Государство рассматривается как единый организм, в котором различные институты организации, группы, отдельно взятые люди играют лишь подчиненную роль. В сфере взаимоотношений индивида и государства, правителей и управляемых здесь преобладают, как правило, отношения «патрон-клиент», государство и его руководители оцениваются массой населения по их способности проявлять и реализовывать «отцовскую» заботу о своих подданных. Имеет место та или иная степень персонализации политики и самого государства, когда последнее отождествляется с личностями конкретных государственных деятелей, вождей, фюреров, «отцов нации» и др. Важное место (с существенными оговорками применительно к тоталитарной политической культуре) занимают традиция, обычай, норма. В наиболее наглядной и однозначной форме некоторые важнейшие элементы данного типа проявились при тоталитарной системе с ее жестким подчинением всех сфер жизни всемогущему государству.
В большей степени рассматриваемый тип распространен в развивающейся зоне современного мира — Азии, Африке и Латинской Америке. Однако авторитарные и тоталитарные его варианты в разные периоды утверждались во многих европейских странах — СССР, Германии, Италии, Испании, Португалии, Греции и др.
Либерально-демократический тип характеризуется плюрализмом в социальной, экономической, духовной, политической и других сферах жизни. Важнейшим его компонентом стала идея индивидуальной свободы, самоценности отдельной личности, прирожденных, неотчуждаемых прав каждого человека на жизнь, свободу и частную собственность. Центральное место здесь занимает убеждение в том, что частная собственность — основа индивидуальной свободы, а она в свою очередь рассматривается в качестве необходимого условия самореализации отдельного индивида. Особенно важны в данном случае идея идеологического и политического плюрализма и связанные с ним принципы представительства и выборности должностных лиц в государстве.
В глазах приверженцев либерально-демократической модели политической культуры право, правовая система является гарантом индивидуальной свободы выбора по собственному усмотрению морально-этических ценностей, сферы и рода деятельности. Они считают, что закон призван гарантировать свободу личности, неприкосновенность собственности, жилища, частной жизни, духовную свободу. В обществе должен господствовать закон, а не люди, и функции государства состоят в регулировании отношений между гражданами на основе закона. Для них самоочевидными истинами являются право участия каждого члена общества в политическом процессе, соблюдение определенных «правил игры» между политическими партиями, разного рода заинтересованными группами и др., смена власти в результате всеобщих выборов на всех уровнях власти, другие нормы и принципы парламентаризма и плюралистической демократии.
Эти и другие сущностные характеристики либерально-демократического типа политической культуры, который характерен прежде всего для индустриально развитых стран Запада, в разных национально-культурных условиях проявляются по разному. Именно в этом контексте следует выделить гомогенный, фрагментированный, интегрированный, консенсусный, конфликтный и другие варианты политической культуры в рамках единого либерально-демократического типа.
Между этими двумя типами располагается целый спектр всевозможных национальных, региональных или иных вариантов и разновидностей политической культуры. Что касается предлагаемых Алмондом и его коллегами критериев, таких как харизма, фрагментарность, коллективизм, традиционность, индивидуализм, гомогенность, конфликт, консенсус и т.п., то они в тех или иных сочетаниях могут быть обнаружены почти во всех типах политической культуры. Их сочетание, интенсивность и значимость варьируются от модели к модели и от одной национальной разновидности к другой. С этой точки зрения в современном мире, особенно с окончанием холодной войны и крахом тоталитарных систем, во многих случаях мы имеем дело со смешанными типами политической культуры.
Например, если о сколько-нибудь чистом тоталитарном типе можно было говорить применительно к фашистской Италии и нацистской Германии 30-х годов, а также СССР примерно до 60-х годов, то в настоящее время речь может идти лишь о его остаточных элементах и явлениях. Существенные авторитарные и традиционалистические пласты можно обнаружить в России, Китае, Японии, Испании и т.д.
Поэтому предлагаемые читателю модели политической культуры нужно понимать в смысле веберовских идеальных типов. В определенном смысле — это теоретические конструкции, в которых присутствует значительный элемент абстракции, допущения и редукции. Реальное положение значительно сложнее. Отсюда то разнообразие, сложность и многослойность, которые в рамках одной и той же модели обнаруживаются в конкретных национально-страновых реальностях.
Контрольные вопросы
1. Что такое политическая культура?
2. Как она соотносится с политическим сознанием?
