Никки
Я не хотела этого делать.
Ладно, это не совсем правда. Я хотела пнуть его туда, где побольнее. Я просто не хотела делать это так сильно... да еще и на глазах у всех, включая жениха и невесту. И моих родителей. И его маму. И всех, кто оказался на танцполе в этот момент.
Пока Луис держится за пах и морщится от боли, я ухожу и направляюсь в женский туалет. Можно даже сказать, спасаюсь бегством. Может быть, если я побыстрее убегу подальше, никто не узнает, что дочь доктора Круза повела себя как дура. Ни малейшего шанса, я знаю.
Я запираюсь в кабинке, и согласна остаться здесь навсегда, если это означает, что мне не придется иметь дело с остальным миром на какое-то время. Примерно через пять минут, притворяясь, что меня не существует, и представляя себя вымышленным персонажем из одной глупой видеоигры Бена, я решаю, что путь свободен... пока не слышу клацанье женских каблуков и стук в дверь моей кабинки.
Тук, тук, тук.
— Никки, это твоя мама, — говорит она, постукивая пальцами по двери. — Открывай.
— А что, если я не хочу?
Она сильнее стучит в дверь.
Я медленно открываю дверь.
— Эй, — говорю я, выдавливая улыбку
— Не эй-кай мне, юная леди. Ты поставила меня и своего отца в неловкое положение.
— Прости,— мямлю я.
— Я не единственная, перед кем нужно извиняться. Что, во имя всего святого, на тебя нашло, Никки?
— Ничего. — Если я скажу ей, то она узнает о моей тайне. Я не могу сказать ей, не сейчас, когда я пытаюсь сообразить, что делать. — Я просто... это был несчастный случай.
— Несчастный случай? — спрашивает мама, не веря ни одному моему слову. Она глубоко вздыхает. — Я не знаю, что с тобой происходит, но калечить людей и делать из себя и своей семьи посмешище... Это не оправдание.
Я это знаю. Но я не могла вынести того, как Лиус своими сильными руками обнимал меня за талию. Мне хотелось положить голову ему на грудь и сделать вид, что он мой рыцарь в сияющих доспехах, желающий отомстить за мою честь. Но это была лишь фантазия. Когда он говорил со мной по-испански, он сильно напомнил мне о Марко и о самой большой ошибке в моей жизни. У меня нет ни рыцаря, ни чести.
— Я полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась.
Она кивает.
— Да, хочу. Как можно скорее.
Я смотрю, как мама выходит из комнаты, оставив меня в покое. Это ее манера поведения, дать мне возможность принять собственное решение, как будто она не заставляет меня это сделать.
Я закрываю дверь и блаженно прислоняюсь затылком к двери кабинки.
Знаю, что веду себя глупо. Ведь необязательно все мексиканские парни должны походить на Марко, так же, как не все мексикано-американские девушки похожи на меня. На самом деле, большинство моих знакомых мексиканских девушек говорят на испанском и имеют по крайней мере несколько соседей мексиканцев. А вот я нет. Возможно, я слишком резка в своих суждениях насчет Луиса, но, с другой стороны, скорее всего я права в его отношении.
Я слышу, как открывается дверь и множество каблуков, цокающих по полу туалета.
— О, Господи, я не могу поверить, что девушка, которая танцевала, как чокнутая, пнула Луиса, и оставила его на танцполе! — говорит одна из девушек.
Я не пинала его. Я ударила коленкой, но я не намерена прояснять ей каждую деталь. По крайней мере, не сейчас.
— Ты видела его губы? — говорит другая девчонка. — Ням.
Я закатываю глаза.
— Ага. Я сказала ему, что я помогу залечить его раны. Я встречаюсь с ним на пристани через пять минут. Я потом расскажу о том, насколько приятно целовать его губы на самом деле.
Они замолкают, поэтому я выглядываю в небольшое пространство между дверью и кабинкой. «О Боже» девушка приподнимает свою грудь так, что она вываливается из декольте ее платья подобно ягодицам. Она поворачивается к подруге.
— Как я выгляжу?
Я это воспринимаю как знак, чтобы выйти из кабинки, и выдать себя. Как только они понимают, что тут есть еще кто-то, помимо них, они смотрят на меня, потом друг на друга. Я делаю вид, что поправляю волосы и макияж в большом зеркале рядом с ними.
Я решаю вставить свои пять копеек. Не потому, что они напросилась на это, а потому, что это им жизненно необходимо.
