Весна на замоскворечной улице

Люблю я слякоть тротуаров

Центральных улочек Москвы,

Где, может быть, скользили вы,

Среди порше и ягуаров,

Что встали поперек пути,

И под прицелом капель звонких,

А также и сосулек тонких

Ждут наледь с крыш. Мой друг, прости

Хамло ты это записное:

Его нахальство сволочное

Увидит горестный конец.

Вперед же! Тот не молодец,

Кто перед вьюжным рецидивом

Не насладится этим дивом –

Отличным солнечным деньком!

Пройди по городу пешком!

Все так свежо, все так прозрачно,

Все так неистово и смачно,

Как после аллергии долгой

Свободный вдох. Дыши смелей!

Блик солнца лег на тень елей,

И за Москвою, и за Волгой!

Вот здесь текут ручьи дорог,

Ведущих на Юго-восток:

Ордынка Малая милее

Мне прочих. Как-то веселее,

Как-то игрушечнее, что ли,

Она глядит. В подобной роли

Она прелестна, как душа.

По ней брожу я не спеша,

Фотографирую красоты,

Чтоб их во блоге запостить.

Ты видишь речки и болота?

Я смог их ловко ухватить!

И мне казалось, будто дома

Я здесь, на Родине своей.

Потом, конечно, вновь истома

Меня втянула в плен теней,

И мыслей мрачных, кровожадных

Во мне костер разжегся вновь,

Мешая с черной желчью кровь.

Но живы фото дней отрадных!

И я возобновлю себя,

Победно в ухо вам трубя.

Куда ж без этого? Ну вот,

Весной едва не всякий – кот…

И вот на этой дивной ноте

Мой голос прячется в зевоте.

Устал! Чернеют под глазами

Круги. Да, верно, вы и сами

Меня поймете, господа:

Когда уж в рот нейдет еда,

Когда компьютер опостылел,

И даже интернет достал –

То это значит, ты устал,

И все глаза свои замылил.

И звон стоит, и сны свисают

Прядями страшной суеты…

Читатель, отдохнешь и ты!

Так лень моя тебя спасает,

Хотя б от этого стиха.

Покойся с миром, ахаха!

Работа поэта

Нам теперь уже не отвертеться

И не скрыться за надежными дверьми:

Кровь уже успела разогреться,

Ей здесь тесно. Ты меня пойми:

Невозможно примириться с положеньем

Ограниченной свободы червяка,

Фонтанируют мои стихотворенья,

Как артерия. Работа не легка

У художника и прочего поэта:

Надо видеть, надо понимать,

Да потом уметь ещё все это,

Как на фотокамеру, снимать.

Думаешь, мы здесь играем в игры?

Думаешь, искусство – это флирт?

Стерты в кровь все пальцы уж от лиры,

Но я продолжаю. Словно спирт,

На сукровичное месиво ложится

Лайк вконтакте возле гордого стиха.

Мне тревожно. Мне всю ночь не спится.

Ты же беспросветна и глуха,

О страна, страна моя родная,

И любая прочая она!

И чреда видений черно-злая

Опускается. Стальная пелена

Суетливой сетью капилляров

Испещряет мой усталый взор.

И ползут кошмары из футляров,

И рисуют мертвенный узор.

Мне легко, и дельно, и свободно

Наблюдать за дольней суетой.

Я не знаю, это ль благородно,

Но в определенном смысле я – святой.

Был у нас один такой святейший…

Говорят, я на него похож.

Много кто похож. А он был злейший

Враг народа, государства и вельмож.

Все мы одинаковые. Что же?

Свято место не бывает в пустоте.

В наступившей звонкой темноте

Каждый вылезает вон из кожи,

Дабы ощутить себя живым.

Не влечет меня целебный дым,

И капуста лжи меня минует.

Посмотри! Мой стих живописует,

Что попало в мой ментальный объектив.

Разве же при этом я не жив?

Дальше будет только интересней,

Как расправлю свои крылья песней.

1.

Ну как тут не возъяриться,

Как тут не упереться,

Как тут не воевать?

Как тут не стиснуть зубы,

Как не поджать тут губы,

Горечь не разжевать?

Если кругом уроды,

Если смердят заводы,

Тупость сшибает с ног?

Стало быть, станем крепче,

Прозрачней, сильнее, легче,

Покинув черту берлог.

 

2.

Вот апрель. Ползут листочки,

Распускаются цветочки,

Рядом бомж лежит.

Вот весна. Сияет небо,

Обещая море хлеба,

Рядом кровь бежит.

Вот и я. Иду, красивый,

Близорукий, не спесивый,

Рядышком война.

Вот и вы. Снуете всюду,

Подчиняясь злому зуду

Сквозь завесу сна.