3. Какое место она занимает в общенациональной культуре?
4. Как политическая культура соотносится с политической системой?
5. Назовите важнейшие составные элементы политической культуры.
6. Какое место в ней занимают религиозное, символическое, мифологическое и иные начала?
7. Какие существуют типы политической культуры?
Глава 13 ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭТИКА
Как указывалось выше, политическая философия охватывает не только мир сущего, но и мир должного, мир политического в том виде, в каком он есть, и в том, каким он должен быть. «Политические вещи» по самой своей природе не могут быть нейтральны, поскольку сопряжены с выбором, принятием решений, приверженностью, оценкой. Они тесно связаны с такими ключевыми категориями человеческой жизни, как добро и зло, сущее и должное, достойное и недостойное, справедливое и несправедливое и др. Как отмечал германский политолог Х.Кун, «государство живет человеком: человек основывает, формирует и руководит им и одновременно живет в нем и благодаря этому постигает его как свою судьбу».
В сфере, где человек занимает центральное место, нельзя игнорировать то, что можно обозначить понятием «человеческое измерение». Политика — это результат сознательных волевых усилий людей, которые ставят перед собой определенные цели, руководствуясь при этом сложившимися у них мировоззренческими установками, нормами поведения, пониманием важнейших аспектов взаимоотношений человека с своей социальной средой. Там, где речь идет о понимании и толковании человека, человеческих целей, непременно присутствует ценностное начало.
Морально-нравственный аспект мира политического
Уже по своему определению политическая философия пронизана морально-этическим началом, ее изучение не может не иметь морально-нравственного или ценностного измерения. Без обращения к сфере целей и идеалов невозможно говорить об адекватном изучении мира политического в целом.
Нравственные начала, ценности и нормы, имеющие касательство к миру политического, к его институтам, отношениям, политическому мировоззрению и поведению членов того или иного сообщества, в совокупности составляют политическую этику. Политическая этика — это, по сути дела, нормативная теория политической деятельности, затрагивающая такие основополагающие проблемы, как справедливое социальное устройство, взаимные права и обязанности руководителей и граждан, фундаментальные права человека и гражданина, разумное соотношение свободы, равенства и справедливости и др. Она играет ключевую роль в легитимизации как политической власти вообще, так и различных форм правления.
Легитимность современного государства основывается прежде всего на правовом фундаменте, на признании в качестве приоритетных целей обеспечения прав и свобод человека. Жизнеспособная и прочная политическая система — это власть плюс законность и эффективность, т.е. способность удовлетворить основные функции управления.
Однако как законность, так и эффективность во многом определяются тем, насколько государственные институты и сама политическая система в целом соответствуют господствующим в обществе идеалам и ценностям, где морально-этическому началу принадлежит отнюдь не последнее место. Иначе говоря, еще одной важной несущей конструкцией легитимности является морально-нравственная составляющая политической самоорганизации общества. Действительно, как учил Конфуций, «народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понимать почему». Есть некое рациональное зерно в утверждении, что opus justitiae pax — мир есть продукт справедливости.
Особенность всех этических проблем политики обусловливается тем, что сама политика теснейшим образом связана с насилием. К тому же нередко политику отождествляют с корыстным интересом, а нравственность — с бескорыстием. «Кто ищет спасения своей души и других душ,— писал М.Вебер,— тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи — такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутреннем напряжении с богом любви, в том числе и христианским богом в его церковном проявлении,— напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом». Отсюда возникают отнюдь не праздные вопросы: можно ли вообще говорить о политической этике как таковой? правомерно ли применение к сфере политики категории этики и морально-этических ценностей? если нет, то можно ли говорить о человеческом измерении в политике? и т.д.
Следует отметить, что в истории политической мысли на эти вопрсы давались весьма неоднозначные ответы. Это вполне естественно, поскольку, например, Н. Макиавелли, допускающий любой произвол со стороны государя в интересах государства, Ж.-Ж. Руссо, озабоченный мыслью об обеспечении всеобщего блага, совершенно по-разному трактовали термин «политика». В то же время, если не впадать в застывший платонизм, который признавал лишь вечные вневременные ценности, то конкретное содержание и трактовка морально-этических ценностей общества во многом зависят от реальностей каждого конкретного исторического периода. В силу того, что морально-нравственные категории и критерии служат важнейшим средством легитимизации существующего политического режима или конкретной политической стратегии, почти все крупные мыслители, занимавшиеся проблемами политики, государства и права, начиная от Конфуция, Платона, Аристотеля и кончая современными исследователями, так или иначе затрагивали эти понятия.
