Кочевники, кстати, благодаря своей вороватости, со временем становились всё красивее и красивее, так что вскоре девушки, едва отъехав от родного поселения, бросали деревянного коня посреди дороги и бежали к похитителям сами со всех ног. Но соседнее враждебное племя об этом не информировали, поэтому оно продолжало гоняться по степям за красивыми кочевниками. Так жили протомосквичи много тысяч лет назад: овладевали знаниями, умениями и соседями – так они живут и сейчас. Разве что вместо шамана используют пушку и разгоняют с ее помощью облака. Но целится из пушки, сказывают, всё же шаман.
Когда не по эпохе развитое племя протопитерцев вышло на земную твердь из своих болот, научилось прямохождению, прямостоянию и прямоговорению, самые прямоговорящие из них изобрели великие и мудрые правила, которым надлежало следовать, дабы снова не одичать и не вернуться на болота, где по ночам силы зла властвуют безраздельно. Лучшего воина приносили в жертву злым богам – чтобы он всех их передушил там голыми руками. Долгое время питерцы не понимали, почему после каждого жертвоприношения число злых богов не уменьшается, а, напротив, увеличивается, и боги эти становятся всё злее и злее. Лучшего шамана назначали сказочником: рассказывай что хочешь, никакой ответственности, а если оно по какой‑то причине сбудется – все сочтут это простым совпадением. А лучшую девушку отдавали в мужья худшему воину. Чтобы остальным воинам и девушкам не было обидно.
Вот по каким справедливым и мудрым законам жило племя протопитерцев много‑много лет назад, когда еще не было ни Стрелки Васильевского острова, ни Невского проспекта, ни рюмочной на Стремянной улице. Да и в наше время мало что изменилось. Разве что шкуры стали носить только зимой, а дубинку стыдливо именуют тростью.
Уборка снега
Иногда в России наступает зима. Примерно раз в год, примерно по календарю. Чаще всего в это время на Москву и Санкт‑Петербург, кружась, начинает падать снег, который оседает на улицах и проспектах в виде снеговиков, сугробов и снежных вигвамов. В этот момент самыми главными людьми в городе становятся дворники. Так уж повелось, что в дворники берут людей, приехавших из теплых стран. Они не знают, что снег падает на Москву и Санкт‑Петербург каждый год, согласно календарю, думают, что, может, это стихийное бедствие какое, – хватают лопаты, метлы, грабли и снегоуборочные комбайны и выходят на улицы.
Москвич, глядя на дворника в окно, думает: «Какой дворник молодец! Взял и расчистил проезд для моей машинки! Как бы ему, хорошему, жизнь облегчить?» Точно так же думают все прочие москвичи, живущие в этом доме. Не сговариваясь, они выходят на улицу и суют дворнику в шапку купюры. Какой‑то подвыпивший человек из соседнего двора, идущий домой из стриптиз‑клуба в распахнутой шубе, размахивает особо крупной купюрой, но грозится запихнуть ее дворнику исключительно в плавки. Дворник сшибает с ближайшего балкона увесистую сосульку и обещает запихнуть ее в ответ. Весело посмеявшись (каждый над своей шуткой), подвыпивший человек в распахнутой шубе и дворник расходятся по своим делам. На деньги, засунутые в его шапку жильцами дома, дворник вызывает на подмогу пятерых братьев с семьями. Увидев снег, те хватают лопаты, метлы, грабли и так далее…
Питерец просыпается утром под скрежет лопаты об асфальт. Продирает глаза, выглядывает в окно. Под одиноким фонарем стоит одинокий дворник и одиноко скребет освещенный пятачок. Всё вокруг утопает во тьме и в снегах.
– Бедненький! Так рано встал! К тому же – мерзнет! Вдобавок – темнота! Надо ему как‑то облегчить жизнь! – бормочет питерец, натягивая на себя всё теплое сразу.
Он хватает совочек для чистки кошачьего туалета, рожок для обуви, миксер для колки льда и храбро выходит в холодную темноту.
