Одной из важных задач историко-археологического изучения енисейских кыргызов является характеристика их хозяйства и быта, определение хозяйственно – культурного типа. Во второй половине ХIХ - начале XX веков, когда идентификация средневековых памятников с кыргызской культурой была недостаточно обоснованной и вызывала сомнения, основой для оценки их хозяйственной деятельности были сведения письменных источников и этнографические наблюдения. При всей фрагментарности этих данных, они весьма показательны для формирования определенной научной традиции.
В досоветской историографии устоялось мнение о кочевом скотоводческом хозяйстве и подвижном образе жизни кыргызов, которое в известной степени игнорировало весьма противоречивые сведения письменных источников о наличии у кыргызов наряду со скотоводством и зачатков земледелия. [Радлов. 1896.с. 58.; Клеменц. 1886. с. 64.]
Выделение кыргызских памятников из общего массива археологических материалов Минусинской котловины, осуществленное в 20-е годы С.А.Теплоуховым, открыло возможность для привлечения при анализе культурно-хозяйственного типа кыргызов данных археологии. [Теплоухов. 1929. с. 55]
Впервые опыт решения вопроса о культурно-хозяйственном типе кыргызов на базе письменных и археологических источников предпринят в 1930-40-е годы в работах С.В.Киселева, Л.А.Евтюховой, В.П. Левашовой. Археолог С.В.Киселев полагал, что "быт населения в кыргызскую эпоху был своеобразен. В нем очень сильны были черты кочевничества". [Киселев. 1951. с. 568]
Таким образом, к середине 1950-х годов в отечественной историографии сложилась определенная научная традиция, оценивать средневековую кыргызскую культуру, как принадлежавшую скотоводам-кочевникам. При этом определенное внимание уделялось анализу других видов хозяйственной деятельности, практикуемых в землях кыргызского государства: различных форм земледелия, ремесел, охоты и рыболовства.
Однако во второй половине ХХ в., наряду с общепринятым мнением, возникло предположение об оседло-земледельческом характере кыргызской культуры. Наиболее подробно эта точка зрения отражена в работах Л.Р.Кызласова. По мнению Л.Р. Кызласова, у кыргызов "земледелие было высокоразвитым, плужным и в значительной мере основанным на искусственном орошении", а "крестьяне, занимавшиеся земледелием, жили деревнями". Что касается скотоводства, то оно "... было пастушеским, с применением стойлового содержания скота", и "... в некоторой степени уже интенсивным". Имелись, правда, еще и "полукочевые хозяйства рядовых крестьян". Автор предполагает даже, что на Среднем Енисее "существовало товарное производство хлеба на продажу, что являлось монополией государства", поскольку "существовало государственное и частное землепользование". [Кызласов. 1984. с. 105, 124] С аргументированной критикой точки зрения Л.Р. Кызласова выступил археолог Ю.С. Худяков, работами которого в целом решился вопрос о характере хозяйства кыргызов как номадном способе производства. [Худяков. 1982. с. 210-214]
Разнообразные письменные источники освещают различные стороны хозяйственных занятий кыргызов. В танских летописях сообщается, что основу их хозяйства составляло скотоводство, лошади которых "плотны и рослы. Лучшими считаются, которые сильно дерутся. Есть верблюды и коровы, но более коров и овец". Стада у кыргызов состояли из следующих видов скота: "верблюды, быки, бараны, причем особенно много быков. У богатых семей имеется по две-три тысячи голов". [Кюнер. 1961. С. 59] В рунических текстах-эпитафиях, принадлежащих кыргызам, говорится о наличии у них большого количества скота. Например: табуны из "шести тысяч моих лошадей", "отмеченный клеймом (тамгой) скот был без числа" и т.д. Эти сведения подтверждаются мусульманскими авторами: "(Основными статьями) их благосостояния являются хырхызские повозки, овцы, коровы и лошади. Они кочуют (в поисках) воды, сухой травы, (благоприятной) погоды и зеленых лугов". [Материалы. 1973. с. 41.] О кыргызских лошадях различных пород довольно подробно говорят летописцы империи Тан. Хроники высоко оценивают боевые качества, чистопородность кыргызских лошадей, характеризуя их "прекрасными скакунами, достойными породы Лун-ю". [Супруненко. 1963. с.70-71] "Их лошади чрезвычайно крепки и крупны; тех, которые могут сражаться, называют головными лошадьми". [Кюнер. 1961. С. 56-57] Необходимо отметить, что вплоть до этнографической современности в Хакасии лучшие кони, преподносимые вместе с калымом на свадебных обрядах, назывались "башат" – т.е. головной конь. Этот обычай возник еще во времена Кыргызского государства, когда при "браках калым платится лошадьми и овцами. Богатые дают по сто и по тысяче голов" [Бичурин. 1950. с. 353].
