Глава 3. Позитивистская ассоциативная психология. Джон Стюарт Милль

Джон Стюарт Милль (1806—1873) с самого детства воспитывался своим отцом как преемник его философских задач. Отец всю жизнь сражался за права буржуазии и творил Науку в самом общем смысле этого слова, и сын, как предполагалось, должен был поспособствовать научной перестройке мира.

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 6

Сын, хотя и старался всю жизнь освободиться от того страшного давле­ния, что обрушилось на него в детстве, все же программу отца постарался выполнить, и всю жизнь создавал труды, которые легли в основу современ­ного англосаксонского буржуазного мировоззрения.

В сущности, увлекшись позитивизмом настолько, что Конт гордился его дружбой, он попытался создать прикладную или социальную физику — учение о нравственности, построенной по образцу точных наук. В предисло­вии к главному труду своей жизни «Система логики» (1843) он поставил перед собой такую задачу:

«...внести и свою лепту в разрешение того вопроса, который в настоящее время получил, вследствие падения традиционного миросозерцания и обществен­ного брожения, всколыхнувшего до самой глубины весь строй Европы, столь же важное значение для практической жизни, какое он во все времена должен зани­мать в системе нашего теоретического знания.

Он состоит в следующем: действительно ли нравственные и общественные явления представляют собою исключения из замечаемой во всей природе неиз­менной единообразности, и до какой степени те методы, при помощи которых сделались окончательно доказанными истинами и получили всеобщее признание так много законов физического мира, — до какой степени эти методы могут служить для созидания подобной же системы общепризнанных истин в нрав­ственных и политических науках?» (Милль, Система логики, с. LXXIX).

Война Богов. Такая громоздкая задача — сделать из общества некое подобие ньютоновского механического и механически надежного управляемого мира — не могла быть поставлена совершенно во всех отношениях.

Поскольку орудием этой перестройки должна была выступить некая «Наука ду­мать», изложенная как очень широко понимаемая логика, Милль не мог обойтись без какого-либо понятия сознания. Все-таки логика, если брать за основу учение Джеймса Милля, — это описание того, как складываются последовательности идей. Описание или предписание о том, как их складывать правильно. Но отец Милля, как вы помните, превратил сознание лишь в имя или тень. Соответственно, это место оказалось слабым и у сына.

Русский издатель Миллевской «Системы логики» и знаток ассоцианиз-ма Владимир Николаевич Ивановский (1867—1939) писал об этой слабости:

«Точно так же у Милля совершенно не определены такие основные понятия, как "сознание ", "восприятие внешнего ", и т. п. Раз, согласно берклеянской пред­посылке Милля, о внешних вещах мы не знаем ничего, кроме состояний сознания ("возбужденных этими вещами"), то единственным содержанием нашего зна­ния могут быть эти состояния сознания, как таковые.

Между тем, Милль без оговорок и дальнейших разъяснений говорит (напр., кн. 1, гл. VIII, §2) о "восприятии " (perception), противополагаемом им "внутрен­нему сознанию " (internal consciousness), о "внешнем и внутреннем сознании " (кн. III, гл. XXIV, §1) и т. п. Как, каким образом из состояний сознания, как таковых, получается "внешнее восприятие ", этого Милль не объясняет» (Ивановский. Дж. Ст. Милль и его «Система логики» // Милль. Система логики, с. XXIX).

Глава 3. Позитивистская ассоциативная психология

Замечания Ивановского совершенно верны. Но в первом случае Милль просто идет вслед за отцом, говоря не о сознании как таковом, а о том, что мы можем ощущать снаружи и внутри тела: «...факт или явление (безразлично, относится ли оно к области внешнего восприятия или же к области внутренне­го сознания)» (Милль, Система логики, с. 121).

Иными словами ему, как и отцу, просто безразлично, каким образом назвать ту вещь, о которой он говорит. И это воспринимается не более, чем небрежность.

А вот во втором примере, указанном Ивановским, эта небрежность ока­зывается уже не личной и разрушительной, потому что выливается в сла­бость всей ассоциативной школы: и слабость эта в основаниях всего рассуж­дения:

«Существование, поскольку им занимается логика, имеет отношение лишь к явлениям — к действительным или возможным состояниям внешнего или внут­реннего сознания (нашего или других людей).

Состояния сознания (feelings) чувствующих существ или возможности таких состояний сознания — вот единственные вещи, существование которых может быть предметом логической индукции, так как только их существование мо­жет быть предметом опыта в отдельных случаях» (Там же, с. 549).

Узнаете? Вещи, которые могут быть предметом логической индукции, — это то самое, из чего рождается «назад к вещам» через логику, захватившее Европу век спустя.

Создавать подобные построения, не определив исходные понятия, не­допустимо даже при всем уважении к великому отцу. А то, что отец тут присутствует, показывает использование понятия feelings в значении созна­ние, столь свойственное Джеймсу Миллю.

Правда, попытка поговорить о понятии сознания все-таки делается Мил-лем в конце книги — в главе «Законы духа». На мой взгляд — это краткое переложение книги отца. Во всяком случае, начинается оно, по сути, с той же мысли Локка, которой Джеймс Милль начинал свой «Анализ»:

«§1. Что такое дух? Что такое материя?.. Эти вопросы, а так же и все другие вопросы относительно вещей в себе, в противоположность чувственным обнаружениям, не входят в рамки настоящего сочинения» (Там же, с. 772).