– Ты бы еще с ложечкой для специй пришел! – обидно насмехается дворник. – На‑ка вот лопату, а я схожу за метлой!
Пока дворник ходит за метлой, питерец успевает расчистить весь двор. Тем временем в окно выглядывает другой питерец:
– Бедненький! Так рано встал! К тому же – мерзнет!..
Ну и так далее…
Про Новый год
Питерец начинает думать про Новый год заранее. Вернее, он думает о елочке. Которая в лесу родилась, росла, росла, и у кого только топор поднимется пойти и срубить ее? Питерец не понимает людей, продающих на улицах живые, варварски умерщвленные елки – детства у них, что ли, не было? Песенок они, что ли, не пели?
К счастью, сердобольные друзья еще десять лет назад подарили питерцу искусственную елочку, переделанную из бутафорской пальмы, похищенной из детского летнего театра. Так что губить ради праздника живое дерево ему не придется. Но одной елкой, как известно, сыт не будешь. Ее надо украсить, обложить подарками, окружить хороводом из веселых и пьяных друзей и подруг – только тогда будет праздник. Однако, слишком рано планировать праздник не стоит: загодя купленные продукты непременно испортятся, заранее созванные гости перессорятся и уйдут искать себе других праздников, заранее украшенную елку обдерет заранее нюхнувший валерьянки кот.
Размышляя о коте, чужом неправильном детстве, несвоевременности всего сущего и бедной елочке, срубленной бессердечным дровосеком, питерец не замечает, как к нему подкрадывается Новый год. Только вчера было рано наряжать елку и созывать гостей – а сегодня уже поздно.
За окном надрываются хлопушки и автомобильные сигнализации. Кто‑то в углу жизнерадостно ковыряет пробку от шампанского. Вот‑вот из телевизора вдарят куранты. А питерец стоит на стремянке, пытаясь одновременно приладить звезду к макушке искусственной елки, бывшей пальмы, перемешать оливье так, чтобы никто не догадался, за сколько минут он был нарезан, открыть дверь последним гостям, отобрать у кота валерьянку… вот это и есть – настоящий праздник!
Москвич планирует будущий Новый год еще до того, как встретит прошлый. Сидит за правильным столом в правильном месте, окруженный правильными людьми, и правильно (то есть, не слишком афишируя, но и особо не тушуясь) гордится этим. «Дзинь!» – говорят бокалы. И тем самым отвлекают москвича от нежно щекочущего извилины чувства собственной правильности.
Ведь потерять всё это – так легко! Москвич вскакивает со своего места и тут же теряет его – другие москвичи не дремлют. Бежит в туалетную комнату и пытается дозвониться до менеджера клуба, чтобы забронировать столик на следующий год. Конечно, сеть перегружена: другие москвичи в этот момент тоже названивают менеджеру, а гости столицы отчаянно эсэмэсят родне: «С новым годом! С новым счастьем! Привет из Москвы!»
Спустя полчаса, когда дверь в туалетную комнату уже почти вынесена заподозрившей неладное охраной, москвичу удается забронировать на следующий год последний столик в правильном месте. Он возвращается в зал, присаживается на первый попавшийся свободный стул, заводит непринужденную беседу, мчится в вихре танца, по пояс высовывается из окна незнакомого лимузина, пьет шампанское на холодном ветру и выкрикивает бессвязные междометия, в которых только другой такой же москвич, едущий навстречу в незнакомом лимузине, высунувшийся ненароком, чтобы глотнуть на ветру ледяного шампанского, распознает «С новым годом! С новым счастьем! Привет из Москвы!»
Тайное общество
Питерцы и москвичи с давних времен любят придумывать всякие тайные общества. Общая тайна так объединяет людей! А еще пуще их объединяет игра «лови предателя».
Питерцы создают тайное общество, сидя в какой‑нибудь полутемной мансарде, под стук дождя по крыше.