Я заглянул однажды в гроб

И вас там всех увидел.

Вы бледны, мертвы, как сугроб,

И кто вас так обидел?

Кто вас загнал в такую муть,

В вонючее болото?

Кто не дает вам всем вздохнуть,

В ком коренится зло-то?

И я глядел на вашу грязь,

Но рытвины и складки,

Уже смутясь и убоясь,

Исследовал повадки.

И дурь, и дичь гнобят ваш век,

Кочуют в мозг из мозга,

И прокисает человек,

И тухнет весь фимозно.

Не контролируя себя,

Не зная общей цели,

Напрасно всё кругом губя,

Вы сдулись и просели.

Вы согласились на удел,

Вы продались за участь.

У вас теперь довольно дел,

И вы корпите, мучась.

Вы так хотели быть, как все,

Ну вот и получайте!

Я вас увижу на косе,

Вы только время дайте!

День Победы

Май-месяц зеленью кипучей

Москву блаженно затопил,

Пыльца носилась в небе тучей,

И дождь зеленый моросил.

Маршировали триллионы,

Шумел народный трубный глас

У шашлыков, на дачах. Сонный,

Но все же креативный класс

Воспрял, свободой осененный,

Супротив власти суверенной.

Всё пучилось. Но как бы с краю,

В укор всеобщему раздраю

С давнишних карточек глядят

Полки покинутых солдат…

Кто пережил войну и голод,

И страх дамоклова меча,

И особиста-палача,

И мировой гремящий молот –

Влачат теперь деньки златые

На лоне Родины святой

В сиянье славы золотой.

Потомки ваши занятые

Сумели Родину принять

В свои заботливые руки.

Как древле ваши политруки,

Так ныне батюшки опять

С колен Россию подымают,

Привносят здравый оптимизм,

Добротнейший патриотизм –

И скверну рьяно изымают.

Красиво, правда? Просто сон!

Вот так и спать бы нам покойно!

Но сон уходит что-то вон,

Когда слеза вскипает знойно

В тот день, когда среди всего

Большого года поражений

Вдруг – целый! – День Победы… О!

В преддверье будущих сражений…

Стихи про Питер

В лицо нам дули ветры злые,

Но мы, ребята удалые,

Проникли из Москвы горячей

На берега Фонтанки. Пряча

От сердобольной стужи лица,

Мы шли. О, грозная столица,

О, неприступный бастион!

Уж зубы вызвонили звон,

Но тут вдруг сжалилась природа:

Настала теплая погода.

Сказать что? Город сам старинный,

Отменно длинный, длинный, длинный,

И до метро обычная тут мера –

Дистанции огромного размера!

Мы отшагали верст за двадцать,

Желая город рассмотреть.

Едва я не успел стереть

Сапог своих. Но уж пошляться

В полете вольном по проспектам,

И линиям, et cetera…

Как раз удачная пора!

Привыкнув к местным диалектам,

Поребрик мы топтали всласть.

Листовки порицали власть,

А нам скамеечку хотелось,

Чтоб отдохнуть… Но не успелось:

ХВАТИТ ХОТЕТЬ! – так отовсюду

Суровый город говорил.

Сей лозунг так нас покорил,

Что мы, как стоики-верблюды,

Без отдыха, еды, воды

Всё шли, как в наводненье льды,

По островам, мостам, каналам…

Нигде не пахло криминалом,

Был город чист. И так два дня

Промчалось майских. Вот и поезд,

И скучный путь обратный. То есть

Вы, други, поняли меня:

Хоть я москвич на сто процентов,

Мне интересен Петербург.

Скопивши десять тысяч центов,

Еще вернусь я в этот круг…

Новые стихи о сессии

Ну что, студент? Пришла проруха

Опять на голову твою?

Тебе нужна теперь вся пруха,

Чтоб уцелеть в своем строю!

Учи билеты, чадо лени!

Пиши курсач! Пиши диплом!

Пусть не дрожат твои колени,

Учи – и сдашь все поделом!

Но вот я вижу, ты не делом

Полезным занят прямо щас:

Ты ищешь в гугле сине-белом

Стихи о сессии… Сейчас

Я помогу тебе, дружище,

Собраться с волюшкой твоей.

Забудь о сне, забудь о пище,

Сядь и учи! Да веселей!

А ежель ты курсач свой скудный

Иль там диплом не дописал –

Займись писаньем беспробудным,

Чтоб мозг, кипя, с ушей свисал.

Шучу. Но преподы – не шутят!

Они прижмут тебя к ногтю!

Они такой замес замутят,

Так, вскинув брови, молвят: «Тю!» -

На весь твой монолог с билетом…

Уж лучше нынче напрягись,

Чем пересдачей портить лето,

Кляня жестянку злую – жизнь!