Верблюдов (по-хакасски "тибе") кыргызы использовали не только как транспортное средство во время перекочевок и для торговых караванов, но и как тягловое животное. На знаменитой Сулекской писанице VIII – IХ вв. (по-хакасски "пiчiктiг хайа") имеется изображение верблюдов, один из которых запряжен в двухколесную повозку, а другой привязан сзади.
Скот являлся основой богатства и служил своего рода эквивалентом денег. В хакасском языке для обозначения животных применяется термин "мал". В древнетюркском языке слово "мал" употреблялся как для определения крупного скота, так и для названия имущества, нажитого состояния, товара. Надо сказать, что слово "товар" у тюрков первоначально означало "скот", ибо последний служил в качестве торговой ценности и в дальнейшем приобрел значение предмета купли и продажи. До сих пор во многих тюркских языках термин "тувар" - означает скот или стадо. В хакасском языке слово, исторически связанное с понятием "товар", звучит как "туур" и означает "молодой скот".
О большом значении скотоводства у кыргызов свидетельствуют скульптурные изображения домашних животных, сохранившиеся в качестве археологических памятников. В различных местах хакасских степей находятся: каменные бараны - "хуча тас", козлы – "хосхар тас", быки – "пуга тас", кони – "ат обаа", собаки - "адай обаа". Они не представляли собой изображения тотемных животных, а являлись скульптурными покровителями счастья древних скотоводов и должны были способствовать увеличению поголовья стад. Им ежегодно совершали жертвоприношения.
Письменные источники содержат разноречивые сведения о некоторых формах земледелия и посевных культурах. "Сеют просо, ячмень, пшеницу и гималайский ячмень. Муку мелют ручными мельницами; хлеб сеют в третьей, а убирают в девятой луне (т.е. в апреле-мае и сентябре-октябре). Вино квасят из каши. Нет ни плодов древесных, ни овоща огородного". [Бичурин. 1950. с. 351]. "Отсутствуют пять хлебов (т.е. рис, просо, ячмень, пшеница, бобы – основные культуры китайского земледелия), имеются только ячмень, пшеница, темное просо и конопляное семя". [Кюнер. 1961.С. 58] Арабский автор ХIII в. Закарийа Ал-Казвини, используя более ранние источники, сообщал: "Пища хирхизов – просо, рис, мясо коров, овец и прочих животных, кроме верблюдов". [Демидчик. 1977. С. 110] В разных источниках говорится о просе (по-хакасски "таран"), которое действительно выращивалось в Хакасии вплоть до ХХ в. В долине Июсов старинные нивы до сих пор носят название "хыргыс тарлаглары" - кыргызские пашни. Каменные жернова для помола зерна, которые встречаются в большом количестве на песчаных дюнах долины Абакана, называются также кыргызскими ([shosc ntth,tyw). Хакасские легенды и предания отмечают наличие земледелия у средневекового жителей долины Среднего Енисея.
Исследование искусственного орошения кыргызов привело В.Н.Федорова к выводу, что земледелие в экономике средневекового населения Минусинской котловины никогда не играло "такой большой роли, как скотоводство или охотничий промысел", а оросительные каналы использовались для увлажнения пастбищ и водопоев. [Федоров. 1952. с. 142.]
По всей видимости, кыргызы частично занимались рыболовством. В "Описании всего мира эры правления Тайпин синго (976-984 гг.)" говорится: "Из рыб имеются мйе [вероятно "мыра" - язь. В.Б.], длиною в семь-восемь чи; рыба мохэнь, (у которой) рот находится внизу челюсти и без костей [т.е. стерлядь – В.Б.]". [Материалы. 2003. с.36] Действительно, стерлядь водится в Енисее ниже Большого порога в Саянах, т.е. начиная со среднего течения, где проживали кыргызы.
Фольклорные данные хакасов утверждали, что их предки не ели рыбу и называли ее "суг хурты" - водяной червь. Согласно преданиям, кыргызы настолько брезговали рыбой, что вынуждены были провести каналы (по-хакасски "хыргыс аргылары" - кыргызские арыки) для питьевой воды. Эти сведения резко отличают людей степной культуры от таежных жителей, где рыба является неотъемлемой частью пищевого рациона.
Важную роль в хозяйственной жизни кыргызов-кочевников играла облавная охота на крупных копытных: маралов, лосей, косулю и др. Об этом есть упоминания в письменных источниках, дополняемые изображениями на петроглифах. Загонная охота велась верхом, с использованием собак, лука и стрел. Среди кыргызских бегов была распространена соколиная охота. Охотничьи соколы высоко ценились и посылались в качестве даров соседним правителям. Например, в 843 г. кыргызский каган отправил китайскому императору десять пар соколов.
