Глава первая. Огни горели неподвижно. Могли они и совсем не гореть

ГОСТЬ

Огни горели неподвижно. Могли они и совсем не гореть. Свечение лампочек на пульте было лишь традицией. По крайней мере, когда крейсер зависал в субпространстве перед дальним прыжком. Вахта в это время тоже была не нужна. Если кто-то и дежурил, то опять же отдавая дань традиции или бессоннице.

Капитан Виктор Сайский бессонницей не страдал, а традиций не одобрял, так как они уставом СКДР не оговаривались. Но с другой стороны, они не были и нарушением. Поэтому Сайский лишь досадливо помолчал, когда Ярослав сообщил, что не пойдет спать и останется у пульта.

Ярослав был старше всех в экипаже, старше даже астронавигатора Олега Борисовича Кошки, хотя тот уже выглядел пенсионером. У Сайского могли возникнуть подозрения, что разведчик Ярослав Родин просто не доверяет автоматике крейсера, а заодно и капитану, который эту автоматику сам отлаживал и проверял. До последней ячейки! Но высказывать подозрения и вступать в спор капитан не мог. Помолчав, он только спросил:

— Ну… а что же вы собираетесь делать в течение сорока часов? Если не секрет.

— Не секрет,— без улыбки сказал Ярослав.— Буду сидеть. Вспоминать…

Он говорил правду. Часы молчания, когда крейсер повисал вне привычных измерений и понятий, когда он по земным представлениям просто не существовал и ничего, абсолютно ничего не могло случиться, Ярослав любил. Любил тишину и домашнее тиканье пружинного будильника «Янтарь». Будильник неторопливо отмерял локальное время.

Ярослав сидел и вспоминал. Собственно, это было главное, что оставалось у него. От поиска Яр ничего не ждал. Скорее всего, опять будут пустые ненужные планеты: каменистые глыбы, сожженные жестким излучением, или жидкие шары в оболочках метановых и аммиачных атмосфер. Они годятся для диссертаций, а для жизни бесполезны. А если и будет жизнь — вроде микробов и горного мха на Виктории или тех безобидных песчаных тварей на АЦ-1,— ну и что?

Вероятность найти цивилизацию, с которой можно общаться, равна ноль целых, ноль, ноль, ноль, ноль… Найти остатки такой цивилизации легче. По крайней мере, на Леде нашли. И тысячи умов кинулись разгадывать: кто были существа, построившие посреди каменистой равнины громадный арочный мост? Что означают мозаичные фигуры на поле, частично изрытом ударами метеоритов? Кто-то уверял, что нашел разгадку. Была даже написана «История цивилизации Леды». Сначала она понравилась Ярославу. Позже он перелистывал ее с усмешкой. Автор строил догадки и доказательства, то и дело пристегивая факты из истории Земли. Это было похоже на попытку примерить чужую одежду. Ярослава перестали интересовать загадки мозаичных фигур и гигантских арок.

Волновать себя тайнами давно сгинувших в космосе жизней? Зачем, если не сумел разобраться в своей?

Это был не эгоизм. Скорее, это было одиночество. А может быть, усталость.

И, оставаясь один, Ярослав теперь вспоминал не Леду, не Черные Кристаллы, не метановые вихри Меркатора и не стада песчаных кротов на АЦ-1. Он вспоминал двор на улице Огарева. Юрку вспоминал, Славика, игру в лунки, синие вечера с костром на лужайке за стадионом и бумажные самолеты, которые пускали с голубятни. И очень часто— маму.

Мамина могила не сохранилась.

Когда Яр пришел из первого броска, кладбище— уже сильно заросшее— еще темнело над речным обрывом. Он отыскал тогда холмик с решеткой и плоским серым камнем. К холмику даже вела тропинка— видимо, за могилой присматривала Галина. Она не дождалась Яра, вышла замуж за какого-то журналиста, но, значит, что-то сохранила в душе… Яр поправил камень, покрасил решетку и через три месяца ушел на знаменитом СКДР-7 к Черным Кристаллам.

Когда он вернулся, Нейск ничем не напоминал прежний город. На месте кладбища блестели стеклянные павильоны какой-то фабрики. Это неожиданно сильно обидело, даже оскорбило Яра. Он понимал, что жизнь идет и все меняется, но выдержка скадермена изменила ему. Он отказался встречаться с журналистами и участвовать в конгрессе Академии, который был посвящен Черным Кристаллам. Не пошел даже на встречу с учениками «своей» школы. Вернее, той, что стояла на месте бывшей кирпичной, трехэтажной. Впрочем, обижать ребят Ярослав не хотел. Но он не знал, как говорить с ними. Дети стали не похожи на прежних— рассудительные, крайне вежливые, во взрослых костюмах, со взрослой расчетливостью в глазах и речах. С десятилетнего, возраста знающие, кто из них кем станет.

Или Яру так казалось? Все равно он не пошел…

Он три года проработал в обсерватории Звездного центра и старался жить, как все. И у него получалось. Даже чуть-чуть не женился второй раз. Но тут ему сказали про рейс «девятки», и он сразу согласился…

Будильник в тишине тикал с удвоенной громкостью. Это был старый квадратный будильник с треснувшим на уголке стеклом. Очень похожий на тот, что стоял на подоконнике в комнате маленького Ярослава— Яськи. Когда он принимался трезвонить (от усердия даже подпрыгивал), Яська вскакивал, подбегал, давил кнопку и опять кидался в постель. Но теперь уже ногами к подушке. Это чтобы мама, когда придет стаскивать одеяло, удивилась. И мама каждый раз притворялась, что удивляется. А потом начинала щекотать Яськины пятки. А он хохотал и лягался.

— Ну, хватит, хватит, Ясик. Ох, какой же ты еще ребенок…

Мамин голос Яр помнит. Каждое звучание, каждую нотку. Руки помнит с прожилками и царапинками. Завитки волос и родинку на мочке уха… А лицо ускользает, ускользает… Карточки сгорели вместе с комбинезоном во время аварии вездехода на Меркаторе. Был еще один снимок — фаянсовый медальон на памятнике. Но где он теперь?..

Будильник стоял на полированном выступе, который тянулся по всему пульту. В полировке, как в черной воде, отражался светлый циферблат и цветные лампочки панели. И магнитная кассета — ее забыл Дима Кротов, самый молодой член экипажа. На одной стороне ленты были записи популярных ансамблей, на другой— чей-то голос. Дима слушал его в одиночку, в своей каюте…

Яр дотянулся до кассеты и убрал ее в выдвижной экранированный ящик. Иначе при смене режима запись могла изрядно пострадать. Почти сразу Яр услышал за спиной легкие шаги. «Вспомнил»,— с усмешкой подумал он и сказал:

— Дима, я убрал вашу кассету в третий ящик.

Дима не ответил. Яр оглянулся. Посреди рубки стоял мальчик.

