Правосудие

На колокольне часы прозвонили полдень. Дубовая дверь храма отворилась и из нее торопливой походкой вышла девушка в платке, в руках она несла, прижимая к груди, потрепанный молитвенник и про себя улыбалась. Она миновала площадь, перекрестилась напоследок и побрела по узеньким улочкам к своему домишке. То был старенький, но добротный крестьянский дом с камином и скотным двором, один из подобных ему домов на юге Британии. Девушка подскочила к пожилой женщине и обняла ее крепко-крепко, а та сварливо поинтересовалась:

- Вернулась уже? – и уже более мягким голосом – поди, помоги мне обед приготовить, отец вот-вот вернется с поля.

Девушка принялась усердно чистить картофель, склонившись над миской, и что-то напевала под нос. Вдвоем с ее матерью, а это была ее мать, они быстро управились с едой и, когда на пороге появился отец – смуглый мужчина с покладистой бородой, на столе уже дымилась тарелка с ароматной вареной картошкой и был нарезан аккуратными ломтиками хлеб. Мужчина обнял девушку и ее мать, и они вместе помолились перед едой. Обедали молча только по началу, из-за того что каждый слишком уж увлекся едой, а потом вдруг разговорились, отец рассказывал о диких кабанах, прибегавших из лесу – они смотрели на колосья, на работающих и убегали восвояси, мать и девушка были удивлены, да и глава семейства, кажется, тоже бы поражен этим.

Когда наконец с картошкой было покончено, то каждый из них разошелся по своим делам, отец – во двор колоть дрова на вечер, мать – в скотный двор, чтобы подсыпать овса для свиней, а девушка почувствовала себя свободной и выбежала из дома на улицу, как только она оказалась на открытом воздухе, ей захотелось кричать от счастья, но она сдержалась и бодро зашагала к озеру, что находилось совсем не далеко от их деревушки. Как и прежде, много дней подряд, он ждал ее там, присев на свесившийся к воде сучок.

- Кэтрин, милая, ты здесь?

- Это я, мой дорогой Фрэд!

Они сошлись в жарком поцелуе, а потом – взялись за руки и побежали вдоль озера – к полю. Там, упали в рожь и лежали, смотря на небо и рассказывая друг другу небылицы, а потом Кэтрин спросила:

- Скажи мне все-таки, ведь тебе уже тридцать лет, я кажусь совсем маленькой по сравнению с тобой, но это не важно, скажи мне, чем же ты занимаешься здесь, ведь ты пришел к нам почти три месяца назад, живешь в заброшенном амбаре, но при этом не плохо одеваешься и питаешься?

- Зачем ты родилась такой любопытной – в свое время ты все узнаешь! – и он накрыл ее своим длиннополым черным плащом.

Где они только не побывали за этот день, их заносило и в лес, и на реку, и в покинутое чертополоховое поле и даже они умудрились добежать до соседней деревни и пройтись по местным улочкам…

Уже спускались сумерки, и Кэтрин заспешила домой:

- Увидимся, мой милый, ты же знаешь завтра, на том же самом месте и в тот же самый час!

- Увидимся Кэтрин… - он смущенно махнул ей рукой, а она вприпрыжку побежала домой.

Дома ее встречала мать и укоризненно грозила пальцем, будто напоминая, что не хорошо возвращаться так поздно, но Кэтрин отмахивалась от нее с улыбкой и бежала к колодцу, чтобы напиться свежей студеной воды и прочистить горло.

День за днем шло лето, она приносила ему теплого, только из-под коровы молока в глиняной крынке, а он высыпал ей в рот горсть красной земляники, найденной в лесу не весть где, они купались в реке, а потом сушились на солнце, истаптывали пыльные дороги своими ботинками, забегали далеко в лес и блуждали там часами, наедине, они могли часами валяться на поле, испытывая чувство свободы и им никогда не становилось скучно вместе.

