Типы российских партий

На сегодня все состоявшиеся российские партии, в зависимости от их идеологии, можно условно поделить на три группы:

– «идеологизированные» (или «чисто идеологические») партии, в идеологии которых доминирует системообразующая идея;

– партии лидерского типа, идеология которых основана на положительном образе их лидера;

– бюрократические партии или «партии власти».

Естественно, в полноценной партии присутствует в той или иной степени каждая из трех перечисленных компонент: идеология, выраженная в ее политической программе; известные лидеры; ресурс власти (если партия имеет представителей или «друзей» в органах власти). Поэтому, относя партию к определенному идеологическому типу, мы имеем в виду не полномасштабную идеологию соответствующей партии, а главную составляющую этой идеологии – ту составляющую, благодаря которой партия возникла и с утратой которой она прекращает свое существование.

В данном параграфе мы последовательно обсудим каждый из типов политических организаций, в основном на примере партий и движений, имеющих (или имевших) свою фракцию в Государственной Думе.

7.4.1. Идеологизированные партии

Они строятся на базе системообразующей идеи, соответствующей определенному набору стереотипов массового сознания. Наиболее яркими примерами таких партий в России являются КПРФ и СПС.

Среди всех типов партий идеологизированные являются самыми устойчивыми. Они существуют постольку, поскольку их системообразующая идея реально востребована определенной частью общества. Примечательно, что данные партии не исчезают, даже несмотря самые серьезные ошибки, которые могут совершить их руководители.

Можно сказать, что среди всех перечисленных выше трех типов партий только идеологизированные являются окончательно состоявшимися всерьез и надолго. Поэтому каждая вновь создаваемая партия прежде всего спешит предъявить обществу собственный вариант «передовой» идеологии, к разработке которой подчас привлекаются самые лучшие научные силы. При этом забывается, что идеология, основанная на системообразующей идее, не может быть разработана искусственно: она объективно существует в виде набора стереотипов массового сознания, которые (стереотипы), в свою очередь, нарабатываются у избирателей годами и десятилетиями и которые обязательно соответствует хорошо известному избирателям образу жизни. Поэтому различные «социал-демократические», «лево», «право» и просто «центристские» партии в России на сегодняшний день малоперспективны: их идеология, какой бы «правильной» она не была сама по себе, не имеет опоры на стереотипы массового сознания. Не удивительно, что ни одна из многочисленных попыток создать такие партии не имела успеха.

До сегодняшнего дня в России были возможны лишь две большие чисто идеологические партии: КПРФ и СПС. Поэтому для иллюстрации того, что представляет из себя идеологизированная партия, в чем ее сила и слабости; с какими проблемами она сталкивается в своем развитии, целесообразно более подробно остановится на анализе этих организаций.

За КПРФ голосуют избиратели, стереотипы которых соответствуют системе ценностей «развитого социализма». Ее идеология точно соответствует мироощущению человека эпохи 1960–80-х годов, считавшего свое существование оправданным и осмысленным (при всех тяготах этого существования!) благодаря тому, что он – гражданин великой, уважаемой всем миром державы, преодолевшей на своем пути невероятные трудности, прорвавшейся в кратчайшие сроки от сохи в космос, спасшей мир от фашизма, ведущей человечество к передовому обществу прогресса и социальной справедливости и т.д. В своем большинстве сторонники КПРФ – идеалисты, готовые спокойно переносить низкий уровень жизни и всяческие трудности и лишения во имя величия государства. Их требования высоких стандартов социальной защиты являются логическим продолжением абсолютизации государства как высшей ценности: я готов все отдать государству, а государство должно заботится обо мне. Характерно, что основные претензии избиратели КПРФ предъявляют именно к государству в целом, а не к конкретным работодателям, чиновникам и т.д.

