1. Место действия: Воздух. Полёт жуков
Помыслив лес как представленье,
как волю, или как театр,
летят в особом настроеньи
жуки – поэт и психиатр.
Они предчувствуют блаженно,
что завтра осень наступает,
а потому летят степенно
и благодушно размышляют
о расширении Вселенной,
о тайнах бытия, о том,
что и в лесу есть место тлену,
и лесника ветшает дом,
и нет уже среди зверей
царей изысканных кровей,
но не имеет всё значенья –
ведь скоро – летопреставленье.
Жук-Поэт
Трепещешь, легкокрылый жук?
Жук-Психиатр
О чём ты, драгоценный друг?
Жук-Поэт
Об осени, которая настанет,
и нас с тобою в скорости не станет.
Жук-Психиатр
А, вдруг, любезный жук,
Туда самих нас тянет?
… Вон, погляди, как сладко вянет,
к падению готовясь, лист…
Жук-Поэт
Влечение к Танатосу нас манит?
Скажу, твой Фрейд изрядный пессимист.
Жук-Психиатр
Я думаю, не в пессимизме дело,
а в том, что рано или поздно тело
покинуть лёгкая душа стремится,
чтобы обратно в Лоно возвратиться.
Жук-Поэт
Похоже, Осень нас зовёт…
Жук-Психиатр
Свершить иной полёт…
Прорезая облака,
в небо взвились два жука.
Под собой внизу оставив
ветхий домик Лесника.
2. Место действия: домик Лесника
Сторожка Лесника.
Сидя у окна, опёршись локтем о подоконник, Лесник самососредоточен и взглядом тёмен.
Глаза его не спокойны, и борода слегка всклокочена.
Лесник
Лес, как гигантская бутылка
что на столе пустого поля.
Чернеет ЛЭПа вышка-вилка.
Жжёт ветер жгучим алкоголем.
Куда ж исчезло всё зверьё?
Без зверя пусто бытиё.
В природе чуется безверие
когда она совсем без зверя и
только
ветер
трётся
о окно –
будто
тетерев токующий
током ударяющий в листву
широкополой шляпы дуба
Трубадуром
тот же ветер
взрёвывая до Forte
поёт сезонную песнь
аплодирующей форточке.
Грустно смотрит на хлопающую от ветра форточку.
Затем перебрасывает взгляд в тёмную, как чайная гуща, массу леса.
И с дрожью в голосе -
Какие большие сосны вымахали –
совсем, как дубы-великаны!
Но это не радовало тёплого выхухоля,
что, в общем, довольно странно –
поскольку шустрый и юркий зверёк
любил шелест хвои тенистой.
Томимый печалью, выхухоль слёг
и сделался даже пятнистым.
К нему заходила подруга лиса,
чтоб в шахматы вместе сыграть.
Но выхухоль тихо сплетал словеса
и плашмя их бросал на кровать.
Лиса ужасалась и с криком "ах, так?!"
бежала, ферзём потрясая,
но всё ж возвращалась. И сумрачный мрак
стелился, над ней нависая.
Но выхухоль тихо сплетал словеса,
швырял их затем на кровать,
и снова обиженная лиса
пыталась куда-то бежать.
И вновь возвращалась. И выхухоль вновь
забаву свою продолжал…
Кто знает, а может быть, это любовь?
Но это навряд ли кто знал.
Ни ворон, ни заяц, ни крот, ни удод –
не ведали, что там творится –
в поместье, где выхухоль тихий живёт,
где с ним проживает лисица.
Как выхухоль тот, разбежались зверушки.
Плесну-ка себе алкоголя пол-кружки.
Лесник направляется к шкафчику. Открывает его резную дверцу, извлекает оттуда большую бутыль, наполовину пустую, и простую оловянную кружку.
В эту минуту в комнате раздаётся голос. Лесник вздрагивает и поспешно ставит на стол бутыль и кружку.
Лесник – тревожно оглядывается.
Ушам своим не верю я!
Кто это?
Голос
Некто из зверья.
Лесник
Мне в этом "некто" что за толк?
Нельзя ль конкретней?
Голос
Это Волк.
Я из небытия возник,
совсем, как тень твоя, Лесник.
Лесник
Не бойся, Волк, с тобой не в ссоре я
и интересна мне твоя история.
Голос-Волк – монотонно, заунывно и с тоскливыми нотками в интонации, нараспев рассказывает свою историю.
3. Место действия: Память Вервольфа. Травма
Однажды на белом, но сумрачном свете
жил тихий и невесёлый вервольф.
Пауза, сопровождающаяся печальным взглатыванием.
Тихий и невеселый вервольф
выходил на прогулку при полной надутой луне
и подвывал вращая лунами глаз желтоблинных
уныло пугал пробегающих мимо зверушек
растерянно клацал клыками младыми
и веками хлопал по птичьи
А был одинок он по сути и добр и задумчив
Пугали им малых детишек, но детки смышлёные втайне
хотели с верфольфом дружить и играть с ним хотели в шарады
Однажды по л е су бродил одинокий охотник
Но правды о добром вервольфе любимце детишек не знал он
и только завидев мерцающий зрак его в лунном сиянии чащи
он вскинул свой верный моозберг
и выпалил пулей серебряной
Охнуло чудище мрачно как сыч потревоженный
и рухнуло в самую гущу кустарника дикорастущего
Напрасно рыдали в отчаянье детки Напрасно
склоняясь над телом теряющим тёплую влагу животную
бранили охотника жестокосердого детки от горя серьёзными ставшие
А осени шумно сменяли друг друга Ветра продувные
всё то что в селенье том было повымели начисто
Голос прослезился.
