Двуглавый орел — один из древнейших символов власти, верховенства и мудрости. Орлы в таком качестве встречаются уже в Древнем Египте. В VII в. до н.э. двуглавый орел символизировал объединение Мидийского царства с Ассирией. Изображения орла встречаются на цилиндрических печатях Халдеи, датирующихся VI веком до н.э. В средние века золотой орел на красном поле стал одним из атрибутов Византийской империи. В XV в. черный орел на золотом фоне был гербом Священной Римской (Германской) империи.
Центральное место занимает изображение орла и в государственном гербе России. По данным ряда исследований, в России стремление представлять высшую власть над людьми приняло геральдическую форму в XV в. В тот период изображение византийского золотого орла на красном фоне было заимствовано Русью после женитьбы Великого Московского князя Ивана III на племяннице последнего византийского императора Софии Палеолог. С тех пор российский герб постоянно подвергался изменениям. В последний раз он был изменен в 1856 г. по специально принятому по этому поводу закону.
Центральное место в нем занимал двуглавый орел, изображенный на фоне геральдического щита, который держали ангелы и архангелы Михаил и Гавриил с мечом и крестом. Каждая из голов орла несла по короне, над которыми на некотором расстоянии возвышалась третья, значительно большая корона. Как указывалось в описании герба в законе 1856 г. на груди орла изображен «герб московский: в червленом и золотыми краями щите святой великомученик и победоносец Георгий в серебряном вооружении и лазурной приволоке на серебряном, покрытом багряной тканью с золотою бахромою коне, поражающий золотого с зелеными крыльями дракона золотым осьмиконечным наверху копьем».
В свою очередь сам геральдический щит, увенчанный императорской короной, был изображен на фоне «сени» или мантии, соединенной с шлемом Александра Невского. Над ним возвышалась еще одна корона, а над нею хоругвь с полным повторением всех названных выше изображений. Венчал хоругвь символ православия — восьмиконечный крест. Идею государства передавала надпись: «С нами бог». Причем этот девиз повторялся на шлеме Александра Невского и хоругви. Далее на гербе воспроизводился целый ряд других эмблем и символов, призванных передать все атрибуты и нюансы титулатуры российского царя и подчеркнуть его власть над 50 различными по политическому статусу и размерам, а также экономическому, культурному, конфессиональному положению землями Российской империи.
Как известно, эта эмблема перестала быть государственным гербом сразу после октябрьского переворота 1917 г. и установления советского режима. Только в 1993 г. был утвержден новый герб Российской Федерации, в котором воспроизведены основные атрибуты традиционного государственного герба Российской империи. В соответствующих документах этот герб описывается следующим образом: «Государственный герб Российской Федерации представляет собой золотого двуглавого орла, помещенного на красном поле. Над орлом три исторические короны Петра Великого (две малые — над головами и над ним — одна большого размера). В лапах орла — скипетр и держава. На груди орла на красном щите изображение всадника, поражающего копьем дракона». Здесь корона — символ не монархии, как это было раньше, а суверенитета. Две головы орла символизируют то, что Россия лежит одновременно в Европе и Азии, она всегда обращена одновременно и на Запад, и на Восток. Шарообразность державы призвана говорить о единстве государства, скипетр же символизирует власть. Всадник, поражающий дракона,— древний символ противоборства добра, побеждающего зло.
Национально-государственные символы и идеалы более или менее тесно связаны между собой, они взаимодополняют и поддерживают друг друга. Идеал не существует сам по себе, а выражается с помощью какого-либо документа, произведения искусства, изречения и др. Первым и, пожалуй, фундаментальным символом американской нации и государственности является Декларация независимости, принятая Континентальным конгрессом 4 июля 1776 г. и объявившая о разрыве традиционных связей тринадцати колоний с Британской империей и создании независимого государства — Соединенных Штатов Америки.
Декларация независимости, в которой нашли отражение основополагающие идеалы и чаяния американского народа — свобода, равенство и национальный суверенитет, по сути дела, явилась первым в истории официальным документом, в котором был провозглашен принцип народного суверенитета в качестве основы государственного устройства.
Важнейшим символом национальной идентичности американцев стала конституция страны. Большинство американцев рассматривают конституцию как своего рода священный документ. Некоторые политологи проводят аналогию между ней и Библией, называя их «теологическими документами», поскольку в глазах американцев конституция, как и Библия, священна.