Таежные киштымы занимались пушной охотой, платили дань кыргызам "соболями и белкою". Пушнина служила важным предметом экспорта, наряду с мускусом и лошадьми.
В Кыргызском государстве добывались разнообразные ископаемые руды, широко развивалось металлургическое производство. В горах Саяно-Алтая находились богатые "серебряные и золотые рудники, и самые лучшие из них те, что в границах хырхызов". [Материалы. 2002. с. 31] В китайских хрониках сообщалось: "Их земля производит золото, железо и олово". Далее пояснялось, что государство Хягас "имеет железо небесного дождя [т.е. метеоритное – В.Б.], его собирают, чтобы делать ножи и мечи, (оно) отличается от обычного железа". Оно "очень крепко и остро, работа также отменна и искусна". Известный китайский географ Танского времени Цзя Дань (730 – 805 гг.) отмечал: "Обычно производят хорошее железо, называют его цзяша". [Kюнер. 1961. С. 59] Кыргызское название "цзяша" переданное в китайской форме, по всей видимости, сохранилось в хакасском языке и связано со словами "кеш" или "тис" - железная руда. [БХРИЭС. С. 144] Кыргызы получали из железной руды металл в плавильных печах (по-хакасски "хура"), обнаруженных археологами во множестве по берегам Енисея. До сих пор места с выходами шлаков (nbvwh fhsos) около древних плавильных печей называются "хыргыс узанган чир" - мастерские кыргызов.
Принадлежность кыргызов к культурно-хозяйственному типу кочевых скотоводов подтверждается обликом их материальной культуры, аналогичной культурам других кочевников Центральной Азии, в частности, древних тюрок. Вполне возможно, что в эпоху великодержавия кыргызские каганы, аналогично правителям других кочевых государств, предпринимали попытки градостроительства, о чем свидетельствуют как письменные источники, так и раскопки глинобитного "замка" в Уйбатской степи. [Кызласов Л. Кызласов И. 1977. с. 213-214] Мусульманские авторы сообщают о городе, где жил кыргызский каган под названием "Кемиджкет", т.е. город на Енисее. [Материалы. 2002. с. 48.] Подобный факт подтверждает и Синь Таншу: "Ажо имеет пребывание у Черных гор. Стойбище его обнесено надолбами. Дом состоит из палатки, обтянутой войлоками, и называется Мидичжы" [Бич. 1950. с. 352] В материалах Н.В. Кюнера уточняется: "В ставке Ажэ, установив деревья, сделали ограду, поставили большую войлочную палатку, назвали ее цзаодычжи" [Кюнер.1961.С.58] Вероятно название города или ставки "кемиджкет", "цзаодычжи" и "мидичжы" являлись фонетическими разновидностями одного и того же слова. Описание ставки кыргызского кагана заставляет сомневаться, можно ли именовать его городом. Скорее всего, речь идет о зимней укрепленной резиденции. По всей видимости резиденция кагана Кемиджкет находилась в долине Енисея среди Оглахтинских гор, где сохранилось большое крепостное сооружение. В летних ставках (по-хакасски "dргее") ханы проживали в шатрах, называемых в сказаниях "орда". Порядок расположения ставки напоминал монгольскую орду, где впереди всегда находился белый шатер правителя огромных размеров. Что касается остальных кыргызов, то у них "нет, конечно, совсем ни деревень, ни городов, и все (они) селятся в шатрах...". [Материалы. 2002. с. 48]
Исследование нагорных крепостей и фортификационных сооружений кыргызского времени свидетельствует об отсутствии на их площади мощного культурного слоя и остатков каких-либо строений. Это позволяет считать их временными убежищами, куда стекалось окрестное кочевое население со своим скотом в случае военной опасности.
Основным видом поселений были кочевые "аалы", скотоводы которых обитали в войлочных юртах каркасного типа. Енисейские рунические тексты свидетельствуют, что кыргызы жили в юртах и шатрах. [Малов. 1952. с. 14, 83] Для отопления жилищ, возможно использовали уголь. Арабский автор Закарийа Ал-казвини сообщал: "У хирхизов есть камень, который зажигают ночью. И он служит им вместо светильника". [Демидчик. 1977. С. 110] В недрах Хакасии имеются залежи каменного угля. Одно из древнейших месторождений находится в районе горы Ызых. Здесь на откосах со стороны реки Абакан имеются выходы угольных пластов, использовавшиеся хакасами с древнейших времен.