А я-то что? Мне уж привольно,

Я сдал уж ГОС, мне все равно.

Пишу стихи вот сердобольно,

И мне покойно и смешно…

На смерть Хиля

Не стало Хиля. В изумленье

Лепечет мир про трололо,

Мое смешное поколенье

Усердно твиттит. Подошло

К финалу суетное действо

И славы хлопотливый груз:

Бормочет в бложеках плебейство,

Под сенью виртуальных муз

Пишу я стих вот этот пошлый

Пред монитором… Человек

Так и уходит – пришлый – в прошлый,

Отжитый до упора век.

Покойся, Хиль! Ты жил нехило,

Ты стал легендой во плоти

Неоднократно. Были ж силы

Пути столь мощные пройти!

Твой голос будет литься вечно

Потоком тяжким золотым –

И так же ярко, безупречно

Воскреснешь в этих песнях ты.

Стихи про лето

Вот уж июнь почти промчался,

Сверкая бесконечным днем.

Мне двадцать два. Я не общался

Почти ни с кем. Писал диплом,

Писал посты в свой славный бложек,

Фотографировал Москву,

На даче не полол ботву

И даже не верстал обложек.

Ах, лето! В прежние года

Я ждал тебя, как чуда света,

Июнь, июль! Прекрасней нету

Деньков! Но годы что вода –

В глаза всё лезут да щипают,

Да накрывают с головой,

Я плавать не умею. Стой,

Повремени! Но годы тают.

Не стало уж каникул ныне,

Хотя и сессиям абзац.

Я б не сказал, что я в унынье,

Но как-то непривычно: бац –

И лето стало жаркой, душной,

Но все ж рабочей полосой.

Все как у всех. Но благодушной

Не обзавелся я душой!

Еще найду себе я место

На острие всего и вся,

Перебодаю, как лося,

Систему заскорузлых жестов,

И комбинации такие

Сойдутся на пути моем,

Что мы с тобой, моя стихия,

Другие песни запоем

На весь бескрайний окоем…

Русское поле экскрементов

 

Сокрылись праздные надежды

В дыму грядущих мятежей,

Бронёй сменилися одежды

Для обороны от ножей.

Все ждут: когда уж гром-то грянет

Над изнывающей землей?

Когда народ уже воспрянет

И даст судьбе последний бой?

Доколе, стонут, всё чужое,

Доколь захватчиков терпеть?

Доколе вражество борзое

Свои псалмы тут будет петь?

И каждый лезет в свой окоп,

Предчуя огненный потоп.

 

И вот все выперло наружу:

Кишки, пружины, рычаги…

Я в этой каше обнаружу

Милитаристов сапоги,

Воров прикиды дорогие,

Державу, скипетр и трон,

И судей кошельки тугие,

И наноёмкий электрон,

Фофудью также золотую

И серпомолот трудовой,

И блогов трепотню пустую,

И грозный имбецильский вой.

Казалось бы: звезда всему

И горе чести и уму.

 

Но если пренебречь унылой

Людской возней и трескотней,

То родина вдруг станет милой,

Как брюки толстые с мотнёй.

Какой покой над русским полем

Среди руин и сорняков!

И надо быть, вестимо, троллем,

Чтоб не понять, что он таков!

В старинных русских переулках,

В монастырях, и во дворцах,

И в краеведческих прогулках –

Кто не почувствует в сердцах

Своих священный отголосок

Среди решеток и полосок?

 

Как рассуждает каждый первый?

Жри, что дают, да не звезди.

А я беречь не стану нервы,

Мне все равно, что впереди,

Мне б только полыхать истошно

В свой нескончаемый момент…

Но как вокруг посмотришь – тошно:

Бомж, депутат, бандюга, мент –

Здесь все сословия едины

В своем стремленье в никуда.

Как рыбаки на кромке льдины,

Сограждане бурчат: «Ну да,

Не я всё это первый начал,

Я слаб, и бес меня подначил».

 

Живи, как все, – в удушье веры,

В противогазе здравых догм,

В почетных кандалах карьеры,

В системе заскорузлых норм.

Куда ни кинь – везде напряги,

Куда ни плюнь – везде понты.

Хлебни, хлебни огонь из фляги,

С прохожим перейди на ты,

А то и просто упокойся

В пыли забот, работ, икот,

Заблаговременно заройся,

Предвосхитивши свой уход.

А то воспрянь, сжимая знамя…

Но лучше слепо верь рекламе.

 

Как в мелочах не захлебнуться?

Как быть живым с младых ногтей?

Как не прогнуться, не запнуться,

И не продаться за детей,

И не замкнуться в круге первом,

Который череп чертит наш,

Не отравиться желчным гневом,

И не упасть, как экипаж?