Самым завершенным и концентрированным воплощением идеалов свободы и прав человека в США стала статуя Свободы, возвышающаяся в нью-йоркской гавани и как бы приветствующая всех прибывающих в Америку. Для многих поколений американцев, да и не только американцев, она была символом «американской мечты», успеха, страны неограниченных возможностей, принимающей в свои объятия обездоленных и угнетенных со всех концов земного шара. По данным исследований феномена социализации подрастающего поколения, дети всех начальных школ США называют статую Свободы и национальный звездно-полосатый флаг, который был принят Континентальным конгрессом 14 июня 1777 г., лучшими выразителями духа Америки. Флаг и гимн в сочетании с другими патриотическими песнями и маршами превратились в эмоциональное воплощение нации.
Выразителями национального духа, факторами, способствующими формированию национального самосознания и в то же время являющимися воплощением лица страны, могут выступать те или иные города. Если возвращаться к примеру США, то в качестве города-символа следует, естественно, назвать столицу страны Вашингтон. В глазах как самих американцев, так и остального мира Вашингтон ассоциируется с политическим центром Америки, представляется как символ американской нации и государственности. И это вполне объяснимо, если учесть, что Вашингтон — это прежде всего конгресс, президент, закон, Капитолий, Белый дом и здание Верховного суда, Пентагон и Госдепартамент. Здесь в здании Национального архива хранятся важнейшие атрибуты американской нации и государственности, в Вашингтоне расположены памятники и мемориалы отцов-основателей и других выдающихся политических, общественных и государственных деятелей США. Не случайно, когда речь идет о вопросах и проблемах политического характера, под Вашингтоном, как правило, подразумевают Америку вообще или же правительство США, подобно тому как при упоминании Москвы, Лондона, Парижа имеют в виду соответственно Россию, Великобританию, Францию.
Вряд ли есть необходимость пояснять, что та или иная совокупность национально-государственных и политических символов характерна для большинства стран и соответствующих политических культур.
Религиозный аспект политической культуры
Немаловажную роль в формировании и функционировании политических культур играет религия. Более того, многие идеи, ценности, установки, связанные с религией, составной частью включаются в политическую культуру той или иной нации, страны, народа. Это объясняется тем, что религия, будучи частью национальной и исторической традиции данного народа, пронизывает его культурное наследие и соответственно не может не отражаться и на характере его политической культуры.
Показательно, что нередко формирование той или иной нации, ее вступление на общественно-историческую арену обосновывается ссылками на некое божественное провидение. В поисках аргументов часто обращаются к Библии, особенно к тем ее положениям, где говорится, что бог не только правит миром, но и избирает из среды всех народов только один, наделяя его своей благодатью. Крайние формы этого мифа отводят другим народам и странам лишь роль фона, на котором разворачивается история того или иного богоизбранного народа. История дает много примеров, свидетельствующих о том, что идея величия и богоизбранности была присуща чуть ли не каждому великому народу, особенно в период его восхождения.
Покажем это на примере русского и американского народов. Так, автор «Сказания о князьях Владимирских», поведав о преемственности мировых монархий древнейших царств до римской империи, выводил основы современной ему власти от римского императора Августа. Согласно этому сказанию, Русь является законной наследницей всех древних мировых монархий. Естественно, Рюрик, положивший начало династии Рюриков, правивших Русью до восхождения на престол династии Романовых, ведет свой род от самих римских императоров. Постепенно сформировалась идея Москвы как третьего Рима — наследницы Рима и Константинополя, столицы Восточной Римской империи.
Показательно, что наряду с символами самодержавия и народности в формировании и укреплении русского государства и завоевании им новых земель, стран и народов важную роль сыграла православная церковь. Она давала русским духовную опору, чтобы противостоять мусульманскому Востоку и католическому Западу, которые на тех или иных исторических этапах представляли угрозу их религиозному и государственному существованию. В целом, хотя принципы веры и не преобладали в ущерб политическим, религия часто использовалась для обоснования власти и притязаний сначала русских князей, а затем и московских царей.
