Один и четыре

Был, видимо, июнь. У цирка цвели кусты желтой акации. Алька, не вста­вая со скамьи, дотянулся до ветки, сорвал похожий на ушастого зверька цветок, сунул в рот. Сладко зажму­рился.

Тик посмотрел на Альку и сделал то же самое.

— Травоядные,— сказала Данка.

Тогда и Чита, не отрываясь от книги, добыл себе цветочек.

Яр вспомнил, отчетливо вспомнил, как всасывается в язык сладковатый, с травянистым запахом лета сок. Виновато посмотрел на Данку и тоже потянулся к ветке. Данка сделала вид, что не заметила.

Яр осторожно раскусил корешок цветка, тихонько засмеялся и закрыл глаза. Он отчетливо услышал голос мамы: «Яська, опять ты жуешь эту зелень! Ты превра­тишься в верблюда».

«Еще немного, и я вспомню мамино лицо»,— подумал Яр.

В сквере было шумно. До утреннего представления оставалось минут сорок, в цирк пока никто не спешил. Мальчишки и девчонки играли в прятки и догонялки. Кто-то смеялся, кто-то кричал: «Это не по правилам, пускай теперь Сашка ищет!» Щелкали пистонные писто­леты. Перебивали друг друга считалки. Вот знакомая:

 

На золотом крыльце сидели

Царь, царевич, король, королевич…

 

Вот незнакомая:

 

Раз-два! Три-четыре!

Синий слон живет в квартире!

На слоне лежит доска,

Раз-два-три —

Тебе искать!

 

Яр вспомнил, как он, зажмурившись и прижавшись лбом к забору, торопил приятелей: «Раз-два-три-четыре-пять: я иду искать! Кто не спрятался — я не виноват!» Та-та-та-та! — разлетался топот подошв. Разбегутся, при­таятся. И тихо во дворе, как на пустой планете…

Не надо про планеты.

Надо сидеть и радоваться подарку судьбы. Лету. Вот этим голосам и смеху…

Кто-то радуется, а кто-то не очень. Вон курчавый пацаненок в клетчатом костюмчике поссорился с маль­чишками. Они кричат:

— Не видишь, что ли, нас уже четверо!

— Ну и что? Никто же не узнает! — обиженно до­казывает он.

— Ненормальный какой-то! Иди один, а то полу­чишь!

Ребята убежали, а курчавый мальчишка надулся и так сердито сунул в кармашки кулаки, что весь его желто-синий костюмчик смялся и скособочился.

Яр пожалел мальчишку, как самого себя. Когда он был маленький, его, случалось, тоже не брали в компа­нию…

Алька забрался на спинку скамьи, балансировал на ней и рвал с куста цветки покрупнее.

— Сядь,— сказала Данка.— Свалишься и весь изво­зишься.

— Щас…— Алька прыгнул, зацепил Читу.— Ой…

— Обормот,— вздохнул Чита. И снова взялоя за чтение.

— Правильно, обормот,— сказала Данка.— А ты, Ва­дик, тоже. Хотя бы сегодня обошелся без книжки… Такое дело, а ты…

— Я все понимаю. Одно другому не мешает.

— Что тебе говорила учительница?— поддел Читу Алька.— «Если бы ты, Вадик, глотал учебники, как гло­таешь книжки, ты учился бы на одни четверки».

Чита перелистнул страницу.

— А почему не на пятерки? — спросил Яр.

Чита поднял голову и снял очки. Данка округлила глаза. Тик… В его карих глазах — Яр увидел ясно — метнулась непонятная тревога и радость. Алька подскочил и свалился в траву.

— Вот это да! Вот сказать бы ей: «Поставьте мне пять»!

— Ребята, вы не смейтесь,— растерянно сказал Яр.— Конечно, я могу что-то напутать… Вот когда мы учились…

Алька от смеха перекатился с травы на песок дорожки. Данка подняла его и бесцеремонно шлепнула:

— Ну что за чучело!

Из какого-то незаметного кармашка выдернула пла­точек, стала смахивать сухой песок с белой Алькиной рубашки, еще недавно чистой и отглаженной. А заодно с волос, шеи, щек и ушей. Алька, чуть косолапя, перебирал исцарапанными ногами, фыркал, отворачивался и все время хихикал.