Основой идеологии КПРФ является «державная» системообразующая идея. В этом сегодняшние коммунисты радикально отличаются и от своих дореволюционных предшественников, и от западных социал-демократов. На самом деле они даже не «левые». Они – типичные российские традиционалисты, привязанные к конкретной форме традиционализма; к форме, которую он обрел в эпоху «развитого социализма». Если проделать мысленный эксперимент и перенести нынешних коммунистов в Россию начала века, то они выступили бы вовсе не под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а под лозунгом «За веру, царя и отечество!».

Можно сказать, что КПРФ является классической референтной партией, максимально точно отражающей психологию своих сторонников и действующей исходя из этой психологии. Ничего похожего на «авангард, руководящий рабочим классом и вносящий передовую идеологию в его сознание» со стороны нынешних коммунистов не наблюдается. Скорее справедлива обратная картина: КПРФ идеологически оформляет стереотипы массового сознания своих избирателей. В этом ее сила: избиратели КПРФ, многочисленны, дисциплинированны, с повышенным чувством ответственности. Их крайне трудно расколоть.

Однако и основные проблемы компартии также во многом вытекают из ее референтного характера.

Построив свою идеологию на стереотипах «развитого социализма», КПРФ одновременно приобрела и отрицательный образ (антиобраз), накопленный КПСС за время ее правления. КПРФ неоднократно предпринимала попытки расширить свою идеологическую базу. Но се эти попытки, как в стенку, упираются в референтный характер КПРФ.

Сторонники компартии приучены к весьма жестким идеологическим канонам. Чтобы соответствовать стереотипам «руководящей политической силы» времен «развитого социализма», надо быть очень точным в идеологии, политических позициях, словах, манере поведения. Кроме того, сторонники КПРФ более чем подозрительно относятся ко всяким компромиссам, особенно в идеологии. Образ жизни, олицетворяемый КПРФ, диктует и вполне определенный тип лидера: не слишком яркий; отражающий «коллективную» позицию.

Поэтому необходимые для КПРФ попытки расширить свою электоральную базу (например, за счет резкого отмежевания от своих предшественников или интенсивного формирования яркого положительного образа лидера партии) одновременно представляют для нее и огромный риск. Они приходят в противоречие с набором стереотипов массового сознания, на котором основана идеология и положительный образ партии. Результатом может быть быстрая и практически полная потеря своего электората. Можно не сомневаться, что степень этого риска осознается руководством КПРФ – если не на уровне сознания, то инстинктивно.

Единственная серьезная попытка расширения идеологической базы была предпринята КПРФ накануне выборов 1995 г. Вокруг компартии была создана «широкая коалиция патриотических сил». В результате в качестве союзников коммунисты получили кучу лидеров карликовых партий, за которыми никогда никаких избирателей и в помине не стояло. Что совсем не удивительно: 95% так называемого «патриотического» электората и так постоянно голосует за КПРФ, безо всяких коалиций. В общем, компартия расширилась «сама в себя». Зато мест в партийном списке КПРФ ее «патриотические» и прочие союзники затребовали от души.

Гораздо более перспективными могли оказаться поиски союза с влиятельными силами так называемого «политического центра». Судя по всему, в 1997 г. КПРФ была близка к заключению такого союза с Ю.Лужковым. Однако первая проверка нарождающегося союза в деле сразу же провалилась, причем по вине коммунистов. Когда Г.Зюганов и Ю.Лужков совместно выступили против А.Лебедя на выборах губернатора Красноярского края, то местная организация КПРФ А.Лебедя, напротив, поддержала.

Дело в том, что КПРФ не только чисто референтная партия. На свою беду, она в добавок и одна из самых демократичных по своему внутреннему устройству среди всех партий, действующих сегодня в России – демократичная настолько, насколько понятие «демократия» вообще применимо к такому организму, как политическая партия. Поэтому руководство местных организаций КПРФ вполне способно обвалить политику партийного центра, действуя наперекор ей в регионах. В принципе в этом нет ничего плохого – в нормальной, живой партии центр и не должен отрываться от партийной массы. Но когда эта масса руководствуется застывшими идеологическими догмами, это лишает центр всякой возможности проводить активную и гибкую политику.