Пропагандируя грандиозную концепцию, рассматривавшую Москву как «новый Вечный город, наследницу Рима и Константинополя», церковная иерархия постоянно предупреждала царей об их священном долге превратить Московию в «Новую христианскую империю», при этом сколько-нибудь четко не обозначая ее границы. Следует отметить, что эта доктрина сыграла немаловажную роль в экспансии и утверждении многонациональной Российской империи на бескрайних просторах евразийского континента. Поэтому можно утверждать, что в формировании идей величия России, ее масштабности, патриотизме и преданности отечеству — Руси-матушке, особом пути России немаловажную роль сыграла и православная вера. Не случайно многие атрибуты и символы православной церкви стали одновременно и символами российской государственности, например храм Василия Блаженного, возвышающийся на главной площади страны рядом с Кремлем, да и храмы в самом Кремле, храм Христа Спасителя, Исаакиевский собор и др. Симптоматично, что церковь возводила в ранг святых выдающихся деятелей, которые в строгом смысле не являлись ее служителями. Речь идет, например, о равноапостольных Кирилле и Мефодии, св. Владимире, Александре Невском и др.
Идея богоизбранности собственного народа не чужда и американцам. С самого начала формирования американского национального сознания важнейшим его компонентом было убеждение об особом пути развития Америки и ее роли в мировой истории. Характерно, что обосновывая исключительное место Америки в мировой истории, автор Декларации независимости США, третий президент Америки Т.Джефферсон в 1785 г. предлагал изобразить на государственном гербе страны взятый из Библии образ сынов Израиля, идущих за лучом солнца. Почти все отцы-основатели Америки были глубоко убеждены в том, что ей уготована особая судьба, особая божественная миссия.
Приверженность американцев этой идее стала основой американской «имперской» идеологии. Уже в середине XIX в. попытки обосновать и практически реализовать идею о превосходстве и избранности Америки, о ее миссии руководить миром были предприняты в так называемой доктрине «предопределения судьбы» или «явного предначертания». В эту доктрину вошли популярные среди многих поколений американцев мифы о превосходстве и богоизбранности Америки. Суть ее состоит в утверждении, будто судьба американского народа с самого начала предопределена самим богом и Америке суждено стать образцом для всех остальных народов земного шара. Следует отметить, что важнейшие положения этой доктрины на различных этапах истории использовались правящими кругами США для обоснования своей внешнеполитической стратегии.
Многие исследователи прямо связывают с религией республиканские и демократические институты Америки. Как утверждал известный французский общественный деятель и историк А. де Токвиль, истинной школой республиканских добродетелей в Америке была церковь. По его словам, религия представляла собой первый из американских политических институтов. Она была республиканской и демократической религией, которая не только включала республиканские ценности, но и давала первые уроки относительно того, как участвовать в общественной жизни. По словам Токвиля, нравы в большей степени, чем законы или физические обстоятельства, способствовали успеху американской демократии, нравы же коренятся в религии.
Следует сказать, что в той или иной форме «божественная идея» прошла через историю почти всех существующих на земле народов, способствуя их консолидации в самые трудные для них времена.
Обращает на себя внимание тот факт, что религиозный и со-циокультурный традиционализм часто идет рука об руку с социально-философским и идейно-политическим консерватизмом. Религия всегда служила источником традиционных ценностей. В конце концов религия тесно связана с культурной традицией как частью образа жизни в целом. Когда этот образ жизни подвергается опасности, его религиозные и моральные компоненты оказываются опорными пунктами защиты существующей системы привычного образа жизни. Поэтому вполне объяснима наблюдающаяся у отдельных категорий населения склонность сетовать в определенных ситуациях на упадок таких традиционных ценностей, как закон и порядок, дисциплина, сдержанность, консенсус, патриотизм и т.д.
Конфессиональный фактор часто перевешивал в прошлом, а в некоторых странах продолжает перевешивать и в настоящее время социально-классовые приверженности. Именно влияние клерикализма и конфессионализма на общественное сознание и соответственно на политическую культуру обусловило возникновение во многих странах Западной Европы клерикальных партий разных ориентации, роль и значение которых нельзя оценить однозначно. Были и есть консервативные и даже реакционные конфессиональные партии и организации, но были и есть такие, которые выступали с позиций социального реформизма (например, социальное христианство). В наши дни христианская окраска помогла ХДС в ФРГ, ХДП в Италии и аналогичным партиям в других странах привлечь на свою сторону многих верующих трудящихся. В этих партиях наряду с консервативными есть и центристские и либеральные фракции, выступающие за реформы (например, так называемые «социальные комитеты» в ХДС).
