Моя дорогая Сесиль,
Теперь, когда я достаточно осмелел, чтобы обратиться к Вам по имени, смею ли я вообразить, что мое собственное имя так же выйдет из ваших сочных губ?
На какой-то ошеломляющий момент Саманта даже не смела дышать. Гипнотизирующий стук дождевых капель, мягкий полумрак, теплое дыхание Габриэля в ее волосах - все это переплелось, накрыв ее туманным коконом, где время потеряло свою власть и значение. Габриэль, казалось, был точно так же загипнотизирован. Она настояла, чтобы этим утром он надел рубашку, но не настояла, чтобы он застегнул ее. Широкая грудная клетка, прижимающаяся к ее спине, едва заметно приходила в движение от дыхания. Его ладони были прижаты к ящику письменного стола, а мускулистые предплечья затвердели от напряжения.
Несмотря на то, что их неловкое положение не было настоящим объятием, Саманта не могла не думать о том, как легко он мог бы обхватить ее руками и обволакивать первобытным жаром своего тела, пока она не растает в нем.
Она напряглась. Она не слабенькая мечтательная дебютантка, готовая упасть в руки первого джентльмена, который поманит ее пальцем.
- Простите, мой лорд, - сказала она, разрушая опасные чары, вдруг связавшие их. - Я не хотела совать нос в ваши дела. Я только искала канцелярские принадлежности и чернила.
Габриэль опустил руки, но именно Саманта быстро отодвинулась, стремясь создать между ними дистанцию. Без его тепла, окружавшего ее, влажный воздух, который она до этого момента едва замечала, глубоко проник в ее тело, пробирая до самых костей. Опускаясь обратно в кресло у окна, она задрожала от холода.
Габриэль по-прежнему стоял молча и неподвижно, словно погруженный в свои мысли. Потом, вместо того, чтобы упрекнуть ее за бесцеремонное вмешательство, как она предполагала, он снова открыл ящик стола. Его руки безошибочно определили точное местонахождение содержимого. Когда он повернулся и бросил толстую связку ей в руки, Саманта была столь потрясена, что едва успела подхватить ее.
- Если вы хотите почитать что-то для развлечения, то могли попробовать их.
И хотя лицо Габриэля потемнело от презрения, Саманта ощутила, что презирает он не ее.
- Думаю, вы сразу обнаружите, что там есть все, что обычно так нравятся любителям фарса - остроумные подшучивания, тайное ухаживание и патетический дурак, настолько опьяненный любовью, что рискует всем, чтобы покорить сердце его леди, даже своей собственной жизнью.
Она посмотрела на завязанную лентой пачку писем. Бумага, на которой их написали, была потрепана, но отлично сохранилась, словно письма часто читали, но всегда очень аккуратно. Когда Саманта перевернула их, запах женских духов, ностальгический и сладкий, как первые весенние гардении, достиг ее носа.
Габриэль вытащил из-под стола перевернутый стул и, поставив его на ножки, оседлал.
- Начинайте, - скомандовал он, кивая в ее направлении. - Если вы будите читать их вслух, мы оба сможем хорошо повеселиться.
Саманта поиграла с концами шелковой ленты, ленты, которая раньше стягивала блестящие волосы какой-то женщины.
- Едва ли мне следует читать вашу частную переписку.
Он пожал плечами.
- Как хотите. Хотя некоторые пьесы лучше играть по ролям, чем читать. Почему бы мне не начать с первого акта? - Он обнял спинку стула, его лицо напряглось.
- Занавес поднялся более трех лет назад, когда мы встретились на приеме в поместье лорда Лэнгли во время сезона. Она так сильно отличалась от других девушек, которых я знал. У большинства из них не было ни единой мысли в симпатичной головке, кроме одной - подцепить богатого мужа, прежде чем закончится сезон. Но она была такой доброй, умной, веселой и начитанной. Она могла одинаково непринужденно обсуждать поэзию и политику. Мы протанцевали всего один танец, и, даже не подарив мне хотя бы одного поцелуя, она похитила мое сердце.
- А вы украли ее?
Его губы изогнулись в печальной полуулыбке.
- Я предпринимал для этого все усилия. Но, к сожалению, моя репутация распутника шла впереди меня. А так как я был графом, а она дочерью простого баронета, она не могла поверить, что я хочу большего, чем поиграть с ее сердцем.
