Переход

По каменному полу стучали каблуки его ботинок, из мобильного телефона прямо в уши струились провода наушников. Палец неторопливо перещелкивал одну мелодию за другой, пока не остановился на той, что была так близка этому месту. Вокруг толпа людей в серых плащах по случаю осени спешила на работу и учебу.

Как и всегда прежде, подходя сюда, он начинал трепетать. Сердце замирало в груди в ожидании того, что обязательно должно случиться здесь. На этом самом переходе. Если он шел с книгой в руках, то голова непроизвольно отрывалась от нее у глаза устремлялись вверх, на движущееся полотно эскалатора, всматривались в каждое встречное лицо, искало тот самый взгляд.

Тот самый взгляд, который однажды он встретил на жизненном пути, который пригласил его танцевать вместе, а потом пленил и одурманил на веки. Взгляд тех самых карих глаз, которые с такой ненавистью смотрели на него в последний день, эти искры, которые сыпались из глаз за ее словами, взгляд, который он так ненавидел, но который так ждал.

- Никогда больше ты не посмеешь мне написать, ты слышишь? Никогда! – она кричала, выставляя его за дверь квартиры с букетом оранжевых коротких роз, которые она так любила, обернутом в фиолетовый шарф. Он что-то пытался ей возразить, заключить ее в крепкие объятия или сомкнуть рот, изрыгающий крик теплым поцелуем, но все тщетно. Тогда он развернулся, запахнувшись в потертую куртку и ушел вниз по лестнице, пытаясь сдержать нарастающий гнев и ком в груди, внезапно подобравшийся так близко к горлу.

Ее руки были особенными, трогательно покусанные ногти, что не престало для девушки, от нее пахло растворителем и акварелью, а еще духами «Love is a game», которые были в белом флакончике, спрятанным ею однажды от его глаз. Темные ее волосы вечно выбивались из-под резинки, на плече висела громоздкая сумка для планшета, нет, не для электронного – для художественного. Именно эту сумку он с улыбкой перекидывал через плечо по вечерам, освобождая ее маленькое тело и давая ему небольшой перекур между учебой в академии и учебой дома. Его всегда трогали маленькие, аккуратненькие ботиночки, которые теперь тихо, в отличие от его стучали по каменному полу.

А теперь каждый раз, переходя со станции «Площадь революции» на станцию «Театральная», он ждет, он вспоминает о ней, это обряд, он ждет и молит Бога дать ему еще один шанс искупить свои ошибки перед ней. Но Бог оставался безмолвным.

И вот, он нашел ее, песня «Зимний сон» в исполнении группы Billy’s Band, которая стала для него однажды символом их любви, коснулся экрана телефона Samsung пальцем и прикрыл глаза, а желудок сладко и тревожно потянуло в разные стороны, вот его взгляд снова блуждает из стороны в сторону, мечется в такт сладостным нотам, льющимся из наушников.

В тот день он возвращался из места своей мании, своей Темной башни, из межрайонной инспекции федеральной налоговой службы №46, места, где он уже несколько недель встречал рассветы с горой бумаг в портфеле. Один из автобусов как раз домчал его до станции «Сокол», а теперь он торопился в институт, чтобы успеть к началу первой пары.

После бессонной ночи за мольбертом, не в состоянии смыть с руки чернила, она спешила к первой паре, в то осеннее утро культурология призывала ее к себе и она не могла противиться этому зову, ее сердце художника жаждало проникновения в глубины искусства всех времен и народов. Обвешанная сумками и, конечно, чехлом с планшетом, она поднималась по эскалатору со станции «Площадь революция», ноги еле держали ее, поэтому думать о том, чтобы воспользоваться переходом, не оборудованным эскалатором, она и не собиралась. В плеере играла какая-то мелодия, случайно найденная ею путем случайного переключения дорожек.