Зачастую религиозные ценности и понятия, особенно в условиях эрозии или догматизации осевой идеи или осевого идеала, лежащего в основе той или иной цивилизации, оказывают на значительные категории людей облагораживающее воздействие. Они удерживает их от отчаяния и безысходности, оставляя приверженцами таких немеркнущих общечеловеческих ценностей, как «не убий», «не укради», «возлюби ближнего своего» и т.д. Чувство приверженности чему-то более совершенному и благородному, чем сам отдельно взятый человек, поднимает его в собственных глазах, воспитывает в нем уважение к своему соседу, согражданину, соплеменнику, представителям других народов.
В периоды социально-политических неурядиц и потрясений, в смутные времена, когда люди волею исторических судеб выталкиваются из привычной, устоявшейся колеи жизни, оказываются отчужденными от существующей системы, многие из них находят утешение и убежище в религии. Наглядный пример — наша страна, где в настоящее время наблюдаются всплеск интереса к религиозной вере и рост религиозного сознания, открываются так называемые воскресные церковные школы и др. Поэтому игнорирование при изучении политической культуры религиозного начала как важного фактора политической социализации было бы явным упрощением.
Подводя итог всему изложенному, можно сказать, что политическая культура — весьма сложный и многослойный феномен. Она характеризуется разнообразием и изменчивостью составных элементов. Более того, в рамках одной и той же политической культуры могут быть существенные различия в установках, ориентациях, политических симпатиях и антипатиях граждан одного и того же государства. Этим во многом объясняется существование множества конфликтующих друг с другом идеологических и идейно-политических течений.
Типологизация политической культуры
Простая констатация факта существования того или иного комплекса элементов, которые можно было бы объединить в категорию политической культуры, сама по себе не снимает вопрос о том, как эти элементы реализуются в конкретном политическом процессе, поведении различных групп и слоев населения. Дело в том, что одни и те же политические установки, ценностно-нормативные ориентации и идейно-политические принципы у разных людей и социальных групп в конкретном политическом поведении проявляются по-разному. Поэтому в каждой политической культуре можно выделить совокупность тех или иных черт и характеристик, которые придают ей определенный колорит, некоторую специфику. Это в свою очередь позволяет выделить в рамках единой политической культуры отдельные субкультуры, в которых в той или иной концентрации могут преобладать конфессиональные, этнические, региональные или иные начала.
Сказанное особенно важно учитывать при оценке и характеристике политической культуры разных стран и народов. Необходимо исходить из факта существования многих региональных и национальных вариаций политической культуры. Скажем, нельзя говорить о единой модели политической культуры для Европы и Ближнего Востока, западного полушария и дальневосточного региона и т.п.
Каждой политической системе соответствует особая, собственная базисная модель (или модели) политической культуры, которая в каждой конкретной стране проявляется в национальноспецифических формах. Как правило, важнейшие элементы каждой базовой модели характеризуются универсальностью и определяются общемировоззренческими установками и ориентаци-ями людей независимо от их национально-государственной принадлежности. В этом качестве в обобщенной, абстрагированной форме они составляют системообразующие компоненты политической культуры и разделяются большинством населения соответствующих стран.
Вместе с тем универсалистские компоненты в каждой отдельной стране проявляются в специфически национальных формах. Это естественно, поскольку в формировании национального самосознания, самой национальной идентичности участвуют как универсалистские, так и сугубо национально-культурные элементы. Так, общественно-исторические, национально-культурные, географические, религиозные и иные особенности формирования и эволюции каждой нации и национального самосознания наложили свой глубокий отпечаток на содержание и форму ее политической культуры.
Все это предполагает необходимость выделения соответствующих моделей политической культуры. Уже первые авторы, обратившиеся к данной проблематике, предложили собственные ти-пологизации политических культур. Так, Г.Алмонд выделил гомогенный, фрагментированный, смешанный и тоталитарный типы. По его мнению, в англосаксонских странах (США, Великобритании, ряде стран Британского содружества) господствует се-кулярная гомогенная политическая культура. Для нее характерны сосуществование множества конкурирующих, но дополняющих друг друга ценностей, установок, ориентации, рациональный расчет при принятии решений и разрешении споров и конфликтов, индивидуализм, экспериментаторство и т.д. В то же время она гомогенна в том смысле, что подавляющее большинство субъектов политического процесса разделяют основопологающие принципы устройства существующей политической системы, общепринятые нормы и правила игры, ценности. Ролевые структуры, такие как политические партии, заинтересованные группы, средства массовой информации, пользуются значительной долей самостоятельности. Отдельные индивиды принадлежат одновременно к множеству взаимно пересекающихся групп. В итоге признается законность всех интересов и позиций, между ними превалирует взаимная терпимость, что создает условия для прочного консенсуса и прогматического политического курса.
