Терзания

 

Она кусает вафельку и Кафку,

плывя туманным взором между строчек,

пытается читать. Но резь в глазах

намокших ей мешает видеть буквы,

и смысл текста уползает прочь

Она кусает вафельку, и пальцы

терзают дермантин полуистертый

заляпанного переплета. Крошки

от вафли осыпаются, как снег

и ниспадают на страницы. "Странно, -

печалится читательница юная

лет тридцати пяти примерно, - как же так!

Ведь я ж читаю Кафку! Почему же

я до сих пор не замужем за умным

и интересным человеком, например,

за режиссером или, наконец,

за критиком… нет, лучше, режиссером,

так как последний, все же, знаменитей".

Она отодвигает старый томик.

и третьей вафлей уж, хрустя настырно,

сквозь горечь слез, смешавшихся с ванилью,

почти что в крик, изламывая брови,

дрожа, но музыкально восклицает:

"на кой же хрен читать мне эту Кафку,

коль, все равно, нет мужа-режиссера.

Я лучше буду кушать вафли

на утешение себе"!

 

Ноябрь 2005

Провинциальная повесть

 

Ливень валил на стонущий сад,

но нежно пел за окном клавир -

в доме уютном, согретом камином,

и звякала тихо посуда.

 

И очи влюбленных тайно играли,

и именно в этот ноябрьский вечер

хозяйка была так мила, так мила

и целомудренно платьем шуршала.

 

И карты шуршали, как листья опавшие,

слетая на бархат зеленый сукна.

Идиллия длилась мгновенье иль вечность.

Не слышал никто, как раздался хлопок.

 

Не видел никто, как отчаянный юнкер,

влюблённый без памяти и без взаимности,

рухнул на землю с виском почерневшим,

в листья уткнувшись прыщавым лицом.

 

Ливень валил на стонущий сад.

 

1986

 

Триллер

Был вечер и томен, и сладок,

и ветер ласкающий дул.

Вдруг, сам себе между лопаток

осиновый кол он воткнул.

 

Внезапно он это так сделал,

что вскрикнуть никто не успел.

Его бездыханное тело

свалилось в невзрачную пыль…

 

Растерянно дамы моргали.

Соседский пёс жалобно выл.

Касаясь дерев, проплывали

набухшие танкеры туч.

 

"Стоп! Хватит"! – Вскричал, раздражаясь,

сердитый на всех режиссёр. –

"Не верю"! – Воскликнул, касаясь

виска, он. – "А где же напор?!

 

А где же экспрессия? Где же

рождение образа? А

суровая правда, что режет

зрительские глаза?

 

Вставайте, голубчик, придётся

всю сцену нам переиграть"…

Однако не пошелохнётся

недвижный актёр. И взывать

 

к нему уже больше не надо –

не слышен им резкий укор –

торчит у него меж лопаток

багряный осиновый кол.

 

 

Растерянно дамы моргали.

Соседский пёс жалобно выл.

И медленно вдаль уплывали

разбухшие танкеры туч.

 

Март 2005

 

СПЕКТАКЛИ