Начинается всё с того, что кто‑то не хочет идти за водкой. Бывают такие несознательные люди: пришла его очередь, а он ленится идти на улицу, под дождь. И тогда этот ленивый кто‑то, чтобы отвлечь внимание публики, говорит: «А давайте‑ка тайное общество учредим! Чур, я – предводитель!» «Давайте, давайте!» – нестройным хором кричат его подвыпившие приятели. Ну, а потом уже поздно. Кто же предводителя за водкой гоняет?
Так и приходится садиться в кружок и, стремительно трезвея, создавать общество.
Принимают в него всех присутствующих, оптом, и берут с них страшную клятву. Что никому‑никому, ни при каких обстоятельствах они не проболтаются о существовании этого общества. Оно ведь тайное? Вот пусть и существует тайно. А кто предаст общие идеалы – тому всю жизнь за водкой, под проливным дождем, в три часа ночи, от одного разведенного моста к другому, бегать.
Москвичи организовывают тайное общество, сидя где‑нибудь в чайном клубе. Выпьют чайник‑другой, предадутся мыслям о вечном – и тут кто‑нибудь, кто не может думать о вечном, а может только генерировать эффективные идеи, возьми да скажи: «А чего мы такой хорошей компанией просто тупо сидим? Давайте организуем тайное общество. Чур, я казначей. С вас по стольнику, товарищи!» Так, глядишь, другие люди за его чай и заплатят. В этом и заключалась эффективная идея.
В тайное общество охотно (стольников не жалко) вступают все присутствующие и еще две‑три компании, сидящие за соседними столами. Выпив по кругу ритуального, особого, чаю, они клянутся друг другу в том, что тайну своего общества не выдадут никому. А тайна может быть очень простая – каждое второе воскресенье, к примеру, приходить сюда всем вместе и пить по кругу этот самый ритуальный, особый чай, вся ритуальность которого заключается лишь в том, что он оказался на столе в ответственный момент создания тайного общества.
Москвичи страшно гордятся тем, что они теперь не просто чаевничают, а тайно общаются, поэтому вскоре вся Москва знает о том, что появилось некое Тайное Общество (оба слова произносятся с придыханием, с большой буквы). Члены тайного общества обмениваются в метро тайными знаками, как бы показывая, что они разливают чай по гайваням. Все прочие непосвященные глядят на них с завистью и тоской: так хочется проникнуть в тайну этого общества, а никак нельзя. Кто проболтается – тому всю жизнь вместо ритуального чая из гайваней пить, обжигая пальцы, из щербатого граненого стакана заварку, разбавленную трижды вскипяченной водой из офисного электрического чайника.
Решаем проблемы
Проблемы бывают у всех. Они могут появиться: когда мы сидим в кабаке и говорим неразумные и злые слова, когда лежим дома на диване и рассматриваем трещину на потолке, когда вечером на улице к нам подходят неизвестные и одновременно спрашивают время, закурить, денег на метро и уважаем ли мы их, когда ничего не предвещало – и вдруг хлобысь, и так далее. Питерец замечает проблему заранее. Он её чувствует, видит каким‑то тайным зрением, сканирует внутренним локатором. Проблема ещё вон за той горой, а питерец знает её, как родную. Весь испереживался, всем о ней рассказал, так, что окружающие наивно решили, будто проблема его уже настигла и вовсю терзает. Некоторые особо чувствительные окружающие (тоже питерцы, конечно) кидаются на помощь нашему герою и решают его проблему за несколько дней до того, как она разразится.
Иногда проблема пытается пройти мимо питерца – но он её уже пережил, сроднился с ней, обнимает, заманивает в свой дом, сажает за стол, сам устраивается напротив и начинает перечислять причины, поводы и действия, которые привели к столь плачевному результату. Проблема терпит это всё, терпит, потом у неё начинаются проблемы, потом её накрывает депрессией, и она тихо сваливает во тьму. Но питерец этого не замечает и ещё какое‑то время бормочет себе под нос всё печальное сразу. Очнувшись от камланий, он оглядывается по сторонам, нервно принюхивается, тревожно прислушивается и, наконец, успокаивается – прежняя проблема, конечно, ушла, но зато на горизонте замаячила новая, ещё неразрешимее и страшнее прежней.