— Остерегайтесь парней, которые выглядят, как Луис, — говорю я. — Такие парни используют вас, затем бросят, когда появится какая-нибудь другая.
«О Боже» девушка уперла руки в бока и осматривает меня с головы до ног.
— С чего ты взяла, что меня это вообще волнует?
— Я просто пытаюсь помочь. Ну, ты знаешь, женская солидарность и все такое.
— Женская солидарность? — говорит она с издевкой. — Я не солидарна с девушками, которые танцуют как припадочные. И я не ненавижу парней, в отличие от теб, что ты наглядно продемонстрировала.
Ее подруга начинает смеяться. «О Боже» девушка тоже присоединяться к ней. Они смеются надо мной, так же, как девушки в ночь вечеринки у Мальнатти, когда я увидела, как Марко целовался с Марианной Кастильо. Меня не должно это задевать, но задевает.
Я выхожу из дамской комнаты, оставив, «О Боже» девушку и ее подругу сплетничать одних.
У меня нет ненависти к парням. Я просто... осторожна.
Мама останавивает меня, когда я прохожу мимо нее.
— Ты уже извинилась перед Луисом? — спрашивает она.
Я качаю головой.
— Я как раз собиралась, — торопливо говорю я, притворяясь, что высматриваю Луиса.
Я брожу туда-сюда по пляжу, не торопясь вернуться на вечеринку. Удар волн о берег и свежий запах бриза возвращают меня в тот день, когда я сказала Марко, что люблю его...
Ночь, когда я узнала, что беременна.
Я сделаю все, чтобы не видеть разочарование и ужас на лицах моих родителей, когда они узнают, что их пятнадцатилетняя дочь залетела от бывшего парня, который им никогда не нравился. В конечном счете я должна рассказать им правду: что я сделала тест на беременность, и он вышел положительным, но даже только от мысли об этом хочется плакать.
В то время как вечеринка по-прежнему в полном разгаре за полночь, я сижу на камне в дальней части пляжа и смотрю на бескрайнюю водную гладь. Я сижу в течение некоторого времени, прислушиваясь к тихой музыке, доносящейся со свадьбы. Время от времени я чувстввую спазмы в желудке, который безумно болит, но боль потихоньку притупляется, когда я спокойно вдыхаю и выдыхаю, размеренно дыша.
Хватит хандрить, Никки. Поднимайся и иди дальше... в прямом и переносном смысле, наставляет голос в моей голове.
Я встаю и направляюсь обратно на вечеринку. Пока я иду и размышляю о том, как я собираюсь набраться смелости, чтобы извиниться перед Луисом, а затем вернутся домой и вытерпеть страшный разговор с моими родителями, я наступаю на что-то мягкое. Я смотрю вниз и понимаю, что я просто споткнулась об одежду. Мужскую одежду... а именно смокинг.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу два силуэта целующиеся в воде.
Луиса и «О Боже» девушки. Ее раздражающий визг эхом разносится вокруг. Судя по всему, она с Луисом, потому что... ну, после сегодняшнего вечера его образ запечатлился в моем сознании. Даже в темноте, я инстинктивно чувствую, что это он.
Я не могу поверить, что он может развлекаться с «О Боже» девушкой, зная, что это всего на одну ночь. Я понимаю, что я зла на Марко и вымещаю это на Луисе, но они слишком похожи.
Злые помыслы вертятся у меня в голове, хочется стащить его костюм, чтобы он остался без одежды. Мне не следует этого делать. С другой стороны...
Не раздумывая, из страха потерять самообладание, я хватаю смокинг Луиса, рубашку, брюки, боксеры, и обувь. Я вытаскиваю бумажник Луиса и оставляю его в песке. Нет никакого смысла в том, чтобы он подумал, что я украла у него бумажник, как ни крути.
Я бросаю одежду за валуном, и направляюсь обратно на празднование. Признаюсь, мне очень хочется увидеть его лицо, когда он начнет искать голышом свои вещи. Я оставила их там, где он может легко их найти... при свете дня. Ему придется бродить при лунном свете.
Да! Впервые за несколько недель я чувствую себя сильной.
— Эй, Ник, — говорит Бен. — Мама и Папа ищут тебя. Мы собираемся уходить.
Мама и Папа прощаются практически с каждым человеком на свадьбе. Я стою за ними и присоединяюсь к их любезностям без намека на то, что я только что спрятала одежду Луиса там, где он не сможет найти ее.
