Она резко отвернулась к стене.
- О, Мэри, - пробормотала Уна, нежно касаясь спины неумолимой Мэри, - не говори так. Ты мне очень нравишься. И ты меня так огорчаешь.
Ответа не было. Уна всхлипнула. Мэри мгновенно обернулась и заключила ее в медвежьи объятия.
- Тихо! - приказала она. - Не реви из-за того, что я сказала. Я была чертовски дрянной, когда так заговорила. С меня надо бы живьем кожу содрать... а вы все так добры ко мне. Да вам, я думаю, любой другой человек должен нравиться больше, чем я. Я заслуживаю всех порок, какие на мою долю выпали. Не плачь, ну не плачь! Если будешь плакать, я пойду на берег прямо в этой ночной рубашке и утоплюсь.
Эта ужасная угроза заставила Уну подавить рыдания. Мэри утерла ей слезы, и мир был восстановлен. Простившая и прощенная снова свернулись вместе под одеялом и смотрели на танцующие тени плюща на залитой лунным светом стене, пока не уснули.
А внизу по кабинету ходил преподобный Джон Мередит с восторженным лицом и сияющими глазами, обдумывая свое завтрашнее обращение к прихожанам и не подозревая, что под его собственным кровом находится в это время маленькая одинокая душа, бредущая, спотыкаясь, в темноте и невежестве, осаждаемая страхом и окруженная трудностями, которые слишком велики, чтобы она могла продолжать свою неравную борьбу с большим равнодушным миром.
ГЛАВА 6
Мэри остается в доме священника
На следующий день дети взяли Мэри Ванс с собой в церковь. Сначала Мэри возражала.
- Разве ты не ходила в церковь, когда жила на той стороне гавани? - спросила Уна.
- А как же! Ходила! Миссис Уайли никогда себя насчет церкви особо не утруждала, но я ходила каждое воскресенье, если могла отлучиться. Я была страшно рада сходить в такое место, где можно часок-другой спокойно посидеть. Но не могу же я пойти в церковь в этом старом драном платье!
Это препятствие легко устранила Фейт, предложив Мэри одно из своих лучших платьев.
- Оно, правда, немного полиняло и двух пуговиц не хватает, но я думаю, сойдет и так.
- Я пуговицы мигом пришью, - сказала Мэри.
- Что ты! Шить в воскресенье! - воскликнула потрясенная Уна.
- Вот в воскресенье и пришью. В воскресенье-то еще и лучше хорошее дело сделать. Только дайте мне иголку и нитку, да глядите в сторону, коли вам не по себе.
Школьные ботинки Фейт и старая черная бархатная шапочка, некогда принадлежавшая Сесилии Мередит, дополнили наряд Мэри, и она отправилась в церковь. Вела она себя там вполне прилично, и, хотя некоторым прихожанам захотелось узнать, кто эта бедно одетая девочка в обществе детей священника, особого внимания она не привлекла. Она слушала проповедь с чинным и благопристойным видом, а затем охотно присоединилась к общему пению. У нее оказался звонкий сильный голос и хороший слух.
- «Может кровь Его очистить и фиалки»*[9], - блаженно распевала Мэри.
Миссис Милгрейв, чья скамья находилась как раз перед скамьей Мередитов, внезапно обернулась и оглядела девочку с головы до ног. Мэри, просто от переполнявшего ее желания созорничать, показала миссис Милгрейв язык - к глубокому ужасу Уны.
- Я не могла удержаться, - объяснила она, когда служба кончилась и они покинули церковь. - Что ей от меня надо? Что она так на меня вытаращилась? Тоже мне манеры! Я довольна, что показала ей язык. Надо было его еще сильнее высунуть! Знаете, я видела в церкви Роба Макаллистера с той стороны гавани. Интересно, донесет он на меня миссис Уайли?
Миссис Уайли, однако, так и не появилась в Глене, и через несколько дней дети забыли о ней и перестали ее ждать. Мэри явно стала своей в доме священника, но ходить в школу с остальными она наотрез отказалась.