Мальчик лет одиннадцати, белобрысенький такой, с немного оттопыреными ушами, с царапиной на вздернутом носу. В сетчатой безрукавке с большой дыркой на плече, в мятых серых брюках с пузырями на коленях. Правая штанина подвернута, будто он только что ехал на велосипеде. К пыльным вельветовым полуботинкам пристали пушинки — видимо, от цветущего тополя.

Мальчик посматривал вокруг со спокойным любопытством.

«Ну что ж…» — подумал Яр и кинул руку к левому карману с ампулой.

Когда Яр учился в Ратальской спецшколе, у них на курсе был паренек, Стасик Тихов, он коллекционировал старую фантастику. Немного наивные, но в общем-то увлекательные романы и повести о звездных путешествиях. В этой коллекции был целый раздел, который назывался «Визиты»: истории о том, как в космолетах и орбитальных станциях неожиданно появлялись люди или иные существа. Не из экипажа, а другие. В разделе было три части. В первой говорилось о «зайцах» (чаще всего о мальчишках), которые тайно пробирались на корабли, чтобы участвовать в экспедициях. Вторая часть содержала рассказы о «гостях»: о лицах разного возраста, повадок и характеров — они проникали на звездолеты и станции неведомыми науке путями, иногда с помощью колдовства. В третьей части речь шла о призраках.

Практика звездных экспедиций два первых варианта отрицала начисто.

А «призраками» занималась медицина.

Врачи именовали эту болезнь длинным латинским термином. У скадерменов называлась она короче, но тоже по-научному — псевдоконтакт.

Псевдоконтакт проявлялся чаще всего у молодых астролетчиков, которых вдруг охватывала тяжелая тоска по Земле, или у ветеранов, уставших от долгих рейсов и разведок. В этих случаях космонавты видели перед собой— очень реально — знакомых или незнакомых людей, которые вступали в беседы, звали куда-то, вспоминали о прошлом.

Псевдоконтакта отчаянно боялись. Он свидетельствовал, что следует менять звездную профессию на земную…

Яр был далеко не молод, ностальгией не страдал. Значит, годы?.. Черт знает, когда они успели пролететь…

«Ну что ж…— подумал он довольно хладнокровно.— Придется снова засесть в обсерватории…»

Но это позже. А пока— рейс. Бросок. В рейсе следует оставаться скадерменом. Яр щелчком выбил на ладонь крупную пилюлю пентарина. С некоторым сожалением взглянул на мальчишку, который сейчас исчезнет. Мальчишка был удивительно знакомый. Нет, Яр не знал его имени и раньше никогда не видел. Но такими были приятели в его детстве. Таким, видимо, был когда-то он сам.

Этот пацаненок прикатил на своем велосипеде из тех времен, когда о звездных полетах писали только фантасты. Когда не существовало неофициального, но почетного титула «скадермен», да и самого проекта СКДР не было в помине. А был старый Нейск, заросший одуванчиками двор, шаткая заброшенная голубятня, где играли то в партизанский штаб, то в полет на Венеру…

Мальчик стоял вполоборота к Яру и разглядывал на потолке центральный, выключенный сейчас плафон.

— Испортился, что ли…— тихонько сказал он и стал медленно поворачивать голову к Яру.

Яр вздохнул и раздавил зубами желатиновый шарик.

Ледяные стрелы ударили в язык, в нёбо, в мозг. Все вокруг стало холодным и пронзительно ясным. Таким ясным, что приглядись — и поймешь, куда и по каким ячейкам скачут за пультом электронные импульсы. Прислушайся — и узнаешь, какие сны снятся юному Диме Кротову или добродушному Борису (Сайский снов, естественно, не смотрит, так как это не предусмотрено инструкциями).

В мыслях тоже ясно, чисто и холодно. Исчезли сумятица, неуверенность, нерешительность. Исчезло все ненужное, все, что мешает, все, что кажется…

Мальчик не исчез.

Он тоже стал ясным, как бы видимым насквозь. Яр, например, понял, что в кармане у мальчишки шелуха от семечек подсолнуха и огарок свечки, и что у него побаливает натертая башмаком пятка, и что здесь, в рубке крейсера, мальчику интересно, а смущения он не испытывает и настроен даже как-то по-хозяйски.

Черт знает что…

Оставалось прошептать «сгинь-пропади» и плюнуть через левое плечо. Яр этого не сделал, хотя про суеверность скадерменов ходили анекдоты. Он ощущал странную беззаботность. Как школьник, который говорит: «Я сделал все, что полагается. Теперь, если что-то не так, я не виноват».

Мальчик встретился с Яром светло-карими глазами. Взгляд был спокойно-доброжелательный и самую чуточку снисходительный. Мальчик улыбнулся уголками губ и опять поднял глаза. На выпуклые хромированные буквы над пультом.

— Эс-Ка-Дэ-Эр-девять,— полушепотом прочитал он.— Суперкрейсер дальней разведки…

— Совершенно верно,— сказал Яр, поворачиваясь вместе с креслом.

Гость явно не собирался растворяться в воздухе, и оставалось одно: принять «правила игры». «Черт возьми, почему я не ударяюсь в панику? И почти не удивляюсь? — спросил себя Яр.— Защитная реакция мозга?»

А мальчишка был такой славный и абсолютно настоящий. Как он устоял перед пентарином? Этого не могло быть…

— Совершенно верно,— сказал Яр.— Суперкрейсер дальней разведки. Сокращенно — эскадер. В просторечии — скадер.

— А почему девять?— Мальчик опять посмотрел на Яра. Как на привычного собеседника.

— Потому что девятый номер. По порядку. Так построили…

— Да? — Мальчик то ли с недоумением, то ли с легкой досадой шевельнул выгоревшими бровями.— А я, когда сюда шел, думал, он один. Просто эскадер…

— Ты сюда шел…— задумчиво сказал Яр.— И вот пришел… Да?

— Ага.— И он опять слегка улыбнулся.

— Ну и… может, поздороваешься хотя бы?

— Ой… здрасте. Простите.— Он чуть покраснел и зашевелил большим пальцем в полуботинке — в том месте, где вельвет был протерт почти насквозь.

Яр, бестолково улыбаясь, молчал. Мальчик решил, видимо, что хватит смущаться, и повел веселыми глазами по пульту.

— Сколько приборов всяких! В сто раз больше, чем я думал… А это что за кнопка?

Яр в броске перехватил руку.

Он не мог ее перехватить. Рука должна была оказаться из воздуха. Или из чего там у призраков? Но она, по-мальчишески тонкая, твердая, теплая, оказалась настоящей. Когда Яр испуганно разжал хватку, на загорелой коже остались белые пятнышки от пальцев.

Мальчик удивленно морщился.

— Извини,— сказал Яр.— Больно? Я не хотел. Но это кнопка аварийного вызова, сейчас поднялся бы такой тарарам…

— Ой…— сказал мальчик и виновато засопел.

Яр откинулся в кресле.

— Ну, ладно… Любопытно все-таки, откуда ты взялся?