Москвич сталкивается с проблемой неожиданно. Бежал‑бежал – и вдруг шлагбаум.
– Что такое? Кто поставил на моём пути эту некрасивую полосатую загогулину?
– Это я, твоя проблема. Привет!
Москвич смеривает проблему нехорошим таким взглядом, взглядом безбилетного пассажира, узнавшего в контролёре слабака из параллельного класса, которого он в школьные годы лупил чуть ли не на каждой перемене, от чего проблема слегка съёживается (но шлагбаум не убирает). Москвич достаёт из кармана краткое пособие по решению проблем, и начинает, натурально, делать всё, как там написано, прямо с пункта 1.1.
От такой камасутры проблема быстро устаёт – и отступает в темноту, уныло волоча за собою шлагбаум. Злые языки, впрочем, поговаривают, что для каждой проблемы существует одно, единственно верное решение, и проще, дескать, выбрать сразу его, а не палить из всех орудий. Но проблема – она как вирус. Быстро приспосабливается к стандартным решениям и неизменно отступает, когда видит перед собой москвича, которому абсолютно начхать, кто виноват – потому что он твёрдо знает, что делать.
Объявления
В Москве на каждом доме, на каждом офисе, и почти в каждом подъезде висят грозные объявления: «Машины у ворот не ставить!» «Окурки под лестницу не бросать!» «Здесь нет никакого совета ветеранов, где он есть – мы не знаем!» «Справочное окно справок не даёт!» «В лифте не ссать!». Эта отрицающая всё и вся частица «не» лишает посетителя воли и сил. «Не» – это будущее «нет». Ещё маленькое, но уже злое. Посетитель идёт в дом, в офис, в совет ветеранов, видит это «не» и понимает, что там, за этой неприветливой дверью, его ждёт отказ. Не подпишут. Не соблазнятся. Не разрешат.
В Питере объявлений поменьше, и все они какие‑то дружелюбные, что ли. «Ближайшая помойка в соседнем дворе» «Машину можно поставить под окнами у дяди Коли, он всё равно в запое пятый год, к тому же глухой» «Код парадной – 350, пепельница на втором этаже слева, курите туда» «Совет ветеранов находится в доме № 14, а тут зато неплохое кафе». И вроде не хотел в кафе, а шел в совет ветеранов – а обнаруживаешь себя сидящим за столиком, в компании глуховатого запойного дяди Коли, вместе с которым помогаешь потом незнакомой тётушке отнести мусор в соседний двор, и уже далеко заполночь, когда метро закрыто, куришь на втором этаже слева, аккуратно стряхивая пепел в жестяную консервную банку и перечитываешь старательно выведенное вдоль стены объявление «Азиз подбросит куда надо в любое время. Обращаться в дворницкую». И обращаешься в дворницкую, и летишь на метле с неистовым этим Азизом, вцепившись в него руками и ногами, именно туда, куда надо, а не туда, куда ты собирался ещё несколько часов назад.
Расстаться
Питерцы очень не любят скандалы, драмы, трагедии и прочие выяснения отношений с применением громкого крика, швыряния посуды об пол и в окно и избиения друг друга зонтиками, сковородками и этажерками. Поэтому отношения они выясняют почти шепотом. Накрывают стол свежей белой скатертью, садятся друг напротив друга и, роняя на скатерть горючие слезы, обстоятельно винят себя в том, что отношения не сложились. «Ну, во‑первых, всё из‑за меня!» – говорит один питерец. «Неправда, из‑за меня». «Если бы я не… то…» «Но если бы я тогда… то…» Такое взаимное перетягивание вины может длиться час, два, день, неделю.
В конечном итоге, проговорив всё, не забыв припомнить каждый случай невыключения света в туалете (и выяснив, кто был в этом виноват!), питерцы притаскивают две больших коробки, делят совместно нажитое имущество примерно поровну, не особо заботясь о том, кому что досталось, и разбредаются в разные стороны. Многие питерцы очень долго собираются с мыслями, прежде чем приступить к важному разговору. Кто – пять лет. Кто – десять. Некоторые совсем уж деликатные ждут до последнего и произносят прощальный монолог на тему «и всё‑таки мы не подходим друг другу и потому нам надо расстаться» уже над гробом второго участника дискуссии. Потом приходят домой, раскладывают вещи по двум одинаковым коробкам. Смысла в этом никакого, но надо же себя как‑то занять на оставшиеся годы.