- Нет - и точка. Я свое отучилась, - сказала она, когда Фейт принялась уговаривать ее. - Я в школу четыре зимы ходила, с тех пор как переехала к миссис Уайли, и все, что мне надо, узнала. Вечно меня там отчитывали за несделанные домашние задания - мне это до смерти надоело. А у меня и времени-то не было их делать.
- Наш учитель не будет тебя отчитывать. Он очень славный человек, - сказала Фейт.
- Все равно не пойду. Я умею читать, писать и считать - я до дробей дошла. Мне этого хватит. Вы идите, а я останусь дома. Не бойтесь, я ничего не украду. Слово даю, что я честная.
Пока остальные сидели в школе, Мэри занималась уборкой дома. Через несколько дней его было не узнать. Полы подметены, с мебели стерта пыль, повсюду порядок. Она починила перину в комнате для гостей; она пришила все оторвавшиеся пуговицы; она аккуратно залатала одежду; она даже вторглась в кабинет мистера Мередита с метелкой для пыли и шваброй и велела ему постоять за дверью, пока она приведет все в порядок. Однако оставалась кухня - единственное место в доме, куда тетушка Марта категорически отказалась ее допустить. Тетушка Марта, хоть и была глуха, подслеповата и очень наивна, сохраняла твердую решимость держать все, связанное с питанием, в своих руках, несмотря на все уловки и ухищрения Мэри.
- Поверьте мне, если бы старая Марта позволила мне готовить, у вас была бы нормальная еда, - говорила негодующая Мэри детям священника. - Не было бы больше «того же самого»... и никакой комковатой овсянки... и снятого молока. Да куда только она все сливки девает?
- Коту отдает. Понимаешь, это ее кот, - объяснила Фейт.
- Выдрать бы ее за этого ее кота!*[10] - воскликнула Мэри с горечью. - Я кошек терпеть не могу. Все они чертово отродье. Видно по их глазам. Ну, если старая Марта уперлась, так уж, вероятно, ничего с этим не поделаешь. Но мне прямо на нервы действует, когда вижу, как хорошие продукты зря переводят.
После школьных занятий они все вместе шли в Долину Радуг. Играть на кладбище Мэри отказалась. Она сообщила, что боится привидений.
- Никаких привидений не существует, - заявил Джем Блайт.
- Ха! Не существует? Вот как!
- Ты сама когда-нибудь их видела?
- Сотни раз, - отвечала Мэри уверенно.
- А какие они? - заинтересовался Карл.
- Жуткого вида. Во всем белом, а руки и головы - как у скелетов, - сообщила Мэри.
- И что же ты делала, когда их видела? - спросила Уна.
- Да мчалась сразу прочь как сумасшедшая.
Тут Мэри поймала взгляд Уолтера и покраснела. Уолтер внушал Мэри немалый трепет. Она признавалась дочкам священника, что от его глаз ей не по себе.
- Как гляну в них, так сразу вспоминаю, сколько раз я за всю жизнь солгала, - сказала она, - и думаю, что уж лучше бы я всегда говорила правду.
Больше всех Мэри нравился Джем. Когда он взял ее с собой на чердак Инглсайда и показал ей коллекцию любопытных вещиц, оставленных ему в наследство капитаном Джимом Бойдом, она была чрезвычайно польщена. Она также завоевала сердце Карла своим неподдельным интересом к его жукам и муравьям. Невозможно было отрицать, что Мэри гораздо проще находила общий язык с мальчиками, чем с девочками. Так, она жестоко поссорилась с Нэн Блайт уже на второй день их знакомства.
- Твоя мать - колдунья, - презрительно заявила она Нэн. - Все рыжие тетки - колдуньи.