Потом успокоились, опять расселись на скамейке. После споров и смеха выпадают иногда такие тихие минутки. Данка, укоризненно вздыхая, сворачивала пла­ток. Алька помусоленным пальцем стирал с колена прилипшие песчинки и заглядывал в книжку Читы. Тик молчаливо приткнулся к Яру. Яр обнял его за плечо, откинулся на спинку скамьи и разглядывал здание цирка.

Это был старый деревянный цирк. Поразительно зна­комый. Над парадным входом подымались на дыбы гро­мадные фанерные кони — черные с красными седлами. В стороне от них белозубо улыбалась фокусница София Марчес с пунцовой розой в смоляных волосах. И держала на ладони лилипута (София и лилипут тоже были фанерные).

Яр вспомнил, как он, восьмилетний, с замиранием ждал на представлении, когда же София вытащит из какой-нибудь вазы или коробки крошечного лилипутика и вот так поставит на ладонь. Но этого ни разу не случилось. Лилипуты, выступавшие в аттракционе Марчес, были не такие уж маленькие — ростом вот с этого «клетчатого» мальчика, который все еще стоял с кулаками в тесных кармашках.

Мальчик будто ощутил взгляд Яра, сердито обернулся, растопырил локти и зашагал через кусты к дальнему дощатому забору.

— А что за забором? — спросил Яр у Данки.— Го­родской сад?

Она кивнула. Алька вскочил:

— Конечно, сад! Мы там в пиратов играем! Там по вечерам гулянья, а днем почти никого… Только там в гущине крапивы много.

Яр осторожно сказал:

— Мне кажется, там должен быть фонтан. Два маль­чика с луком…

— Да,— быстро отозвался Тик.— Хочешь посмотреть? Это близко, там в заборе дыра…

 

Фонтан стоял посреди поляны, окруженной старыми березами. Это был круглый каменный бассейн. Посреди бассейна торчала сложенная из булыжников горка, а на ней темнели фигурки двух бронзовых мальчишек. Один, вытянувшись в струнку, поднял согнутый лук с нацеленной в зенит стрелой. Другой сидел у его ног и держал запасные стрелы. Оба смотрели вверх.

«Сколько лет они в этом саду…— подумал Яр.— Веч­ные ровесники всех мальчишек, которые здесь играли и будут играть… А там в последний раз их не было. И сада не было, и цирка…»

Фонтан работал в четверть силы. Из тонкой трубки-стрелы выбивалась небольшая струйка, и вода стекала по мальчишечьим рукам и плечам (на плечах лежали зеленые полоски медной окиси). На внутренней стороне бассейна выплевывали водяные жгутики озорные детские рожицы, тоже отлитые из бронзы. В бассейне вода слегка рябила, но сквозь нее хорошо различалось бетонное дно. Яр заметил дрожащий блеск нескольких белых и желтых монеток.

— Ура,— деловито сказал Алька,— будет нам моро­женое.

Дрыгнув ногами, он скинул растоптанные сандалеты и соскользнул с края бассейна в воду. Тик хотел пойти за ним, но Данка не пустила:

— Если будет мокрый, то пускай хотя бы один… И вообще это неприлично — мелочь в воде собирать.

— Дана, не обрастай предрассудками, как классная дама,— возразил Чита.— Все собирают.

— И вовсе я не буду мокрый,— сказал Алька. Вода была ему чуть выше колен.— Ух и теплая…

Он стал бродить вокруг каменной горки. Иногда на­гибался и, макая подвернутый выше локтя рукавчик, доставал добычу.

— Вон еще денежка! — командовал Тик.

— И вон! — показывал снятыми очками Чита. Яр тоже не зевал:

— Алька, смотри! Рядом с ногой!

Даже Данка сперва увлеклась. Но скоро сказала:

— Хватит уже. В цирк опоздаем.

— Там еще много осталось,— с сожалением отозвался Алька. Но пошел к барьеру.

— Сюда каждый вечер монетки бросают,— объяснила Данка Яру,— потому что этот фонтан все любят. Он все нашествия пережил.

«Какие нашествия?» — хотел спросить Яр. Но тут приблизился Алька, пришлось его вытаскивать на сушу.

— Много? — спросил Тик.

Алька разжал кулачок. На ладони-лежала кучка мокрых монеток — серебристых и медных. Яр взял одну желтую. Размером она была в точности как знакомые по давнему детству пятаки. И тоже рубчики по краям. Но изображение оказалось незнакомым: четырехугольная звезда, похожая на розу ветров. Яр перевернул монету. И поморщился от неожиданности: на другой стороне была цифра 4. В подтверждение ее по кругу шла надпись: