Мы не будем пытаться здесь описывать ортодоксальную процедуру психоанализа, потому что это слишком сложно. Мы лишь попытаемся показать, как правильно настроенный психиатр судит о проблемах пациента. Работая с Рексом Бигфутом, доктор Трис говорил и внушал больше, чем практиковал это обычно, и мы выбрали для иллюстрации именно этот случай, потому что комментарии доктора помогают проследить ход его мыслей.
Жизнь была для Рекса Бигфута настоящей головоломкой. Несмотря на свою необычную фамилию[16], Рекс не имел индейской крови. Родина его предков находилась где-то к западу от Омска и к востоку от Сан-Франциско, некоторые из них были великими людьми. В детстве Рекс жил нормальной жизнью, дружил с такими же сорванцами, развлекаясь тем, что поднимал соседские молотилки на крышу сарая и взрывал динамитом отхожие места.
Женившись на Гале Эрис, девушке, которую он видел в своих самых сладких снах, он некоторое время думал, что распрощался со своим одиночеством. Но вскоре проблемы возобновились с еще большей силой, чем это было после смерти отца. Впрочем, это был не его отец, но он всегда думал об умершем как о своем отце. Это была одна из первых головоломок его жизни[17].
Одним январским днем в больничной столовой доктор Пелл, дерматолог, рассказал о Рексе доктору Трису. Доктор Пелл полагал, что психиатрия могла бы помочь Рексу, хотя некоторые врачи не были с ним согласны[18]. Доктор Трис сказал, что возьмется за это дело, хотя и не был уверен, что ему удастся добиться сколько-нибудь большого успеха.
На следующий день доктор Пелл отправил Рекса к доктору Трису. Рекс вошел в его кабинет не без опаски. Это был крупный, плотного телосложения мужчина, но слишком робкий и пугливый для своих внушительных габаритов. Раньше ему удавалось кое-как справляться со своими страхами, держась тише воды, ниже травы[19]. Но с течением времени ему становилось все труднее, потому что окружающие смеялись над ним, когда он снимал шляпу, и смеялись, если он ее не снимал. Доктор Трис не стал просить его снять шляпу[20], и очень скоро Рекс рассказал ему всю историю своей жизни, включая тайны, которыми он никогда ни с кем не делился.
Рексу в докторе Трисе понравилось то, что он его почти не перебивал. У Рекса было много мыслей, которые ему не терпелось высказать человеку, который был умнее его самого, но все врачи, с которыми он сталкивался до сих пор, не давали ему сказать и слова, лишь задавали вопросы. Это сбивало его с толку и вызывало ощущение, будто то заветное, что ему хотелось поведать им, большого смысла не имеет и лишь отнимет у врачей их драгоценное время. Доктор Трис предоставил ему говорить обо всем, что Рекс сочтет нужным[21].
«Мой отец умер, когда мне было пятнадцать. Мне всегда было трудно с ним. Он не раз выгонял меня из дома, даже когда мне было десять-одиннадцать лет. Мне приходилось жить у моего дяди, преподобного Фолька, которого я не любил. Когда отец умер, меня не было дома, и я очень переживал по этому поводу. Наверное, у меня был нервный срыв[22]. Моя мать снова вышла замуж семь лет спустя, когда мне было двадцать, за семидесятилетнего старика. Его я тоже не любил. Он был уродлив и лыс.
Я чувствую себя ужасно усталым. Иногда даже плачу от усталости. Утром я просыпаюсь совсем разбитым[23]. Аппетит плохой, и сексуального желания почти нет. Это тревожит меня. И все началось в сентябре, когда я потерял прежнюю работу.