— Я? Ну… я сперва поехал к Данке, чтобы спросить про цирк. А потом сюда, на поляну. Думаю: наверно, пора заглянуть.— Он почему-то вздохнул.— Велосипед у забора поставил, а сам сюда, по лесенке. Вот…

— Угу… Ты хочешь сказать, что крейсер стоит на поляне и к нему ведет лесенка?

Мальчик быстро и прямо взглянул Яру в глаза. Кивнул.

— М-да…— медленно сказал Яр.— Видишь ли, я убежден в другом. Я уверен, что он висит в субпространстве, которое даже не совсем пространство и про которое ученые до сих пор спорят, что же это такое. И в которое трудно приехать на велосипеде хотя бы потому, что…

— Да, я знаю,— перебил мальчик и нетерпеливо мотнул головой.— Это по-вашему в этом… в субпространстве. А в самом деле, по-нашему, на поляне…

— По какому это по-вашему? — слегка уязвленно спросил Яр.

— Это… Мы так придумали. Я и ребята. Когда стали в вас играть…

— Ничего себе заявочки!— Яр от изумления вспомнил мальчишечью терминологию давних лет.— Это, выходит, я придуманный? И весь экипаж, и крейсер?

Мальчик впервые смутился очень сильно. Оттопыренные уши стали алыми. Он опустил голову и левым башмаком начал неловко чесать правую щиколотку. Прошептал, не глядя:

— Ну… вы не обижайтесь, пожалуйста.

— Я не обижаюсь…— Яр дотянулся, взял его за локти (взял настоящего, живого, пахнущего травой, мальчишечьим потом, велосипедной смазкой и клейким тополиным соком), поставил перед собой.— Я не обижаюсь, малыш… но мне трудно в это поверить. В лесенку, в поляну…

— Тогда пойдемте! — Мальчик весело отпрыгнул назад.

— Куда?

— На поляну!

Яр понял, что сейчас мальчик уйдет.

— Постой! Скажи хотя бы, как тебя зовут?

Мальчик мигнул.

— Игна…т…тик,— проговорил он с легким усилием. Видимо, не знал: сказать полное имя или уменьшительное?

Яр этого не ждал. Среди его приятелей-мальчишек были Саши, Валерки, Вовки, Юрки, Сережи. Потом пошла мода на Денисов, Егоров, Данилок... Игната он не помнил ни одного.

Но все равно хорошо.

— Значит, Игнатик?

— Ага,— сказал мальчик с облегчением, будто сдал маленький экзамен.— Или иногда просто Тик… Вы пойдете?

Яр улыбнулся:

— Я же на вахте.

— Ну и что? Корабль на автоматическом контроле, вахта сейчас не обязательная.

— Хорошо…— Яр встал. Если играть, так до конца. Но кажется, конец был близок. Какой?

Игнатик шагнул к двери аварийного гермошлюза и ухватился за хромированный рычаг, утопленный в глубокой выемке. Вопросительно оглянулся на Яра.

— Чтобы открыть эту дверь, надо ее разблокировать и набрать двойной код,— тихо сказал Яр.

— Да не-е…— отозвался Игнатик.

И потянул рычаг.

Дверь тяжело отошла.

Яр увидел полосы солнца.

Солнце било в щели и открытую дверь дощатой будки. Будка примыкала к тамбуру шлюза. Игнатик легко перешагнул стальной комингс. Протянул оттуда, из другого мира, тоненькую свою руку Яру. Яр… вздохнул, зажмурился и тоже шагнул.

У него под ступнями прогнулись шаткие половицы. Яр быстро посмотрел назад. Там была теперь фанерная стенка с грубо сколоченной и плотно закрывшейся дверью.

— Как же я вернусь?— проговорил Яр с внезапным и совершенно детским страхом.

— Да очень просто. Так и вернешься… Ой, то есть вернетесь… Яр…

— Что?— машинально спросил он. Сердце стучало глухо и медленно. С трудом толкало кровь. Было жутко? Пожалуй, нет. Но…— Что?— механически повторил он.

— А можно… мы будем с вами на «ты»? Мы так привыкли, когда играли…

Игнатик опять засмущался, зачесал башмаком щиколотку. Он был настоящий. Его смущение было настоящим. И его царапина на носу, спутавшиеся на лбу волосы, дырка на майке.

И заброшенная голубятня была настоящая.

То, что это голубятня, Яр понял, увидев за окошком проволочную клетку. Здесь вкусно и знакомо пахло старыми досками.

Яр усилием воли вогнал сердце в нормальный ритм. В конце концов, он был скадермен с тремя звездами на рукаве.

— Да,— сказал он Игнатику,— конечно. Давай на «ты», так лучше будет.

— Пошли? — Игнатик шагнул к двери голубятни. Яр за ним. В проеме двери он, согнувшись, замер.

Навстречу ударило лето.

Знакомое до сладкой тоски лето с высокой травой, тополиным пухом, солнцем и чистой голубизной над низкими крышами.

Голубятня стояла посреди поляны, усыпанной звездами одуванчиков. Они покрывали поляну сплошной желтизной. Игнатик прыгнул в одуванчики и сказал Яру:

— Спускайся. Не бойся…

Яр медленно сошел по приставной лесенке.

За поляной лежал широкий двор. Тот самый двор? С двухэтажным деревянным домом, с высоким сараем, вдоль которого тянулась березовая поленница. За покосившимся забором— два тополя и кирпичное здание переплетных мастерских. Косой столб с проводами, на проводах повис разбитый ветром змей с мочальным хвостом.

Вокруг поляны, шелестя спицами по листьям высоких сорняков, ездил на велосипеде мальчишка.

— Во, Алька на моих колесах гоняет,— обрадовался Игнатик.— Алька!

Мальчишка подкатил, затормозил со звонким скрежетом. Распахнул ресницы, глянул изумленно. И вдруг просиял— иного слова не найдешь— навстречу Игнатику и Яру.

— Вот,— скромно сказал Игнатик.— Это Яр. Я привел. А вы не верили.

Алька положил велосипед. Сияя, обошел вокруг Яра, как вокруг новогодней елки. Потом встал перед ним, глянул серо-зелеными веселыми глазами и приоткрыл пухлый рот с трещинкой на верхней губе.

Он был круглолицый, русый, в полинялом и обвисшем тренировочном костюме. Чуть пониже Игнатика и на год или полгода помладше.

— Здрасте… здравствуй,— сказал он и протянул прямую ладошку с плотно сдвинутыми пальцами.

Яр улыбнулся… и опять поразился реальности и невозможности того, что случилось. Обдало жутковатым холодом. Но Алька был такой… такой взаправдашний Алька. И все вокруг— было.

А раз было, приходилось делать то, что полагается. Устав СКДР гласил: «Столкнувшись с необычными явлениями, которые на данный момент не поддаются объяснению, командир и члены экипажа, вместе или в одиночку, должны действовать, полагаясь на собственную интуицию и опыт, в соответствии с обстоятельствами».