Можно сказать, что благодаря своей идеологии, КПРФ занимает весьма парадоксальное положение в нынешней политической системе. По уровню своего развития она является практически состоявшейся структурой гражданского общества, которое нарождается в нашей стране. И в то же время ее идеология, гипертрофирующая роль государства во всех областях, принципиально враждебна гражданскому обществу. Имея все возможности проводить активную и гибкую политику, она не может проводить ее, не разрушая идеологических штампов, которые являются основой ее популярности у избирателей.

В долгосрочном плане время работает против коммунистов – идеологические стереотипы, на которых базируется привлекательность компартии, постепенно тускнеют. Они утратили монополию на «государственность», которая стала одной из составляющих идеологии нынешней власти. Поле того, как сошел со сцены «антинародный режим» Б.Ельцина, коммунисты потеряли и традиционного врага. Можно сказать, что налицо определенный кризис идеологии КПРФ. Однако, несмотря на это, компартия продолжает сохранять высокий электоральный потенциал: стереотипы массового сознания меняются очень медленно. Но они все же меняются; и сможет ли КПРФ выжить при этих идеологических подвижках – покажет будущее.

С СПС дело, на первый взгляд, обстоит несколько сложнее, чем с КПРФ. Ведь либеральные ценности, которым привержена СПС, вообще говоря, также не соответствует образу жизни, который был бы известен российским избирателям по опыту.

Однако если попытаться выделить реальную идеологическую основу СПС, т.е. определить набор стереотипов ее сторонников и избирателей, выяснится, что они (стереотипы) очень хорошо соответствуют образу «врага», который десятилетиями вбивался в головы людей коммунистическим режимом. Российские правые вышли из коммунистических хрестоматий, рисующих образ «продажных буржуазных партий, защищающих интересы загнивающего империализма». Когда значительная часть общества предпочла западное «загнивание» советскому «постоянному повышению уровня жизни народа», она естественным образом востребовала и соответствующую идеологизированную, «прозападническую» партию. Можно сказать, что коммунисты получили именно того врага, которого сами же себе и нарисовали.

Таким образом, исходной точкой возникновения сегодняшней идеологической основы СПС послужила не только либеральная идея сама по себе, но во многом и образ врага – коммунистического режима. Вообще в переломные моменты истории образ врага в системообразующей идее часто целиком заменяет содержательную составляющую: политическая организация создается исключительно для борьбы против «супостата». Исторический предшественник СПС – «Демократическая Россия» – была объединением всех «демократических» сил против КПСС. Такие организации, однако, оказываются крайне нестабильными. Потеряв «врага», они теряют и системообразующую идею и распадаются – что фактически и произошло с «Демроссией» после исчезновения КПСС.

Вообще потеря традиционного «врага» – вещь довольно неприятная для любой партии, даже обладающей вполне содержательной идеологией. Но для политической организации, идеология которой целиком построена на образе «врага», такая потеря смертельна.

После распада «Демократической России» ее идейные наследники – «Демократический выбор России» и ряд мелких партий – остались при гораздо меньшем базовом электорате, который они вдобавок и делили между собой. Большое количество партий в одной идеологической нише привело к закономерному итогу: общему провалу на выборах 1995 г. Однако соответствующий набор стереотипов (предпочтение западного образа жизни) сохранился у одной части избирателей и уже успел наработаться у другой. Поэтому потенциально партия с соответствующей идеологией продолжала существовать, несмотря на то, что юридически она не была оформлена как единая партия и не имела фракции в парламенте. Лидеры «правых» воспринимались «правым» электоратом как свои и оказывали на общественное мнение почти такое же влияние, как если бы они были представителями одной из парламентских партий. По своей фактической роли они были равны публичным политикам, возглавляющим крупные партии. Накануне выборов 1999 г. руководители «правых», не желая повторять прискорбный опыт 1995 г., образовали единое движение СПС. Через полтора года после успеха СПС на выборах в Государственную Думу движение превратилось в партию.

