ВВЕДЕНИЕ. Если бы методику реставрации памятников архитектуры можно было рассматривать только как некий систематизированный свод различных практических приемов

 

Если бы методику реставрации памятников архитектуры можно было рассматривать только как некий систематизированный свод различных практических приемов восстановления здания и его деталей, то задача ее разработки была бы сравнительно простой и легкой. Такая методика обобщала и систематизировала бы опыт реставрации лишь с одной, чисто практической стороны, носила бы преимущественно узкоприкладной, производственный и, можно сказать, ремесленный характер и неизбежно превратилась бы в однобокое и безыдейное руководство, необходимое, но совершенно недостаточное для реставрации памятников архитектуры как произведений искусства.

Даже в лучшем случае методика такого рода была бы в состоянии подсказать только одно: каким образом вести и выполнять те или иные реставрационные работы, связанные лишь с практическим осуществлением той или другой концепции и той или другой идеи реставрации памятника.

Что же касается самих концепций и идей реставрации, выражающих в конечном счете ту или иную систему общественного мировоззрения и эстетическую направленность всего дела сохранения архитектурного наследия, то эти «общие места» вообще остаются за пределами такой узкопрофессиональной и чисто прикладной методики. Иными словами, такая методика в лучшем случае может ответить лишь на вопрос «как делать», оставляя совсем без ответа самый главный, самый коренной и, скажем прямо, самый «больной», неразработанный и дискуссионный вопрос методологии реставрации «что делать?».

Правда, на практике этот основной вопрос реставрации находит свое какое-то стихийное разрешение. Находит хотя бы просто потому, что, делая «как-то», нельзя не думать о том, что делаешь «что-то», не представлять себе, хотя бы еще и не очень ясно, результат конечных усилий, не ставить перед собой какие-то, пусть даже не точно сформулированные, задачи и цели реставрации памятника.

В одних случаях, а вернее в большинстве случаев, вопрос «что делать» разрешался на среднем уровне, следуя в испытанном фарватере бытующих представлений, сложившихся взглядов, общепринятых нормативов и других «установлений», сформировавшихся главным образом эмпирически, на основе опыта мировой практики — достаточно противоречивой и не всегда осмысленной.

В этих случаях идея реставрации памятника складывалась обычно в процессе острых дискуссий, под влиянием и воздействием довольно разноречивых, а зачастую и противоречивых концепций. В результате такого смешения взглядов идея реставрации зачастую представляла собой смесь компромиссных полумер, а облик восстановленного памятника нес на себе отпечаток стилевой противоречивости, эстетической неполноценности, черты раздвоенности и нецельности идейно-художественного образа.

Естественно, что характерной чертой самой-то средней нормы и

 

 

усредненной методики, сложившейся в процессе «притирания» совершенно различных точек зрения, была недоработанность и дискуссионность множества положений реставрации. Это и понятно, потому что неосмысленными до конца, неразработанными и дискуссионными пока что остаются и самые фундаментальные исходные положения, на которых эта методика должна строиться. Такие, например, как специфика и сущность архитектуры и памятников архитектуры, в частности; как цель и задачи сохранения архитектурного наследия и реставрации памятников архитектуры; как коренные различия в целях и задачах сохранения архитектурного наследия и реставрации памятников архитектуры в странах с разным социальным строем; как эстетическая проблематика в народном зодчестве и ее отражение в архитектурной форме.

Невероятный разнобой, существующий в понимании этих и подобных им общетеоретических исходных основ (или просто игнорирование и непонимание их), неизбежно создает и невероятную путаницу и разнобой едва ли не в каждом из всех положений самой усредненной методики реставрации.

В других случаях, более редких, при решении вопроса «что делать» отчетливо выявлялось активное стремление выйти из прокрустова ложа усредненных позиций и на основе более углубленных самостоятельных исследований найти какой-то иной путь разрешения этого сложного вопроса. Путь, который исходил бы из отличительных особенностей и специфики памятников архитектуры определенного круга; снимал бы и нейтрализовал ограничения, недостатки и элементы усредненной половинчатости; давал бы возможность раскрыть в памятнике самое интересное и ценное — типичные особенности, тектонический строй, местный колорит и общий дух его своеобразной самобытной архитектуры; выявить творческий метод народных зодчих и весь строй их архитектурно-художественного мировоззрения. Путь, который помогал бы превратить памятник из «вещи в себе», каким он неизбежно остается в искаженном виде, в «вещь для нас», каким он должен быть после реставрации.