Конструкция из чугуна, дерева, резины и пластика поднимает и спускает множество людей за день, у каждого из которых своя судьба, о которой не задумываются шестеренки, которые просто стираются друг о друга во время работы, шестеренки, которые заботливо смазываются слесарями, занимающимися эксплуатацией эскалаторов, тех, которых не видит человеческий глаз, работающих по ночам и утрам или же находящихся под зазубренными ступенями, на которых стоят десятки ног в ботинках, туфлях, сапогах или модных кроссовках. Шестеренки крутятся, крутя шестеренки судьбы, пододвигая двух людей навстречу друг другу. Художницу с тяжелым планшетом и юриста с тяжелой сумкой с бумагами.

Ее аккуратные серые ботиночки с перфорацией ступили на первую ступеньку эскалатора, стремящегося вниз, она поправила свои темные кудри, стряхнула пылинку с черного пальто, из-под которого торчала пестрая толстовка, синие джинсы как всегда в пятнах краски были чуть вздернуты на концах, обнажая белые носки и щиколотки. Ее чуть открытые губы повторяли слова песни.

«…если ты меня не услышишь, значит наступила зима…»

Он твердо вступил на полотно эскалатора, стремящегося вверх. Мимо как всегда мелькали лица, которых он не искал, проехав почти половину пути, он с грустью уставился на помпон, который был так похож на ее. Каждый раз в такие моменты ему хотелось отвернуться и не смотреть. Но сейчас он пригляделся и увидел любимые губы и скулы, изгиб которых он знал наизусть.

Сердце разорвалось на две половинки, время словно застыло в ожидании, их глаза встретились, его желудок был готов разорваться на клочки, а голова отказывалась работать, все вокруг расплылось и ему пришлось крепко схватиться за поручень, чтобы не упасть, он начал задыхаться, не было сил вымолвить ни слова, а она, ее лицо выразило лишь легкое удивление, смешанное с бесконечным равнодушием, она сдвинула брови и устремила свой взгляд прочь от него, вниз, к «Театральной».

Он хватает ее за руку, перегибаясь через центр эскалатор, трясет ее, произнося ее имя снова и снова, она выглядит растерянной, слегка кивает головой, но одергивает и пытается вырваться из его крепкого рукопожатия. Когда ей, наконец, это удалось, он устремляется вверх по подземной лестнице, расталкивая людей, которые решили остановиться на левой стороне эскалатора, с целью затормозить весь человеческий поток или без таковой. Он перепрыгивал через две ступеньки и уже видел укоризненное лицо дежурного, сидящего в будке, стоящей на верху, когда он выпрыгнул с полотна на твердый пол, то схватился за перила, отчего его занесло и туфли заскользили по полу, а потом он бросился вниз, также нагло пробиваясь через людей, которые пытались перегородить ему путь к его возлюбленной. Ступенька за ступенькой, все ниже и ниже. По лбу текут капли, уже нет страха упасть, в голове осталась лишь одна мысль «Быстрее, быстрее, быстрее!!» и ноги отвечают ей, ускоряются, все больше и больше, глаза в безумии мечутся по зазубренным концам ступеней, портфель болтается где-то позади, толкая возмущающихся пассажиров. В момент, когда он вырвался вниз, вылетев, словно пробка с эскалатора, он увидел, как начинают закрываться двери у поезда, он оторопел на секунду, а потом рванул и, в момент, когда, казалось, что он опоздает, двери подались обратно, и он успел протиснул свои пальцы сквозь каучуковые герметизаторы дверей, начал растаскивать их в стороны, крепко сжав зубы. Двери дрогнули и расползлись, а он влетел в вагон, запыхавшийся, с красным лицом и одышкой. Несколько секунд он смотрит на нее, она отшатывается, он делает уверенный шаг вперед и хватает ее в крепкие объятия, она бьет его кулаком по спине, крича, что ненавидит, а потом перестает сопротивляться и, осторожно кладет голову ему на грудь, закрывает глаза, так они и уезжают в темноту туннеля, закрыв глаза, в объятиях друг друга, не обращая внимания на угрюмые взгляды окружающих, в чью размеренную жизнь ворвались эти двое влюбленных.