Сейчас я расскажу вам о своих настоящих бедах, о которых никогда еще никому не говорил. Когда я родился, моей матери было всего шестнадцать. Она развелась с моим настоящим отцом сразу после моего рождения, и я никогда его не видел. Я был все равно что незаконнорожденный. Наверное, она была беременна, когда выходила замуж. Человек, которого я всю жизнь называл отцом, любил повторять: „Ты не мой ребенок!“ Я не знал, что он имеет в виду. Мальчишки на улице обзывали меня разными словами, но и этих слов я не понимал. Вскоре после папиной смерти мой кузен Гораций Фольк сообщил, что этот человек не был моим настоящим отцом. Он слышал это от своего отца. Я не поверил. Когда же и мать призналась в этом, я понял, что это правда, но мне все равно как-то не верилось. Я был так протрясен, что на несколько дней сбежал из дома. Мать сказала, что была уже на седьмой неделе беременности, когда они с моим настоящим отцом поженились[24]. Наверное, я так и не смог ей этого простить. Во-первых, ей не следовало попадать в эту переделку, а во-вторых, раз уж так получилось, она должна была сразу же уезжать из Олимпии, где все об этом знали и сделали меня объектом насмешек. Простите, что плачу, рассказывая вам все это[25]. Никто от меня этого никогда раньше не слышал.
В августе я начал лысеть. До того у меня была густая черная шевелюра. И вот волосы начали выпадать. Конечно, это меня обеспокоило. У меня произошла стычка с боссом, и он сказал, что с первого числа увольняет меня. Мы с ним никогда не ладили, так что я понимал, что рано или поздно нам придется распрощаться, но произошедшее все-таки меня огорчило. Работа эта мне нравилась — на свежем воздухе и вдали от людей. Я знал, что, если потеряю работу, мне придется идти на завод, где надо будет работать в духоте, в окружении толпы людей[26]и кучи начальников и проверяющих[27]. Работа, где за тобой все время присматривают, мне никогда не нравилась.
Вот так все и случилось. Мне пришлось пойти на консервный завод к мистеру Кингу. Я работал там четвертый день, когда, принимая душ, заметил, что волосы лезут из меня клочьями. И теперь волос у меня не осталось, даже на теле. Мне больше не нужно бриться, и я всегда стыжусь снимать шляпу, потому что голова моя голая, как дыня, а кожа гладкая, как у женщины. И в душе я боюсь раздеваться перед другими мужчинами»[28].
Рекс рассказывал все это около часа, и, когда время визита подошло к концу, доктор Трис, попрощавшись с пациентом, начал изучать записи, присланные ему доктором Пеллом. Рекс прошел полное медицинское обследование, сдал все возможные анализы, но ничто из полученных данных не указывало на причины его заболевания. Волосы выпали полностью: голова, лицо, подмышки, лобок, руки, ноги — все было голо. Рекс сменил кучу врачей, перепробовал всевозможные лосьоны, мази, массаж, витамины, гормоны, солнечные лампы, инфракрасные лампы и прочие физиопроцедуры, какие только можно придумать. Ничего не помогало: те редкие волосы, что еще оставались, продолжали выпадать. К тому времени, как Рекс обратился доктору Трису, врачи уже опустили руки и отказались от дальнейшего лечения.
Назавтра Рекс снова пришел к нему в кабинет и рассказал сон, который приснился ему минувшей ночью.
«Мне приснился сон, о котором я хочу вам рассказать. Он не был похож на все другие сны. Мне вообще сны редко снятся. Последние четыре месяца не было ни одного. Но этот отличался от всех виденных мною снов. Он был про вас[29].
Я был в каком-то саду, окруженном забором. И вы были там со мной[30]. И тут я увидел, что на нас надвигаются шесть воронок, наверное, смерчи, и сказал: „Это конец света, это конец времен“[31]. И тогда я проснулся. Этот сон меня сильно напугал».
Поскольку Рекс не имел опыта в толковании снов, доктор Трис попытался помочь ему. Он спросил у Рекса, о чем ему напоминает этот сон.
— Давайте начнем с забора, например. О чем он вам напоминает?
— Ни о чем, — сказал Рекс, с минуту подумав. — Таких заборов я никогда раньше не видел!
— А как насчет шести смерчей?
— Они тоже ни о чем мне не говорят. У меня шесть братьев, если это имеет какое-то отношение к делу.