История СПС хорошо иллюстрирует мощь востребованной обществом системообразующей идеи как основы партстроительства. Объективно существующая в массовом сознании идеология буквально заставила «правых» лидеров объединиться и воссоздать соответствующую этой идеологии партию.

Конечно, СПС 2003 г. отличается от «правых» 1991 г. С партией (точнее, с ее лидерами) оказалась связана группа знаковых событий – реформа Е.Гайдара, приватизация А.Чубайса, премьерство С.Кириенко – которые в каком-то смысле явились «стереотипообразующими». Хотя многие российские граждане восприняли эти события крайне негативно, некоторые, наоборот, приветствовали их. Как мы уже говорили, стереотипы массового сознания также меняются со временем, соответственно трансформируются и системообразующие идеи политических партий. Однако это очень медленный процесс.

Итак, анализ двух крупных российских идеологизированных партий показывает, что они взаимно дополняют друг друга. Их системообразующие идеи взаимно противоположны: с одной стороны – самодавлеющая великая держава и максимальное вмешательство государство во все сферы жизни, прежде всего в экономику; с другой стороны – либеральная (свободная) экономика и Россия как составная часть Западного мира. Каждая из партий дает другой образ врага. Наконец, момент силы каждой из партий обеспечивается тем, что они являются самыми крупными организациями в своей политической нише.

Помимо КПРФ и СПС к идеологизированным партиям следует отнести радикальные левые и националистические объединения. Такие организации всегда существуют на периферии гражданского общества и играют роль своеобразной отдушины. В период относительной политической стабильности их влияние обычно невелико.

Завершая анализ идеологизированных партий, остановимся на партиях, системообразующая идея которых носит корпоративный характер (т.н. корпоративные партии). Такие организации весьма интенсивно создавались на интервале 1992–1995 гг. и провозглашали своей целью выражение и защиту прав и интересов определенной социальной категории избирателей: крестьянства, работников той или иной отрасли промышленности, предпринимателей, женщин, пенсионеров, «бедноты» (были и такие) и т.д. После массового провала этих организаций на выборах в Государственную Думу 1995 г. число корпоративных партий в России резко уменьшилось.

В общем, корпоративный подход мало эффективен, чтобы служить основой идеологии крупной и влиятельной партии. Это, кстати, еще раз доказывает неадекватность социально-экономического подхода к публичной политике: ни одна из политических организаций, продекларировавших своей единственной целью «выражение и защиту интересов» даже самых крупных социальных слоев, так и не смогла до сих пор стать по-настоящему крупной и влиятельной. Что и не удивительно: если даже при голосовании на выборах большинство граждан руководствуется вовсе не интересами, а идеалами, то тем более это справедливо для такого серьезного (по сравнению с голосованием) решения, как вступление в партию и активная работа в ней.

Тем не менее некоторые корпоративные партии могут выступать и достаточно успешно, если их идеология носит не чисто корпоративный, а более широкий характер. В качестве примера рассмотрим Аграрную партию и движение «Женщины России», которые проходили ранее в Государственную Думу, а также Партию пенсионеров, которая при весьма плохих стартовых условиях (слабая узнаваемость и отсутствие ресурсов) неожиданно оказалась в 1999 г. «лидером» среди партий-аутсайдеров (в частности, получила в два раза больше голосов, чем абсолютно узнаваемая и хорошо обеспеченная ресурсами НДР). Идеология всех перечисленных организаций при этом далеко не сводилась к чисто корпоративной системообразующей идее «защиты прав и интересов».

На первый взгляд, наиболее просто обстоит дело с Аграрной партией (АПР). Крестьяне (сельскохозяйственные производители) – не просто корпорация; это особый образ жизни и, соответственно, особая идеология. Партия, выражающая их интересы, автоматически становится идеологизированной. Именно поэтому партии сельскохозяйственных производителей занимают в целом ряде стран устойчивое место в политическом спектре и имеют постоянное представительство в парламенте. Так что, анализируя российскую АПР, следует спрашивать, не почему она прошла в Думу в 1993 г., а почему она не смогла повторить свой успех на последующих выборах.