В соответствии с обстоятельствами следовало взять Алькину руку и поздороваться. Яр так и сделал.

— Ой! — спохватился Игнатик.— Надо же к Чите зайти! Подождите, я запру велосипед в сарай — и пойдем…

Он вскочил в седло и укатил по траве и одуванчикам.

У Яра и Альки наступило неловкое молчание. Чтобы его прогнать, Яр спросил:

— А кто такая Чита?

Алька обрадованно засмеялся:

— Это не «такая», а «такой»! Это Вадька, мы его так прозвали.

— А он не обижается? Чита — это ведь, по-моему, обезьяна из старого кино про дикаря Тарзана…

Алька замотал головой так, что волосы разлетелись по сторонам.

— Это не из кино, что ты! Это сокращенно от слова «читатель».

Подбежал запыхавшийся Игнатик.

— Пошли! — Он торопливо взял Яра за руку. За другую — двумя ладошками — ухватился Алька.

Улица была та, где он бегал в детстве. Или почти та. Яр узнавал дома с палисадниками, старые ворота с поржавевшими овальными знаками страховых обществ. Вот старая кривая липа, вот водонапорная колонка, похожая на человечка в матросском берете с помпоном. У нее, как всегда, лужа, из лужи пьют воробьи.

Асфальтовый тротуарчик тут и там пробит крепкими небольшими лопухами…

Вошли во двор, похожий на тот, где жил когда-то Славик Раскатов. На середине приставной лестницы, ведущей к чердаку, сидел мальчик в очках. Это, безусловно, и был Чита. Во-первых, потому, что он читал. Во-вторых, потому, что Алька радостно завопил:

— Чита, мы пришли! Вот смотри!

Чита поднял голову. Рывком откинул со лба темное крыло волос. Положил очки в накладной карман отглаженной голубой рубашки. Прикрыл книгу и встал на ступеньке. Отряхнул красивые светлые брюки с острыми стрелками. И, не держась за брусья лестницы, легко сбежал по шатким перекладинкам.

Встал перед Яром — тоненький, высокий, очень аккуратный. Посмотрел прямо и внимательно.

— Здравствуйте, Яр. Хорошо, что вы пришли.

— Мы договорились с Игнатиком, что будем на ты,— сказал Яр.

Чита рассеянно кивнул. Посмотрел на Игнатика.

— Тик, просто не верится. Как ты все это сделал?

— Я старался,— скромно сказал Игнатик.

— А где Данка? — нетерпеливо спросил Алька и крутнулся на пятке.— Еще не пришла?

— Вот она идет,— сказал Чита.

В калитку вошла девочка в красном платье. Угловатая, быстрая, с толстогубым добродушным ртом, но строгими бровями и темными глазами. Игнатик и Алька подтянулись. Впрочем, Алька тут же довольно развязно сказал:

— Где тебя носило? Принесла билеты?

— Здравствуйте,— сказала Данка. В основном Яру.

— Это Яр,— сообщил Игнатик.

— Я поняла…— В Данкиных глазах металось любопытство, но говорила она сдержанно.— Значит, все-таки вытащил вас Тик… Он у нас молодец, верно?

— Тут какой-то заговор,— заметил Яр.— Выходит, меня заранее готовились «вытащить»?.. Объясните мне все по порядку! — взмолился он.

— А мальчишки не объяснили? — Данка с укором глянула на ребят. Она была постарше и, видимо, умела командовать.

— А чего…— пробормотал Игнатик.— Я сказал, что мы играли.

— По дороге поговорим,— пообещала Яру Данка.— Вы ведь пойдете с нами в цирк?

— А у вас на меня и билет есть?

— Билета нет, но здесь такое правило: если собираются четверо ребят, один взрослый может пойти с ними бесплатно.

— А если спросят, откуда я взялся и кто я такой?

— Кому какое дело? — буркнул Игнатик.

— Мы скажем, что к Игнатику приехал в гости дядюшка! — воскликнул Алька и ухватил Яра за руку.— Пошли?

Данка хмыкнула и оглядела Альку от плоских растоптанных сандалет до растрепанной макушки. Потом Игнатика— его дырявую майку, мятые штаны и пыльные башмаки. Игнатик начал торопливо раскручивать правую штанину.

— Брысь,— холодно сказала Данка.— Даем вам десять минут.

Игнатик с Алькой переглянулись и рванули к калитке. Уже с улицы Алька крикнул:

— А Яр? Ему тоже надо переодеться!

— Не ваша забота,— ответила Данка.

Яр посмотрел на себя как бы со стороны: спортивные брюки из серебристой тетраткани, форменная рубашка с эмблемой СКДР и звездами на рукаве…

— Я принесу вам папин костюм,— деловито сказала Данка.

— А как отнесется к этому папа?

— Папа умер…

— Ох… прости, пожалуйста. Но…

— А мама на дежурстве… Вы не волнуйтесь, Яр, мы вас не подведем, все будет хорошо.

«Ничего себе «не волнуйтесь»,— с усмешкой подумал Яр и понял, что не волнуется. Действие пентарина кончилось, пришло состояние легкого опьянения и беззаботной лени. Теплое лето обволакивало Яра. Крейсер показался далеким сном. Да и где он был теперь, этот крейсер?

…Данка принесла мягкий вельветовый костюм и клетчатую рубашку. Яр переоделся в сарайчике, где пахло сухой травой и копошилась в углу курица-несушка. Одежда оказалась широковата в плечах, а по росту в самый раз.

— Вы… то есть ты немножко на папу похож,— улыбнулась Данка.— Такие же волосы светлые и такой же высокий. Только ты моложе.

— Моложе? — усмехнулся Яр.— Да ты знаешь, сколько мне лет?

— Сколько?

Яр сказал.

Данка охнула.

Но Чита авторитетно разъяснил:

— Это же общее число лет. А по локальному биологическому времени гораздо меньше.

— Да,— согласился Яр.— Но это пока в рейсе. А на земле потом жизнь берет свое. И начинает наматывать годы за месяцы…

— Вам никак не дашь больше тридцати пяти,— с чуть заметным девичьим кокетством сказала Данка.

— Пожалуй,— согласился Яр.— А тебе сколько?

— Четырнадцатый…— Она вздохнула.— А когда папа умер, было девять.

— Что же случилось с папой? — нерешительно спросил Яр.

— С папой?.. Да как со многими. Эпидемия… У Игнатика вот тоже… И отец, и мама… Он теперь с тетей живет…

Чита сказал, будто заступился:

— Она же ничего, хорошая тетка…

Грохнула калитка — примчались Игнатик и Алька. Красивые? такие. В одинаковых парусиновых шортиках — чистых, отутюженных, с лаковыми ремешками и пестрыми нашивками. В рубашках с накладными карманами и погончиками — Алька в белой, Игнатик в оранжевой. Игнатик переобулся в новенькие блестящие сандалии. На Альке остались прежние расхлябанные сандалеты. Данка посмотрела на них с осуждением.