В этих случаях реставрация каждого памятника значительно поднималась над средним уровнем. Она, как правило, не только возрождала подлинный идейно-художественный замысел и образ памятника, но и утверждала в формирующейся методике реставрации какое-то новое слово и новые тезисы. Но, несмотря на всеобщее признание и высокую оценку, даже такая реставрация время от времени подвергается критике с позиций «средней нормы» и таким образом, несмотря на свои совершенно объективные достоинства и достижения, также низводится до состояния спорной и дискуссионной.

Поэтому теперь, как и 10—15 лет назад, еще остается не изжитой обстановка, при которой едва ли не каждая реставрационная концепция или идея реставрации того или иного памятника подвергается острой, порой противоречивой, сумбурной, а часто и полупрофессиональной критике и в итоге почти неизменно отбрасывается к исходным рубежам усредненных норм и представлений — рыхлых и поверхностных. Это относится не только к идеям и концепциям, выражающим какие-то

 

 

непривычно новые и прогрессивные тенденции, что при существующем положении вещей еще можно было бы понять. Но что самое курьезное, сказанное справедливо и по отношению ко многим, уже устоявшимся и, казалось бы, общепринятым взглядам и критериям.

Почти такое же положение было и 20 лет назад, в послевоенные годы, когда высокий патриотический подъем вызвал небывалый интерес к национальному наследию культуры прошлого; когда реставрация в СССР приняла массовый характер и стала общегосударственным делом; когда единственным методическим руководством была известная Инструкция ГУОП*, намечавшая лишь самые первые вехи на извилистом и сложном пути реставрации памятников архитектуры; когда методика реставрации начала путь своего формирования почти буквально «от нуля» и в ней царила чудовищная путаница и неразбериха, легко объяснимая условиями времени.

Но шли годы — годы бурной реставрационной практики и напряженных исканий правильных путей разрешения многих злободневных и нерешенных вопросов методики реставрации. За этот период была проделана немалая научно-организационная работа и проведено много различных мероприятий, направленных на широкий обмен опытом, на выявление тенденций и закономерностей, возникающих в процессе практики, на обобщение этих тенденций и закономерностей в единое русло общепринятых методических основ реставрации. В числе таких мер — научные зональные конференции, проводимые в крупных городах-памятниках (Москве, Ленинграде, Пскове, Новгороде и др.),в отдельных республиках и областях, а также и по группам областей; пленумы научно-методического совета по охране памятников культуры, научные отчеты реставрационных мастерских и наиболее видных архитекторов-реставраторов; научные совещания по методике реставрации в Союзе архитекторов и множество других мероприятий такого же рода, носящих местный характер.

Сюда же относятся два опубликованных сборника статей по реставрации памятников архитектуры «Практика реставрационных работ», вышедшие в свет в 1950 и 1953 годах, несколько кандидатских диссертаций, посвященных разным сторонам реставрации памятников архитектуры, и, наконец, немалое число интересных статей, опубликованных в сборниках «Памятники культуры» и «Архитектурное наследство», а также в других периодических изданиях. Все эти усилия во многом способствовали преодолению разобщенности и разнобоя, господствовавших в области методики реставрации. Постепенно большинство спорных вопросов как-то «утрясалось», и мутный поток разноречия медленно и неуклонно входил в общее русло единого подхода для их практического разрешения, в русло единых позиций и принципов, единой методической системы.

Пожалуй, наиболее полным и ярким выражением методической системы, сложившейся к концу 50-х годов, является книга «Методика реставрации памятников архитектуры», вышедшая в свет в 1959 году. Она

обобщает богатый опыт, накопленный советскими реставраторами преимущественно за послевоенные годы, и на большом материале практических работ дает развернутую панораму утвердившихся у нас принципов, приемов и способов реставрации памятников архитектуры.

Как в капле воды отражается весь мир, так и в этом первом и единственном обобщающем труде отражалось состояние реставрационной мысли, существовавшее в то время (да существующее и поныне). В этой книге представлены почти все виды реставрационных работ, встречающиеся в нашей практике, — от восстановления отдельных зданий разных типов и времени до организации территории и охранных зон вокруг памятников архитектуры. Но весь материал освещен здесь главным образом лишь под одним углом зрения и посвящен в основном только практической стороне дела, т.е. вопросам «как делать». Соответственно и под самой методикой здесь понимается только комплекс различных практических способов и приемов решения тех или иных задач реставрации.