Москвичи тоже не любят скандалы, но без скандала же невозможно поделить совместно нажитое и выяснить, кто во всём виноват. «Всё из‑за тебя! Отдавай мне за это телевизор, стиральную машину и вон ту вазу!» – кричит один. «Из‑за меня? А кто этот разговор вообще начал? Жили бы себе и жили, наживали и наживали. Автомобиль чур мой, и все компьютерные игры – тоже!»
Москвичи бегают по квартире, швыряют на пол и друг в друга вещи, которые невозможно поделить, перетягивают и разрывают пополам особо любимые штуковины, сыплют обвинениями и оскорблениями. Наконец, всё по‑честному поделив на две равные кучи, садятся за стол, роняют на белую скатерть (чудом не поделенную!) капли пота со лба и, недоуменно уставившись друг на друга, почти хором произносят: «А, собственно, это мы к чему всё затеяли?» «М… Не помню. Ой, краска на стене облупилась. Так это ж мы к ремонту готовимся! Живо вызывай грузовик, вывезем все вещи к нам на склад, там место есть, а поживем пока у твоих друзей на даче». «А, кстати, кто виноват в том, что у нас краска на стене облупилась, а? Скажешь, я?» «А не напомнить ли тебе, кто вообще придумал красить стены такой краской?» И всё начинается сначала.
Но иногда дело всё‑таки заканчивается ремонтом.
В знак протеста
Питерец протестует так: складывает руки на груди, холодно глядит на объект, который необходимо опротестовать, и презрительно молчит. Поскольку питерец довольно‑таки часто складывает руки на груди (потому что мерзнет), и глядит холодно он тоже часто (потому что мерзнет – когда мерзнешь, трудно глядеть тепло), и молчит он тоже часто (потому что привык говорить только по делу и не хочет показаться никчемным болтуном, а еще – потому что мерзнет), то никто не замечает его протеста. Но питерцу всё равно: главное, что он не смолчал (то есть как раз смолчал, ну, не важно), а опротестовал то, что опротестовать надлежало. Он – настоящий волевой человек, не тряпка.
Москвич протестует так: «Пааааазвольте! Я вот сейчас опротестую! Вот это опротестую и то. И, кстати, еще кое‑что, о чем раньше молчал, а теперь к слову пришлось!» И кулаком еще в ухо. И ногой под зад. И ломиком по черепушке. Всё полить бензинчиком, подпалить и плясать вокруг костра. Москвич протестует часто – поэтому он никогда не мерзнет.
Иногда москвичи и питерцы собираются целыми группами и протестуют коллективно. Тут уж они не самовольничают, а придерживаются давно установленных порядков. Вот, скажем, вздумали градостроители, не спросив совета граждан, построить на месте исторических развалин какую‑нибудь цельностеклянную бандуру с железобетонной лепниной для красоты, дескать, так будет только лучше. Был какой‑то исторический домик, в котором доживала свой век доисторическая бабка, а будет – о, что будет! Мы еще точно не знаем, что будет, но вы обо всем узнаете из телевизора.
Не дожидаясь того, что будет, горожане выходят на улицы. «Не дадим разрушить!» – протестуют москвичи. «Не дадим построить!» – протестуют питерцы. Но потом, конечно, каждый принимается за свое: питерцы складывают руки на груди, мерзнут и расходятся по домам, а москвичи разводят костерок, пляшут вокруг него и по домам не расходятся еще целую неделю, потому что уж больно компания подобралась хорошая. Но это уже не протест никакой, а так, стиль жизни.