Институты и пары не дождались и не увидели их в этот день. Дождалась постель у него дома, которая вскоре взмокла от их пота, а теперь он лежали и разговаривали друг с другом, открыв оконную раму, слушая, как за ней поют запоздалые осенние птицы, громыхает по асфальту тележка дворника, который пытался совладать с осенней листвой. Она говорила ему, какой была глупой, он вспоминал каждый раз, когда обижал ее и просил за него прощения, она слушала и улыбалась и, конечно же, прощала, каждый раз, как и он ей. Цветок их любви расцвел вновь и с новой силой, не сравнимой с прежней, они любили друг друга все сильней день ото дня, наслаждаясь свободой и силой жизни, которую они дарили друг другу.

Она вплетала в волосы белые ленты, а он сидел и с улыбкой наблюдал за тем, как танцуют ее пальчики, проворно подворачивающие локоны. Ее синее платье уже изрядно натянулось вокруг живота, он подошел и нежно погладил эту выпуклость, она посмотрела на него и тоже улыбнулась. Хлопоты, посвященные подготовке к свадьбе вымотали ее, под глазами были маленькие синяки, но она, не смотря на это, выглядела счастливой, даже рутина не смогла лишить их разговоров при закате, романтических ужинов и счастья молодоженов.

- Милый, скажи, а ты уже определился с тем, кого мы бы могли позвать на свадьбу в качестве шофера? – этот вопрос заботил ее уже несколько недель, ее возлюбленный все никак не мог окончательно определиться, а для свадьбы это было бесконечно важно.

- Нет, мышонок, с этим у меня есть определенная проблема, я думал, может быть пригласить Серегу? – он внезапно погрустнел, но лишь на секунду, затем его лицо снова выглядело счастливым.

- Почему его? Вы, конечно, с ним друзья, но я думала, что ты пригласишь Андрея… - она удивлена приподняла одну бровь, рассчитывая услышать объяснение.

Когда она впервые сказала, что против их сумасшедшей дружбы и поставила условный ультиматум, который ему пришлось невольно выполнить, он долго был в ступоре, но потом решил забросить свою безумную дружбу, игры в солдатиков по выходным, которые она так презирала, отказаться от прогулок за пределы МКАД, от которых она была в ужасе и уж кончено от ненормальных перестрелок в пейнтболе раз или два в месяц, и выбрал ее, ее и их семейное счастье, ведь он так любил ее. Бесконечно. Вечно. И был готов отказаться даже от самого дорогого ради нее.

Он яростно замахал в ее сторону руками:

- Эй, эй, дорогая, ты замечталась, послушай, все это здорово, но я полагаю, что ты ошибаешься, - он поправил уголок дорогого пиджака.

Они сидели в большом кабинете, перед ним был дубовый стол, а она сидела в удобном кресле, держа в руках свою сумочку. На столе горела лампа и стояли две кружки с горячим кофе, он потянулся и сказал:

- Не думаю, что я бы пошел на такое даже ради вечной любви, знаешь, мы отвлеклись. Хотя, я повеселился, история забавной получилось, так ведь и правда могло произойти, если бы… слушай, надо как-нибудь написать об этом рассказ. Напомни-ка еще раз подробности, в какой это раз у тебя? – он вытащил перьевую ручку и приготовился записывать в блокнотике.

- Во второй, но впервые процесс прошел легко, у нас не было брачного договора, а тут, знаешь, он просто вынудил меня его заключать, послушай, он ведь выкинет меня на улицу, а я ничего не умею без своей мастерской, ничего, ты понимаешь? – в ее глазах загорелись опасные огоньки.

- Я, конечно, возьмусь за это дело, покажи-ка еще раз копию вашего договора, ты ведь ее взяла? – он протянул к ней руку ладонью вверх, она взяла ее в свою, но он отдернул свою, повторив:

- Дай мне договор, - после он долго рассматривал помятые листки, делая пометки в блокноте, она что-то говорила ему, что не относилось к делу, он иногда слушал ее, иногда просто пропускал слова мимо ушей, зная, что ее щебет никогда не носил в себе много информации, иногда покручивал кольцо на безымянном пальце, а потом вымолвил:

- Это очень хорошо, что ты обратилась ко мне, процесс был бы дорогостоящий, но мы отсудим у твоего муженька…

- Бывшего, - она передернула плечами.