— А других нет, я их утопил,— независимо сказал Алька.

Брюки и рубашку Яра Чита спрятал в тайнике за поленницей, где у него хранились книги. Яр смотрел на это с тревогой. Отдавая одежду, он как бы рвал последнюю связь с крейсером.

— Братцы, а когда вы вернете меня домой?

— Да вернем, вернем,— снисходительно сказал Алька.

— Вечером,— сказала Данка.— Если вы захотите…

— То есть как это «если захотите»?

— Вечером,— торопливо успокоил Игнатик.— Ты не бойся, Яр… Ну, идем?

Чита надел очки и открыл книгу.

— Он что, и на ходу читает? — шепотом спросил Яр.

— Ага,— с некоторой гордостью сказал Алька.

Летнее утро царствовало над тихими улицами. Прохожих было мало. Изредка с тарахтеньем проносились автомобили старых, каких-то полузнакомых марок.

Город становился не совсем знакомым.

Сначала Яру казалось, что он попал в старый Нейск. Или двойник Нейска. В этом была бы хоть какая-то, пускай сказочная, логика: неведомые силы вернули его в мир детства. Но город оказался не совсем таким, каким помнился Яру. Чем ближе к центру, тем больше было путаницы. За старинным зданием банка со знакомыми львиными мордами над окнами стоял вместо привычного магазина «Детский мир» красный трехэтажный дом. За крытым рыночным павильоном, куда Яська ходил с мамой за луком и капустой, подымалась кирпичная лютеранская кирха — такой в Нейске вообще не было…

— Как называется ваш город? Нейск? — спросил Яр у Данки.

Она сказала чуть удивленно:

— Нет, Орехов.

Чита шагал впереди и ухитрялся не спотыкаться. Алька, шлепая сандалетами, подбежал к нему.

— Ты что читаешь?

— «Зверобой» Фенимора Купера…

— Ух ты!.. А это кто на картинке? Индейцы?

Он зашагал рядом с Читой, заглядывая в книгу. Яр вдруг заметил, что ноги у Альки чуть-чуть колесом, как у маленького кавалериста. Это было еле заметно и ничуть не портило Алькину внешность. Наоборот, делало его походку особенно ловкой и слегка шаловливой. Алькиной…

Игнатик и Данка шли по бокам от Яра. Игнатик двумя руками держал его за локоть. Один раз он заглянул Яру в лицо, тихо сказал:

— Яр…

— Что… Тик?

Он заулыбался:

— Ничего. Просто…

— А вот и цирк,— сказала Данка.

Когда вышли из цирка, в разгаре был день. С жарким солнцем, с высокими белыми облаками.

— Купаться,— сказал Алька и запрыгал на здоровой, незабинтованной ноге.— Пойдем, Данка, да? — Он заглядывал ей в лицо, слегка подлизываясь.

— Можно,— отозвалась Данка.— Тебе полезно остыть.— Она повернулась к Яру.— С ним невозможно сидеть, верно? Хохочет как сумасшедший, да еще ногами колотит.

— Ну, а что делать, если клоуны?— заступился Яр.— Я сам хохотал, как в детстве… Когда я маленький был, у нас такие же клоуны выступали. Батон и Шура Печкин.

И подумал: «А может, эти же самые?»

— Вы хохотали нормально, а он— как будто его сто русалок щекочут,— сказал Чита, раскрывая на ходу книгу.

— Ты все равно ничего не видел и не слышал, ты читал,— поддел Алька.

— Читал и слышал. И все видел,— невозмутимо сообщил Чита.— Видел даже, как Игнат хулиганил.

— А что я…— не очень уверенно сказал Игнатик.

— А почему у Софии Марчес кубики два раза не туда падали, а петух все время прыгал в вазу и кукарекал как бешеный? Она чуть не плакала.

— Тик, ну как не стыдно! — сказала Данка. Впрочем, без особой строгости.

Алька весело растопырил ресницы. Игнатик потупился, затеребил шортики и произнес Алькиным голосом:

— Я исправлюсь.

Яр хотел спросить, как это Игнатик сумел устроить такие шуточки, но Алька очень ехидно поинтересовался:

— Чита, тебя щекотали русалки?

— Нет,— хладнокровно сказал Чита.

— А откуда ты знаешь, как хохочут, если они щекотят?

— Липучка,— сказала Данка.

— Говорят, раньше русалки водились под обрывом у крепости,— сообщил Игнатик и пристроился к Яру. Взял его за рукав.

— Мало ли что говорят! — возразила Данка.— Тебе что ни скажи, ты всему веришь… Знаете, Яр, он просто до ужаса доверчивый. Сам такие штуки умеет делать, а верит всему, что ни скажут.

— Ну и что…— слегка надулся Игнатик. И поплотнее взялся за рукав Яра.

Яр благодарно посмотрел на его белобрысую макушку и спросил:

— А что за крепость?

— Старинная, над рекой,— объяснила Данка.

— Пойдемте купаться к крепости! — оживился Алька.

— Только надо купить что-нибудь поесть,— рассудила Данка.— Через час вы запищите от голода… Тик, сколько осталось копеек?

Игнатик вытряхнул из кармана какие-то бумажки, огарок свечи и две монетки. Данка недовольно сказала:

— Зачем ты свечку-то с собой таскаешь? Смотри, от нее на кармане сальное пятно.

— Подумаешь…

Они шли по старой улице с двухэтажными домами. Вдоль потрескавшихся асфальтовых тротуаров цвели высокие тополя. В безветрии медленно падал тополиный пух. Тик сдувал его с большого,белого каравая, который купил в подвальчике с вывеской «Хлеб и мука».

По тряской мостовой, позванивая, проскакивали мальчишки-велосипедисты. Почтенные пенсионеры в парусиновых пиджаках прогуливали пуделей и болонок. Псы морщились и чихали от пуха. Машин почти не было, протарахтел только голубой грузовичок, он вез на прицепе бочку с квасом. Двое загорелых ребятишек в красных трусиках катили по дороге громадную камеру от автомобиля — тугую и блестящую. Она звонко прыгала на булыжниках.

— Нам бы такую! — вздохнул Алька. Тут же отвлекся, завертел головой.— Ой, смотрите, фотография!

— Ну и что?— строго сказала Данка.

— Автоматическая же! Можно сняться и сразу карточки получить.

— Вечно ты выдумываешь. Зачем?

— На память Яру,— хитро сказал Алька.

— А в самом деле! — обрадовался Яр.— Давайте!

Он подумал,как здорово будет сохранить снимок этой замечательной компании. На память о чуде, которому он уже перестал (почти перестал) удивляться. По крайней мере, останется доказательство, что это было.

— А деньги? — спросила Данка.

Игнатик показал четырехкопеечную монетку.