Затем она повздорила с Фейт из-за петуха. Мэри нашла, что у того слишком короткий хвост. Фейт гневно возразила, что, по ее мнению, Богу лучше знать, какой длины должен быть хвост у петуха. Из-за этого они не разговаривали друг с другом целый день. К безволосой и одноглазой кукле Уны Мэри отнеслась тактично, но, когда Уна показала ей другое свое сокровище - картинку, на которой был изображен ангел, несущий младенца, предположительно, на небеса, - заявила, что, на ее взгляд, он слишком похож на привидение. Уна ушла в свою комнату и расплакалась, но Мэри отыскала ее, с раскаянием обняла и умоляла о прощении. Никто не мог оставаться в ссоре с Мэри - даже Нэн, которая отличалась склонностью долго держать обиды и так никогда до конца и не простила Мэри за нанесенное матери оскорбление. Мэри была общительной и жизнерадостной. Она умела рассказывать захватывающие истории о привидениях. Встречи Блайтов и Мередитов в Долине Радуг, бесспорно, стали более увлекательными с тех пор, как появилась Мэри. Она научилась играть на варгане и скоро превзошла в мастерстве самого Джерри.
- Не встречалось мне еще такого дела, с которым бы я не справилась... мне только сперва подумать немного надо, - заявила она с гордостью.
Мэри редко упускала шанс чем-нибудь похвастаться. Она научила их делать «лягушачьи брюшки», надувая размятые в пальцах толстые листья очитка, буйно разросшегося в старом саду Бейли; она открыла для них замечательный вкус кислицы, пробивавшейся из щелей между камнями кладбищенской ограды; она показывала самые удивительные теневые картины на стенах при помощи своих длинных, гибких пальцев. А когда все они ходили собирать еловую смолу в Долине Радуг, добыча Мэри всегда оказывалось больше, чем у других, и она всегда этим похвалялась. Бывали моменты, когда она казалась им невыносимой, и моменты, когда они любили ее. Но интересной она оставалась для них всегда. Так что ее стремление распоряжаться всем и вся не вызывало у них особых возражений, а через две недели им уже казалось, что она всегда жила с ними.
- Ужасно странно, что миссис Уайли меня не ищет, - сказала Мэри. - Понять этого не могу.
- Может быть, она решила совсем тебя не искать, - откликнулась Уна, - и ты сможешь оставаться у нас.
- Вряд ли я и старая Марта уживемся в одном доме - маловат он для нас двоих, - мрачно заметила Мэри. - Очень приятно есть досыта - я раньше часто пыталась представить, каково это - быть сытым... но я очень разборчива в том, как еда приготовлена. А миссис Уайли еще будет тут. Она наверняка держит для меня розгу наготове. Днем я об этом не так уж много думаю, но признаюсь вам, девочки, что ночью на чердаке мне все лезут и лезут в голову мысли о ней, так что уже почти хочется, чтобы она наконец пришла и с этим было покончено. Не думаю, что одна реальная порка была бы намного хуже десятка тех, которые я мысленно пережила, с тех пор как убежала. Кого-нибудь из вас пороли?
- Нет, конечно, нет! - с негодованием воскликнула Фейт. - Папа никогда бы ничего такого не стал с нами делать.
- Вы не знаете, что такое жизнь, - сказала Мэри со вздохом, в котором была и зависть, и чувство превосходства. - Вы не знаете, через что я прошла. И Блайтов, наверное, тоже никогда не пороли?
- Не-е-ет, думаю, что нет. Но, кажется, почти каждого из них пару раз отшлепали, когда они были маленькими.
- Отшлепали - это ерунда, - заявила Мэри с презрением. - Если бы мои родные просто отшлепали меня, я бы подумала, они меня ласкают. Что ж, похоже, нет в мире справедливости. Я была бы не против получить свою долю лупцовки, но мне досталось чертовски много.
- Это нехорошее слово, Мэри, - заметила с упреком Уна. - Ты обещала мне, что не будешь произносить его.
- Отстань, - ответила Мэри. - Если бы ты знала кое-какие из тех словечек, что я могла бы сказать, если бы захотела, ты бы не стала так волноваться из-за простого слова «чертов». Зато я ни разу не солгала, с тех пор как живу здесь, - и ты это отлично знаешь.