- Бывшего муженька еще и деньги на расходы по оказанию юридических услуг, я, разумеется, не возьму с тебя ни копейки, но расписку в получении денег выдам, мне они ни к чему, а вот тебе на первую пору могут понадобиться…

На столе зазвонил телефон, заставив его замолчать на время, он потянулся к нему, улыбнулся, увидев старую добрую фотографию на экране, парня, еще совсем не мужчины, лет шестнадцати в серой толстовке с надписью Detroit. Взял трубку и бросил туда:

- Алло? Да, хочу услышать… Сегодня вечером? В половину восьмого? Чудесно! … Что? Нет, Маргарита сегодня останется с бабушкой, мы, конечно будем вовремя, а вы будете? … Кто там у тебя так орет на фоне?... А, поцелуй его в макушку от меня, все, до вечера.

Она молча наблюдала за тем, как он расхаживал по кабинету, стуча своими лакированными туфлями по блестящему кафелю. Он остановился и спросил:

- Слушай, а приходи на наш спектакль в конце марта, это будет вечером в воскресенье, так что тебе вполне должно быть удобно, - он смерил ее вопросительным взглядом.

- Ты что, до сих пор этим занимаешься? Надо же. Ты как всегда глупый маленький мальчик. А где это будет? – она казалась удивленной и раздраженной.

- Называй меня как захочешь, так придешь или нет?

- Нет, - сказала она как отрезала.

- Жаль, а тебе бы понравилось, это пьеса, мы ее ставим вновь, с нее началось…многое в нашей с Андреем жизни, впрочем, раз ты не хочешь приходить, не важно. Прости, не должен был заводить этот разговор, с этими воспоминаниями глупыми, ведь сейчас ты мой клиент. Продолжим, мне нужно знать как можно больше деталей, расскажи, пожалуйста вот о чем…

 

Она ехала по эскалатору, когда увидела впереди знакомую черную куртку, знакомые светлые кудри и извечный серый портфель на плече, линии щек, которые она знала наизусть, шею, которую она так любила обнимать…

Сердце разорвалось на две половинки, время словно застыло в ожидании, их глаза встретились, ее желудок был готов разорваться на клочки, а голова отказывалась работать, все вокруг расплылось и ей пришлось крепко схватиться за поручень, чтобы не упасть, она начала задыхаться, не было сил вымолвить ни слова…

Он, увидев ее, бросив взгляд на нее решил, что это его судьба, которая так жестоко решила пошутить, он потянул к ней свою руку, чтобы схватить и кричать вслед ее имя, ее улыбка вселяла надежду, в этот раз все должно быть иначе, в этот раз они будут любить друг друга до смерти, он обещал ей, что умрет раньше, обещал, но до этого, до этого они будут вместе. В этот момент время вокруг словно остекленело и в его голову хлынула волна воспоминаний, слов, слившихся в одно сплошное гудение.

…Ты никогда не станешь актером. Какой ты юрист, если даже не можешь поговорить со мной. Тряпка. Тебя выпили. Ты так банален. Ты ничтожество. Беги к своим дружкам. Поплачься мамочке. Мы никогда не будем вместе. Получи (звук пощечины). Я ненавижу тебя. Ты испортил мне жизнь. Вокруг тебя такие люди, а ты их недостоин. Однажды я умру из-за тебя. Когда-нибудь ты вспомнишь все эти слова и поймешь, что я права. Я принцесса, как я сказала, так и будет…

Перед ним стояло ее искаженное в гневе лицо, которое она всегда корчила, когда кричала на него. Рука, которая тянулась к ее руке внезапно остановилась, и, повинуясь новой силе встала к ней запястьем, а потом маленький, безымянный и указательный пальцы жестко прижались к ладони, выкинув вперед средний. Музыка в его наушниках переключилась на песню «Ультиматум» группы ПТВП, край губ озарила злобная ухмылка и губы беззвучно повторили в след ее ошарашенному взгляду слова из песни:

«… я никогда не спрашивал советов тех,

Кто за свою жизнь прочитал, может быть,

Где-то книжек двадцать…»

Москва, 11.03.2014