Политическая культура континентально-европейских стран также секулярна, но в то же время, как подчеркивал Алмонд, она фрагментирована. Во фрагментированной политической культуре среди различных группировок нет необходимого согласия относительно основополагающих правил политической игры. Общество разделено, или фрагментировано, на множество субкультур со своими ценностями, поведенческими нормами и стереотипами, часто несовместимыми друг с другом. В качестве наиболее характерного примера Алмонд приводит Францию в период Третьей и Четвертой республик и Италию, политическая культура которых была фрагментирована на противоборствующие субкультуры, укорененные в разных институтах. Групповые лояльности усиливали друг друга. Например, католики голосовали за партии католической ориентации, входили в католические профсоюзы, читали католические газеты и даже выбирали близких друзей среди католиков. Подобным же образом организовывали и ограничивали свои связи коммунисты. Способность заинтересованных групп, партий и средств массовой информации переводить потребности и требования в приемлемые политические альтернативы была, таким образом, сильно ограничена. В то же время взаимное усиление социальных, религиозных и политических лояльностей стимулирует противоречия между различными субкультурами. В результате для стран с этим типом политической культуры характерна политическая нестабильность.
Следующий тип Алмонд назвал доиндустриальной смешанной политической культурой, характеризующейся сосуществованием традиционных и вестернизированных институтов, ценностей, норм и ориентации. Речь идет о таких атрибутах западной политической системы, как парламент, избирательная система, бюрократия и др., которые в той или иной степени модифицированной форме наложены на традиционалистские реалии соответствующих стран. Как результат такого наложения возникает особый тип, который, используя терминологию М.Вебера, Алмонд назвал харизматической политической культурой.
Последняя часто формируется в условиях эрозии традиционных норм, нарушения считавшихся священными обычаев и связей, роста чувства неустойчивости и неопределенности. В результате в поисках защиты и устойчивости люди обращают свой взор к харизматическому лидеру. Такое смещение создает сложнейшие проблемы с точки зрения коммуникации и координации в обществе. Здесь различные группы часто имеют совершенно разное видение стоящих перед обществом политических проблем. В итоге нестабильность и непредсказуемость являются не отклонением от нормы, а неизбежным результатом такой политической культуры. Она господствует в модернизирующихся развивающихся странах.
От всех названных типов, по Алмонду, радикально отличается тоталитарная политическая культура. Внешне она по своей гомогенности напоминает первый тип. Но здесь эта гомогенность искусственная, синтетическая. Поэтому отсутствуют добровольные организации и ассоциации, а система политической коммуникации контролируется из центра. Невозможно сколько-нибудь приблизительно определить степень приверженности населения господствующей системе.
Развивая типологию Алмонда, У.Розенбуам выделяет фрагментированные и интегрированные типы политической культуры, между которыми находятся различные модели и промежуточные типы. Фрагментированный тип характеризуется отсутствием консенсуса относительно принципов политического устройства общества. Этот тип господствует в большинстве африканских и латиноамериканских стран, отчасти в Северной Ирландии и Канаде. В его основе лежит заметная социальная, социокультурная, конфессиональная, национально-этническая и иная фрагментация общества. Это создает благоприятные условия для идеологической непримиримости и бескомпромиссности между конфликтующими группами, препятствует выработке неких общепринятых правил политической игры. Интегрированный тип отличается наличием сравнительно высокой степени консенсуса по основополагающим вопросам политического устройства, преобладанием гражданских процедур в улаживании споров и конфликтов, низким уровнем политического насилия, высокой степенью различных форм плюрализма (который нужно отличать от фрагментированности).
Согласно типологизации, предложенной Д.Элейзаром, существуют три основных типа политической культуры: моралистическая, индивидуалистическая и традиционная. Другой американский политолог У.Блюм обосновывал необходимость выделения только либеральной и коллективистской политических культур.