А надо просто устремиться

Во глубь себя, во глубь миров,

Сосредоточиться, разжиться

Богатством внутренних даров,

Собраться воедино с духом…

И созерцать, накрывшись ухом.

Август 2012

И снова встают рассветы,

И дни проносятся мимо,

Скрипя на ветру. Кассеты

Шумят, как прибой, незримо,

И льется сквозь шум и годы

Вселенский поток природы.

 

И лето – пустырь заросший,

И осень – увядший город,

И я, как и ты, хороший,

Как в самом начале – молод.

Зима упадет, как старость,

Весна оживит нас малость.

 

И будут крушиться царства,

И будут летать снаряды,

И будет плясать бунтарство

Кровавые маскарады,

Но будут кружить планеты,

И будет молчать земля

Про наши долгия лета,

Про меня, васильки, тополя…

И т.д, и т.п., и прочее.

Провожу в бессоннице ночи я,

Размышляя про все про это.

Да, нелегкая жизнь у поэта.

Тем не менее, суть проста:

Ты да я – все одно – пустота,

Может быть – красота, может быть – школота,

Но ничто никогда не нарушит

Первозданную плоскость листа

Белизну нулевого листа

чистоту начинаний с пустого листа

вечно и без изменений.

Тирания слов

 

Погляди вокруг. Что ты видишь?

Вещи или слова?

Даже если ты знаешь идиш,

Даже если твоя голова

Полнится мудрыми мыслями –

Все равно ты лишь раб. Гляди же!

Слова управляют смыслами,

А те – тобою. Чуть ниже

Подробней опишем это.

Ты видишь ли плоть реальности,

Когда в это славное лето

Все лепят без умолку сальности,

Ведут пропаганду без паузы,

Призывают бить за слова

Ради слов и основ. Кляузы,

Чудовищный гул, молва…

Вот так и живем, сограждане.

Как хрящи в мясорубке.

Но снаряд, как известно, дважды не

Попадет в ту же ямку. Так зубки

Обломите, острые, смачные

Вы, о слова, о нас, хитроглазых,

Умеющих быть прозрачными

На фоне судеб непролазных!

Пусть слова тебе кокон не вьют уютный,

Пусть не застят фактический лик вещей!

Не спеши укрываться в гроб разума путный,

Не впускай в себя холод могильных ночей!

Вы, о слова, – наши верные ленники,

А не мы – ваш мясной банкет!

И по этому случаю мы, не будь пленники,

Устроим вселенский пикет!

Видишь ли ты, или всё меня слушаешь?

Хватит, довольно уж!

Ну-ка посмотрим, как ты это скушаешь:

.

Стихи про вечность

Здесь проходил я много раз,

Меняясь поминутно

И щуря близорукий глаз.

Я помню то не смутно,

Как лето двадцать лет подряд

Сменялось холодами.

Года сливаются уж в ряд,

Ведут во гроб ходами

Чрез всеобразие сует,

Чрез горечь и усталость.

Итак, прошло немало лет.

Так сколько их осталось?

Вопрос пустой, как серый день.

В лицо ревут минуты,

И гирей налилася лень.

Конечности согнуты

Под игом будничных тревог.

Но вот, споткнувшись о порог

Серьезной жизни взрослой,

Я соизволил обрести

Свободу следовать пути

И время прочь отбросил.

Всё то – ушло. И что ж с того?

Не предавай лишь своего,

Не подчиняйся стаду,

Стремись вовнутрь, вглубь расти,

Галактики сжимай в горсти –

И думай до упаду,

И слушай воздух, им дыша.

И эта поза хороша.

В унынии раскайся

И молча восторгайся.

Винегрет

Ты земля моя, землица,

Мир ты мой, мирочек!

Набросаю твои лица

Бегло на листочек…

Государства и народы,

Словеса, картинки,

Земли, небеса и воды,

Живность и машинки,

Свет, мерцающий по суткам,

Круговерть лихая,

Жизнесмерть по промежуткам,

В среднем – неплохая…

Сложен и глубок наш хаос,

Не окинуть взглядом…

Держит небо Микки-Маус

Безразмерным задом.

Бесконечной канителью

Мается столетье,

Чтоб для каждого постелью

Разостлать соцветья.

Перегон

Вас бы грести лопатой –

Вас, толпу образующих,

Залепляющих улицы ватой

Так тошнотворно!

Снотворно,

И в то же время тягостно

катится вал толпы.

разве самим не мерзостно

сбиваться в стада огромные,

пруд прудить телесами?

шли бы вы лучше лесами

на свою изначальную родину,

оставили б мне – мою!