Однако ничто ведь в бесследствии не исчезает
И ветром следы унесённые переместились в иные леса и селенья
Охотник понуро отправился странствовать дальше по свету
А претерпевший Вервольф поселился у древних озёр где вода черна и чиста
и там огласил он пространство своим вокал и зом протяжным
И новые детки хотели играть и дружить с ним у древних
озёр где вода глубока и черна и чиста и тревожно прозрачна
4. Место действия: Память Вервольфа. Берег чёрных озёр
И я видел как из тех озёр
выходят Светлоокие Рыбы
Вот
Светлоокие рыбы
выходят на берег
гуляют по берегу
светлоокие рыбы
обхватившись плавниками
плавно шествуют
наслаждаясь маревом
мира
с видом какой-то
наивысшей отрешенности
будто ведают
все тайны этого марева
а рыбак закидывает невод
невод простирается над пучинами вод
но рыбы-то, рыбы, рыбы, светлоокие рыбы
давно уже на берегу
что видит рыбак в зеркале вод? -
тёмным зрачком приникая к волне.
Распростертый, как парашют – невод
набухает в чёрном растворе.
Я спрашивал: Рыбы,
откуда вы и куда?
Отвечали мне Рыбы:
Куда и откуда бы мы ни шли –
медленно или проворно –
с первого шага начинается путь в тысячу ли –
как гласит поднебесная поговорка.
Куда и откуда бы мы ни шли –
с робостью или с отвагой –
даже путь в тысячу ли
заканчивается последним шагом.
Я спрашивал ещё:
Почему же вы бродите
по брегу высохшего ручья,
а не таинственно плещитесь
в пучинах озёрных толщ?
Отвечали мне Рыбы:
1-я:
Смешались наши речи, как вавилонские языки…
Но когда итак хорошо - зачем понимать друг друга?
Словно в воды обмелевшей реки
бросаем камешки слов во взгляды друг друга.
2-я:
И всё настолько обычно, что даже пугающе странно
видеть, как всё превращается постепенно
в ничто: но такова диалектика перехода -
как смешение диалектов в одной и той же речи -
как природа, которая всегда при родах.
и при этом - беременна вечно.
3-я:
Но уходят воды обмелевшей реки
как рыба путиной – в географические инаковости.
4-я:
Смешались наши взоры, как вавилонские языки.
5-я:
Или это только – вариации одинаковости?
6-я:
Ах, зачем мы бродим возле высыхающего ручья,
таящего в себе память бурного полноводья!
7-я:
Как в партии, где воцарилась патовая ничья –
нет разницы: уходим мы или приходим –
…потому что, куда бы мы ни пришли –
окажется, что мы оттуда же и вышли.
8-я:
Так, например, бермудские корабли –
появляются где-нибудь в районе Перемышли.
9-я:
Появляются и тают, как облака…
10-я:
…И в этом таянье чудится тайна.
11-я:
Как будто огромная космическая рука
Тасует колоду образов и (как бы?) нечаянно
выбрасывает на стол мироздания картинку-карту
12-я:
Словно очередное поветрие…
6-я:
"Бог не играет в кости" – заметил Эйнштейн. А в карты?
Я:
Но не есть ли мир карта и геометрия?
1-я:
Геометрия геометрии рознь. Лобачевский и Риман
заявили, что параллельные пересекутся – наперекор Эвклиду.
Я:
Это значит, что даже тогда, когда мы проходим мимо
друг друга, когда теряем друг друга из вида, не подавая виду,
что знаем друг друга – нам придется когда-нибудь со-единиться
в точке взаимного узнавания? -
Как тем, кто друг другу пока только снится
уготовано наяву "нечаянное" свидание?
12-я:
Но мы – возвращаемся к нашему ручью…--
минуя правление смысла и меняя направление мысли…
11-я:
Продолжая идти и ходить в ничью –
как корабли между Бермудами и Перемышлью.
7-я:
Таинственные корабли. Не правда ли?
5-я:
О! Их курсирование – целая сага!
3-я:
Так выясняется, что в путешествии в тысячу ли –
Нет ни первого, ни последнего шага.
И я побрёл, не считая шагов
с зудящей болью от руки человеца…
5. Место действия: Домик Лесника
Голос смолкает. Лесник грустно озирается по сторонам.
Где же ты, добрый оборотень?
Где ж ты, вервольф незабвенный?
Почему ты умолк?
Откликнись, страдающий Волк.
Говорить мне об этом больно,
но скажу, признаваясь в содеянном –
тот охотник был я,
был я тот охотник,
что вскинул свой верный моозберг
и выстрелил в доброго вольфа.
Но содеял я то по неведенью.
С той поры не даёт мне сей выстрел покоя,
и саднит моя совесть, саднит,
будто в ней смертоносная пуля застряла.
Я искал тебя долго потом и упорно,
чтоб прощенья просить, обливаясь слезами.
Но сменяли друг друга шумные осени,
и продувные ветра
заметали следы…
А я шёл всё и шёл,
слёзы собственные глотая.
И саднила душа, будто именно в ней
смертоносная пуля застряла.
Голос
Не терзай себя, чуткий охотник.
Ты не ведал, ты просто не ведал
о том, что творил, сотворяя свой скоропалительный выстрел.
Чтоб утешился ты, я признаюсь тебе: смерти нет, её не существует,
её просто придумали полуживые живущие.
Так, что возрадуйся, в прошлом охотник, а ныне лесник добронравный,
ибо повод для радости есть. Возликуй же и слёзы пролей,
но не слёзы печали, что в прошлом тебя пожирала, а плачем восторга излейся.