- А как насчет всех тех привидений, которых ты будто бы видела? - уточнила Фейт.
Мэри залилась краской.
- Это совсем другое, - сказала она с вызовом. - Я знала, что вы не поверите в эти байки, да я и не хотела заставить вас поверить. А я в самом деле видела что-то странное однажды вечером, когда проходила мимо кладбища на той стороне гавани, - сущая правда, видела! Не знаю, было это привидение или старая белая кляча Сэнди Крофорда, но выглядело это существо чертовски необычно, и точно вам говорю, летела я оттуда с бешеной скоростью!
ГЛАВА 7
Рыбная история * [11]
Рилла Блайт гордо - и, возможно, немного чопорно - шагала по дороге, считавшейся главной «улицей» Глена и поднимавшейся прямо на холм, где стоял дом священника. В руках она с большой осторожностью несла маленькую корзинку, полную ранней земляники, очень сочной и сладкой, которая благодаря терпеливой заботе Сюзан выросла и созрела в тот год в одном из солнечных уголков Инглсайда. Сюзан велела Рилле передать корзинку прямо в руки тетушке Марте или мистеру Мередиту - и никому другому, и Рилла, очень гордая столь ответственным поручением, была полна решимости в точности выполнить данные ей указания.
Сюзан нарядила ее в белое, накрахмаленное и вышитое платьице с широким голубым поясом и вышитые бисером туфельки. Ее длинные рыжеватые локоны, гладкие и блестящие, были ровно уложены; и к тому же - ведь шла она не куда-нибудь, а в дом священника - Сюзан позволила ей надеть лучшую шляпу. Шляпа представляла собой нечто весьма замысловатое, с обилием украшений, больше отвечавших вкусу Сюзан, чем Ани, и маленькая душа Риллы упивалась гордостью и радостью под всем этим великолепием шелка, кружев и цветов. Она постоянно помнила о своей шляпе, и боюсь, у нее был очень самодовольный вид, когда она приблизилась к дому священника. То ли ее важная походка, то ли шляпа - а возможно, и то и другое -подействовали на нервы Мэри Ванс, которая в эту минуту раскачивалась на калитке палисадника. Мэри и без того была сильно раздражена: тетушка Марта не позволила ей начистить картошки и выпроводила ее из кухни.
- Ага! А ты, как всегда, подашь на стол картошку недочищенную и недоваренную! Тьфу! С какой радостью пошла бы я на твои похороны! - выкрикнула Мэри.
Она выскочила из кухни, хлопнув дверью так, что грохот услышала даже сама глуховатая тетушка Марта, а мистер Мередит в своем кабинете почувствовал, как вздрогнул весь дом, и рассеянно подумал, что это, должно быть, слабое землетрясение. Затем он продолжил обдумывать предстоящую проповедь.
Мэри выскочила из ворот и остановилась перед разряженной инглсайдской девицей.
- Что у тебя там? - спросила она, пытаясь отобрать корзинку.
Но Рилла воспротивилась.
- Я принешла это для миштера Мередита, - прошепелявила она важно.
- Давай сюда. Я сама ему передам, - сказала Мэри.
- Нет. Шужан шкажала, чтобы я не отдавала никому - только шамому миштеру Мередиту или тетушке Марте, - упорствовала Рилла.
Мэри взглянула на нее мрачно.
- Вырядили тебя, как куколку, вот и думаешь, будто ты важная особа! Погляди на меня! Я в лохмотьях, и мне плевать! По мне, уж лучше ходить в лохмотьях, чем быть куклой! Отправляйся домой и скажи, чтобы посадили тебя под стеклянный колпак. Гляди на меня... гляди на меня... гляди на меня!
Мэри, подхватив свою драную юбку и выкрикивая: «Гляди на меня... гляди на меня», пустилась в дикий танец вокруг испуганной и растерянной Риллы и плясала, пока у той не закружилась голова. Но когда Рилла попыталась бочком пробраться к калитке, Мэри снова налетела на нее.
- Дай мне корзинку! - приказала она.