Они вошли в полутемный фанерный павильончик. Плоский жестяной клоун у стены приподнял шляпу и задрыгал ногами. Над ним зажглась надпись:

— Дай, я опущу! — Алька толкнул монетку в щель старинного аппарата рядом с клоуном. Аппарат был нарисованный, а объектив у него — настоящий.

Все торопливо встали у белой полосы на полу. Яр оказался посередине, Алька слева, Игнатик справа, Данка и Чита по краям.

— Перестань читать,— сердито сказала Данка.

В это время зашипело, вспыхнул магниевый свет, все вздрогнули, Алька подпрыгнул и захохотал.

Через полминуты глаза опять привыкли к сумраку. Тогда зажглась новая надпись:

А еще через минуту:

Клоун опять задрыгал ногами и поднял шляпу. Из щели под нарисованным аппаратом выскользнул на столик фотоснимок размером с открытку. Алька подхватил его, а клоуну снисходительно сказал:

— Спасибо.

На улице карточку подробно рассмотрели. И одобрили. Все получились похожие и веселые. Только Чита все-таки смотрел в книгу.

— Ну и ладно. Иначе это был бы не Чита,— заметила Данка и отдала снимок Яру. Он положил его во внутренний карман вельветового пиджака. При этом он заметил, что в кармане есть не то плоский бумажник, не то твердый конверт. Но тут же забыл.

…Улица вывела на речной обрыв.

Река была широкая, с желтоватой водой, с толчеей плотов у противоположного низкого берега. На том берегу толпились домишки слободы. За слободой тянулись луга и синели рощицы. Над ними висели светлые груды облаков.

Река плавно поворачивала, и зеленый с желтыми проплешинами обрыв изгибался широченной дугой. На дальнем конце изгиба Яр увидел крепость.

Это были кирпичные башни — квадратная и несколько круглых. Они стояли почти вплотную друг к другу — будто кто-то на краю громадного стола сдвинул вместе красновато-коричневые банки и коробку.

Вершины башен были неровные, с осыпавшимися зубцами.

— Странная крепость,— сказал Яр.— У нас такой не было.

Тик посмотрел на него с тревогой:

— А что? Это… плохо, да?

— Н-нет…— скрывая сожаление, отозвался Яр.— Но когда вы меня… когда я оказался у вас, то подумал сначала, что попал в свой родной город…

— Все-таки это Орехов, а не Нейск,— виновато заметила Данка.

— Да… Но непонятно, откуда столько знакомого… Даже цирк с Софией Марчес.

— Это Тик напридумывал так похоже,— сказал Алька.— Ой…— Он перепуганно посмотрел на Яра.

Яр засмеялся, дотянулся, взлохматил ему и без того растрепанную русую голову. И сказал, слегка наклонившись к Игнатику:

— Ну и молодец, что напридумывал… Двор у вас в точности такой же, в каком жил я. Мне даже показалось: вот поднимусь на второй этаж и окажусь в своей собственной комнате… И голубятня такая же… Голубей в ней не было, и мы там играли по вечерам.

— Как? — спросил Игнатик.

— По-всякому… Тоже придумывали… У нас тогда была постоянная компания: Валерка Дымов, Славик Раскатов, Димка Савченко, Юрик… фамилию не помню… и я… Девочки, правда, не было.— Он покосился на Дан-ку.— Сначала не было…

— А вас не ругали? — спросил Чита и оторвался от книги.

— За то, что не было девочки?

— Нет, за то, что пятеро,— быстро сказал Игнатик.

Яр по очереди оглядел всех. И Алька, и Тик, и Данка, и даже Чита смотрели на него с непонятным ожиданием.

— Братцы,— осторожно сказал Яр.— Я заметил непонятную вещь. У вас, по-моему, ужасно не любят число «пять». Почему?

Алька сердито фыркнул. Тик быстро обвел друзей блестящими глазами и покрепче взял Яра за руку. Данка странно улыбнулась.

Чита пожал плечами:

— Это же несчастливое число. Все знают…

— Я-то не знаю. У нас такого нет,— сказал Яр.— Это что? Обычай? Примета?

— Всё на свете,— объяснил Чита.— Людям известно, что пять— это всегда не к добру. Во всех случаях жизни.

— Даже неприличным считается, если что-то пять,— сказала Данка.— Если впятером собираются, это… Да никто и не собирается. Иногда только ребята, но за это попадает.

— Говорят, что хулиганство…— буркнул Алька.

— Ну… а мы сейчас тоже впятером. За это не попадет?

— Это не впятером,— усмехнулся Чита.— Это четверо и один. Четверо ребят и взрослый. Считается, что он смотрит за детьми. Поэтому его даже в цирк пускают бесплатно.

— Ну, идем купаться-то? — жалобно спросил Алька. И шагнул к откосу. Там среди бурьяна и конопли начиналась тропинка и петлями спускалась к воде.

— Постой, Алька… Я хочу все же разобраться, почему такой обычай. Или даже закон?

— Закон? — удивилась Данка.— А откуда он возьмется?

— Как откуда? Мало ли… Вам лучше знать. Может, от директора школы, может, от правительства…

— А откуда возьмется правительство? — сказал Чита.— Правительства были раньше, когда люди еще воевали.

— А сейчас не воюют?

— Сейчас? — удивилась Данка.— Сумасшедшие, что ли? И без того хватает…

— Значит, по всей Земле нет войн?

— По какой земле? — сунулся Алька.

— По всему земному шару?

— А как это «земной шар»? — нерешительно спросил Данка.

— Разве планета — не шар?

— Шар, конечно,— заметил рассудительный Чита.— Но при чем здесь земля?

— Разве планета называется не Земля?

— Земля— вот.— Чита колупнул ботинком траву и почву.— А планета — просто Планета. Она так и называется…

— А-га…— соображая, протянул Яр.— Ну что же… А разве других планет у Солнца не открыли?

— Давным-давно открыли,— объяснил Чита.— Альфа, Бета, Гамма, Дельта… и так далее. А наша — просто Планета. Потому что для нас она главная.

— Логично,— заметил Яр.

— Пойдемте же купаться! — отчаянно сказал Алька.

Яр его понял. Яру тоже ужасно захотелось сбежать по тропинке среди зарослей, сбросить одежду, бултыхнуться в воду. Потом свалиться на песок и, может быть, зарыться в него, в сухой и теплый. И устроить с Тиком и Алькой возню. Вспомнить наяву берег Туры с такой же широкой желтоватой водой… Ну их, планеты. Хотя бы в этот летний день…

И все же Яр задал еще вопрос:

— Если нет правительств, кто же управляет людьми на всей… Планете?

— А зачем ими управлять?— опять удивилась Данка.— Маленькие, что ли? Каждый и так знает, что ему делать.

— Да нет, говорят, все же управляют,— как-то сумрачно возразил Чита.

— Мы еще маленькие, мы это не проходили,— чуть насмешливо сказал Алька.

Игнатик заглянул Яру в лицо.

— В самом деле, пойдем купаться, Яр.