Ты и вы
Единственное и множественное число личного местоимения второго лица как будто нарочно создано для того, чтобы вводить в смущение это самое второе лицо. А также третье, четвёртое, и всех прочих лиц, вынужденных постоянно лавировать между «ты» и «вы», между вежливостью и панибратством, холодностью и дружелюбностью, официальностью и неформальностью.
Москвич старается быстро‑быстро перепрыгнуть барьер, который выстроил на его пути великий могучий русский язык. «А мы же с вами, кажется, уже переходили на „ты“!» – простодушно говорит он собеседнику, которого видит первый раз в жизни. «А, ну да!» – с облегчением восклицает тот. Он сам хотел сказать что‑то подобное. Переход на «ты» означает, что с тобой, скорее всего, будут иметь дело. То есть, церемонии закончены и пора начинать серьёзные переговоры.
Питерцу нужно достаточное обоснование для того, чтобы перейти с кем‑то на «ты». Во‑первых, этот человек должен быть ему симпатичен. Во‑вторых, он должен быть с ним в одной «весовой категории»: возрастной, статусной, гендерной. Если наблюдается серьёзный перекос чаши весов в любую сторону, питерец на «ты» переходить не станет. Но даже полное равновесие и абсолютная взаимная симпатия не дают никаких гарантий. Питерец может решить, что ещё не время для «тыканья». В самом деле, если вы дружите с человеком с первого класса или живёте с ним вместе около двадцати лет, это ещё не повод отказываться от вежливого обращения.
Иногда москвич, который слишком быстро сокращает дистанцию, тоже хочет показать особо близким друзьям, какие они для него близкие. А как это выразить? На «ты» перешли ещё заочно, почуяв друг в друге родственные души, и не прогадали, но теперь‑то ведь они друг другу гораздо более «ты», чем при первой встрече!
И тогда москвич находит выход. Если с «ты» нельзя перейти на «ещё более ты», значит, надо вернуться к «вы»! Так, в переводе с московского на русский фраза «Послушайте, Алексей, а вы собираетесь в эту пятницу забухать в нашей компании?» звучит следующим образом: «Лёха! Братан! Дорогой ты мой человек! Как же хорошо, что есть ты, с которым можно выпить!»
В свою очередь питерец, не спешащий сокращать дистанцию, виртуозно овладел искусством манипулировать собеседником, переходя во время разговора с «вы» на «ты» и обратно.
«Знаете, в эту субботу мы вряд ли увидимся. У меня будут неотложные домашние дела. Ну, разве что, ты пригласишь меня к себе». Это многообещающее, как бы случайно оброненное «ты» заставляет собеседника потерять голову, купиться и пригласить питерца к себе (чего он и добивался). Потому что эта фраза переводится на нормальный человеческий так: «Очень уж мне не хочется наводить порядок дома! Давай‑ка лучше ты наведёшь порядок у себя, и я с удовольствием к тебе приеду!» О том, чтобы встречаться в неубранной квартире (всё равно – чьей) с человеком, с которым ты балансируешь между «ты» и «вы», не может быть и речи!
Цена слова
Если слово – не воробей, то кто же оно? Или что? С каким одушевлённым или неодушевлённым предметом можно сравнить слово (вообще любое, например, слово «слово»)? Для питерца слово – это самая совершенная гиря. Он долго взвешивает её, он хочет быть предельно точным. Его слово должно абсолютно достоверно отражать суть предмета. Питерец говорит: «Я испытываю к тебе искреннюю симпатию, к которой примешивается сильнейшее сексуальное влечение, а также желание видеть тебя каждый день». И другому питерцу всё понятно. А то иной скажет «Я тебя люблю», и пойди разбери, испытывает он симпатию, влечение или желание, или всё сразу, или только два пункта из трёх, или что‑то четвёртое, или вообще просто так, сдуру ляпнул и испытывает терпение собеседника.
Когда каждое слово имеет значение – возникает вера в это самое слово. Предложения, созданные скрупулезным буквоедом‑питерцем, становятся произведениями искусства. Их выставляют в «Эрмитаже», в «Палате мер и весов», заносят в книгу рекордов Гиннеса и «Справочник курьёзов города Питера».