Мэри была непревзойденной мастерицей «корчить рожи». Она могла придать своей физиономии самое нелепое и невероятное выражение, которое в сочетании с ее странными, белыми и сверкающими глазами производило поистине жуткое впечатление.
- Не дам! - задыхаясь, выговорила Рилла, испуганная, но решительная. - Пушти меня, Мэри Ванш!
Мэри на миг отпустила ее и огляделась. В палисаднике, возле самой калитки, стояло нечто вроде небольшой скамеечки с рамкой, на которой сушилось полдюжины крупных рыб. Их принес в дар мистеру Мередиту один из его прихожан - вероятно, вместо денег, которые он обещал заплатить по подписке на жалованье священнику, но так и не заплатил. Мистер Мередит поблагодарил его и затем совершенно забыл о рыбе, которая вскоре протухла бы, если бы неутомимая Мэри не выпотрошила ее и не соорудила сушилку, чтобы можно было вялить эту рыбу на солнце.
В голову Мэри мгновенно пришла дьявольская идея. Она подскочила к сушилке, сорвала с нее самую большую рыбину - огромную плоскую треску, почти такую же большую, как она сама, - и с воплем налетела на перепуганную Риллу, потрясая своим нелепым оружием. Храбрость Риллы окончательно испарилась. Ее отлупят сушеной треской! Это было нечто совершенно неслыханное, и Рилла почувствовала, что такого ей не перенести. Взвизгнув, она выронила корзинку и бросилась наутек. Прекрасные ягоды, которые Сюзан так заботливо отбирала для священника, покатились розовым потоком по пыльной дороге - их топтали быстрые ноги преследовательницы и преследуемой. Но Мэри уже забыла о корзинке и ее содержимом. Она испытывала лишь дикую радость от того, что внушает смертельный ужас Рилле Блайт. Пусть знает, как важничать из-за того, что ее нарядили!
Рилла промчалась по склону холма и понеслась вдоль улицы. Ужас дал ей крылья, и она держалась в нескольких шагах впереди Мэри - ту разбирал смех, что несколько затрудняло для нее погоню, но все же, не очень запыхавшаяся, она изредка, потрясая в воздухе треской, издавала на бегу воинственные крики, от которых кровь стыла в жилах. Так они летели по главной улице Глена, где все кинулись к окнам и воротам, чтобы взглянуть на них. Мэри сознавала, что производит невероятную сенсацию, и наслаждалась этим. Рилла, почти ослепшая от ужаса и совершенно выбившаяся из сил, чувствовала, что уже не может бежать. Еще минута - и эта страшная девчонка с треской догонит ее. В этот момент бедная крошка споткнулась и упала в лужу в конце улицы напротив магазина Картера Флэгга, откуда как раз выходила мисс Корнелия.
Мисс Корнелия поняла всю ситуацию с первого взгляда. Поняла ее и Мэри. Она резко остановилась, прервав бешеный бег, и, прежде чем мисс Корнелия успела заговорить, круто повернула назад. Вверх на холм она неслась так же быстро, как до этого летела вниз. Мисс Корнелия в зловещем молчании поджала губы, но было ясно, что не может быть и речи о том, чтобы попытаться догнать Мэри. Вместо этого она подняла бедную, рыдающую, растрепанную Риллу и повела ее домой. Рилла была убита горем. Ее платье, туфельки и шляпа оказались безнадежно испорчены, а ее гордости шестилетнего человека нанесен жестокий удар.
Сюзан, бледная от гнева, выслушала от мисс Корнелии рассказ о «подвиге» Мэри Ванс.
- Бесстыжая девчонка... ох, бесстыжая! - негодовала она, уводя Риллу, чтобы отмыть ее и утешить.
- Это уже перешло все границы, Аня, душенька, - сказала мисс Корнелия решительно. - Необходимо что-то предпринять. Что за странная особа поселилась в семействе священника? И откуда она взялась?
- Насколько я поняла, это девочка с той стороны гавани. Она гостит в семье священника, - отвечала Аня.