— Очень хорошо! — воскликнул доктор Трис, и разговор переключился на братьев. Рекс сказал, что ему всегда казалось, будто его братья ближе к отцу и матери, чем он сам, потому что пасынок. Они перешли к обсуждению вопроса, как важно ребенку, чтобы вырасти счастливым человеком, чувствовать, что его любят и что ему позволено любить. И вдруг Рекс сказал:
— Наверное, забор отгораживает меня от окружающих людей, оберегая меня от покушений на мою личную жизнь с их стороны. Но вы же были внутри вместе со мной!
— Ничего удивительного, — ответил доктор. — Шесть братьев угрожали вашей безопасности подобно шести смерчам, а благодаря мне вы начинаете чувствовать себя спокойнее. Вы вынуждены отгораживать свои личные чувства от посягательств со стороны внешнего мира, потому что встревожены своим происхождением. Люди могли бы узнать слишком много, если бы вы не таили свои мысли от них. Но вы готовы признать меня своим другом, человеком, который постарается помочь, а не навредить, если вы допустите его в сад своих чувств. Понимаете, что я имею в виду?
— Верно, — сказал Рекс. — Мне не нравится, когда люди слишком близки со мной, даже жена. Я как будто стыжусь себя.
— Этот сон означает: «Я чувствую себя в безопасности в своем убежище, но это долго не продлится, потому что слишком много угроз повсюду».
— Интуиция подсказывает мне, что чувства по отношению к матери беспокоят вас больше, чем вы думаете[32]. Вы, должно быть, сильно любите ее, но вас оскорбило то, как она забеременела вами. В этом одна из причин, почему ваши чувства так перепутаны. Думаю, есть еще что-то, связанное с ней, о чем вы позабыли, но это продолжает терзать вас.
— Наверное, я сильно стыжусь ее.
— Видите ли, выясняется, что физические симптомы болезни на фоне беспокойства зачастую в каком-то смысле отвечают интересам пациента[33]. Например, мне кажется, что ваше облысение, которое, конечно, тревожит вас, позволяет вам избегать общества, служит оправданием этому. Нельзя ли предположить, что вы так стыдитесь себя и своей матери, что прячетесь от людей?
— Это верно. Мне нравится быть одному. Я всегда нахожу причины, чтобы не ходить с женой туда, куда ей хочется пойти со мной, в церковь например. Она меня уговаривает, обрабатывает, но в последний момент я все-таки отказываюсь. Иногда мне очень стыдно за такое свое поведение, но находиться в людных местах выше моих сил.
— Теперь вы видите, что облысение дает вам хороший повод никуда не ходить, не испытывая по этому поводу чувства вины. Получается, что быть лысым не так уж плохо, а?
— Наверное, в каком-то смысле вы правы. Во всяком случае, я понимаю вас.
Когда Рекс ушел, доктор Трис немало воодушевился. Он, как обычно, записывал все, что говорил Рекс, чтобы использовать полученную информацию в дальнейших беседах с Рексом и на будущее, если столкнется с похожим случаем и захочет узнать, что кроется за физическим симптомом. По итогам последней беседы он сделал запись:
«Не думаю, что волосы у него в ближайшее время начнут отрастать, несмотря на сложившиеся хорошие отношения с врачом, чего в некоторых случаях достаточно, чтобы началось излечение симптома. Он все еще боится, что „смерчи“ поглотят его, если облысение прекратится. Думаю, волосы начнут отрастать только тогда, когда в снах Рекса проявится его полное доверие ко мне»[34].
Во время третьей беседы доктор Трис разъяснил Рексу сущность приема «свободных ассоциаций». Он предложил Рексу лечь на кушетку, сам сел в удобное кресло в изголовье, вне поля зрения Рекса. Но комфортное положение не очень помогло. Рекс довольно долго лежал в полном безмолвии. Наконец доктор Трис решил нарушить затянувшееся молчание и пояснить, что он хочет услышать от пациента.
— У каждого свой собственный ход мыслей, — сказал он. — Я не могу рассчитывать, что ваш поток сознания совпадает с моим, но хочу на своем примере показать, что я понимаю под «свободными ассоциациями». Начать можно с любой мелочи, например с цвета, который вы видите, закрыв глаза. С этого я и начну.