На наш взгляд, беда АПР в том, что российское крестьянство (в том смысле, в котором оно существует в других странах), было фактически уничтожено в ходе коллективизации. Крестьяне превратились из мелких собственников в наемных государственных работников и во многом стали обычной корпорацией, такой, например, как шахтеры или металлурги. Соответственно исчезла и специфическая идеология крестьянства: набор стереотипов большинства сельских жиделей сегодня в наибольшей степени соответствует ситемоообразующей идее КПРФ, а не АПР. В 1993 г. значительная часть коммунистического электората из-за шока, вызванного расстрелом Белого дома и временным запрещением КПРФ, проголосовала за аграриев. Однако в уже в 1995 г. все стало на свои места, и большая часть голосов АПР отошло коммунистам. Можно сказать, что АПР, ввиду специфических российских условий, поневоле оказалась «слишком корпоративной», что препятствует ей занять то место в нашем политическом спектре, которое по праву занимают некоторые ее зарубежные аналоги. АПР продолжает сохранять определенное число активных сторонников и устойчивый базовый электорат размером примерно в 2–3% от общего числа активных российских избирателей. Однако нам представляется, что этот электорат удерживается не столько благодаря корпоративной идее, сколько на личном авторитете ряда руководителей АПР в некоторых регионах. Характерно, что на выборах в одномандатных округах многие представители АПР обычно получают лучший результат, чем партия в целом по партийным спискам.

Что касается «Женщин России», то их системообразующую идею можно считать корпоративной только по названию. На самом деле она носит чисто идеологический характер. Аналогами «Женщин России» являются суфражистское движение на Западе в начале прошлого века и современное феминистское движение. Оба этих направления имеют совершенно четкую и агрессивную идеологию женского шовинизма, оправдываемого как ответную реакцию на мужской шовинизм. Хотя современные феминистски и не участвуют в политике напрямую, они весьма влиятельны, и ссориться с ними политики побаиваются.

«Женщины России» пошли по другому пути: вместо агрессии они попытались представить своим избирателям нечто «доброе» и «теплое». В результате из их системообразующей идеи совершенно исчез момент силы. В кампании 1993 г. это сошло с рук; во многом потому, что подавляющее большинство участников этих выборов вообще не смогло предъявить избирателям содержательной идеологии. Однако на последующих выборах (1995 и 1999 гг.) электорат «Женщин России» неуклонно сокращался. Представляется, что единственная перспектива для «Женщин» стать влиятельной политической организацией и повторить успех 1993 г. состоит в придании их идеологии гораздо большей агрессии, в духе современного феминизма.

Партия пенсионеров при ближайшем рассмотрении также оказывается не совсем корпоративной организации. Вспомним ее лозунги в кампании 1999 года: «Нас 40 миллионов! Защитим себя сами!». Здесь явно доминирует не «выражение интересов» пенсионеров, а в чистом виде момент силы. Представляется, что именно сознательное педалирование момента силы и обеспечило рост рядов Партии пенсионеров и ее относительный успех на выборах 1999 г.

Суммируя сказанное, можно сделать вывод, что корпоративная системообразующая идея может оказаться эффективным инструментом партстроительства только тогда, когда она дополняется сознательно подчеркиваемым моментом силы и (или) образом врага либо же когда она изначально является корпоративной только по внешнем признакам, а на деле отражает реально существующие стереотипы определенной категории граждан.

Завершая обсуждение корпоративных партий, отметим один важный момент. Хотя корпоративные партии и не обладают большим базовым электоратом, они часто имеют довольно многочисленный и очень энергичный актив. Поэтому корпоративные партии могут оказаться весьма ценным союзником на выборах в плане обеспечения оргмассового направления избирательной кампании.

7.4.2. Партии лидерского типа

Переходим к обсуждению партий лидерского типа, в которых вместо системообразующей идеи главной компонентой идеологии является положительный образ лидера.