Саманта не знала, могла ли она винить эту девушку. Мужчина с портрета из галереи, вероятно, завоевывал - и разбивал - огромное количество женских сердец.
- Я-то думал, что она и ее семья будут в восторге заполучить такого уважаемого - и богатого - дворянина.
- Я так думал, - признал Габриэль.
- Но оказалось, что ее старшая сестра была вовлечена в какой-то неудачный скандал, включающий виконта, свидание при лунном свете и жену виконта в бешенстве. И самым большим желанием ее отца было, чтобы его младшая дочь нашла себе в пару флегматичного фермера или даже священника.
Представив себе на мгновение Габриэля в воротничке викария, Саманта едва удержалась от смеха.
- Как я понимаю, вы были этим в какой-то степени разочарованы.
- Точно. И поскольку я не смог покорить ее ни своим титулом, ни богатством, ни очарованием, я решил попытаться завоевать ее, используя слово. Несколько месяцев мы обменивались длинными подтрунивающими письмами.
- Тайно, конечно.
Он кивнул.
- Если бы стало известно, что она переписывается с джентльменом, особенно с моей репутацией, ее доброе имя было бы уничтожено.
- Но это был риск, который она взяла на себя, - сказала Саманта.
- По правде говоря, я думаю, что мы оба наслаждались острыми ощущениями от своей игры. Мы могли сталкиваться лицом к лицу на балу или вечеринке, пробормотать несколько вежливых слов и изобразить полное безразличие друг к другу. Никто не знал, как я жаждал затащить ее в ближайший залитый лунным светом сад или пустой альков и целовать до бесчувствия.
От хрипловатой нотки в его голосе по телу Саманты пошли мурашки. Пытаясь бороться с искушением, она все равно увидела Габриэля, взлохмачивающим свои золотистые волосы и вышагивающим по темному алькову. Увидела предвкушение, озаряющее его глаза, когда он начинает ощущать запах духов из гардении. Ощутила силу в его руках, которыми он вытаскивает ее из-за занавеса. Услышала стон, доносящийся из глубины его горла, когда их губы и тела коснулись друг друга, сгорающие от непереносимого, но запретного голода.
- Кто-то мог бы подумать, что мне наскучит это невинный флирт. Но ее письма очаровывали меня. Он покачал головой, словно сам себе удивляясь.
- Я никогда не представлял, что разум женщины мог быть настолько многослойным или столь очаровывающим. Моя мать и сестры редко интересовались чем-нибудь большим, чем последняя сплетня от Алмака или новомодный фарфор, контрабандой привезенный из Парижа.
Саманта едва сдержала улыбку.
- Должно быть, для вас было настоящим шоком узнать, что женщина может обладать таким же острым и проницательным умом, что и ваш собственный.
- Да, так и было, - признался он, его потеплевший голос сказал ей, что он не обратил внимания на ее сарказм.
- После нескольких месяцев этой восхитительной пытки, я снова написал ей и попытался убедить сбежать со мной в Гретна-Грин. Она отказалась, но не была настолько жестока, чтобы оставить меня совсем без надежды. Она поклялась, что, если я смогу доказать, что у меня есть интересы в этом мире, которые простираются дальше моего очередного приобретения на аукционе Брукс, и другие пристрастия, помимо лошадей, собак и симпатичных балерин, она согласится стать моей невестой, даже если ей придется пойти против желания ее отца.
- Как великодушно, - пробормотала Саманта.
Габриэль нахмурился.
- Она все еще не доверяла моей привязанности. Как бы страстно я ни клялся в своей любви к ней, часть ее слишком хотела верить, что я по-прежнему безответственный повеса, который унаследовал все, что имел - титул, богатство и социальное положение. Он выгнул бровь, натягивая кожу на шраме, в попытке самоиронии.
- И даже свою симпатичную внешность.
Саманте вдруг стало холодно.
- И вы решили доказать, что она неправа.
Он кивнул.
- Я присоединился к Королевскому флоту.
- Но почему к Флоту? Ваш отец мог бы купить вам престижную должность в армии.
