Трикстер и архетипические защиты Самости

Как мы уже видели в случае аддиктивного пищевого поведения Мэри, ее навязчивость была "персонифицирована" в бессознательном в дьявольской форме как совращающий демон обжорства или доктор-Трикстер. Юнга интересовали энергии Трикстера в психике и то, как они связаны с компульсивными и аддиктивными тенденциями. В своих работах, посвященных алхимии, он сравнивал навязчивый "дух" одержимости с серой алхимиков, веществом, ассоциируемым с адом, дьяволом, а также с коварной и вероломной фигурой Трикстера в алхимии — Гер-месом/Меркурием. Как и все амбивалентные фигуры Самости, Меркурий, божество-Трикстер, является амбивалентным, парадоксальным и несущим одновременно излечение и разрушение (см. Jung, 1955: para. 148). Этот факт символически отражен в атрибуте Меркурия: в его крылатом жезле-кадуцее, который обвивают две змеи, одна из них несет яд, а другая — противоядие. Как учит алхимия, самые отвратительные, самые темные внутренние фигуры, персонификации зла как такового, "предназначены быть целителями, врачевателями" (Jung, 1955: para. 148). В этом состоит тайна амбивалентной фигуры Меркурия и всех так называемых "злых" персонажей психики. В течение всей своей жизни Юнг не переставал удивляться той парадоксальной роли, которую играет зло в'избавлении людей от тьмы и страданий.

Трикстер является хорошо известной фигурой в примитивных культурах и, возможно, наиболее архаичным божеством, известным мифологии (см. Hill, 1970). Он присутствует от начала времен и, следовательно, изображается старцем. С одной стороны, существо его натуры представляется донкихотским. С другой стороны — он убийца, он аморален и зол и часто идентифицируется с могущественными демонами и чудовищами из преисподней. Он несет ответственность за привнесение боли и смерти в мир райских садов Эдема. Однако он может творить и великое добро. Часто он исполняет роль психопомпа, посредника между богами и людьми. Нередко именно присутствие его дьявольской сущности необходимо для инициирования чего-то нового — так, например, Сатана в облике змея-Трикстера искушал Еву в эдемском саду вкусить запретный плод от древа познания, что положило конец состоянию participation mystique* человечества и явилось началом (выражаясь мифологическим языком) истории человеческого сознания.

* Мистическое соучастие (франц.) — термин Л. Леви-Брюля.

В парадоксальной природе Трикстера сочетаются два противоположных аспекта, что делает его божеством преддверия — божеством, если угодно, переходного пространства. Это верно, по крайне мере, в отношении древнеримского двуликого бога Януса, чье имя буквально означает "двери", бывшего божеством всех врат и проходов, обратившего свои лица на две стороны пути (см. Palmer, 1970). Покровитель всех входов, он также способствует всякому начинанию — отсюда и название первого месяца года — Январь. Однако он же и бог всех выходов, его чествовали на празднике урожая, в ранних культах его именем славили Марса, бога войны. В его храме на римском форуме были установлены два набора вращающихся дверей. Когда двери были закрыты, это означало, что в Риме царит мир. Если же двери были открыты, это означало, что идет гражданская война. Янус, как и все Трикстеры, заключал в себе пару противоположностей.

Мы находим ту же самую двуликость у древнейшего амбивалентного образа Яхве, Бога Ветхого завета. Своей левой рукой, рукой божественной ярости, ревности и мщения, Яхве насылает потоп, болезни и смерть в наказание израильтянам. Его правая рука — рука милосердия, любви и защиты. Однако довольно часто правая рука Яхве не ведает, что творит его левая рука, и Израиль больше страдает от его гнева, чем пребывает в его милости. Постепенно, по мере того как увеличивается страдание людей, а в особенности мытарства его избранных слуг — Моисея, Иисуса, Иакова, Ноя и Иова — Яхве достигает, в некотором смысле, "депрессивной" позиции и интегрирует свои агрессивные и либидозные импульсы. Именно это значение имеет символ радуги в мифе о потопе и заключение завета между Яхве и народом Израиля, хранимого в Ковчеге и "запечатленного в сердцах" его избранного народа.

Проблема правой и левой руки Яхве, интеграции и диссоциации отсылает нас к другому интересному аспекту фигуры Трикстера. Трикстер часто отделяет (диссоциирует) часть своего тела, которая затем ведет самостоятельное существование. В некоторых сказках он отделяет свой анус и дает ему задание, с которым тому не удается справиться. Тогда Трикстер неосмотрительно наказывает его, причиняя тем самым самому себе сильнейшие страдания. В цикле сказок Виннебаго правая рука Трикстера ссорится и борется с его левой рукой, он посылает свой пенис, приказывая ему изнасиловать дочь главы соседнего дома. В другой истории он принимает свой огромный пенис за флагшток к вящему удовольствию и нескончаемому веселью собравшихся по этому случаю дикарей, наблюдающих за его ужимками и фиглярством.

Все эти мифологические традиции представляют Трикстера как разделяющей (diabolon), так и соединяющей (symbolon) фигурой. В качестве божества врат, порога он как диссоциирует, так и ассоциирует различные внутренние образы и аффекты. Он связывает вещи вместе или разделяет их. По своему усмотрению он изменяет форму вещей, творит и разрушает, трансформирует и защищает, отвергает и преследует. Он всецело аморален, как и сама жизнь, этот инстинктивный, бессознательный тупица, джокер — герой, помогающий человечеству и изменяющий мир (cM.Radin, 1976).

Воплощенный в образе демона обжорства в случае Мэри, он соблазнял ее эго как к аддиктивному пищевому поведению, так и к другим видам девиантной деятельности, уводя прочь от борьбы во внешнем мире. Это неизбежно приводило ее в "измененное состояние сознания". В качестве ее демона-любовника, он имел доступ к архетипичес-ким энергиям, служащим источником инфляции во внутреннем мире. Подобно истинному Призраку Оперы, своей "музыкой" он вводил Мэри в соблазн, неумолимо опутывая ее паутиной грандиозных мелодраматических фантазий, изолируя от творчества жизни с ее борьбой, фрустрациями и разочарованиями. Таким образом, мы можем представить, что в его "намерение" входило инкапсулировать личностный дух, уберегая его от опасности внутри мира иллюзий, предотвращая его разрушение от соприкосновения с такой жестокой реальностью.

Не приходится уже говорить о том, что Трикстер является весьма серьезным соперником в процессе терапевтической работы с пациентами типа Мэри. Часто в этом процессе нам приходится сталкиваться со своими собственными дья-волическими импульсами, с одной стороны, принимая необходимость умеренной, сбалансированной агрессии для конфронтации с соблазнами, исходящими как от внутренних фигур пациента, так и от наших собственных, а с другой стороны, поддерживая "раппорт" с подлинными нуждами и раной пациента. Эта ситуация в каком-то смысле является "моментом истины" в терапевтическом процессе, часто терапия терпит крушение, не пройдя между Сциллой чрезмерной конфронтации и Харибдой излишнего сочувствия и соучастия в подспудной злокачественной регрессии пациента. Необходимо найти срединный путь между конфронтацией и сочувствием для того, чтобы вывести травмированное эго пациента из его убежища и вдохновить его на то, чтобы вновь доверять миру. Обнаружение этого "срединного пути" представляет собой самый обескураживающий вызов, но одновременно открывает колоссальные возможности психотерапевтической работы с пациентами, перенесшими раннюю травму.

Глава 2