Однако самые коренные вопросы, касающиеся сущности и направленности архитектурно-художественной реставрации, в этой книге тоже были обойдены стороной. В ней не было даже попыток, хотя бы робких, но целенаправленных, осмыслить некоторые философско-эстетические вопросы, связанные с восстановлением подлинной архитектуры памятников; попыток, если не осветить, то хотя бы поставить самые злободневные и острые вопросы, волнующие каждого мыслящего реставратора-практика. За пределами этой книги остались такие проблемы, как идейно-художественная природа и сущность перестроек памятника на разных этапах его жизни; как определение нашего отношения к разновременным наслоениям, взятым, разумеется, не только как отвлеченная архитектурная форма, но и как эстетическое выражение определенных воззрений тех или иных социальных слоев общества; как теоретическое осмысление правомерности восстановления различных и по характеру утрат подлинных элементов памятника и многие другие вопросы такого же рода, вызывавшие уже тогда целые бури разноречий и жестокие словесные баталии.

«Что делать» и тем более «почему делать именно так, а не иначе»— вот главнейшие теоретические вопросы методологии реставрации, которые предопределяют решения многих других принципиальных вопросов, от которых, в свою очередь, зависят содержание и направленность прикладной методики реставрации с ее чисто практическими задачами. Но именно эти-то коренные вопросы — основа основ всей методики реставрации — оставлены в стороне. О них в книге буквально нет ни слова. Не поднимались теоретические вопросы и позже — ни в научных докладах, на конференциях, ни в статьях. Не было по ним и творческих дискуссий. Нерешенными они остались и по сей день.

Почему? Быть может, потому, что в реставрации памятников архитектуры еще не накоплен опыт, достаточный для широких и глубоких обобщений? Вряд ли. Грандиозный масштаб реставрационных работ в нашей стране не дает оснований для такого вывода. Во всяком случае, это не главная причина отставания теории. Или, может быть, потому, что

 

 

напряженный темп работы над решением практических задач сегодняшнего дня не оставляет времени у реставраторов для последовательного осмысления своей концепции и перспективных взглядов в реставрационное завтра? Но почему тогда злободневные вопросы теории не стали предметом научных дискуссий, не поднимались и не обсуждались на многодневных научных конференциях и совещаниях, проводимых «с отрывом от производства» и специально по вопросам методики реставрации памятников архитектуры?

Может быть, потому, что все эти сложные, темные и запутанные вопросы действительно кажутся реставраторам надуманными и практическими не нужными? Ведь обходились же без них! Нужно только — говорят нам иногда — хорошо и твердо знать реставрационную «кухню», уметь «лечить болезни» памятников, понимать их структуру и, не мудрствуя лукаво, квалифицированно и по-деловому восстанавливать все повреждения, причиненные лишь природой и временем! Да, такая узкоделяческая точка зрения на реставрацию иногда встречается. Но назвать ее «додуманной до конца теоретической концепцией» нельзя уже по одному тому, что она в архитектуре не учитывает главного — целеустремленной деятельности человека и ее архитектурно-художественной сущности. Не учитывает того, что кроме разрушительных сил природы и времени есть еще одна сила — эстетические идеалы эпохи. Сила, способная при известных условиях изменить подлинный идейно-художественный образ памятника куда более быстрее и значительнее, чем природа и время; изменить до неузнаваемости настолько, что в нем не остается даже и самого духа подлинной архитектуры и всей системы эстетического мировоззрения, которое было в нем воплощено его творцами. А что такое разновременные и разнохарактерные архитектурные наслоения на древних сооружениях, как не обобщенное отражение сменяющихся эстетических идеалов и стоящей за ними идеологии определенных социальных сил?

Так вправе ли мы не учитывать этого, когда даем оценку тем или другим наслоениям на памятнике архитектуры? Вправе ли мы ограничивать себя лишь формально стилистическим анализом наслоений и таким образом рассматривать реставрацию только как реставрацию архитектурной формы? Не должны ли мы при реставрации памятника восстанавливать не только утраченные формы, но и эстетические, архитектурно-художественные идеалы, выраженные в подлинной архитектуре памятника и типичные для породившей его эпохи? Как поступать с наслоениями? Оставлять их или снимать? Снимать полностью или частично? Какие именно снимать, а какие оставлять? И почему?