Было бы неправильно сказать, что «лидерские» партии совсем лишены содержательной политической программы. Напротив, такие программы есть, и иногда они выражают хорошо известную и весьма достойную идеологию. Правда, гораздо чаще упомянутые программы эклектичны и слабо соответствуют известным типам западных политических партий. Поэтому политологи, изучающие российские партии лидерского типа, испытывают большие затруднения, к какой части «политического спектра» отнести ту или иную политическую организацию. Куда, например, только не причисляли «Яблоко»: к «левому центру», «правому центру», «социал-демократам» и т.д. А относительно ЛДПР В.Жириновского дело обычно ограничивается ярлыком: «маргиналы» (как будто это слово что-либо объясняет).

Дело в том, что любая попытка вписать партию лидерского типа в школьную «право-левую» систему координат является изначально бесперспективной. Такая партия объективно возникла и существует только благодаря своему лидеру. Ее программные установки могут и не носить системообразующего характера, а политические позиции часто бывают достаточно произвольными. Главное, что от них требуется – они должны укреплять и расширять положительный образ лидера партии и никоим образом не противоречить ему.

В тридцатые годы в Германии среди нацистов был популярен лозунг «Наша идеология – это Адольф Гитлер!». Да простят нас некоторые весьма уважаемые российские лидеры, которые искренне ненавидят нацизм, но их партийные соратники имеют все основания сказать нечто подобное.

Иногда партии лидерского типа называют «протопартиями». На наш взгляд, это столь же несправедливо, как называть ребенка «проточеловеком», тем более что рассматриваемый нами «ребенок» часто оказывается посильнее многих взрослых. Партию «под лидера» никоим образом не следует считать организацией второго сорта. Характерно, что из трех партий, побывавших во всех составах Государственной Думы 1993–1999 гг., две (ЛДПР и «Яблоко») являются лидерскими. При этом они успели обзавестись достаточно стабильным (по сравнению с другими партиями) базовым электоратом, смогли наработать определенные традиции и т.д. В общем, перечисленные партии имеют определенные шансы сохраниться в российском политическом спектре надолго. Конечно, идеальным является вариант, когда партия обладает и убедительной системообразующей идеей, и ярким лидером (в этом плане можно говорить о системообразующей связке идея-лидер). Однако коль скоро речь о новой партии, то на этапе становления лидер часто оказывается важнее идеи. Он способен вытянуть даже довольно невнятную партийную идеологию.

Если же системообразующая идея носит перспективный характер и еще недостаточно закреплена в стереотипах массового сознания, то тут без яркого лидера просто невозможно обойтись. Лишь он способен послужить центром кристаллизации потенциальных сторонников новых взглядов. Уже потом, со временем, партия наработает историю, традиции. Ее деятельность постепенно сформирует соответствующие стереотипы у избирателей, а ее программные установки, соответственно, обретут характер системообразующей идеи. Партия превратится из партии лидера в идеологизированную партию.

Выше мы говорили, что партии, основанные на социал-демократической и «центристской» идеологии, не имеют перспектив в сегодняшней России. Однако они вполне могут состояться как партии лидерского типа с тенденцией постепенного перерастания в идеологизированные. Поэтому сторонникам перечисленных идеологических конструкций следует не шлифовать до блеска свои партийные программы, а искать подходящих лидеров.

Органическим недостатком лидерской партии является ее неустойчивость. Фактически такая партия полностью зависит от одного человека и теряет свою идеологию с его уходом (как, например, ДПР с уходом Н.Травкина).

То же самое происходит, если лидер теряет свой положительный образ. Такое часто происходит, когда лидер становится членом правительства и начинает играть по правилам «элитной» политики. В связи со сказанным становится понятным постоянный отказ Г.Явлинского от предлагаемых ему правительственных постов.

7.4.3. Партии власти

«Партии власти», или бюрократические партии, создаются действующей властью в интересах реализации ее (власти) публичной политики. На самом деле до реальной власти такой партии обычно очень далеко: обычно она не только не имеет никакого влияния на нее, но напротив, оказывается полностью подконтрольной и управляемой породившим ее государственным аппаратом.

