяешь ему касаться себя, с каждой секундой изменяя свой запах все больше и больше, буквально пропитывая его мерзким смрадом свою кожу.
Если бы я мог возразить тебе и послав все к чертям, вышвырнуть этого паренька из зала. То тогда… То тогда ты бы узнал о моих чувствах, посмеялся надо мной, отправил бы в низшие слои стаи и через пару недель меня бы не стало. Но главное, я бы не видел тебя каждый день, не слушал бы твой голос и не дышал твоим запахом... А это, оказывается, намного более смерти. Намного больнее тепла солнца.
– Слушаю вас, повелитель.
– Мне потребуется спальня раньше. Все готово? – потребуется раньше? Господи, ЧжунХон, неужели тебе так не терпится оказаться с этим парнем в одной постели и отдастся ему? Когда мы были вдвоем, ты почему–то ничего не хотел, только пьяно бубнил, что спать хочешь, и все. Больше тебе ничего не надо было.
– Нет, повелитель, ваш приказ еще не выполнен. Придется подождать некоторое время, я потороплю слуг, думаю…
Он целует тебя.
Я слышу, как ты обнимаешь его за шею и шумно выдыхаешь в его губы.
В голове появляются картинки, как ты улыбался мне, когда мы только начали работать вместе. Затем вспоминаю, как ты недовольно–придирчиво изучал мои красно–черные волосы и заявил, что я похож на клоуна; а потом сотни мгновений один за одним.
Твоя улыбка, смех, злобные высказывания в мою сторону, надутые щечки, наш поцелуй, твой крик в ночи и мой след на твоей шее, крепкие ночные объятия после долгих поцелуев, первый посторонний любовник и полный издевательства взгляд, первое унижение и плевок в душу, насмешливый голос в ушах и что–то неизменно теплое внутри. Мои ночной вой, который стал ритуальным, твое недовольство от того, что я вернулся с улицы мокрым.
Я могу уйти с поста твоего главного помощника, стоит только сказать одну фразу, и ты потеряешь меня навсегда. Я уйду в город и больше не появлюсь в твоей жизни, а ты будешь сидеть один на своем троне и выбирать себе очередных мальчиков на ночь. Еще один в твоей копилке и я поднимаю голову, видя, как ты облизываешь губа после прикосновений этого сосунка.
Я могу любить на расстоянии, твой запах я никогда не забуду. И никогда не оставлю, ведь волки любят один раз и навсегда, ты моя пара и так будет вечность. Всю мою, длинную и одинокую вечность.
Смотрю в твои глаза и вижу, что они темнеют, от чего становятся еще красивее, ты игриво прикусываешь зубками губу и разглядываешь меня. Ну, что на этот раз сделает любимая игрушка? Будет ли ей снова больно?
Я тебя люблю, но для меня, как и для всех ты всегда будешь Зело. У меня никогда не будет любимого человека Чхве ЧжунХона.
Ты снова будешь рисовать ночами, когда тебе плохо, но тебя больше не будут укрывать пледом и поить горячим кофе.
Ты будешь охотиться со стаей, и руководить всеми, но защиты больше не будет, при нападении никто не успеет закрыть твою спину.
Ты будешь один на торжественных балах, когда рядом все повелители будут парами, ты не обопрешься на мою руку, намекая всем, что тебя сопровождают и ты не одинок.
Ты будешь справляться с трудностями один, и когда у тебя будет очередной всплеск эмоций, никто не будет мчаться выполнять твоих приказов, все подождут, пока ты успокоишься и разойдутся.
Ты больше не будешь советоваться с волками, потому что ближе меня у тебя никого нет, и при важных событиях ты будешь долго думать и метаться от одного варианта действий к другому.
Ты будешь просыпать каждое утро и ругаться на себя, потому что не услышал трех будильников, ведь тебя всегда будил я.
Ты больше не будешь унижать, потому что будет некогда, и ты просто забудешь, что нужно есть.
Ты больше не будешь выходить в город, потому что все будут спрашивать, где твоя верная охрана.
Ты не появишься на советах вожаков и главнокомандующих, ведь ты плохо разбираешься в военной стратегии.
Я люблю тебя, Зело. Надеюсь, когда–нибудь и для кого–нибудь ты будешь ЧжунХоном.
– Повелитель, я хочу вам сказать…
– Господи, опять это траурное лицо. Говори быстрее и выполняй приказ, я жду, – поправляешь любимый плащ, ерзая на месте. Ты уже по запаху понял, что сейчас произойдет, но показывать свое напряжение не будешь, ты ведь с очередным любовником, для них ты великолепен и неповторим. – Ну, что стоим, Бан? У меня мало времени.
– Я… – эти слова рушат все, ради чего я жил три десятка лет. Они выжигают во мне, заставляют оборванные ниточки тлеть в груди и болеть.
– Ну?
Я не могу сказать это, челюсть словно немеет, говорить больно. Ты улыбаешься, глядя на меня, облизываешь губы, и, повернувшись боком, закидываешь ногу на подлокотник трона. Чуть склоняешь голова, и я слышу смешок. Прости, Зело, я не останусь жалким влюбленным воином в твоих глазах. Я буду любить тебя вечно, но не сейчас. И я, наконец, произношу эту фразу, навсегда теряя своего Зело, который всего на одну ночь был для меня ЧжунХоном.
– Я решил обзавестись потомством, и я ухожу.