Если кто-нибудь и ответит на эти и подобные им вопросы утвердительно, отрицательно или «компромиссно-усредненно», то уже теоретически убедительно аргументировать свой ответ сегодня, пожалуй, не сможет никто. Правда, на практике все такие вопросы как-то разрешаются, о чем уже упоминалось выше. Но это происходит, как правило, не полно, частично и по-разному, стихийно и порой очень противоречиво. И что самое главное — они разрешаются, опираясь лишь на интуицию, вкус и чувство архитектора-реставратора, на знание им данного памят-

 

ника и памятников этого же круга, на его практический опыт и субъективные взгляды. Но твердых объективных критериев при разрешении вопросов «что делать и почему» в теории реставрации еще нет. Поэтому каждое решение такого вопроса, как бы хорошо оно ни было, всегда остается как бы субъективным и всегда находится «во взвешенном состоянии».

Поэтому же при существующем состоянии науки о реставрации каждая реставрационная концепция и идея может быть в любое время подвергнута (и часто подвергается) «уничтожающей» критике. Причем у самой этой критики в данных условиях тоже нет твердой научной основы и объективных критериев истины.

Критические замечания, касающиеся идей и концепций реставрации памятников архитектуры, тоже далеко не безупречные, обычно выявляются в двух разновидностях: либо они исходят из отвлеченно правильных, но чисто умозрительных построений, не выдерживающих столкновения с реальностью наших дней; либо в них принципы реставрации зданий отождествляются с принципами реставрации движимых произведений искусства — живописи, скульптуры и т.п.

Ну, а что получается при такой ситуации, какой хаос и смешение понятий может и должна порождать такая обстановка, легко представить каждому. А тем, кто работает в сфере реставрации, эта обстановка давно и хорошо знакома. Она-то и породила рыхлость и неопределенность методики реставрации.

Таков заколдованный круг, замыкающий все звенья цепи методики реставрации в самой себе. Круг, в котором все звенья как бы равны между собой, где нет первого коренного звена, начинающего всю цепь; где нет промежуточных звеньев, последовательно производных от первого звена; где не названы своим именем и самые последние звенья, составляющие прикладную часть всей методики. Ту самую часть, которую мы ныне иллюзорно величаем методикой реставрации и даже научными основами реставрации и которая в действительности является лишь сравнительно небольшой и только видимой частью подлинно научной методологии реставрации, ее чисто внешним выражением и прикладным результатом. Здесь трудно устоять против искушения повторить банальное сравнение науки с айсбергом. Известно, что над поверхностью моря выступает лишь незначительная часть айсберга, только самая его вершина, тогда как вся ледяная громада, несущая эту вершину, скрыта глубоко под водой. Так и в методике реставрации: на поверхности наших представлений — лишь ее небольшая, чисто прикладная часть. А вся громада еще не осознанных теоретических основ реставрации скрыта в мутных глубинах расплывчатой неопределенности, в хаосе субъективных представлений и отрывочных положений. Существование «подводной основы» методики реставрации лишь смутно предполагается, да и то далеко не всегда. Но серьезных попыток разглядеть какие-то ее грани у нас до сих пор еще не делалось.

Косвенных причин столь большого отставания реставрационной науки, по-видимому, немало. В их числе и те, о которых говорилось выше. Но главная причина, наверное, кроется в недостаточно глубоком, одно-

 

стороннем понимании природы и специфики архитектуры и, в частности, в недооценке архитектуры как искусства. Эта недооценка сказалась, как известно, двояко. С одной стороны, она выявилась в вульгарно материалистических тенденциях, когда памятники архитектуры рассматривались главным образом лишь как материальные ценности, способные удовлетворять только какие-то утилитарно-практические нужды народного хозяйства, и, с другой стороны, недооценка архитектуры как искусства отчетливо выступала в нигилистических тенденциях, отрицающих высокое идейно-художественное значение архитектурного наследства прошлого и его роль в духовной жизни настоящего.