— Что ты делала на берегу? — спрашивает меня Бен, когда я сажусь в папину машину.
— Извинялась перед Луисом, — вру я. Очевидно, что я особо навредила его нижней части, если он забавляется спустя полчаса.
Папа выезжает со стоянки вниз по извилистой дорожке мимо здания, в котором проходит свадьба, а потом по узкой дороге, ведущей прочь от соседнего отеля, где гости, вероятно, проводят ночь сегодня. Бен сидит рядом со мной, играя в какое-то приложение на своем телефоне. Выглянув в окно, я вижу обнаженного Луиса, прикрывающего бумажником свой пах и пытающегося проскочить незаметно в отель. Он замирает, когда мы проезжаем мимо, вероятно, надеясь избежать быть замеченным. Но я замечаю его.
И он замечает меня.
С искренней улыбкой, которая давно не озаряла мое лицо, я опускаю окно со своей стороны и слегка махаю ему.
Вместо того, чтобы смутиться, он отбрасывает бумажник и салютует мне одной рукой, а другой машет в ответ.
Это означает, что он полностью обнажен.
Не смотри никуда, Никки, кроме его лица. Что бы ты ни делала, не доставляй ему удовольствия, разглядывая его тело.
В итоге, Луис Фуэнтес все-таки берет верх над моей рассудительностью. Я не могу не посмотреть. Его тело подтянуто и более рельефно, чем у Марко, и вид его во всем великолепии явно демонстрирует их отличия.
— Я рада, что ты извинилась перед Луисом, — спокойно говорит мама, когда мы почти подъезжаем к дому.
— Да, — говорю я ей.
Единственная крупица радости исчезает, когда мой желудок в очередной раз сжимается. И еще раз. Чувствую надвигающуюся тошноту. У меня кружится голова, и я закрываю глаза, до тех пор пока папа не заезжает на нашу подъездную дорожку.
Когда мы подъезжаем к дому, мама поворачивается и хмурится.
— Не ставь нас в неловкое положение подобным образом снова. Ты не «мусор», так что не веди себя так.
Я хватаюсь за ручку и с облегчением выхожу из машины. Резкая боль в боку заставляет меня вздрогнуть.
— Я знаю, — произношу я сквозь стиснутые зубы.
— Ты ведь знаешь, как вести себя, как леди, — говорит Мама.
Мне просто нужно проблеваться, тогда со мной все будет в порядке. Бэн уже направляется в дом. Я не могу говорить, потому что я боюсь, что потеряю все содержимое моего желудка прямо здесь.
Мама разочарованно вздыхает.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, юная леди.
— Извини, мама, — я заставляю себя говорить. — Я просто... плохо себя чувствую.
Я иду наверх, но я останавливаюсь, когда мой желудок сжимается, и я падаю от боли. Я задерживаю дыхание, не в состоянии это выдержать. Кажется, как будто что-то режет меня изнутри.
— С тобой все в порядке? — спрашивает мама, когда подходит ко мне. — В чем дело, Никки?
— Я не знаю. — Я смотрю на нее и понимаю, что не могу больше лгать. Особенно, когда я чувствую, как что-то стекает по внутренней стороне моих бедер. Мое сердце колотится, и я чувствую слабость. Меня пронзает еще один мучительный спазм боли.
У меня подгибаются колени, и я сворачиваюсь калачиком в позе зародыша, я кричу что есть мочи, потому что это настолько больно.
— Рауль! — кричит мама.
Мой папа через мгновение оказывается на коленях рядом со мной.
— Никки, где болит? — спрашивает он как врач, но намек на панику заметен за его словами.
Он хирург, но я уверена, что он не готов для этого.
Я не могу больше скрывать правду.
Я не смотрю на их лица, когда я шепчу, плача:
— Я беременна... и я думаю, что-то не так.
Теперь я вижу, как кровь стекает по ноге.
Мама всхлипнув, хватается за перила, с трудом держась на ногах.
Папа смотрит на меня в замешательстве, хмурясь. На мгновение он совершенно ошеломлен, как будто время остановилось, но быстро выходит из этого состояния.
— Все в порядке. Давай отвезем тебя в больницу, — говорит он, не паникуя, а с уверенностью врача. Он берет меня на руки и несет вниз по лестнице, а мама звонит нашей соседке и просит ее прийти и присмотреть за Беном.