а то как дурак стою,

смотрю

на толпу-уродину,

резво кидаюсь в нее,

что-то вроде паркура

по головам, в промежутки, в зазоры

словно через заборы

юркну и скроюсь навеки

за свои беспросветные веки

плохо мне что ли? не то что б.

но временами тошно.

идешь от новокузнецкой до третьяковки:

накурено.

грязно.

толкаются.

сапоги, ботинки, кроссовки

грязью и шумом бросаются.

и каждый из вас-то думает:

ять,

всё лучше, чем в пробке стоять.

и я – многий,

многоликий и многоногий –

это с вашей-то точки зрения –

тоже вот так теку.

но я – начеку!

промелькну и исчезну сразу,

не успев опостылеть глазу.

Бложественная комедия

С трудолюбием муравьиным

и с ревом львиным

лезут тексты где-то под кожей

рыхлой гримасы граждан.

по милости бложьей

каждому здесь кураж дан:

в поисках блогодати

вербально по морде дати

встречному и поперечному.

вот блоггер. где уберечь ему

честь и повадку скромную?

он вздымает волну огромную

в рамках бурленья субстанций.

выхлопы атомных станций

и то уж почище бывали

речеиспускающей швали.

и когда блогоизбранный през навальный,

на путинский трон взгромоздившись с треском,

развяжет в стране геноцид анальный –

тогда он – блогонравный – заявит веско:

вы, мол, блогу молитесь рьяней,

можно подумать, прежде

вам, задротам, анонимусам и пьяни,

лучше жилось при едросе-невежде!

да, мы богаты. а вы – блогаты!

чего же еще желать вам?

клич кину – вы сами – тут же! – плакаты

нарисуете в поддержку этим словам!

слышу: блогослужения и панк-молебны

потрясают мутный студень мозгов.

а что вы хотите? здесь все ущербны –

в этом гниющем

склепе

богов.

Естество

Чем менее естественно – тем человечней.

Чем менее вещно –

тем

вечней.

в пределах здравой целесообразности

допустимы вольные разности.

так,

скорее уж свистнет рак,

чем среднестатистический дурак,

в полном соответствии с естественным ходом событий,

возьмет и совершит череду великих открытий.

или

некие обыватели были-жили,

и на полном самотеке у них

не возникало в семье на голову больных

в лице их самих.

а вот:

ребенок вырос, отучИлся, вкусил работ,

завел потомков, отУчился, побился о быт,

ничего не достиг, отмучился,

почил –

забыт.

и опять сначала, как велит естество.

правда, здорово? просто – во!

а я говорю: будь архитектором своего духа.

будь хитромозглым, как переулок Обуха

с его институтом мозга и МИФХИ.

необязательно даже писать стихи,

важнее другое –

самовоплощение всеблагое,

всепобеждающее и всевечное.

будь таким, а не как тараканище запечное!

мир хочет видеть тебя полезным,

здоровым и счастливым, а не коленопреклоненным и слезным.

для человека естественно – создавать себя.

вот и займись этим, естество любя.

Ледяной дождь

Сегодня нашего вавилона на улицах убыло -
спасибо ледяному дождю за это!
такое чувство, будто самой осени губы ло-
бзают город, загоревший за лето.
в такую погоду обрываются ветви и провода,
а лужи превращают прохожих в гальку -
в мокрую, злую, говорящую: да,
сейчас бы сюда отдыхающую в Турции Гальку
или там Сергея Михалыча. холод в рожу
веет суровый, вперемешку со льдом и грязью.
даже если тебя зовут Гейченко Серёжа,
тебе невмоготу вплетать свое тело вязью
в эту промозглую свистопляску.
тротуар стал похож на инвалидную коляску:
вроде бы двигаться можно,
но неудобно и сложно.
а вот лично мне в такое ненастье весело
бороздить свободные от разночинцев дороги,
шагать и шагать неотступно и всецело,
благо демисезонным сапожищем обуты ноги.
в этом есть чисто русский брутальный задор,
что-то от полярников и летчиков времен дизель-панка:
радостно видеть ржавый фабричный забор
и другой реквизит мирового упадка.
сладостно погрузиться в родной декаданс -
нам, выросшим в девяностые.
в этой осени, погруженные в транс,
мы беды проспим наиболее злостные...
как раз к концу света проспимся.

О чем говорят поэты?

О чем говорят поэты?

некоторые – про голубцы и котлеты

в качестве источника святогоровой силищи,

про то, как поэт

компот

пил и щи

хлебал, да не лаптем, а ковшом экскаваторным.

другие про то, как бухали методом вахтенным

и в промежутке предавались излишествам.

третьи систематические пишут вам

о том, что пишут не вам,

а мирам,

или, пуще того, Мастерам.

(это я сам себя тут подколол –

мазохист хренов, олоол).