Закрыв глаза, я вижу красный цвет. Он напоминает мне красный флаг, который наводит на мысль о России и коммунистах, которые вызывают в памяти образ одной моей знакомой девушки, она какое-то время была коммунисткой, но потом она ударилась в религию. И это напоминает мне о другой религиозной девочке, которую я знал в детстве. При этом вспоминается, как напугал нас ее старший брат, когда застукал нас в момент поцелуя. В то время нам было где-то по пять лет. Я так испугался, что перестал с ней общаться. Больше я ее не видел, но слышал, что, повзрослев, она стала очень толстой. Это напоминает мне, что я никогда не любил сало, если оно не было прожарено до хруста, почти горелое.
В этот момент доктор открыл глаза и произнес:
— Как видите, я начал с красного цвета и дошел до религии, от нее — до своей подруги детства, а потом и до жареного сала. Я мог бы двигаться и дальше, причем в разных направлениях. Должен сказать, что о некоторых вещах я умолчал, потому что вам нежелательно много знать о моей личной жизни[35], но вы от меня ничего скрывать не должны.
Рекс попробовал снова, но мысли, которых ждал от него доктор, по-прежнему не шли на ум. Доктор Трис нетерпения не проявлял[36]. По истечении отведенного на визит времени он пожал Рексу руку и сказал: — Не переживайте, спешить нам некуда. Я знаю, как это трудно в первый раз.
Когда Рекс пришел на следующий день, доктор сразу же предложил ему лечь и повторил инструкции насчет свободных ассоциаций. Рексу они по-прежнему не давались. После долгих периодов молчания доктор спрашивал: «Ну, и о чем вы думаете?» — на что Рекс отвечал: «Ни о чем. Абсолютно ничего в голову не приходит. Это выше моих сил».
Но вот наконец Рексу вспомнилась одна знакомая девушка, которая забеременела от его старшего брата и сразу бросила его, и он поведал об этом врачу. Подбадриваемый доктором, Рекс вспомнил дополнительные детали той истории. Начало было положено, мысли и слова потекли свободнее. Однако через некоторое время опять наступила продолжительная пауза, и когда доктор снова спросил Рекса, о чем он думает, тот медленно заговорил:
— Сейчас я расскажу вам то, о чем никогда никому не говорил. Всех деталей я не помню, и иногда даже сомневаюсь, происходило ли это на самом деле. Впрочем, в другие моменты я бываю абсолютно уверен, что так все и было[37]. Наверное, все-таки было. Мысли какие-то смутные и спутанные.
Помнится, мы гуляли с матерью по проселочной дороге среди пшеничных полей, и она встретила какого-то мужчину, и они занялись любовью прямо там, в поле, у меня на глазах. Кажется, мне тогда было года три. Мне все это не понравилось, но я не понимал, что именно здесь не так. У меня было чувство, что я не должен там находиться. Казалось, передо мной разворачивается нечто грязное. По-моему, больше всего меня занимало чувство, что все это некрасиво по отношению к моему отцу.
Не знаю, кем был этот человек. Не думаю, что я встречал его раньше. Это был мужчина крепкого телосложения. Ничего другого вспомнить не могу, только то, что он был лысым.
Я никому об этом раньше не рассказывал. Моей матери в то время было лет девятнадцать, насколько я могу судить. Тогда меня это сильно взволновало, но думаю, что я простил ее за это.
А сейчас я думаю о проделках, которыми мы забавлялись мальчишками. Помнится, одной лунной ночью мы проползли на животах целую милю по полю, чтобы украсть несколько дынь, а потом оказалось, что они еще зеленые. Интересно, лечение таким же долгим будет? Это меня нервирует. Думаю, вы хороший человек, но у меня постоянно возникает ощущение, что вы вот-вот разозлитесь и назовете меня ублюдком[38].