Они начали спускаться. Данка двигалась осторожно, боком. Алька, несмотря на забинтованную ногу, ускакал вперед. Чита ухитрялся читать на спуске и ни разу не споткнулся. Игнатик не выпускал руку Яра.

Под заросшими откосами и обрывами тянулась песчаная полоса. Кое-где на ней торчали пляжные грибки. На песке резвилось и загорало множество мальчишек и взрослых. Мальчишек, разумеется, больше. Ребята и Яр долго шли вдоль воды и наконец отыскали свободное место с гладким, почти не тронутым следами песком.

Алька торопливо задергал пуговки рубашки. Сказал с восторгом:

— Ох и побулькаем…

— Тебе нельзя, у тебя нога порезанная,— возразила Данка. Впрочем, без всякой уверенности, что Алька послушается.

Он только фыркнул и показал язык.

— Балда упрямая,— сказала Данка. Одним махом сбросила через голову платье, промчалась по песку и гибко, по дуге, кинула себя в воду. В серебристом ку-пальничке она мелькнула, как узкая рыбка.

— А говорили, что здесь русалки не водятся,— улыбнулся Яр.

Мальчишки торопливо пошвыряли в кучу одежду и башмаки. Даже Чита без жалости скомкал свои наглаженные брюки. Только Яр аккуратно укладывал костюм — чужой, надо беречь. Игнатик, Алька и Чита нетерпеливо на него поглядывали.

— Ты нас побросаешь? — спросил Игнатик.

— Как?

— Ну, раскачал — и в воду,— объяснил Алька.

Вода была мутноватая и теплая, с привкусом травы и песка. Яр швырял с размаху в эту воду орущих от радости Игнатика и Альку. Потом все ныряли с него, как с вышки. Даже Данка, которая приплыла с середины реки. Оказалось, что лучше всех ныряет Чита. Тощий, ребристый, в обвисших трусиках, он взлетал с плеч Яра, как пружинка, и падал без плеска. Данка тоже хорошо ныряла. Игнатик не очень. Алька же просто плюхался.

Когда выходили на берег, Алька вдруг завопил:

— Ой, меня кто-то за ногу тащит! Крокодил!

Никто, даже Яр, не обратили внимания: привыкли к его фокусам. Только Игнатик бросился к Альке. Схватил его за локоть, дернул к себе. Оба шлепнулись у берега на мелком месте.

— Ты чего! Я же понарошке! — захохотал Алька. Игнатик вскочил, ушел на берег и лег.

— Ну какие здесь крокодилы! — немного смущенно сказал ему вслед Алька.

— Ох и пустозвон ты! — вздохнула Данка.

— Я виноват разве, что он всему верит? — огрызнулся Алька.

Вслед за Игнатиком все в беспорядке попадали на песок. Яр украдкой смотрел на Игнатика и Альку — те лежали недалеко друг от друга. Алька боком-боком подобрался к Игнатику, осторожно дотронулся локтем до его плеча. Игнатик улыбнулся. Тогда Яр облегченно закрыл глаза и перевернулся на спину. Блаженно вытянулся на сухом теплом песке Планеты.

Какой планеты?!

Скадермен всегда обязан быть скадерменом. Разведчиком. Попадая в незнакомые условия, он должен исследовать, изучать, анализировать, делать выводы. Строить хотя бы первоначальную теорию. Во имя дальнейшего развития человеческой мысли, во имя прогресса и науки.

Яр чувствовал, что самым скандальным образом теряет право на свой высокий титул. Он не анализировал и не строил. Он валялся на песке в обществе трех загорелых пацанов и девчонки и, вопреки логике, чувствовал себя таким же, как они, довольным и беззаботным.

Впрочем, он попытался мысленно прикинуть конспект первого донесения.

Пункт первый. Способ высадки на объект. Значит, так: через голубятню на поляне с одуванчиками (о, бедные академики в экспедиционном комитете СКДР!).

Пункт второй. Вид космического объекта. Планета типа, максимально приближающегося к земному… А может быть, все-таки просто Земля? В другом витке пространства-времени, или в каком-нибудь параллельном варианте развития, или… тьфу! Сюда бы Стасика Тихова с его коллекцией фантастики, там подобной зауми— хоть зачитайся. (Но Стасик разбился в десантной ракете на голой гранитной планетке с красивым именем Легенда. И где теперь его коллекция?)

Ну ладно, пункт третий. Наличие биологической жизни. Сколько угодно. Во всех видах. Вот божья коровка ползет по локтю…

Пункт четвертый. Имеются ли какие-либо признаки цивилизации?

О господи, вон они, живые представители здешней цивилизации! Похитили разведчика Ярослава Родина с крейсера и в ус не дуют! Данка сидит на песке в позе знаменитой Русалочки и крошечным гребешком расчесывает мокрые волосы. Игнатик и Алька докопались до влажного песчаного слоя и строят крепость — вроде той, что стоит наверху. Чита, естественно, читает. Впрочем, это не мешает ему время от времени украдкой швырять в крепость песочные бомбочки. Яр давно заметил, что Чита многое умеет делать, не отрываясь от книги.

Очередная бомбочка шлепнулась на верхушку главной башни.

— Ну ладно, Чита,— сказал Алька.— Сейчас ты запоешь… Тик, давай устраивать карательную экспедицию.

Оба угрожающе засопели и на локтях и коленках стали подбираться к Чите с флангов. Он делал вид, что ничто его не касается. Но когда Игнатик и Алька с воплями кинулись в атаку, Чита непостижимым образом ускользнул. Бросил книжку и помчался к воде. Алька с Тиком — за ним.

— Сейчас всю реку взбаламутят,— сказала Данка.— Ой, вон пароход идет, волны будут! Пойдем покачаемся?

На середине реки шлепал громадными колесами черно-белый пароход с желтой трубой и голубым флагом. От форштевня и колес бежали к берегу длинные волны. По песку мчались к воде радостные мальчишки.

— Идем! — поторопила Данка.

— Лень,— честно сказал Яр.— Лучше я поваляюсь.

Данка убежала. Яр опять попробовал сосредоточиться. Настроить мысли и нервы на тот жесткий ритм, который свойствен скадермену, ступившему на незнакомый космический объект.

Не получилось. С первых минут, когда Яр оказался на Планете, его беспокоили мысли, не имевшие отношения к задачам разведчика и науке планетологии. Его волновало, не обидел ли он Данку неосторожным вопросом об отце. Не слишком ли сильно поссорился с ребятами Алька? Не разболится ли порезанная Алькина нога? Почему у Игнатика среди веселья и смеха вдруг мелькает в глазах тревога?