Думается, что именно где-то здесь коренится и причина того досадного явления, когда и сами архитекторы-реставраторы ушли от попыток осмыслить и раскрыть сложные идеологические, эстетические, архитектурно-художественные стороны реставрации архитектурного наследства. Некоторые из них прятались от неблагоприятной конъюнктуры под наукообразным щитом ремесленно-прикладной методики; другие пытались подделаться под эту конъюнктуру, опираясь на отрывочные — наивные, но броские — вульгарно-социологические факторы, лежащие на самой поверхности сложных и скрытых социальных процессов. Одни не замечали и не осознавали теоретического вакуума вообще, а другие, напротив, ощущали его очень остро, но не были в состоянии бороться с ним разрозненными усилиями.

Так или иначе, но факт остается фактом. Прикладная методика реставрации у нас сложилась в довольно полную и стройную систему, но теоретические основы реставрации все еще остаются «белым пятном». Поэтому и сама прикладная методика, не имея под собой твердого теоретического фундамента, «висит в воздухе». И именно этим и объясняется ее компромиссная усредненность, а если говорить без обиняков — неопределенность и беспринципность. Отсюда становятся очевидными и та великая путаница, неразбериха и дискуссионность исходных положений, царящие в общей методике реставрации памятников архитектуры. Отсюда же видно, как такая методика дезориентирует реставрационную мысль и ее направленность; какой большой вред вследствие этого наносится и самой реставрационной практике и всему делу сохранения и популяризации архитектурного наследия.

В наши дни, когда поднялась новая мощная волна общественного интереса к культурному наследию прошлого, положение осложнилось еще более. Эта волна подняла на свой гребень новую силу, ставшую на защиту культурного наследства: общественность — силу, которая состоит из людей энергичных, любящих и понимающих прекрасное, но не обладающих опытом и знаниями, накопленными реставрационной практикой.

Мы, разумеется, далеки от недооценки этой большой силы и огромной пользы, которую она приносит делу сохранения архитектурного наследства. Но вместе с тем мы отчетливо сознаем и те трудности, которые осложняют дело, создают качественно новую ситуацию и порой отрицательно влияют на формирование научных основ реставрации памятников архитектуры. Здесь имеется в виду то, что наша обществен-

 

 

ность представляет собой источник и резерв самых различных субъективных взглядов, порой чисто умозрительных, не подкрепленных опытом и не проверенных практикой, не учитывающих специфику архитектуры и эстетическую сущность реставрации и некоторые другие факторы, еще недостаточно освещенные реставрационной наукой. Поэтому одна из характерных особенностей нынешнего времени состоит в том, что центр тяжести методических разногласий значительно сместился в сторону от главного пути развития и формирования методики реставрации. Если раньше эти разногласия возникали и как-то разрешались в кругу специалистов (практиков-реставраторов, историков архитектуры, искусствоведов, археологов и др.), то теперь они возникают и решаются в более широком кругу, увеличенном за счет новой активной силы — общественности.

Словом, ныне возникли новые предпосылки и новые тенденции к переоценке методико-реставрационных ценностей, направление на дальнейшее совершенствование реставрационной науки. Какое благотворное влияние окажут эти новые и в основе своей безусловно положительные тенденции на становление методики реставрации в дальнейшем и поднимут ли они ее на должную высоту, покажет время. Но пока что видно одно — наука о реставрации по-прежнему намного отстает от реставрационной практики и вследствие этого сама практика испытывает на себе все тяготы и невзгоды, сопутствующие такому положению.

Сказанное, разумеется, не следует толковать как недооценку того большого вклада, который внесли в реставрационную науку ученые и специалисты старшего и нового поколения.

П. Н. Покрышкин, И. Э. Грабарь, А. В. Щусев, Б. Н. Засыпкин, В. Н. Сухов, П. Д. Барановский, а позже П. Н. Максимов, М. А. Ильин, В. Н. Иванов, Н. Н. Соболев, А. А. Давид, Л. А. Петров, В. Я. Либсон, Е. В. Михайловский и вместе с ними многие другие ведущие архитекторы областных и республиканских реставрационных мастерских активно участвовали в процессе формирования методики реставрации памятников архитектуры и каждый из них поставил свою веху на нехоженом пути реставрационной науки. Плодотворная научная деятельность их общеизвестна, как общеизвестен и тот факт, что результатом их коллективных усилий стала ныне принятая у нас методика реставрации.