Рекс рассказал и о некоторых других своих воспоминаниях. Врач слушал внимательно и, когда время сеанса почти подошло к концу, остановил Рекса и прокомментировал сказанное им. Он указал на то, что почти все воспоминания Рекса связаны с «запретным плодом». Рекс не понял этого выражения, и доктор Трис пояснил, что имеет в виду те вещи, которые делать не принято, но в которых люди находят удовольствие. Кроме того, все воспоминания были связаны с разочарованиями. Его брата разочаровала подружка, самого Рекса разочаровала мать, а мальчишек разочаровали дыни. В воспоминаниях Рекса все люди, которые делали то, что делать не полагалось, не извлекали из этого никакой пользы для себя. Этот опыт сдерживал Рекса, не позволяя ему делать многое из того, что большинство других людей совершили бы без колебаний, и этим отчасти объяснялись его осторожность и боязливость.
Рекс не сознавал, что во всех его воспоминаниях было нечто общее. Он считал свои истории не связанными между собой и немало удивился, когда доктор Трис указал, что их объединяет.
Записав беседу, доктор Трис сделал также несколько замечаний, о которых Рексу ничего не сказал, поскольку считал, что Рекс к этому еще не готов.
«Рекс никак не прокомментировал тот факт, что его отчим и тот мужчина, с которым его мать занималась любовью, были лысыми, как и он сам сейчас, и, рассказывая историю о мальчишках, воровавших дыни, не вспомнил о том, что ранее называл себя „лысым, как дыня“».
Примерно через неделю Рексу приснился другой сон.
— Мне приснилось, что в одной комнате со мной были моя жена и вы. Мы собрались по какому-то очень радостному поводу. Там был инструмент, на котором никто не умел играть. Орган. У меня никогда не получалось играть на нем, хотя всегда хотелось.
Доктор Трис решил, что этот сон, особенно та его часть, о которой Рекс сказал «у меня никогда не получалось играть на нем», должен был символизировать какие-то проблемы в сексуальной жизни Рекса. Пациент ответил на его умозаключение так:
— Что касается секса, то в большинстве случаев у меня не получается довести дело до конца. Даже после долгих попыток приходится сдаваться: ничего не выходит. Начать мне нетрудно, но вот кончить не могу.
Гала Эрис была для меня всего лишь одной из многих знакомых девушек, не более того. Я с кем-то встречался, пока однажды ночью мне не приснился чудесный сон о Гале и ее старшей сестре Лавинии. Но во сне случилось то же, что происходило и наяву — ничего не получилось. Гала лежала в прозрачном платье, а я просто стоял и смотрел на нее. Мне хотелось коснуться ее тела, но я не сделал этого[39]. Она казалась такой прекрасной, и я чувствовал себя настолько превосходно, что, в следующий раз столкнувшись с ней наяву, я пригляделся к ней внимательнее. Затем я начал за ней ухаживать. С того дня я со своей прежней подружкой не встречался[40].
Когда время сеанса приблизилось к концу, доктор Трис перебил Рекса:
— Вы сами видите, что в своем нынешнем состоянии всегда что-то собираетесь сделать, но б последний момент не решаетесь. Вы намереваетесь пойти в церковь, дойти до оргазма, но в итоге не делаете ни того, ни другого. Это в реальной жизни. И во сне то же самое. Вы хотите и готовы играть на органе, но не играете. Вам снится ваша будущая жена, вы восхищены ею, но, как и в реальной жизни, ничего не происходит.
Рексу слова врача показались интересными, он сказал, что на это можно взглянуть и под другим углом.
— То же самое происходит, когда я пытаюсь на что-нибудь решиться. Мне никогда не удается принять твердое намерение. Например, меня хотела усыновить богатая семья. Я так и не решился поселиться у них. Это были Фарбанти, они купались в деньгах. Уж не знаю, почему они хотели взять меня к себе. То же самое и с работой. Иногда мне предлагают место получше того, что я занимаю, но я долго колеблюсь и в конце концов свой шанс упускаю. Наверное, такая нерешительность сыграла большую роль в моей жизни.
За последние два дня ситуация с волосами несколько улучшилась. Они выпадают уже не так быстро. Знаете, я верю в сновидения. Несколько дней назад мне впервые в жизни приснилось, что я застрелил кого-то (двоих мужчин).
— Вы хотите сказать, — произнес доктор Трис, — что наконец-то смогли позволить себе ненавидеть кого-то хотя бы во сне и что-то предпринять по этому поводу, а не просто терзаться ненавистью?[41]
— Наверное, так, — согласился Рекс.