Системообразующая идея бюрократической партии состоит в ее отождествлении с соответствующей властью. Ее плюсы и минусы аналогичны стратегии на отождествление в избирательных кампаниях(см. § 2.11). «Идеология» бюрократической партии изначально понятна гражданам и для ее анонсирования не требуется специальной политической кампании. С другой стороны, бюрократическая партия в идеологическом смысле воспринимается как «вторичный продукт», и число ее сторонников всегда будет меньше, чем у породившей ее власти. Когда власть-создательница теряет свой авторитет и популярность, то же самое происходит и с партией.

Собственной идеологической основой бюрократических партий является момент силы. При этом содержательная составляющая системообразующей идеи может практически отсутствовать. По такой схеме строились НДР, «Отечество», «Единство». Ничего, кроме отождествления с большим начальством и идеи: «Мы – самые сильные» у перечисленных организаций за душой не было. Нельзя же, в самом деле, считать содержательными такие идеологические пустышки, как «левый центризм», «правый центризм» и прочие конструкции, напрочь оторванные от стереотипов массового сознания избирателя.

Жизнь показала, что партии, построенные на голой силе, еще более неустойчивы, чем лидерские партии. Кроме того, они малоэффективны: если внимательно посмотреть на структуры, возникающие в результате бюрократического «партстроительства», оказывается, что они состоят из местного начальства и некоторого числа зависимых от него функционеров – т.е. по сути представляют собой чисто административный ресурс, который можно было прекрасно задействовать и не называя его партией. Нечего и говорить, что при малейшем намеке на ослабление «силы партии» такие структуры начинают рассыпаться.

Тем не менее и бюрократическая партия может послужить исходной точкой для формирования полноценной идеологизированной политической организации. В частности, такая перспектива просматривается сегодня у «Единой России» (преемницы «Единства», феномен которого достаточно подробно рассмотрен нами в § 2.8). Напомним, что успех этого объединения в 1999 г. был обусловлен его отождествлением с В.Путиным, который на момент выборов обладал мощнейшим положительным образом «спасителя». Поэтому «Единство» оказалось не просто «партией власти», но в некоторой степени и партией лидерского типа, хотя его «лидер» не только не возглавил движение, но даже не вступил в него.

Еще более важный фактор: взлет В.Путина на политический Олимп привел к тому, что классическая либерально-консервативная идеология стала постепенно ложиться на стереотипы массового сознания российских избирателей. Мы уже обсуждали проблемы внедрения такой идеологии на примере ДПР: «коммунистическим» электоратом она отторгалась как слишком западная, а «демократическим» – как слишком государственническая. Однако «спаситель» является именно таким образом, который может преодолеть барьер отторжения и «просуммировать» плюсы разных идеологий гораздо быстрее, чем минусы.

Таким образом, с В.Путиным связан крайне интересный момент генерации новой для России идеологии на уровне массового сознания (как научная конструкция рассматриваемая нами идеология давно известна). Если популярность В.Путина продержится еще несколько лет, сочетание свободной экономики с сильной государственной властью вполне может закрепиться в качестве стереотипа и послужить полноценной системообразующей идеей для новой программной партии. Такой партией и может стать «Единая Россия».

Правда, от самой «Единой России» здесь мало что зависит. Все, что от неё требуется в этой ситуации – удерживать отождествление с В.Путиным. Но даже и это может оказаться довольно непростой задачей. Ведь если для «Единой России» продолжать оставаться «партией Путина» является жизненной необходимостью, то самому В.Путину отождествление с «Единой Россией» ничего не дает, и даже мешает: портит его надпартийный образ национального лидера. Поэтому не исключено, что по тактическим соображениям накануне выборов 2003–04 гг. с «Единой России» будет снято официальное звание «партии Путина», на чем политическая карьера этого объединения, скорее всего, и закончится. Однако если в результате президентства В.Путина произойдет закрепление нового набора стереотипов в массовом сознании, то даже при крахе «Единой России» непременно возникнет новая федеральная партия с идеологией, соответствующей указанным стереотипам.