Здесь же речь идет совсем о другом: не о том, что уже достигнуто и что уже стало достоянием реставрационной науки, а о том, чего в этой науке пока еще нет и что (по разным причинам) еще не успело в ней сложиться. Здесь имеется в виду то досадное обстоятельство, что у нас еще нет опубликованных трудов, которые поднимали бы теоретическую проблематику реставрации до такого уровня, что она могла служить общепринятым и единым научным руководством для всего круга лиц, входящих в сферу сохранения архитектурного наследства. Другими словами, речь идет об общей теории реставрации памятников архитектуры, под которой мы понимаем комплекс исходных понятий и методологических основ, предопределяющих конкретную направленность реставрационной практики и прежде всего раскрывающих эстетическую сущность самой реставрации. Именно эстетическая сущность реставрации являет-

 

cя ядром всей реставрационной науки и ее теоретической основой, и именно она-то по сей день остается наименее разработанной.

Итак, возвращаясь к главной теме — научным основам реставрации памятников деревянного зодчества, из всего сказанного можно сделать первый негативный вывод — именно то, что в реставрационной науке еще не сложились единые общие законы, которые можно было бы трансформировать и использовать для реставрации произведений народного деревянного зодчества*. Как-то преломить и переработать их под углом зрения, социальной сущности народного зодчества, его конструктивно-технических и архитектурно-художественных особенностей и специфики дерева как строительного материала и материала искусства.

Не достались нам в наследство и какие-либо труды, обобщающие опыт наших предшественников — архитекторов А. А. Каретникова, Д. Н. Милеева и П. Д. Барановского. К сожалению, их деятельность осталась не освещенной ни в научных статьях, ни в каких-либо других источниках информации. О работах А. А. Каретникова и Д. Н. Милеева, проводимых в начале 900-х годов, сохранились лишь очень скудные и отрывочные архивные сведения,** часть из которых в свое время была опубликована в «Известиях Археологической комиссии»,*** а о работах П. Д. Барановского, которые велись в 30-х годах, нет никаких сведений вообще — ни опубликованных, ни архивных.

Но, несмотря на крайнюю скудность имеющихся материалов, они довольно отчетливо выявляют прогрессивные взгляды первых русских реставраторов — А. А. Каретникова и Д. Н. Милеева, показывают их резко отрицательное отношение к варварским искажениям древнерусских храмов в духе архитектурных мод конца XIX века и раскрывают их реставрационную доктрину, направленную острием своего идейно-художественного содержания против этих так называемых благолепных обновлений на выявление подлинной архитектуры памятника.

Основные принципы реставрации, проводимые в жизнь А. А. Каретниковым, Д. Н. Милеевым и П. Д. Барановским, красноречивее всех слов выражены в самих памятниках, восстановленных ими. Таких памятников немного, но они очень показательны. Это — церкви в Панилове и Зачачье и колокольня в Цивозере Архангельской области (арх. А. А. Каретников); церкви в Пучуге Архангельской области, в Верховье Вологодской области, в Челмужах Карельской АССР (арх. Д. Н. Ми-

леев) и три памятника, перевезенные в Московский музей-усадьбу «Коломенское»: надвратная башня Николо-Карельского монастыря, дом Петра I из Архангельска и медоварня из московского села Преображенского (арх. П. Д. Барановский). Ниже мы еще коснемся взглядов и деятельности первых русских реставраторов. Здесь же отметим, что их позиции и опыт послужили для нас тем фундаментом, на котором позже начала преемственно формироваться наша концепция и методика реставрации.

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны наиболее значительные работы по реставрации памятников деревянного зодчества развернулись в Карельской АССР. Почему они велись только в Карелии, когда выдающиеся памятники — не менее ценные и обветшалые, чем карельские, — были и в других местах Севера? Да просто потому, что руководители партийных и советских органов и Отдела по делам архитектуры Карельской республики, видимо, лучше других понимали высокую ценность наследия народного зодчества и в трудных условиях того времени сумели собрать нужные кадры, способные организовать дело и сдвинуть его с мертвой точки. За все эти годы в Карелии было восстановлено свыше 30 различных памятников. В их числе — знаменитый Кижский ансамбль и все здания-экспонаты, входящие в состав Кижского музея на открытом воздухе и заповедника народного зодчества, Кемский собор, церкви в селах Кондопога, Лычный остров, Яндомозеро, Вирма, Типиницы, Челмужи, Волдозерско-Ильинский погост и др.