Затем идет переход к тому, о чем писал сам отец Милля:

«Как и во всем нашем исследовании, мы воздержимся здесь от всяких сооб­ражений о природе духа и будем понимать под «законами духа» законы психи­ческих явлений, то есть различных чувствований (состояний чувствительности, feelingsA или состояний сознания чувствующих существ.

Согласно классификации, которой мы неизменно держались,'Этими состоя­ниями сознания являются мысли, эмоции, хотения и ощущения; последние в та­кой же степени могут быть названы состояниями духа, как и три первые разряда.

Правда, ощущения принято называть телесными, а не духовными состояни­ями. Но это только популярное (в бытовом языке — АШ) смешение, в силу которого одно и то же наименование дают как явлению, так и его ближайшей причине или условиям. Непосредственным предыдущим ощущения служит извес-

Основное — Море сознания — Слои философии — Слой 6

тное телесное состояние, но само ощущение есть состояние духовное. Если сло­во «дух» вообще имеет какое-либо значение, то им обозначается то, что чув­ствует» (Там же, с. 773).

Ивановский не приводит здесь английское слово, которое переводит как дух. Но, судя по всему, это mind. И Милль, как видите, склонен проделать с ним то же, что его отец с сознанием — превратить в тень действительного явления, лишив не только значения, но и самостоятельного существования. В любом случае, это его последнее высказывание можно рассматривать оп­ределением: mind — это то, что чувствует, являет себя в различных чувствах.

«Итак, духовными явлениями я называю различные состояния нашего со­знания (various feelings of our nature)» (Там же).

Я привожу этот двуязычный отрывок, чтобы показать, что русские пе­реводчики XIX века, на мой взгляд, порой «слишком хорошо понимали» английских философов и переводили не то, что было ими написано, а то, что думали о написанном. Но виноваты в этом были, в первую очередь, сами англичане, позволяющие себе множество вольностей и небрежность в ис­пользовании понятий. Если автор не дает определения используемому сло­ву, переводчик вынужден его переводить, как говорится, по контексту. И по контексту Ивановский переводит Милля верно.

Что обязательно надо отметить в Милле: он, конечно, ревностный по­зитивист, но еще совсем не естественник. И пишет он пока, как и его отец, чисто психологическое исследование. Поскольку перед ним не стоит задача притянуть психологию к нервной системе любым путем, он сохраняет и здравый смысл.

«До сих пор спорят о том, порождаются или нет наши мысли, эмоции и хотения через посредство материального механизма: обладаем ли мы органами мышления и эмоций — в том смысле, в каком обладаем органами ощущений. Многие выдающиеся физиологи решают этот вопрос в положительном смысле.

Однако, несмотря на все это, остается бесспорным, что между духовными состояниями существуют единообразия последовательности и что единообра­зия эти можно устанавливать при помощи наблюдения и опыта. <... >

Таким образом, последовательностей психических явлений нельзя вывести из физиологических законов нашей нервной системы; а потому за всяким дей­ствительным знанием последовательностей психических явлений мы должны и впредь (если не всегда, то, несомненно, еще долгое время) обращаться к их прямо­му изучению путем наблюдения и опыта» (Там же, с. 773—775).

Этим возмутительным заявлением Милль и подписал приговор всей ассоциативной психологии. Именно из-за него она была выкинута на свалку истории победившей естественной Наукой. Заявить, что для тебя не суще­ствует император, — это не существовать для императора. Победившие пси­хофизиологи всего лишь привели мир в соответствие, очистив свое хозяй­ство от всего несуществующего.

Глава 4. Естественнонаучная ассоциативная психология. Бэн

А то, что Милль здесь обосновал именно метод всей ассоциативной психологии, явствует из следующего его рассуждения:

«§3. Итак, предметом психологии служат единообразия последовательнос­ти— те законы (конечные или производные), по которым одно психическое со­стояние идет за другим, вызывается другим (или, по крайней мере, следует за ним). <...> Вот примеры наиболее общих законов.

I. Раз известное состояние сознания было вызвано в нас какою бы то ни было причиною, низшая степень того же самого состояния сознания (то есть состояние сознания, сходное с первым, но уступающее ему по силе) может быть снова воспроизведена в нас при отсутствии всякой причины, подобной той, какая вызвала его в нас впервые. <...>

На языке Юма закон этот выражается в следующих словах: всякое духов­ное впечатление имеет свою идею.

//. Эти идеи, эти вторичные духовные состояния вызываются в нас наши­ми впечатлениями или духовными идеями по известным законам, которые носят название "законов ассоциации". <...>

Вот законы идей — законы, относительно которых я не буду здесь распро­страняться, отсылая читателя к специальным психологическим произведениям, в особенности же к книге мистера Джемса Милая— Analysis of the phenomena of the Human Mind» (Там же, с. 775—776).

Ассоциативная психология отказалась от методов Физиологии, ассоци­ативная психология была забыта.

А между тем, обойтись без понимания того, как сознание творит обра­зы и связывает их между собой, — невозможно. Даже если законы ассоциа­ции, то есть связи образов в сознании и были описаны ассоцианистами неверно, все же в их трудах начиналась настоящая психология.

Сейчас психологи вынуждены возвращаться к этому предмету и уже несколько десятилетий Психология исследует образную работу сознания... стыдливо умалчивая о том, что была когда-то ассоциативная психология. И уж тем более трудно встретить где-то рассказ об ассоциации. Как-то не­прилично это для членов научного сообщества, будто это предательство...

Лично я намерен вернуться к этой теме, но при разговоре о работе ума. Все-таки для меня ассоциации были описанием работы того, что называлось у англичан Mind, a mind — это ум.