Мои родители помогают мне сесть на переднее сиденье, тем временем боль усиливается с каждой секундой. В машине по дороге в больницу я смотрю на отца. Я еще никогда не видела его взгляд настолько обеспокоенным или печальным. Когда я начала тусоваться с Марко почти ежедневно, он предупреждал меня держатся от него подальше. От этого мальчишки будут одни только неприятности, сказал он, когда однажды он пришел домой и обнаружил нас целующимися в бассейне на заднем дворе. Я не хочу, чтобы ты ошивалась с ним. Он навлечет на тебя неприятности. Мама согласилась с ним.
Я думала, что они не одобряли Марко только потому, что он жил на южной стороне. Я была неправа.
Я смотрю на своего папу. Он мертвой хваткой вцепился в руль и сосредоточился на дороге.
— Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль, — говорю я снова и снова, в то время как боль становится острее и острее.
Он тяжело вздыхает.
— Я знаю.
— Ты ненавидишь меня? — Я задерживаю дыхание ожидая ответа.
— Я разочарован в тебе, Николаса, — говорит он, называя меня полным именем, он всегда использует его, если он действительно расстроен. Он больше ничего не говорит.
— Несмотря ни на что, мы любим тебя, — говорит ободряюще мама с заднего сиденья. — Как это произошло? Когда? Где? Мы не одобряли...
— Мария, не сейчас, — говорит ей папа.
Мама перестает задавать вопросы, но они висят в воздухе между нами.
В больнице папа принимает меры, чтобы меня направили на обследование. Они делают все эти анализы крови, а специалист, доктор Хелен Вонг, направляет меня на УЗИ. Я пытаюсь сдержать слезы, но это бесполезно. После УЗИ мама держит меня за руку. Она все время молчит. Я думаю, что она слишком напугана и потрясена, чтобы что-то сказать, поэтому она дает возможность папе и другим врачам все обсудить.
Затем доктор Вонг назначает повторное УЗИ, и мне ставят капельницу, мама садиться на одну сторону моей больничной койки, а папа на другую. Доктор стоит рядом с ними с результатами моего обследованмя в руках.
— У тебя внематочная беременность, — говорит она, а потом объясняет, почему мне должны сделать срочную операцию, потому что они подозревают, что моя фаллопиева труба начинает разрываться. Мама прижимает ладонь ко рту, а слезы скатываются по ее щекам. Папа холодно кивает головой, пока слушает доктора Вонг.
— Что будет с моим ребенком? — спрашиваю я в панике.
Доктор Вонг касается моего плеча.
— Не получится спасти ребенка, — объясняет она.
Я начинаю плакать снова. В этот момент я понимаю, что я и в самом деле беременна, я надеялся, что беременности не было. Может мои негативные мысли подтолкнули мое тело отвергнуть ребенка? Я знаю, что сохраню чувство вины, глубокие следы страдания и горя в себе навсегда.
Еще один спазм боли, и я хватаюсь за живот.
Когда мои родители подписывают отказ от всех возможных претензий, от реальности происходящего меня бросает в дрожь.
— Смогу ли я иметь детей в будущем? — спрашиваю я доктора Вонг, прежде чем она выходит с комнаты, чтобы подготовится к операции.
Она кивает.
— Одна труба будет повреждена, но твоя другая здорова. Чаще всего удается зачать ребенка без особых проблем.
После капельницы они готовы отвезти меня на операцию, я смотрю на моих родителей. Мне хочется сказать им что-нибудь, но я знаю, если я это сделаю, то не выдержу и разрыдаюсь.
Мама слабо, совсем не весело улыбвается мне. Она разочарована во мне. Я не виню ее.
Папа держит меня за руку, пока меня катят в операционную.
— Мы будем ждать прямо здесь, пока ты не придешь в себя.
В операционной комнате холодно и пахнет искусственной вентиляцией. Меня подключают к монитору, и доктор Вонг говорит мне, что я буду чувствовать себя сонно, после того как они добавят что-то в мою капельницу. Когда я впадаю в глубокий сон, я обещаю забыть о Марко и забыть о нашем ребенке, у которого никогда не было шанса.
Луис Фуэнтес напомнил мне, что я все еще уязвима. Если я эмоционально закроюсь, то мне не придется беспокоиться о том, что мне сделают больно. Когда этот кошмар закончится, я собираюсь стать совсем другим человеком... Никки Круз больше не будет уязвима.