Все эти памятники были восстановлены по проектам и под руководством автора данного исследования. Под его же научным руководством позднее была проведена реставрация и ряда памятников вне Карелии. Среди них церкви XVII—XVIII веков, перевезенные в местные музеи народного зодчества из сел Холм (Кострома) и Курицкое (Новгород), а также сохраняемые на своих исконных местах в селах Богословское на Ишне (Ярославская обл.), Васильево (Московская обл.) и др. Им же были разработаны и выполнены проекты реставрации и еще многих памятников Русского Севера. Среди них такие, как церкви на Вытегорском погосте и в селе Поча (Вологодская обл.); в селах Верхняя Уфтюга, Белая Слуда, Кулига, Лявля, Свидь, Шалга, Почозеро, Пермогорье (Архангельская обл.). Варзуга и Ковда (Мурманская обл.), Согинцы и Гимрека (Ленинградская обл.), Ширков погост (Калининская обл.), Плес, Билюково и Талица (Ивановская обл.) и др. Среди них и такие, как целые комплексы крестьянских построек северной деревни, включающие в себя курные избы, амбары и риги, водяные и ветряные мельницы, мосты, промысловые и прочие сооружения, предназначенные для перевозки в местные музеи народного зодчества Архангельской и Ивановской областей. Автор же, наконец, выполнил исследования и обмеры большого числа самых разнообразных памятников Севера с историко-архитектурной целью, общий счет которым уже давно перевалил за сотню.

Промежуточным научным итогом практической работы автора явилась его диссертация на соискание ученой степени кандидата архитектуры — «Опыт реставрации памятников деревянного зодчества Карель-

 

ской АССР», защищенная в 1958 году. Но она была посвящена реставрации только культовых сооружений, находящихся в узких географических границах лишь одной республики. Позже круг деятельности автора расширился: он вышел из пределов Карелии и распространился на весь Север, а также включил в себя и гражданские сооружения.

Кроме того, за последние годы этот круг значительно расширился за счет творческих контактов с архитекторами, работающими над восстановлением памятников деревянного зодчества в местных областных реставрационных мастерских. Здесь уместно отметить то весьма существенное обстоятельство, что архитекторы-практики, занимающиеся ныне реставрацией памятников деревянного зодчества в областных мастерских, следуют в основном методике, сложившейся при реставрации памятников Карелии (преломляя ее, разумеется, в соответствии с местными особенностями народного зодчества). Поэтому контакты автора с периферией — лекции, консультации, экспертизы и другие формы научной помощи — еще больше укрепляют связь практики с наукой и расширяют его представления о новых реставрационных работах, идущих теперь в разных областях и республиках Севера и средней полосы европейской части Союза.

Все это позволяет считать, что за все время работы автором накоплен значительный опыт и материал, позволяющий сделать довольно широкие и обоснованные обобщения.

Ныне в отечественной практике исследования и реставрации памятников народного деревянного зодчества уже начинают самостоятельно складываться вполне определенные и устойчивые взгляды и принципы, сливающиеся в единую концепцию и в общепринятую методику. Причем существенным качеством этой методики является то, что в ней органично сливаются и ее прикладная часть, отвечающая на вопросы «как делать», и теоретическая часть, предопределяющая решение вопроса «что делать и почему».

Именно в этом и состоит задача книги — изложить общую концепцию реставрации памятников народного деревянного зодчества, утвердившуюся в отечественной практике, показав ее теоретические основы и научно-методические принципы, которые в своей совокупности могли бы послужить первичным пособием для практики. Пособием не только прикладным, но и теоретическим, которое помогло бы архитектору-реставратору делать свое сложное дело с учетом специфических особенностей народного деревянного зодчества, осмысленно и с ясным пониманием стоящей перед ним высокой идеологической мысли.

Цель же этого исследования видится в том, чтобы способствовать установлению единых и общепринятых взглядов на сущность и задачи реставрации произведений русского деревянного зодчества; чтобы архитектура каждого памятника после его реставрации звучала своим подлинным голосом — сильным, волнующим и подлинно народным; чтобы люди ощущали радость от общения с прекрасными творениями наших предков и сохраняли в своей памяти их неповторимые образы на всю жизнь; чтобы воплощенное в них трепетное и живое чувство Родины доходило до самых потаенных глубин человеческого сердца.