- И что бы это доказало? Что она права в отношении меня? Что я неспособен достичь чего-то своими собственными заслугами, своими собственными силами? Если бы это входило в мои намерения, я бы, наверное, присоединился к народному ополчению и просто сыграл роль героя. Ничто так не заставляет леди оборачиваться тебе вслед, как накрахмаленное сукно и сверкающие погоны на плечах мужчины.
Саманта так и видела, как он шагает по переполненному залу для танцев с треуголкой под локтем, его золотистые волосы мерцают под светом люстр. Его броская фигура заставляет незамужних дам краснеть и жеманничать за спинами своих поклонников.
- Но вы знали, что не так легко заставить повернуться голову вашей леди, - рискнула она.
- И не так легко завоевать ее сердце. И я пошел под командование Нельсона, в полной уверенности, что, когда вернусь, она будет готова стать моей женой. Зная, что мы будем разлучены на несколько месяцев, я послал ей последнее письмо, умоляя ждать меня. И обещая, что я настроен стать мужчиной - и героем - которого она заслуживает.
Он снова криво улыбнулся.
- На этом заканчивается Акт Первый. Но в продолжении ведь нет никакого смысла? Вы уже знаете окончание.
- Вы еще когда-нибудь видели ее?
- Нет, - ответил он безо всякой иронии.
- Но она видела меня. После того, как меня привезли в Лондон, она приезжала в больницу. Я не знаю, сколько я там пробыл. Дни и ночи были одинаково бесконечны и одинаково неразличимы. Он коснулся пальцем своего шрама.
- Я, должно быть, выглядел совершенным чудовищем с незрячими глазами и изуродованным лицом. Я сомневаюсь, что она вообще знала, что я в сознании. У меня тогда еще не было сил даже говорить. Все, что я мог, это почувствовать запах ее духов, которые были дыханием небес среди адского зловония камфары и гниющих конечностей.
- И что она сделала? - прошептала Саманта.
Габриэль похлопал рукой по сердцу.
- Если бы драматург, писавший это пьесу, был бы более сентиментален, она, без сомнения, бросилась бы мне на грудь, обещая свою вечную любовь. Но на самом деле, она просто сбежала. Знаете, в этом не было необходимости. При таких обстоятельствах я и без этого не считал, что она должна выполнять свои обязательства по отношению ко мне.
- Обязательства? - эхом отозвалась Саманта, изо всех сил пытаясь скрыть свое возмущение. - Я думала, что помолвка предполагает общность двух людей, которые любят друг друга.
Он невесело засмеялся.
- Тогда вы еще наивнее, чем я был. Учитывая, что наша помолвка была тайной, она, по крайней мере, была избавлена от унижения и публичного скандала от ее расторжения.
- Как удачно для нее.
Взгляд Габриэля затуманился, как будто прошлое стало для него более видимым, чем настоящее.
- Иногда я задаюсь вопросом, знал ли я ее вообще. Возможно, она существовала только в моем воображении. Такой, как я ее слепил из умных речей и фантазии украденного поцелуя - моей мечтой о прекрасной женщине.
- Думаю, она была очень красива? - спросила Саманта, уже зная его ответ.
Рот Габриэля затвердел, но голос смягчился.
- Утонченной. Ее волосы были цвета расплавленного меда, а глаза цвета океана под летним небом, ее кожа была самой мягкой...
Глядя на свои руки с потрескавшейся кожей, Саманта кашлянула. Она едва ли была в настроении сидеть и слушать его дифирамбы о том, чем она не обладала.
- Так что случилось с этим образцом совершенства?
- Предполагаю, что она вернулась в лоно своей семьи в Мидлсекс, где она позже, вероятно, выйдет замуж за местного сквайра и переедет в деревню, чтобы растить там кучу практичных толстощеких отпрысков.
Но ни у одного из них не будет лица рафаэлевского ангела или глаз цвета морской волны, обрамленных золотистыми ресницами. Саманта почти пожалела ее. Почти.
- Она просто дура.
- Простите? - Габриэль выгнул бровь, очевидно, озадаченный ее окончательным приговором.
- Эта девушка дура, - повторила Саманта с еще большим осуждением.
- А вы еще больший дурак, если тратите впустую ваше время на мечты о фривольном существе, которое больше волнуют ее платья для бала и поездки на фаэтоне по парку, чем то, что она делала для вас.