Она видела комическую сторону удивительной погони с треской и в глубине души считала, что Рилла слишком самодовольна и ее стоило проучить.
- Я знаю все семьи, которые живут на той стороне гавани и посещают иногда нашу церковь, и уверена, что этот чертенок не принадлежит ни к одной из них, - возразила мисс Корнелия. - В будни она ходит почти в лохмотьях, а в церкви появляется в старых платьях Фейт Мередит. За этим что-то кроется, и я намерена выяснить все до конца, так как, судя по всему, никто другой заняться этим не хочет. Я думаю, именно она подбила детей мистера Мередита на ту выходку в ельнике Уоррена Мида. Вам известно, что они на днях до обморока напугали его мать?
- Нет. Я знаю, что Гилберта вызывали к ней, но не слышала, в чем была причина ее недомогания.
- Ну, как вы знаете, у нее слабое сердце. А на прошлой неделе, когда она сидела одна на крыльце, из кустов до нее неожиданно донеслись ужаснейшие вопли: «Караул! Убивают! Помогите!» Поистине ужаснейшие, Аня, душенька! Сердце у нее так и оборвалось. Уоррен - он был в амбаре - тоже услышал эти крики и бросился прямо в кусты, чтобы выяснить, что происходит, и там обнаружил всех четверых детей священника: они преспокойно сидели на поваленном дереве и визжали во всю глотку: «Убивают!» По их словам, кричали они просто для смеха и не предполагали, что их кто-нибудь услышит. Сказали, что всего лишь играли в индейскую засаду. Уоррен направился к дому и на крыльце нашел свою бедную мать в обмороке.
Вернувшаяся Сюзан презрительно фыркнула:
- Я думаю, она была далека от обморока, миссис Эллиот, и в этом можете не сомневаться. Я вот уже сорок лет слышу, что у Амелии Уоррен слабое сердце. Она жаловалась на сердце и тогда, когда ей было двадцать. Очень уж ей нравится поднимать шум и звать доктора; тут любой предлог хорош.
- Не думаю, что Гилберт счел ее сердечный приступ очень серьезным, - заметила Аня.
- О, вполне возможно, - сказала мисс Корнелия. - Но все это вызвало ужасно много разговоров; а то, что Миды - методисты, только усугубило положение. Что станет с этими детьми? Иногда я не могу уснуть ночью - все думаю о них, Аня, душенька. Я даже не уверена, едят ли они досыта; ведь их отец вечно погружен в свои мысли и лишь изредка вспоминает, что у него есть желудок, а эта ленивая старая тетка не утруждает себя стряпней - хоть и считается, что она живет с ними, чтобы вести хозяйство. Они просто бегают без присмотра и вытворяют что хотят, а теперь, когда начались каникулы, будут вести себя еще хуже, чем обычно.
- Они в самом деле очень весело проводят время, - сказала Аня со смехом, вспоминая кое-какие забавные события в Долине Радуг, рассказы о которых дошли до ее слуха. - И все они смелые, искренние, надежные и правдивые.
- Сущая правда, Аня, душенька, и я, как вспомню обо всех тех склоках, которые вызвали в нашем приходе две маленькие сплетницы прежнего священника, готова многое простить Мередитам.
- Что ни говори, миссис докторша, дорогая, а они очень милые дети, - снова вмешалась Сюзан. - Сущие безобразники, конечно, но, возможно, это даже к лучшему: не будь они такими - они могли бы стать до отвращения положительными. Только я все же считаю, что неприлично им играть на кладбище. Это мое твердое убеждение.
- Но они, право же, играют там довольно тихо, - попыталась оправдать Мередитов Аня. - На кладбище они не бегают и не кричат так громко, как в других местах. Вспомните, какие завывания доносятся иногда до нас из Долины Радуг! Хотя я думаю, свой вклад в это вносят и мои собственные доблестные детишки. Вчера вечером они устроили там «сражение понарошку», и им пришлось издавать звуки, напоминающие грохот пушек, так как настоящей артиллерии у них не было, - так объясняет Джем. Он сейчас как раз в том возрасте, когда мальчики мечтают стать солдатами.