как бы то ни было, есть еще патриоты,

есть полный спектр идеологических девиаций,

есть маргиналы и пусси-риоты,

а также старатели денежных ассигнаций.

по правде же, поэты говорят совершенно не о том,

что я сейчас перечислил. но как не выкривить ртом

стишонка смешливого развлечения для?

да, конечно, я та еще тля,

вмешал свое «гы» в стеба трендище,

получив не бред даже, а циклопический бредище.

так о чем же все-таки поэты говорят?

о том, как творят:

либо – они сами свои стихи и

события своей жизни. либо – стихии

саму эту жизнь, либо – Бог, боги ли

творят все совокупно.

в депрессии, в кайфе, в тревоге ли -

поэт неотступно,

отчаянно пытается ухватить

то, что нельзя сказать бытовым языком,

то,

что

называется –

жить…

вот

говорим

о каком.

Поэтическая дуэль

Поэты обожают дуэли,

Для них это дверь в бессмертие!

И уж коли они схлестнуться посмели,

То позавидуют черти им!

Летят смертельные граммы –

пародии и эпиграммы.

клинки блестят ослепительно –

поэмы гремят упоительно.

Даешь

дуэль

на бензопилах

в декорациях обители зла!

даешь поэтический слэм в сайлент-хилле,

чтоб дрогнула адская мгла!

эх, поэты, рубитесь дико

в угаре любви и добра,

чтоб каждый зритель, сияя ликом,

крикнул: браво! ура!

 

 

Предзимье

Снова все повымерло, снова опустело,
Слово стерлось, онемело, растаяло,
Прозрачной тенью обернулось тело,
Его осенью вконец замаяло.
Осиньей проседью просели смело
Леса и небеса. Лаяла
Немой листвой и сухим холодом сна
Остывающая страна.

В бумажных зарослях зеленеют болота,
Реки еще не оделись в лед.
В труху обратилась вчерашняя позолота
Листвы, идеалов, величий, мод.
Отважно тужится некий кто-то
Пыльцу упадка сконвертировать в мёд.
Белки в лесу белеют на сером фоне,
Но хищников нет, не грозит погоня.

Тишина поглощает всю околесицу,
Рождается на холмах, в полях, в бесконечных лесах,
Город в чаду мизантропии бесится,
Его измождают тревоги и страх.
В стране в тишине кто-то повеситься
От русской тоски готов на порах.
А вообще-то, хорошее время, погожее -
Предзимье, на проспанный день похожее.

Ледостав

 

Утро.

Проходя, подмечаем:

Водоемы покрылись льдом.

Это значит – зима.

Ее встречаем

Ввечеру мигренью

и ватным лбом.

Сутки кряду,

мучаясь,

чаем,

Заклинаем небо перстом:

Пусть разразится

просыпной снегопадище!

Пусть разрешится им

тяжкое адище!

 

Четверг.

Сижу, озлобленный, на работе,

Отравлен взор новостей дрянью.

Вдруг –

в окно. Там мело.

Уже замело те

Дворы и дороги

снеговой

тканью,

Где пешеход в извечной своей заботе

Предавал организм

толкотне и шаганью.

В ящик долгий себя не откладывая,

Явилась охота пройтись,

вокруг оглядывая.

 

Пуст Лаврушинский.

Пусты Кадаши.

Барокко московское

в величии одиноко.

Товарищ буржуй,

не ломай, не круши,

Не вынуждай нас снова

биться жестоко!

Изыди, жадная тварь!

От души

Проклинаем твои

финансовые потоки!

Пусть от капиталов твоих

останется только дымка!

В этот момент

под ноги

кинулась мне

Ордынка.

 

Горбылем моста

дорога через канал.

На острове – Гугл, Балчуг

и древний посадский храм.

Снега навал

уже стал

уж совсем немал.

Ужесточенная вьюга

вверила нас мирам,

В которых Кремль – расплывчат, дымчат и ал;

Высотка

призрачным замком

висит над рекой; кострам

Пряничных куполов –

празднично,

как на открытке «Зима».

Что касается ХСС, то его поглотила тьма.

 

Москва противится ледоставу

Нечистотами, нефтью и светом фар.

Под ногами –

избы, терема и заставы,

Закованные

в культурного слоя

вар.

Варваркой,

варваров и варварок

избегая лавы,

Я удаляюсь от площади,

известной нам как Пожар.

На фоне заснеженной

разрухи Зарядья

Зиждутся древности

вечности ради.

 

Псковская горка.

Подземная башня.

Кулишки,

Все их святые

и чебуречная

с чертом,

Пустившим на креативные вывески

адского трэша излишки.

Буксует Солянка

снежным подсоленным тортом.

Прохожие в сумках

влачат электронные книжки.