Поднявшись на ноги, Саманта подошла и шлепнула письма на тыльную сторону его руки.
- Если не хотите, чтобы кто-то еще наткнулся на ваши сентиментальные сокровища, предлагаю вам положить их под подушку.
Габриэль не сделал ни единого движения, чтобы взять письма. Он просто уставился перед собой, рот его затвердел. Его ноздри раздувались, но она не знала, от гнева или от богатого цветочного аромата, который шел от надушенной бумаги писем. Она уже начала думать, что зашла слишком далеко, как вдруг он отпихнул письма от себя.
- Вероятно, вы правы, мисс Викершем. В конце концов, письма мало как может использовать слепой. Почему бы вам не взять их?
Саманта отшатнулась.
- Мне? И что же, спрашивается, мне с ними делать?
Габриэль встал, возвышаясь над ней.
- Какое мне дело? Можете выбросить их в мусорный ящик или сжечь, если хотите. Просто уберите их, - печальная улыбка скривила его рот, и он мягко закончил, - с моих глаз долой.
Саманта сидела на краешке своей постели в поношенной ночной рубашке из хлопка и смотрела на пачку писем в своих руках. За окном уже сгустились черные, как смола, сумерки. Дождь хлестал в оконные стекла, словно ветер заставлял его наказать всех, кто бросил ему вызов. Несмотря на уютно потрескивающий огонь в ее очаге, Саманта все еще чувствовала себя продрогшей до костей.
Ее пальцы играли с потертыми концами ленты, связывающей письма. Габриэль доверил ей избавиться от них. Было бы неправильно предать это доверие.
Она потянула за ленту. Шелк развязался, и письма рассыпались ей на колени. Сняв очки, она развернула самое верхнее, ее руки задрожали. Уверенный женский почерк плавно струился по бумаге. Письмо было датировано 20 сентября 1804, почти за год до Трафальгара. И споря со своей цветистой элегантностью, текст в нем был сугубо деловой.
Мой дорогой Лорд Шеффилд,
В вашем последнем и довольно дерзком послании вы утверждаете, что любите меня за - сочные губы - и - голубые глаза с поволокой. Это заставляет меня задать вам вопрос - а будете ли вы любить меня, когда эти губы сморщатся не от страсти, а от возраста? Будете ли любить, когда мои глаза поблекнут, а привязанность к вам останется такой же?
Я почти слышу, как вы хихикаете, расхаживая по своему городскому дому и отдавая приказы слугам в той своевольной манере, которую я нахожу одновременно досаждающей и неотразимой. Без сомнения, вы потратите целый вечер, сооружая остроумный ответ, который бы очаровал и обезоружил меня.
Держите это письмо поближе к своему сердцу, мой лорд, так вы будете ближе ко мне.
Ваша,
Мисс Сесиль Марч
Сесиль не смогла удержаться и подписалась с витиеватым росчерком, который выдавал ее юность. Саманта смяла письмо в кулаке. Она не чувствовала жалости к этой девочке, только презрение. За ее дразнящие обещания заплатили слишком дорогой ценой. Она была не лучше средневековой дамы, которая повязывает свой шелковый бант на руку рыцаря перед тем, как послать его на сражение, где он окажется перед лицом смерти.
Собрав письма, Саманта поднялась и шагнула к очагу. Она ничего так не хотела, как сжечь их до пепла, как они того заслуживали, чтобы можно было притвориться, что эта неопытная и высокомерная девчонка никогда не существовала. Но когда она уже приготовилась скормить их пляшущему огню, что-то остановило ее руку.
Она подумала о долгих месяцах, которые Габриэль хранил их, о страсти, с которой он охранял их от ее любопытных глаз, о беспомощном желании на его лице, когда он вдыхал их аромат. Ей показалось, что уничтожение писем принизит жертву, которую он принес, чтобы покорить сердце их автора.
Она повернулась и внимательно осмотрела свою крошечную спальню. Она так полностью и не распаковала свои вещи после несчастного случая с Габриэлем, решив, что легче просто засунуть их все в высокий большой шкаф в углу. Опустившись на колени около своего сундучка, обитого кожей, она снова завязала письма лентой и закрепила небрежным узлом. Она запихнула их в сундучок, похоронив так глубоко, чтобы не было никакой возможности снова наткнуться на них.