Приход осени не смог омрачить их жизнь, может стало немногим холодней, да дождь порой заставлял их прятаться под крышу его амбара, где он обустроил свое скудное жилище, но там, в тепле гаснущего порой камина, они согревались и улыбались друг другу. Однажды начался страшнейший ливень и она еле добежала до дома, подпрыгивая от грома и закрывая глаза от вспышек молний. Дома мать оказалась одна, она сидела и что-то шила при тлеющей свече.

- А где отец? – Кэтрин была удивлена и словно в ответ ей дверь распахнулась и, промокший насквозь, пропахший костром и весь в саже, ввалился отец. Он нетвердо оперся могучей рукой о косяк двери, потом прошатался к деревянному креслу и буквально рухнул в него, долго-долго сидел, прикрыв лицо ладонью, а потом вымолвил лишь пару слов:

- Урожай сгорел…

Все, кто был в комнате прекрасно понимали, что это значит сейчас, в середине осени, когда должна вот-вот была начаться уборка, это значило голодную зиму, возможно чуму, как было пять лет назад в деревне неподалеку, тогда оттуда бежали люди в поисках хлеба и жилья, но здешний майордом не позволил им пройти и выставил суровую охрану на всех подходах к его владениям. Слово «милосердие» тогда было словно забыто.

- Весь урожай сгорел на корню – молния ударила, мы не смогли ни потушить, ни спасти ни единого зернышка, остается надежда только лишь на запасы прошлых лет, что хранятся в наших амбарах, да на помощь Божью… Не хочу я говорить об этом, но сдается мне, что что-то не чисто здесь, не земные силы смогли так раздуть пламя, что не потушить его водой, тем более во время дождя…

Мать и Кэтрин взволновано переглянулись и вопросительно посмотрели на мужчину, а тот лишь отмахнулся и пошел спать – завалился на кровать, даже не переодевшись.

Рано по утру вся деревня собралась на Церковной площади, чтобы обсудить вчерашнее происшествие в присутствии клира и деревенского наместника.

Народ кричал, что это ведьма вновь поселилась среди них, чистых верующих людей, что это ее колдовских рук дело, клир во главе с настоятелем Антонием придерживался подобного мнения. Подчинившись мнению большинства, наместник провозгласил, что пригласит охотника на ведьм из ближайшего города, который поможет деревне избавиться от порождения тьмы. Тут к нему подбежал запыхавшийся мальчишка и что-то взволнованно и быстро зашептал на ухо. Наместник откашлялся и проговорил:

- Мне только что доложили, что один Досточтимый Охотник из Священного Ордена Малеус уже приехал к нам, но в интересах дела, я не считаю необходимым сообщать вам его имя, вскоре он выполнит свою работу и все задышат спокойнее, и помните - если вы не виновны, то бояться вам нечего!

Она сидела грустная у него на коленях и глядела в девственную гладь озера, разглядывая водоросли, которые так просто было увидеть, когда вода не мутная.

- Но ведь избавив нас от ведьмы, не вернешь сгоревшего зерна?

- Нет, не вернешь, - он покачал головой, - но люди получат такую желанную месть, о которой они уже начинают мечтать, которая нужна им только лишь чтобы потешить свою черствую душу…

- Фрэд, а ты любишь меня, ты будешь со мной даже когда настанет тяжелое время?

- Буду

- Обещаешь?

- Обещаю.

С тех пор прошла целая неделя, люди боялись спать и строго-настрого запрещали своим сыновьям и дочерям выходить поздно из дому. На ночь ставни плотно закрывались, а на двери вешался амбарный замок. Днем наступала атмосфера недоверия, никто не смотрел друг другу в глаза, а на работах каждый выжимал из себя столько, сколько только могло его тело.