На Ивановской горке

пахнет особенным сортом

Тишины, пустоты и прочего уединения.

Наши пророчества

ждут своего исполнения.

 

Возле Библиотеки

мне подмигнул Землекоп,

Выходя из калитки,

в которую я направлялся.

Не даром: подле кирхи

обнаружился странный сугроб…

В том, что увидел,

пожалуй бы,

я не поклялся:

Неподвижно шли пилигримы.

Меня взял озноб

Бы, если б не прелесть волшебная

этой застывшей картины:

В капюшонах, в плащах –

безликие –

мертвенным клином…

 

Палаты Мазепы.

Фактура древнего камня.

Через Колпачный.

Тропинка.

Москва – большая деревня.

Лабиринты Хохловских дворов,

вот туда мне

И надо.

Шагами мощу гати Покровки древней.

На той стороне

в пору пришлись бы сани,

Чтоб в Кривоколенном

не окриветь на колени.

В переулка колене

богатых бандитов собранье.

(Это я понял из слов охраны,

отсеяв брань их).

 

Мясницкая.

Ну, думаю,

что-то холодновато.

И поздно.

На Чистых прудах

Под ноги я постелил эскалатор.

Спускаюсь и думаю:

все на своих местах.

Все эти люди – мы.

Каждый в своей палате.

Будь то отдельный я,

погрязший в своих трудах,

Или любой другой отдельный

житель круглой Земли.

Жалко, что окружающие

эдак взглянуть не могли.

 

Пятница.

Снег не перестает.

Снова вечером

ринулся в одиссею.

Пошел на юг,

где степью встает

Малой Полянки

хутор рассеянный.

Впереди меня

дворник идет.

Экие фигуры в стиле Дали

На фюзеляжах авто

снега намели!

 

По сугробам

и льду бугристому

Выкатываюсь

на кольцо Садовое.

Нет здесь предела

счастью туристскому:

Модерн а-ля терем –

искусство медовое

Для глаза.

Но дальше

по небу мглистому

Над советской глыбой

миллионопудовою

Распласталась огромная надпись «Сапоп».

Половине Москвы

эта надпись

мозолит лоб.

 

На моей стороне –

монументализма психодел.

Вот здание, похожее на процессор.

Вот какие-то сейфы на ножках…

Министерство внутренних дел!

Ленин на площади

как на Саракше прогрессор.

Я на него поглядел.

Он на меня поглядел.

Сверху «Сапоп» свирепел,

как агрессор.

Сошел я в метро,

людскую толпу созерцая,

И будучи частью ночи,

в ней растворился, мерцая.

Центр мира

В тишине, в пустоте

по черному льду

Я

навстречу себе

иду.

По мокрой брусчатке,

по мраморным плитам,

По светам и теням,

фонарями разлитым.

Январская ночь.

Ордынка, Росатом.

Город

видит меня

солдатом,

А также врачом,

продавщицей,

прохожим,

Камерой видеонаблюдения…

Странно видеть себя похожим

На любой экземпляр

земного населения.

Город видит себя посредством меня,

Мир изменяет себя посредством меня,

Жизнь проживает себя посредством меня.

 

Наложена память

поверх пейзажа

Следы чьих-то взглядов

повсюду, как сажа.

Всеми сезонами

светится небо.

Все виды погоды,

все фазы, календы

Мерцают, собой намекая на вечность.

Ночь сверкает, пылает,

как меч, но

Не поражает.

Словно луч, в моей правой руке,

Интуиция крепнет.

Взмывают просторы

Из-под земли,

из веков. Вдалеке

Высятся гиперборейские горы.

Город движет меня посредством себя.

Мир создает меня посредством себя.

Круг замыкает себя посредством себя.

 

Каждый существует

в силу своей необходимости,

Но самодовление пути

не гарантирует его проходимости.

Каждый необходим

в силу своего существования,

Оправдать можно всё,

но таким оправданием

Становится роль

во всеобщем процессе.

Ты можешь быть в центре,

а можешь – побочным эксцессом.

Пока я здесь,

центр мира внутри меня.

Мир бесконечен,

и центр его – повсюду.

В том числе,

от старости и пустоты храня,

Он прямо здесь,

и это я не забуду.

Ведь все происходит сугубо здесь,

Я существую сугубо здесь,

Где б это «здесь» ни случилось.

Вечная мерзлота

Веселыми ватагами, взрослея на лету,

Сверстники мои вырывались в космос,

Ловили за хвост удачу и мечту,

А я с любопытством наблюдал

И молчал.

 

Твердо становились на ноги они,

Выходили смело на расчетную орбиту,

Насыщали милой суетою дни,

А я с интересом наблюдал

И молчал.