О том значении, которое античные мыслители придавали нравственому началу, свидетельствует высказывание, например, Сократа: «Лучше терпеть несправедливость, нежели причинить ее». Верность данному принципу Сократ продемонстрировал, отказавшись от побега из Афин после вынесения ему смертного приговора и показав тем самым пример личной нравственности. Определяя в качестве главной цели политики обеспечение «высшего блага» граждан полиса и предписывая ей нравственно-воспитательную роль, Аристотель, в частности, утверждал: «Государственным благом является справедливость, то есть то, что служит общей пользе». Природа дала человеку оружие — «умственную и нравственную силу», которую можно использовать как для добрых, так и злых деяний. «Человек, живущий вне закона и права, наихудший из всех... Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения». Здесь возникает другой вопрос: какое именно содержание Аристотель вкладывал в само понятие справедливость?
Показательна с данной точки зрения позиция Блаженного Августина, который утверждал: «Что не было справедливым, не может быть и законом» (Non videtur esse lex quae juste non fuerit»). «Государства без справедливости — что это, как не большие банды разбойников?»,— так ставил вопрос Блаженный Августин. (О граде Божием, IV, 4). В русле этой традиции Лейбниц, исходя из своей идеи всеохватывающей гармонии, однозначно смешивал сферы права и морали. Во главу юридических предписаний он ставил истину, понимаемую как бескорыстную и беспристрастную любовь. Требуя привести политику в соответствие с требованиями высшего миропорядка и божественного закона, он высказывался за включение в правовые нормы требования об обеспечении блага всех граждан государства.
Несомненный интерес представляет позиция И. Канта, оказавшая значительное влияние на последующую этическую мысль, в том числе на политическую этику. Она следовала из основополагающей мировоззренческой установки философа. Согласно Канту, нет какой бы то ни было действительности, независимой от разума. Наше познание представляет собой не отражение реально существующей действительности, поскольку сама эта действительность является построением нашего разума. Конечно, за этим построением существуют реальные объекты, но они не доступны разуму, ибо существуют сами по себе, в качестве вещи в себе (an sich). Мы можем сравнивать между собой различные представления об объективно существующем мире, связывать и согласовывать множество частных, отрывочных восприятии, объединяя их в единую цепь. При этом, хотя вещь в себе и не познаваема, она освещается светом разума и в силу этого становится нам близкой.
Таким образом, тогда, когда одни философы утверждали, что истина устанавливается путем согласования человеческого разума с реальностями внешнего мира. Кант пришел к выводу, что источник и мерило истины находятся в самом разуме. Соответственно критерии морали и нравственности выводятся из собственной природы разума. Поскольку центром нравственного сознания является должное, это последнее также не имеет никакого отношения к реально существующему миру, а выводится из самой природы человека, оно потенциально заложено в его природе. Коль скоро политика — это одна из важнейших сфер человеческой деятельности, то она по своему определению не может быть теснейшим образом связана с морально-нравственным началом.
Значительное место проблемам этики в сфере государственной жизни отводил Г.В.Ф. Гегель. Гегель разделил нравственную жизнь на три сферы — семью, гражданское общество и государство, определив их как «моменты» или «элементы» этической системы, регулирующие жизнь каждого отдельно взятого индивида. Этические нормы в действиях и отношениях людей у Гегеля актуализируются по-разному в зависимости от того, в какой сфере они действуют. Что касается государства, то его Гегель рассматривал как «действительность нравственной идеи».
По-своему, но в духе христианской идеи братства трактовал морально-нравственный аспект политики K.-А.Сен-Симон. Он считал, что идея справедливости должна быть совершенно устранена из жизни общества и заменена идеей братства и любви. Характерно, что евангельская заповедь «любите друг друга и помогайте друг другу» послужила эпиграфом к его работе «Индустриальная система».