Игнатик… Белобрысый похититель скадерменов, покоритель субпространства и сказочник с оттопыренными ушами и поцарапанным носом. Когда он доверчиво и как-то чуть испуганно берет Яра за рукав, к горлу подкатывает теплая ласковость. В конце концов, это понятно: у Яра мог быть такой сын. Такой же, как кареглазый Тик… Или как Алька? Может быть… Или как серьезный и быстрый Чита… Или дочь, похожая на Данку… Если бы Галина дождалась тогда…

Но она не дождалась. И Яр никогда не осуждал ее. Он знал, что это могло случиться. Он сам не раз говорил ей, что главное для скадермена не земные радости, а звездный поиск. И верил, что это так…

Мальчишки с Данкой выбрались из воды. Расселись вокруг Яра. Данка сказала:

— Ты пережаришься.

— Не-е…— сказал Яр Алькиным голосом. Алька вспомнил:

— У нас же хлеб есть! Давайте обедать.

Они разломали и дружно умяли пухлый свежий каравай.

Алька похлопал себя по животу и лениво встал.

— Пойду попью водички…

— Из реки? — ужаснулась Данка.

— Я тыщу раз пил,— сказал Игнатик и тоже поднялся.

— Вы посмотрите, какая вода мутная!

— Это же песок,— возразил Чита.— Песок — не микробы, он даже полезен для пищеварения.— И двинулся за Игнатиком и Алькой.

Данка жалобно посмотрела на Яра:

— Может, правда попить? Ты не боишься воды с песком?

— Я могу пить какую угодно воду. Даже морскую… А вот вы…

— А, ничего не будет! — Данка махнула рукой и побежала к воде. Яр за ней.

Они заплыли подальше, поглотали теплой, но не очень противной воды, поныряли и опять растянулись на песке.

— А знаете, что мы натворили? — вдруг спросил Чита.

— Что? — радостно подскочил Алька.

— Мы один хлеб разломили на пять частей. И запили водой из реки, не из водопровода. Настоящий обряд. Мы теперь вроде тайного союза нарушителей обычая.

— Все за каждого, один за пятерых,— серьезно сказал Игнатик.

— Вот это да!..— с тихим восторгом прошептал Алька.— Уже?

— И ничего не случилось,— усмехнулась Данка.— Ни землетрясения, ни молний. Ни криков классной дамы…

— И крепость на нас не обрушилась,— поддержал Чита.

Все посмотрели на крепость.

Она стояла высоко на обрыве, прямо над тем местом, где лежали и сидели пять «заговорщиков». Кирпичные башни ярко освещало солнце, они были коричневато-оранжевыми. Над разрушенными зубцами плыли круглые облака. Внизу ветра не было, но там, на высоте, облака двигались быстро. Они наплывали из-за реки и уходили за крепость. Крепость бесконечно клонилась им навстречу, будто и в самом деле грозила рухнуть под обрыв.

— Что сейчас там? — спросил Яр.— Музей?

— Ничего нет,— сказала Данка.— Просто развалины.

— Но, наверно, туристы все равно лазят?

Данка покачала головой:

— Там почти никто не бывает. Говорят, что опасно. Крепость стоит на песке и может в любую минуту обвалиться.

— Видишь, даже здесь, внизу, кроме нас, никого нет,— гордо сказал Алька.— Все боятся…

В самом деле, берег был полон народа, а на пятачке под крепостью — пусто. Вот, значит, почему…

Яр спросил:

— А если в самом деле обвалится?

— Ну да! Полтыщи лет стояла, а сейчас вдруг посыплется,— хмыкнул Чита.— По теории вероятности — это чушь.

— Да там все прочное,— тихо сказал Игнатик.— Яр, мы там знаешь сколько лазили!.. Хочешь, слазим вместе?

Яр хотел.

В Нейске не было крепости. Был только старый монастырь на обрыве, но туда никого не пускали: в нем располагался секретный научный институт. Еще нависал над берегом фундамент взорванного собора. Под фундаментом Яська с Валеркой и Юриком разыскали подземный ход, но он оказался заваленным в самом начале.

Им тогда хотелось приключений и тайн. Они мечтали: вот если бы в городе сохранилась старинная цитадель— с башнями и подземельями, где можно отыскать ржавое оружие. Пусть и с привидениями…

Яське даже снилась иногда такая крепость. Впрочем, взрослому Яру тоже иногда снилась…

Мальчишки торопливо натягивали одежду.

— В обход пойдем, по тропинке? — нерешительно спросила Данка.

Алька презрительно фыркнул.

— На штурм,— твердо сказал Игнатик.

Чита затолкал «Зверобоя» под брючный ремешок, снял очки и прицельно глянул вверх.

— На кого вы будете похожи…— вздохнула Данка.— Яр, ты тоже полезешь напрямик?

— Я боюсь за костюм…

— Да с костюмом-то ничего не сделается, почистим…— Данке самой явно не хотелось тащиться в обход.

— А крик на берегу не подымут?— спросил Яр.— «Куда полезли, хулиганы? Там опасно!» Чего доброго, милицию позовут, а у меня никаких документов…

— Какую милицию?— удивилась Данка.

— Милиция— это отряды добровольцев, если… ну, какое-нибудь стихийное бедствие или еще что-нибудь,— объяснил Чита.— Кто же будет из-за нас собирать отряд?

— А кто охраняет порядок? — спросил Яр.

— Где? — не поняла Данка.

— Ну, везде…

Она пожала плечами:

— В школе — учителя. Дома — родители… или вообще старшие. На работе — начальство…

— На море— береговая охрана. Это если браконьеры,— сказал Игнатик.— Я знаю, у меня еще одна тетя есть, она у моря живет, на той стороне. Она писала про браконьеров…

— Разве бывают письма с той стороны? — удивился Алька.

— А что такого? Говорят, и люди иногда приезжают,— сказал Чита.

Все почему-то помолчали.

— Лезем,— решительно сказал Алька.

Было трудно и весело. Пласты песка оседали под тяжестью тела, песчаные ручьи неслись вниз, шурша в редких стеблях. Один раз Яр почти с полпути съехал с песчаной лавиной в бурьянные заросли у подножия обрыва. И все же они штурмовали крутой берег снова и снова. Данка неожиданно вырвалась вперед и мелькала в своем красном платьице, как флажок,— высоко-высоко. Алька тоже ловко карабкался выше Яра. Игнатик и Чита держались по бокам— Яр понял, что они деликатно подстраховывают его. «Отяжелел, старая кляча,— обругал он себя.— Никакой подготовки». И поднажал, отплевываясь от песка.

Песок был везде. За воротом и за пазухой, во рту и в ушах, в волосах и в обуви. Теплый, сухой, чистый…

Яр отчетливо вспомнил, что такое уже было. Почти так. Во сне. Не очень давно. Только вместо четырех ребят с ним штурмовал берег один мальчишка. Похожий на Игнатика, лишь волосы темные. Сердитый, босой, с грязным бинтом на коленке, в черной рубашке с блестящими пуговками. Он тащил на боку игрушечный барабан, который когда-то мама подарила маленькому Яське. Это был сын Юрка (которого на самом деле никогда не было). Он спешил наверх, чтобы сыграть сигнал — очень важный…