- Ну, благодарение небесам, он никогда не будет солдатом, - сказала мисс Корнелия. - Я была против того, чтобы наших мальчиков посылали в Южную Африку, когда там началась заварушка*[12]. Но теперь все позади, и вряд ли когда-нибудь еще произойдет что-то подобное. Я думаю, мир становится разумнее. Что же до Мередитов, я много раз говорила и скажу снова: будь у мистера Мередита жена, все было бы хорошо.
- Я слышала, что он дважды заходил к Керкам на прошлой неделе, - сообщила Сюзан.
- Что ж... - отвечала мисс Корнелия задумчиво, - как правило, я против того, чтобы священник выбирал невесту в собственном приходе... Это обычно портит его. Но в данном случае вреда не будет, так как всем нравится Элизабет Керк, и к тому же никто другой не рвется взять на себя заботы о юных Мередитах. Даже девочки Хиллов уклоняются от подобной чести. Никто не замечал, чтобы они расставляли силки на мистера Мередита. Элизабет стала бы ему хорошей женой, если бы он только взглянул на дело с этой точки зрения. Но, Аня, душенька, беда в том, что она некрасива, а мистер Мередит, при всей своей рассеянности, ценит женскую красоту - как типичный мужчина. Что до этого, то не скажешь, будто он уж настолько не от мира сего, поверьте мне.
- Элизабет Керк - очень приятная женщина, миссис докторша, дорогая, но поговаривают, что многие из тех, кто решался провести ночь в комнате для гостей в доме ее матери, замерзали чуть ли не до смерти, - заявила Сюзан мрачно. - Если бы я чувствовала, что имею хоть какое-то право высказать мнение касательно такого серьезного дела, как брак священника, я сказала бы, что Сара, кузина Элизабет, - она живет на той стороне гавани - больше подошла бы мистеру Мередиту.
- Что вы! Сара Керк - методистка, - сказала мисс Корнелия так, словно Сюзан предложила в невесты священнику представительницу дикого африканского племени.
- Она, вероятно, перешла бы в пресвитерианство, если бы вышла за мистера Мередита, - возразила Сюзан.
Мисс Корнелия покачала головой. Было очевидно, что, по ее мнению, уж если человек был методистом, этого он из себя не вытравит.
- О Саре Керк не может быть и речи, - заявила она со всей решительностью. - И об Эммелине Дрю тоже - хотя все Дрю усердно пытаются их сосватать. Они буквально навязывают ему Эммелину, а он об этом даже не догадывается.
- Эммелина Дрю, надо признать, лишена практической сметки, - заметила Сюзан. - Она из тех женщин, миссис докторша, дорогая, что кладут бутылку с горячей водой вам в постель в жаркий вечер и потом обижаются, что вы их не поблагодарили. И ее мать была очень плохой хозяйкой. Вы когда-нибудь слышали историю про ее тряпку для мытья посуды? Однажды она эту тряпку потеряла. Но на следующий день нашла. О да, миссис докторша, дорогая, она нашла ее... в фаршированном гусе, которого подала на стол! Тряпка была добавлена к начинке! Вы считаете, такая женщина годится в тещи священнику? Я так не считаю. Но, без сомнения, вместо того чтобы сплетничать о соседках, мне следовало бы заняться починкой брюк маленького Джема. Он разорвал их почти в клочья вчера вечером, когда играл в Долине Радуг.
- А где Уолтер? - спросила Аня.
- Боюсь, не тем он занят, чем следовало бы, миссис докторша, дорогая. Сидит на чердаке и пишет что-то в тетрадке. А ведь он не особенно хорошо успевал по арифметике в этом году - так мне сказал учитель. И причина этого мне отлично известна. Все пишет свои глупые стишки, когда ему следовало бы решать задачки. Боюсь, этот мальчик станет поэтом, миссис докторша, дорогая.
- Он уже поэт, Сюзан.