Примерно такой же трактовки придерживались русские философы и правоведы (например, B.C. Соловьев, Л.И. Петражицкий, П.И. Новгородцев и др.), которые решительно выступали против противопоставления права и нравственности, лишения права морального измерения. Эта позиция, в частности, выразилась в известной идее равнозначности правды-истины и правды-справедливости. Но в целом, если традиция, идущая от Платона и Аристотеля, рассматривает мораль и политику как единое целое, призванное реализовать принципы справедливости, то христианская традиция разводит понятия «этика» и «политика», воплощенные в «богово» и «кесарево». Еще Томазий и С. Пуфендорф стремились отделить юриспруденцию и богословие, право и нравственность.
К наиболее радикальным выводам в данном вопросе пришел Н.Макиавелли, который первый в четко сформулированной и резко очерченной форме поставил проблему соотношения этики и политики. Он разработал особое политическое искусство создания твердой государственной власти любыми средствами, не считаясь с какими бы то ни было моральными принципами. Один из важнейших постулатов макиавеллизма — «цель оправдывает средства». Для пользы и в интересах государства, утверждал он, правитель должен органически сочетать в себе хитрость и силу, т.е. быть одновременно лисой и львом в одном лице. Он вправе не хранить верность своему слову, прибегать к лукавству и вероломству, одним словом, использовать все средства, которые служат делу укрепления государства. «Благоразумный правитель,— писал Н. Макиавелли,— не может и не должен быть верен обещанию, если это оборачивается против него и исчезли причины, побудившие его дать слово. Если бы. все люди были добры, это был бы дурной совет, но так как они наклонны. ко злу и не будут верны тебе, ты не обязан быть верен им». Как утверждал Макиавелли, человек, стремящийся делать одно только добро, обречен на гибель среди множества людей, чуждых добру. Для него высшая ценность — это государство, перед которым ценность отдельно взятой личности или какие либо иные ценности должны отступить на задний план или же полностью игнорироваться. Изгнав этику из сферы политики, Макиавелли заменил ее ценностно-нейтральным подходом. Более того, эти аргументы были использованы им для обоснования тезиса о том, что в политике цель оправдывает средства.
К аналогичному выводу, хотя и прямо с противоположных исходных позиций, пришел и марксизм, особенно в его ленинистской версии. В период своего возникновения социалистические и коммунистичесие идеи представляли собой выражения идеальных и нравственных устремлений людей своей эпохи. Существуют некие внутренние механизмы и особенности зарождения, достижения зрелости и постепенного самоисчерпания мобилизационных и интеграционных возможностей разного рода идей и концепций. Провозгласив целью социализма «грядущее избавление от рабства и нищеты», К.Маркс и Ф.Энгельс выступили против «фантастических сентиментальных бредней», которые, по их мнению, могли оказать лишь «деморализующее влияние на рабочих» Они высказывались за свободное самостоятельное творчество «нового мира, покоящегося на чисто человеческих, нравственных жизненных отношениях».
Однако в дальнейшем, когда был выдвинут тезис о приоритете социально-экономических факторов и реальных жизненных интересов, эти соображения фактически оказались отодвинутыми на задний план. Более того, уже в «Коммунистическом манифесте» провозглашалась идея о том, что коммунистическая революция «самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого», в том числе и с моралью. При всех необходимых в данном случае оговорках, нельзя не признать, что в марксистской этике центральное место занимает противопоставление «классовой морали» универсальным гуманистическим ценностям. Энгельс, например, писал: «...мы поэтому отвергаем всякую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догматику в качестве вечного, окончательного, отныне неизменного нравственного закона... Мораль, стоящая выше классовых противоположностей и всяких воспоминаний о них, действительно человеческая мораль станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов будет не только преодолена, но и забыта в жизненной практике». Наиболее далеко идущие выводы из такой постановки вопроса сделали В.И.Ленин и его сподвижники и последователи. «Наша нравственность,— писал Ленин,— подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата». Здесь мораль, по сути дела, всецело поставлена на службу политическим целям, доведена до уровня элемента идеологии.
Если марксизм-ленинизм пришел к снижению роли морально-этического начала в политике, подчинив его всецело так называемой классовой морали, то идеологи фашизма и нацизма пошли еще дальше, поставив во главу угла своей идеологии национальную мораль, противопоставленную как классовой, так и общечеловеческой морали. Как утверждал, например, А. Розенберг, идея национальной морали стоит выше всякой любви к ближнему. Именно этот постулат послужил в качестве одного из краеугольных камней нацистской политической идеологии, которая возвела профессионализм в массовом истреблении людей в ранг высшей добродетели.