Вся еда, яства и питьё состояли из мясомолочных продуктов. Из коровьего молока квасили айран, а из кобыльего – кумыс. "Питаются мясом и кобыльим молоком" - отмечали китайские источники. [Бичурин. 1950. с. 353]
Хмельные напитки, приготовленные из айрана и кумыса имели возвышенное название "араджан" (fhfzfa) и восходят к санскритскому арашан – целебный напиток. Соблюдался обычай распития вина по кругу, когда хозяин дома первый отпивал содержимое, показывая всем чистоту своих помыслов. Поэтому пирующие богатыри, получая бокал, говорили: "пища имеет хозяина, а голова имеет мозги", т.е. сначала должен пригубить вино хозяин. Обязательно после первого бокала участникам застолья необходимо было повторить выпивку. По этому поводу существовала поговорка: "один сапог не одевают (или - на одной ноге не ходят), один бокал не поднимают". Подобный обычай существовал и у монголов времен Чингис-хана. Например, когда Г. Рубрук во время своей поездки в 1253 г. преподнес монголам бутылку вина, то они, выпив, "попросили другую, говоря, что человек не входит в дом на одной ноге". [Рубрук. 1957. c. 103]
Одежда кыргызов была "сходна с туцзюеской". "Для одежды берут парчу или шерстяную материю смешанного цвета, к поясу привешивают нож и брусок. … Женщины одеваются в шерстяные ткани, а богатые надевают еще шелк и парчу. Ибо (в этой стране) легко получить аньсийские, бэйшиские и дашиские товары". [Кюнер. 1961.С. 58] Меха собольи и рысьи составляли богатое одеяние. "Ажо носит соболью шапку, а летом шляпу с золотым ободочком, с коническим верхом и загнутым низом. Прочие носят белые валяные шляпы". [Бичурин. 1950. с. 352] Кыргызские ханы носили на своих головных уборах султанчики. Султанчик шапки из пучка птичьих перьев носит хакасское название "xfkff". Наличие на головном уборе султанчика выделяло не только ханов, но и шаманов среди простых людей, ибо он служил отличительным знаком привилегированных лиц. В связи с этим термином "чалаа" именовались ханы и правители. Люди низшего сословия "одеваются в овчинное платье и ходят без шляп".
Согласно хакасскому фольклору, нательная одежда кыргызов состояла из рубахи или платья, сшитых из шелковых тканей красных, синих и чёрных цветов. Шелковая рубаха с вышитыми мелкими узорами одевалась под низ, а одежда с крупными вышивками одевалась поверх. Полики, ластовицы, обшлага и кайма вдоль подола у женского платья, в отличие от мужской рубахи, делались из материи другого цвета. Платья застегивались на груди у ворота перламутровыми пуговицами золотистого цвета.
Мужские брюки обязательно делались с прорезными карманами по бокам. Поверх карманов нашивались шёлковые или парчовые лампасы, алеющие из-под подола рубахи в виде раздвоенной вилки. Халаты или кафтаны шились из черного бархата и подпоясывались кушаком из черного шелка. Одежда была длиннополой, с длинными рукавами. При борьбе и в боях рукава заворачивались, а длинный подол подтыкался за пояс.
В героических сказаниях имеются важные сведения об одеянии эпических богатырей, проливающие свет на традиции костюма, сохранившиеся у хакасов вплоть до этнографической современности. Учитывая древность кыргызской ветви Великого Шелкового Пути, снабжавшей жителей долины Среднего Енисея китайскими и персидскими шелковыми товарами, можно предположить восточное происхождении характерных деталей хакасского наряда.
Согласно данным героического эпоса женский головной убор свахи - "тульгу порик", нагрудник "пого" и девичья шапочка "сахпа" представляли чуть ли не повседневное одеяние, тогда как в жизни современных хакасов они служат обрядовым нарядом, одевавшимся только на свадьбу. По всей видимости, хакасский национальный костюм сформировался в кыргызскую эпоху. Он не находит своих прямых аналогий с комплексом одежды соседних этносов Южной Сибири и отличается национальным своеобразием.
По мнению К. Ураи-Кехальми, кочевая государственность возникает в пограничных районах степи и тайги, объединяя типы кочевых скотоводов, подчиняя подсобное земледелие и тяжелую охоту в единый экономический организм. Характерной чертой таких районов первичного зарождения кочевых государств являются "небольшие укрепления", лишенные культурного слоя, которые "служили только складами и местами обороны во время военных столкновений". [Ураи-Кехальми. 1985. с. 129] Подобная ситуация характерна для кыргызов в эпоху чаа-тас: зарождение государственности, распространение крепостей-убежищ, господство скотоводства, подсобная роль земледелия. В эпоху великодержавия положение, по всей видимости, изменилось. Кыргызские каганы по образу других кочевых владык, вероятно, пытались расширить земледелие для увеличения налоговых поступлений, ввозили из других стран земледельческие орудия. Однако эти попытки не увенчались успехом. В дальнейшем кыргызы сохраняли свой хозяйственно - культурный тип кочевых скотоводов вплоть до XVIII века.