В один пасмурный день Кэтрин долго ждала его на их озере и, отчаявшись уже собиралась уходить, как вдруг вдали замелькала фигура – это был Фрэд, он шел, еле волоча ноги, держался за бок и пошатывался. Взволнованная, девушка стремглав бросилась к нему и увидела жуткую и отвратительную картину – его бок был распорот и из раны струйкой сочилась кровь, молодой человек стоял на ногах только лишь благодаря своей силе воли.

- Несколько месяцев, как они перестали нападать на людей, что произошло с ними не пойму… Будто сама ведьма подговорила их напасть на меня, - он говорил шепотом, сквозь зубы, стараясь быть непринужденным, но по глазам было видно, через какую боль ему это дается. Кэтрин присела на колено, разорвала нижнюю юбку и, смочив в воде озера, обвязала вокруг его талии, чтобы хоть не на много прекратить кровотечение, она работала методично и сдержанно, хотя на ее нежном лбу выступали капельки пота.

- Подожди, потерпи немного, я скоро вернусь, я принесу то, что сможет помочь тебе, только держись! – тут ее задушили слезы, но она стремглав помчалась по траве в сторону своего дома. По пути мелькали знакомые и незнакомые лица, кто-то окрикивал ее, но она даже не смотрела в ту сторону, сквозь пелену слез, она еле видела дорогу, а когда, казалось через часы перед ней показался отчий дом, она вбежала внутрь, лихорадочно открыла свой сундук и стала ворошить горы бесполезных вещей. Так провозившись минут десять, она вытащила с самого дна сундука заветную вещь, нацепила ее на запястье и побежала обратно, не чувствуя ни ног, ни дороги под ними.

Он лежал на прежнем месте и, как ей показалось, чуть дышал, она легко дотронулась до его лба, а он открыл глаза и перехватил ее руку, сжал крепко и одновременно нежно, ее рукав немножко подался вверх и обнажил некий браслет из связанных упругой веревкой коробочек на замочках, они были размером не больше, чем с мизинец и в каждой бренчал какой-то предмет.

- Кэт, что это?... – он поперхнулся и сплюнул на землю кровь.

Она не ответила, а лишь открыла одну коробочку и, достав из нее сморщенный темный шарик, дала ему, он съел его покорно

- Поверь, я знаю, что делаю, этот браслет мне подарила моя покойная бабушка, она рассказывала, что в нем находятся сушеные плоды ягоды гостии, она помогает лечить раны и другие недуги, я не знаю, но хочу надеяться, что она поможет, – девушка размазала по лицу тыльной стороной ладони слезу и пустилась рядом с Фрэдом. Он тепло улыбнулся ей и положил свою ладонь на ее колено, так они сидели и слушали биения своих сердец, к вечеру, в наступившей темноте, Фрэд сказал ей, что ему стало намного лучше, и он может идти к себе в амбар спать. Она не хотя согласилась и помогла ему подняться, удивительно, но он невероятно легко мог передвигаться, да и рана почти перестала кровоточить, он обнял Кэтрин за талию и радостно заявил, что чувствует себя, будто заново родился, тогда она рассмеялась и по щеке у нее потекла слеза счастья, на этом они попрощались и, поцеловав друг друга ушли каждый к себе…

Мать была не в духе, когда Кэтрин вернулась домой, ей влетела оплеуха за приход в столь поздний час, но ее это не волновало – ее мысли витали только вокруг Фрэда. Уже в кровати, она долго ворочалась с бок на боку на бок, сон никак не хоте забирать ее, часы на башне пробили полночь, а ей все не спалось, полная октябрьская луна светила в окно. За воротами послышались тяжелые шаги, в такое время суток только редкие здесь стражники могли спокойно разгуливать по улицам. Девушка удивилась и одновременно испугалась, когда послышался стук в дверь. Оттуда послышались голоса, первым заговорил отец:

- Простите, я вас не знаю, вы кто такой, сэр?

- Инквизитор Фрэд Керминг, именем Ордена, разрешите мне войти.

- Да, конечно, проходите, но что вам понадобилось в столь поздний час?