 

Уверенно шагали по лестнице успеха,

Окружали себя любовью и ярким счастьем,

И никакая не могла им помешать помеха,

А я обреченно наблюдал

И молчал.

 

Расцветали на глазах, укоренялись прочно,

Плодоносили и мягко сияли,

Погружались в землю спокойно и бессрочно,

А я отрешенно наблюдал

И молчал.

 

На карусели годичных циклов земли

Долго катались мои смирные сверстники,

Потонули в земле космические корабли,

А я за этим наблюдал

И молчал.

 

Вечной мерзлотою скованы характеры,

Словно мастодонты в пироге геологии.

Судьбы – как в колхозе заброшенные тракторы,

А я упорно наблюдаю, хотя не хочу,

И молчу.

 

Утечет ваше время сквозь дряхлую кожу,

Превратитесь в слякоть один за другим,

Заметут вас бураны общепринятой лажи,

А меня – нет,

Потому что меня – нет.

Наблюдатели

 

А вот и я.

По заснеженным улицам зорко шагаю,

Слежу-наблюдаю,

Как барокко сменяется конструктивизмом, а тот – новоделом,

Как вандал занимается своим черным делом,

Как сугробы растут, как тонут в них сапоги.

Я иду, и меня не видно ни зги.

 

А вот и ты.

Торопливо прячешь лицо от мороза,

Зябка твоя и порывиста поза,

Радуешься, между тем, снегопаду,

Скользко на улице твоему взгляду,

Скачет он с одного на другое.

Ликует сердце твое дорогое.

 

А вот и я.

Задумчиво вспоминаю историю посещений,

Хронику просмотров, обобщение сообщений,

Наблюдаю за накоплением воспоминаний,

Обновляю усердно хламилище знаний,

Цежу из воздуха стихотворные строки.

Семь лет назад я в это время делал уроки.

 

А вот и ты.

Попиваешь тот или иной напиток.

Поедаешь тот или иной съестной пожиток,

Почитываешь те или иные посты.

Вот наблюдаешь за моими стихами ты.

Улыбаешься, думаешь: ой, а это про нас.

Про кого – про нас? Про кого угодно. Класс!

 

А вот и я.

Отчаянно пытаюсь овладеть дисциплиной,

Яростным глазом навыкате слежу за словесной глиной,

Как она там вращается,

Что из нее получается.

Получается очередной шедевр немой оратории.

Наблюдают за мной прозрачные зрители консерватории.

 

А вот и ты.

Почерпываешь что-то свое из моих наблюдений,

Обогащаешь внутренний мир, как будто я – некий гений.

Фантазируешь на тему того, каков автор строк,

Если так ловко он написать их смог.

Потом забываешь, идешь по своим делам.

Ох уж эти дела, этот постылый хлам.

 

А вот и мы.

Отчаянно глупые, слабые до одурения,

Жадно ловящие любые слова одобрения,

Остро грустящие от постороннего окрика.

Уязвимая и подростковая логика.

Увы, суета сует – всё суета,

Но даже и в этом есть своя красота.

Жернова

 

Ласковый снежок рождественски кружится,

Лаковым ледком налип он на дорогу.

Глаз мечтает ясным зрением разжиться,

Да только сам не понимает, какова цена этому торгу,

Какие придется созерцать тяжелые картины,

С какой отчетливостью обрушится сияющий хаос мира.

Эти вещи могут быть горше, чем полынь и калина,

Это тебе не анекдотец про конец Аскольда и Дира.

 

Безучастный снежок рассеянно летает,

Грязной жижею растекся под ботинком.

Глаз кого-то убито созерцает, как он тает,

А обладатель глаза отчаянно пытается проторить тропинку

В удушающем отчаянии какой-либо непоправимой драмы,

Великой или малой – суть примерно та же.

Набухают панической болью края психологической травмы,

Человек хочет вспять и не может нормально дышать даже.

 

Мой подведомственный снежок уместно вьется,

Маскируя меня от соблазнов мира сего.

Жернова вращаются. Кость трещит и мнется.

Мука мученическая – высший сорт. Мне ни до чего.

Все они невиновны. Никто не знал, никто ничего не хотел,

Все они старались, все - младенцы в агрессивной среде.

Жернова вращаются, а все думают друг на друга, не понимая положение дел.

Давайте будем алмазами, поможем этой беде.

 

Вот и лето пришло, вот и весна,

Вот и вообще все слилося в кашу.

На границе реальности, на рубеже сна

Мы закончили читать картину нашу.

Алмазное зернышко, живое, лучистое,

Словно солнце, поселившееся в глазах,

Разрослося в большое пространство чистое.

Главное – правильный угол зрения и широкий, ясный размах.

Эй, очнись! У тебя глаза в мониторе.