На следующей неделе Рекс поведал историю, которая произвела на доктора Триса большое впечатление. В раннем детстве он играл со своими кузинами в «дом»: Мэри Фольк изображала мать семейства, а он — отца. Когда они сняли с себя одежду, «как делают папа и мама», их за этим занятием застукали, и Рексу сильно влетело.
— Мне одно непонятно, — сказал Рекс. — Откуда я знал обо всех этих вещах в то время? Мне было лет шесть, и я абсолютно уверен, что к тому моменту ни разу не видел, чтобы кто-то занимался любовью, но я будто твердо знал, как это делается.
— Но ведь вы в три года видели, как занимались этим ваша мать и незнакомый мужчина, — напомнил врач.
— Какой мужчина? — удивился Рекс.
— Тот лысый мужчина, который занимался любовью с вашей матерью в поле, — ответил врач, ничуть не удивленный тем, что Рекс забыл об инциденте, о котором сам же и рассказывал.
Рекс рывком поднялся с кушетки.
— Верно, — сказал он в возбуждении. — Так и было. Откуда вы об этом знаете? Разве я вам говорил?[42]
Здесь, в конце третьей недели лечения, мы оставим Рекса и доктора Триса. Волосы у Рекса отрастали все быстрее по мере того, как он все откровеннее выражал свои чувства вместо того, чтобы сдерживать их (и волосы), как часовую пружину. Примерно шесть недель спустя голова Рекса была уже полностью покрыта волосами, поначалу совершенно белыми, но постепенно восстановившими свой прежний темный цвет.
Хотя восстановление волосяного покрова было большим делом для Рекса, это составляло лишь первый этап лечения. По мере отрастания волос и продолжения курса лечения у Рекса появились сердцебиения, а сам он становился все мрачнее. Доктор Трис предвидел это: как и в случае с кузеном Рекса Горацием Фольком, излеченный симптом сменился другими. Все неудовлетворенные напряжения либидо и мортидо постепенно сконцентрировались в новом наборе симптомов, которые проявлялись сильными сердцебиениями и приливом крови к лицу всякий раз, когда Рекс входил в кабинет врача. На избавление от этого нового, «искусственного» симптома, невроза переноса [43], потребовался почти год, и к концу этого срока Рекс был уже совсем другим человеком. Он стал гораздо более общительным и разговорчивым, быстро принимал решения, его сексуальная жизнь нормализовалась, и он отлично справлялся со своей новой должностью начальника участка на консервном заводе, не впадая в панику всякий раз, когда ему приходилось что-то от кого-то требовать. Счастье вернулось в семью, и жена, и дети, прежде жившие в гнетущей атмосфере депрессии и болезни, вздохнули с облегчением.
Мы не коснулись здесь более глубоких стадий лечения, когда Рекс начал понимать, что даже в трехлетнем возрасте он был сексуально взволнован прелюбодеянием матери, и испытывал поэтому такое чувство вины, что уже в зрелом возрасте не мог жить нормальной сексуальной жизнью «из страха, что лысый мужчина может отрезать Рексу пенис, как только он кончит» (это приснилось ему однажды ночью). Мы не вдавались в рассмотрение его облысения как средства самонаказания, как метода привлечения внимания и как способа сказать своей матери: «Смотри, ты любила лысого мужчину, а теперь я тоже лысый!»[44]
Лечение, описанное нами, отнюдь не применимо ко всем лысым мужчинам. Оно может помочь (и, возможно, лишь в редких случаях) только тем, у кого волосы начинают выпадать внезапно, оставляя голые «проталины» по всему телу. И надо помнить, что когда «волосяной» невроз закончился, его тут же сменил невроз тревоги. Поэтому механизм, благодаря которому волосы начали отрастать, не являл собой излечение, а был лишь сменой одного симптома другим, причем второй симптом, будучи неврозом переноса, был привнесен «искусственно» как часть лечения. И только когда пациента удалось вылечить от второго невроза, его можно было считать здоровым.