Тенденция к уменьшению внимания к нравственным аспектам политики усиливалась с постепенным преобладанием в XIX столетии в науке о праве и государстве историзма и позитивизма. Руководствуясь рационалистической традицией, восходящей к Р. Декарту, Т. Гоббсу и другим мыслителям Нового времени, позитивисты стремились свести политику всецело к науке с целью создания механизма разрешения или смягчения политических конфликтов. Как утверждал, например, один из основателей позитивизма О. Конт, нет свободы совести в математике и астрономии, ее не должно быть и в социологии. Позже эту установку усвоили и представители других социальных и гуманитарных дисциплин, в том числе и политической науки. Считалось, что политическая наука, раскрывая причинно-следственные закономерности и связи в конкретных сферах, дает возможность определить те величины, действуя на которые можно достичь желаемых результатов. Наиболее далеко идущие выводы из такой постановки вопроса сделали сторонники утилитаризма. Его основатель И. Бентам, отказавшись от постулата просветителей о том, что общее благо достигается в случае, если люди руководствуются установками естественного права и вечных законов природы, искал мерило их должного поведения в практической личной выгоде.
Постепенно торжество рационализма, сциентизма и научных методов исследования политических феноменов привело к отделению фактов от ценностей, к объективизации, ценностной нейтрализации позитивистской политологии. Несовместимость фактов и ценностей постулировалась на том основании, что суждения о последних не содержат объективных знаний, а составляют не более чем эмоциональную реакцию, истинность которой не поддается научной верификации. Провозглашенная позитивистами нейтральность, или беспристрастность политической науки, привела к тому, что нравственные аспекты политики были объявлены «личным делом» участников политического процесса, не имеющим никакого отношения к политическому анализу. Исходя из этих и подобных им установок представители правового позитивизма (например, Г.Кельзен) решительно отвергали какую бы то ни было теорию справедливости. Следуя данному принципу, позитивисты выступали за то, чтобы юриспруденция занималась разработкой исключительно позитивного права — jus qua jussum, отбрасывая проблему справедливого закона — jus qua justum. Эту позицию наиболее четко выразил, пожалуй, известный французский писатель А.Франс, который утверждал: «Из всех пороков, опасных для государственного деятеля, самый пагубный — добродетель, она толкает на преступление».
Следуя этой традиции, ряд современных авторов также считают необходимым отделить политику от морали. Так, по мнению польского политолога С. Запасника, после обретения независимости экономикой очередь наступила за полным отделением политики от морали. «Такое отделение стало в настоящее время необходимостью самого общественного развития». Он утверждал, что в области политики оправдан только прагматизм, «лишенный даже тех последних связей с моралью, какие пытались сохранить Локк и Милль». Отвергая всякие попытки навязать политикам какие-либо моральные ограничения, Запасник подчеркивал: «политик... является "вежливым человеком, который должен лгать в интересах своего государства", он не может быть человеком с "чистыми руками", поскольку последнее совершенно несовместимо с его профессией».
Нельзя в данной связи не отметить также позицию О. Шпен-глера, который считал, что мораль подобно пластике, музыке и живописи представляет собой замкнутый в себе мир образов, который выражает жизнеощущение того или иного народа. Исходя из такой постановки вопроса и по сути отрицая существование каких бы то ни было общечеловеческих морально-этических норм, Шпенглер писал: «...моралей столько же, сколько и культур... Человек в отдельности может поступать нравственно или безнравственно делать "добро" или "зло" в области исконных чувствований своей культуры, но форма его действий есть нечто заранее данное. У каждой культуры свой собственный этический масштаб, значение которого ограничено его пределами. Общечеловеческой этики не существует». Очевидно, что такой подход выбивает всякую почву из-под самой мысли о возможности каких-либо объективных критериев определения морально-нравственных или этических начал. Этот подход достиг своего логического завершения в постмодернизме, сторонники которого считают неправомерным вынесение моральных суждений относительно тех или иных действий, в том числе и в сфере политики, поскольку не существует ни правого, ни неправого, ни добра, ни зла, а последствия всех феноменов равновелики по своей значимости и незначимости.