Москвич тоже взвешивает слова. Но не для точности – скорее, для значимости. Слово для него – как золотой самородок или, вернее, как кусок глины, покрытый толстым слоем золота. Слова – это способ предъявить себя. Москвич виртуозно поддерживает беседу, не вдумываясь в смысл того, что вещает собеседник, а только мысленно взвешивая каждое его слово.
Ну и правильно – задумываться над этими словами вообще не нужно. Они служат для того, чтобы продемонстрировать силу, свободу, воображение, но никак не для того, чтобы донести информацию. Всю необходимую информацию вам пришлют по электронной почте, по факсу или с помощью SMS. А слова, не подкреплённые документально, улетают по ветру или падают к ногам оратора. От такого отношения многие слова теряют смысл и выходят из употребления, как ветхие купюры. Тогда их отдают детям – на считалки. Дэу‑дэу‑краснадэу‑бац!
Еда
Если питерец говорит: «У меня в доме нет никакой еды» – это значит, что у него кончились деньги, и его надо спасать. Приезжать с чемоданом снеди, распихивать её по шкафам и холодильникам, тут же кормить самого питерца чем‑нибудь быстрораспаковываемым, варить ему суп на две недели, прятать в труднодоступных местах упаковки лапши на чёрный день. Если москвич говорит: «У меня в доме нет никакой еды» – это значит, что сейчас он пойдёт в магазин или в кафе, или закажет пиццу на дом. Если его надо спасать от голодного обморока или даже истощения – он скажет: «У меня нет денег, привези чего‑нибудь пожрать». Но обычно у питерца всегда есть стратегический продуктовый запас на несколько лет. Он хранит его в длинном узком кухонном шкафу, именуемом «пенал». Такой же точно шкаф москвич называет «колонка» и хранит в нём миксер, утюг и набор чугунных кастрюль – ему и в голову не приходит, что еду можно держать где‑то ещё, кроме холодильника.
На холодильник у питерца надежды нет – он знает, что когда наступят тяжелые времена, Они первым делом отключат электричество, потом воду, и только после этого перестанут продавать в магазинах еду. Значит – надо обхитрить Их и заранее запастись крупой и сухарями. В выходной день москвич садится в автомобиль и едет за город, в чудесный посёлок под названием «Супер‑гига‑мега‑маркет», «Мир всего» или «Планета еды», где покупает продукты на неделю вперёд. Это запасливый, экономный москвич, соседка его действия одобряет и тайно мечтает женить на своей дочери (у которой одни дискотеки на уме, сходила бы лучше за хлебом, лахудра).
Экономный питерец никогда не станет покупать еды больше, чем на день вперёд. Во‑первых, Они могут отключить электричество (а значит, и холодильник), не дожидаясь трудных времён, и всё протухнет и прокиснет. Во‑вторых, а вдруг питерцу не захочется есть то, что он купил про запас, а захочется, напротив того, пойти в ресторан и там кутить (или предаться аскезе, вегетарианству и раздельному питанию)? В‑третьих, какая‑нибудь заранее купленная еда может испортиться просто так, и её придётся выкинуть – какая же тут экономия? В‑четвёртых, едой запасаются только старые ленинградцы, а питерец – человек современный, он – выше этого (а в пенале всё‑таки лежат 5 мешков крупы урожая 1976 года!).
В кафе настоящий питерец перед самым уходом непременно постарается отвлечь внимание соседей по столику с тем, чтобы тайно унести хлеб из корзиночки. Не потому, что у него хлеба нет или он такой жадный. Просто хлеб надо доедать всегда, а не оставлять на столе сохнуть. А питерец сейчас доесть не может, но обязательно дисциплинированно доест потом. Например, когда Они отключат электричество, газ и Интернет. Москвич если для чего и отвлечёт внимание соседей по столику – то для того только, чтобы спросить телефон у официантки, официанта, дамы за соседним столом, джентльмена у барной стойки, пары из зала для некурящих, компании ветеранов, веселящейся в отдельном кабинете и т. д.