Очевидно, что рассмотренные типологизации обладают целым рядом достоинств, поскольку в них предприняты попытки вычленить модели политической культуры, исходя из факта существования у различных народов и стран специфических национальных социокультурных, конфессиональных, традиционно-исторических и иных особенностей. Но вместе с тем существует целый ряд соображений, говорящих в пользу определенной корректировки этих типологизаций. Например, лишь с довольно серьезными оговорками можно принять схему Г.Алмонда и его коллег, которые пытались определить различия между гомогенной и фрагментированной политическими культурами по их способности обеспечить стабильность политической системы. Попытаемся разобраться в этом тезисе на конкретных примерах.
В качестве типичного образца фрагментированной политической культуры, как правило, приводилась итальянская. И действительно, результаты многих исследований показывают наличие в этой стране высокого уровня социального отчуждения и недоверия. Итальянцы скептически оценивают свои возможности повлиять на политические институты и процессы, на принятие политических решений. Партийная система также фрагментирована на разного рода левые, центристские и правые партии, часть из которых находится в оппозиции к существующему социальному, экономическому и политическому порядку. О фрагментированности политической культуры свидетельствует, в частности, характерная для политической жизни Италии частая смена правительств.
Вместе с тем существует целый ряд стран с фрагментированными, по типологии Алмонда, политическими культурами, но характеризующимися довольно высокой степенью политической стабильности. К примеру, так называемые консоциативные демократии в Австрии, Нидерландах, Швейцарии и Бельгии являются по своему характеру фрагментированными в том смысле, что они состоят, казалось бы, из нескольких конфликтующих друг с другом субкультур. Так, в Нидерландах католики, кальвинисты и неверующие настолько конфликтовали друг с другом, что некоторые исследователи считали возможным говорить о существовании здесь трех самостоятельных субкультур или даже народов. А Швейцария — это единое сообщество, составленное из трех национальных субкультур. Невозможно не согласиться с утверждением, что в этих странах в течение всех послевоенных десятилетий степень политической стабильности, определенности и предсказуемости отнюдь были не ниже, если не выше, чем в странах с гомогенной или интегрированной политической культурой.
В то же время преимущественно англосаксонская Канада, которая, по схеме Алмонда, должна принадлежать к гомогенному типу, время от времени сотрясается конфликтами на национально-культурной почве, конфликтами, которые в последние два-три десятилетия не раз грозили самой государственной целостности этой страны. Что касается США, которые действительно отличаются высокой степенью политической стабильности, то не составляет секрета, что серьезные исследователи выделяют там целый ряд субкультур расово-этнического, национально-культурного, конфессионального и регионального характера.
Теперь рассмотрим такую характеристику, как приверженность харизматическому лидеру,— признак, который Алмонд считает достоянием доиндустриальной или смешанной политической культуры. Не требуется особых усилий, чтобы продемонстрировать, что харизматичность в различных ее новых формах и модификациях приобретает особую актуальность в наиболее развитых странах современного мира. Более того, харизматические лидеры и харизма как фактор, определяющий симпатии и/или антипатии избирателей и соответственно их выбор стали важнейшими элементами политической культуры всех типов в эпоху информационной революции и электронных средств массовой информации. Что касается тоталитарного типа политической культуры, то харизма в крайних формах поклонения вождю — фюреру также является ее неотъемлемой составной частью.
Можно было бы привести немало других нестыковок, которые в определенной степени снижают убедительность рассмотренных типологизаций. Но и высказанные аргументы достаточно наглядно показывают необходимость нахождения более приемлемых критериев типологизапий политических культур современного мира. При этом главным условием является учет основных типов или моделей политических систем, в рамках которых формируются и функционируют соответствующие типы политических культур. Нельзя сказать, что Г.Алмонд и его коллеги полностью игнорировали этот момент. Но здесь, как было показано ранее, проблема состоит в неприемлемости самого определения политической системы, которое ими предлагается.
С учетом вышеприведенной типологизаций политических систем можно выделить следующие крупные типы или модели политической культуры: органическую, либерально-демократическую и смешанную.
В рамках органического типа можно вычленить различные варианты авторитарной, тоталитарной, традиционной политических культур и субкультур. При всех расхождениях общим для всех них является господство коллективистских, групповых, общинных ценностей, приоритета публичного над частным, прав и свобод группы, коллектива над индивидуальными правами и соответственно подчинение личности коллективу. Для носителей данного типа политической культуры характерны повышенные ожидания от государства, преувеличение его роли в жизни общества, часто доходящее до его мифологизации и даже обожествления.