- Ну, вы принимаете это на удивление спокойно, миссис докторша, дорогая. Хотя, конечно, лучше мужественно встречать несчастье, если только у человека хватает силы духа. У меня был дядя, который начал с того, что стал поэтом, а кончил тем, что сделался бродягой. В нашей семье все его ужасно стыдились.
- Вы, похоже, не очень высокого мнения о поэтах, Сюзан, - засмеялась Аня.
- А кто о них высокого мнения, миссис докторша, дорогая? - спросила Сюзан в неподдельном изумлении.
- Ну, а как насчет Мильтона или Шекспира? Или Библии?
- Мне говорили, что Мильтон не ладил с женой, а Шекспира иногда с трудом терпели в обществе. Что же касается Библии, то, конечно, жизнь была совсем другой в те времена, хотя царь Давид - говорите что хотите - никогда не вызывал у меня особого уважения. Я никогда не видела, чтобы из писания стихов вышло что-нибудь хорошее, и надеюсь и молюсь, что наш дорогой мальчик с возрастом избавится от этой склонности. Если же нет... надо попробовать, не поможет ли рыбий жир.
ГЛАВА 8
Вмешивается мисс Корнелия
На следующий день мисс Корнелия нанесла неожиданный визит в дом священника и учинила допрос Мэри. Эта юная особа, обладая незаурядной проницательностью и умением разбираться в людях, рассказала ей свою историю просто и правдиво, без всяких жалоб или бравады. Мисс Корнелия нашла, что девочка производит более благоприятное впечатление, чем можно было ожидать, однако сочла своим долгом выказать внешнюю суровость.
- Все члены этой семьи, - сказала она строго, - отнеслись к тебе с исключительной добротой. Ты считаешь проявлением благодарности то, что вчера оскорбила одну из их маленьких подруг и преследовала ее?
- Ну да, я поступила отвратительно, - с готовностью признала Мэри. - Не знаю, что на меня накатило. Эта дурацкая рыбина оказалась так чертовски удачно под рукой. Но я потом ужасно об этом жалела... я даже плакала из-за этого прошлой ночью, когда легла спать, - честное слово, плаката. Спросите Уну, если не верите. Я не сказала ей, из-за чего плачу, потому что мне было стыдно, и тогда она тоже заплакала - подумала, что меня кто-то обидел. Да уж я-то совсем не обидчивая. Я больше всего тревожусь из-за того, что миссис Уайли меня не разыскивает. Это на нее не похоже.
Мисс Корнелия тоже нашла, что это довольно странно, но ничего не сказала и, решительно потребовав от Мэри, чтобы та впредь не позволяла себе никаких вольностей с сушеной рыбой священника, отправилась в Инглсайд, чтобы сообщить о результатах своего расследования.
- Если девочка говорит правду, необходимо разобраться в этом деле, - сказала она. - Я кое-что знаю об этой Уайли, поверьте мне. Маршалл был довольно близко знаком с ней, когда жил на той стороне гавани. Прошлым летом я слышала от него о каком-то приютском ребенке, который у нее живет. Вероятно, об этой самой Мэри. Он говорил, что, по словам соседей, она замучила девочку работой до смерти, почти не кормит ее и не одевает. Знаете, Аня, душенька, моим правилом всегда было не иметь никаких дел с теми, кто живет на той стороне гавани. Но я завтра же пошлю туда Маршалла, чтобы он выяснил, если сможет, как в действительности обстоит дело. А после этого я поговорю с мистером Мередитом. Только подумайте, Аня, душенька, его дети нашли эту девочку буквально умирающей от голода в старом сарае Джеймса Тейлора. Она провела там целую ночь, замерзшая, голодная и в полном одиночестве. А мы в это время спали в своих теплых постелях после хорошего ужина.
- Бедняжка, - вздохнула Аня, рисуя в воображении одного из своих собственных любимых детей в подобном положении - замерзшего, голодного, одинокого. - Если с ней плохо обращались, нельзя возвращать ее туда, откуда она убежала. Я сама была когда-то сиротой.