Политика между профессионализмом и моралью
Постулат, согласно которому мораль предписывает выбор достойных средств для достижения разумно поставленных целей, лежит в самом основании политики. Доводы относительно того, что политика должна основываться исключительно на прагматизме, что «чистые руки», т.е. мораль, несовместимы с политикой, не во всем сообразуются с сущностью политики как результата и поля деятельности человека в качестве морально-этического по своей природе существа. В этом контексте неправомерна сама постановка вопроса в форме противопоставления морали и политики. В реальной действительности, как отмечал К.Г.Бал-лестрем, «политическое действие развертывается в поле напряжения между властью и моралью». Задача политика состоит в том, чтобы найти оптимальную линию для адекватного отображения мира политического и соответственно поиска оптимальных для всего общества решений. Необходимо различать практическую целесообразность и нравственную справедливость допустимого. Как отмечал А.А. Гусейнов, «...надо отличать необходимое и допустимое от нравственно достойного и желательного. Смертная казнь допустима, на данном этапе развития общества даже практически необходима, но она не может быть оправдана с позиций высших этических ценностей. Несовершенны общества, которые практикуют смертную казнь, но трижды несовершенны те из них, которые гордятся этим».
Функционирование современного государственного аппарата и механизма политического управления невозможно представить без рационально разработанных, твердо установленных и обязательных формальных правил, без строгой профессионализации политики и механизма управления. Инструментом и одновременно результатом такой профессионализации, в частности, стала бюрократия, которая основывается на принципах профессиональной компетентности, иерархии и специализации функций. В данном контексте,' естественно, возникает вопрос о соотношении профессионализма и нравственности. М.Вебер проводил различие между чиновником и политиком: «...подлинной профессией настоящего чиновника... не должна быть политика. Он должен "управлять" прежде всего беспристрастно... по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены "государственные интересы", то есть жизненные интересы господствующего порядка. Sine ira et studio — без гнева и пристрастия должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен желать политик — как вождь, так и его свита — бороться. Ибо принятие какой-либо стороны, борьба, страсть — ira et studium — суть стихия политика, и прежде всего политического вождя». Деятельность политика и деятельность чиновника подчиняются отличным друг от друга принципам ответственности. Чиновник обязан точно и добросовестно выполнять приказ вышестоящего начальника (если даже он ошибочный). Без такой нравственной дисциплины невозможно функционирование любого аппарата. Политический же руководитель или государственный деятель несет личную ответственность за все свои действия. А такая ответственность со всей очевидностью предполагает наличие у ее субъекта определенных морально-этических позиций и убеждений. С данной точки зрения профессионализм и эффективность чиновника и есть показатель его нравственности, верности своему профессиональному призванию и долгу.
Высокая эффективность теснейшим образом связана с профессионализмом, а этот последний, в свою очередь,— с нравственностью, поскольку сопряжен с результатами, представляющими общественную ценность. Поэтому в политике неукоснительно должен действовать принцип, который еще Конфуций назвал золотым правилом любой эффективной и справедливой формы правления. «Лунь Юй» свидетельствовует: «Цзин-гун спросил учителя об управлении государством. Кун-цзы ответил: "Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном». Цзнн-гун сказал: "Правильно! В самом деле, если государь не будет государем, сановник — сановником, отец — отцом и сын — сыном, то, даже если у меня и будет зерно, хватит ли его мне?". Другими словами, каждый должен делать свое дело, иначе в государстве наступит хаос. И действительно, трудно ожидать эффективности и справедливости в государстве, когда артисты, кинематографисты, журналисты берутся за его управление, вчерашние химики сегодня становятся политологами, лица, не получившие высшего образования,— «академиками» и т.п.
Речь идет о том, что зачастую профессионализм и беспристрастность при решении политических вопросов уже сами по себе могут быть признаками приверженности политика принципам справедливости. Но нельзя не учитывать и то, что беспристаст-ное выполнение профессиональных навыков может служить как правому, так и нейравому делу. Когда мы затрагивам деятельность государства в связи с теми или иными принципами, то неизменно возникает вопрос о правомерности или законности использования государственной власти для реализации таких основополагающих материй, как равенство, справедливость, свобода, защита прав человека. Поскольку принципы могут находиться в состоянии постоянного конфликта между собой, философские аргументы о политике могут оборачиваться оправданием использования принудительной власти государства для реализации политики, вытекающей из этих принципов. Конечно, не все вопросы связаны с принципами принуждения. Человек, выступающий за более либеральное общество со свободно-рыночной экономикой, требует, чтобы государство как можно реже прибегало к использованию принудительной власти. Но сам этот подход представляет собой философский аргумент относительно незаконности использования, силы.