- Это не ваше дело. Сядьте.

Шаги приблизились к комнате Кэтрин и вскоре дверь отворилась, послышался холодный звон стали и девушка увидела ее дорогого Фрэда на пороге, он был одет в черный плащ, на голове была шикарная черная широкополая шляпа, а в руках отливал в блеске ночной лампы с меч с вензельной гравировкой О.М. Фрэд посмотрел на нее стальными глазами и приказал

- Живо поднимайся.

Вне себя, не в силах оказать какого-либо сопротивления, она поднялась с кровати и встала лицом к нему, с распущенными волосами, в одной ночной сорочке, она казалась настолько беззащитной, и посмотрела ему в глаза.

- Не смей смотреть на меня, ведьма! – глаза Фрэда налились краской и он безжалостно ударил девушку, а потом связал страшной пеньковой веревкой ей руки за спиной. Отец и мать стояли в проходе и не знали, что им делать, происходящее буквально заставило их врасти в пол, они лишь содрогались при виде этого человека, если его можно было так назвать, а он тем временем поднимал их дочь и уводил за собой, к выходу из дома.

На главной площади собралось много народу – в два часа ночи набатным звоном колокол собрал всю деревню здесь, пришел и наместник и местный настоятель Антонио. Кэтрин стояла посредине, привязанная к столбу, на голову ей был накинут отвратительного вида мешок, чтобы она не могла смотреть никому в глаза, слуги подносили свежего хвороста, а Фрэд стоял на трибуне, держа в руках увесистый факел. Толпа орала и топала ногами, вскидывала руки вверх, все негодование за многие годы тяжелой жизни сваливалось на голову несчастной девушки. Кто-то кричал: «Она всегда была странной!», кто просто орал «Сжечь ведьму», а кто-то из клира прикрикнул «Молись, пока есть возможность!». И, вот, подняв руку, Фрэд утихомирил толпу и сказал низким медным голосом:

- Братья и сестры, я приехал к вам около полугода назад. Орден послал меня на охоту за одной ведьмой, которая досаждала этим краям голодом и чумой, денно и ночно я скитался в ее поисках и никак не мог найти. Оказалось, что искать вовсе было не нужно – она оказалась под носом!

Толпа взревела, но Фрэд развел руками, призывая к порядку.

- Помолимся, друзья мои! – и он приклонил одно колено, а в след за ним и вся площадь.

- А теперь снимите с нее мешок, - сказал он слуге, тот повиновался и грубо сдернул мешок с головы Кэт, - Итак, Именем Господа Бога, Отца Нашего, я приговариваю тебя, ведьма к смерти через сожжение (ликование толпы превзошло всякие границы), у тебя есть что-то добавить в свое оправдание?

- Я. Люблю. Тебя. – она сказала это сквозь зубы, а потом добавила, - и прощаю.

- У обвиняемой нет слов для своей защиты, а теперь, да свершится Правосудие, Аминь! – он кинул факел в политый маслом хворост и тот вспыхнул почти мгновенно.

Никто не услышал ее криков, никто вообще не знает, что произошло в тот момент. Всех поразила невероятной силы вспышка света, ночь отступила не на долго, буквально на какое-то мгновенье, а потом сквозь облака на землю спустилось Нечто, у него было белое оперение, словно у голубя, только больше и могучее, оно спустилось к столбу, взяло на руки девушку и в новой вспышке света воспарило обратно – на Небеса…

Кто-то упал в неистовой молитве, кто стоял завороженный, кто от безумия не мог вымолвить ни слова, а он рухнул наземь и стал безумно смеяться, катаясь из сторону в сторону, прижимая руки к ослепшим зрачкам.

Его и по сей день можно встретить на улицах той деревни, он ходит, что-то бормочет себе под нос и поглаживает поседевшие волосы, он больше не видит мир глазами из которых редко, но все же порой капают очищающими бриллиантами жгучие слезы…