Сквозь призму принципа гармонического развития в первую очередь должна быть рассмотрена антропологическая структура гуманистической культуры.
1.1. Субъектное – объектное
Для культуры, призванной формировать творческого человека, отличающегося в то же время высоким уровнем общественной дисциплины, ведущее значение имеет способ разрешения антропологического противоречия между человеческой субъектностью (способностью творить) и объектностью (способностью впитывать внешние воздействия, быть творимым).
В отличие от западной культуры нового и новейшего времени, для которой характерна устремленность к развитию субъектного начала в человеке, в нашей культуре исторически сложилась объектная ориентация: татаро-монгольское иго, многовековое господство крепостного права, самодержавие и, наконец, специфические формы российского капитализма привели к тому, что культура была слабо нацелена на формирование субъектности в человеке. Представители высших слоев общества компенсировали недостаток возможностей проявления себя в практической деятельности активностью в духовной сфере. Для представителей же других классов не существовало и этой формы активности, поскольку она требовала высокого уровня образования, развитой им привычки и способности к абстрактному мышлению, наконец, большого досуга. В связи с этим компенсаторную роль призваны были играть различные формы народной культуры. Когда же эти клапаны не срабатывали, зажатая в тиски человеческая субъектность прорывалась в виде жестоких бунтов и крестьянских войн. Однако это не означает, что, блокируя развитие свойства человека быть субъектом, творцом, российская культура способствовала формированию противоположного свойства — быть объектом общественных и культурных влияний, т. е. воспитанию таких личностных свойств, как дисциплина, организованность. Перенос центра тяжести на репрессивные, и притом чисто внешние формы воздействия, приводил к тому, что в ответ на них были выработаны и вошли в массовую привычку различные способы симуляции требуемого послушания, требуемой дисциплины. Там же, где давление и контроль извне ослаблялись, процветали расхлябанность и неорганизованность.
С этими обстоятельствами связано и утверждение в качестве культурной нормы общественного лицемерия, когда в официальных условиях отстаивались одни идеалы и соответствующий им способ поведения, а в неофициальных или просто неподконтрольных — прямо противоположные.
Взрыв социальной активности связан с революционными событиями 1917 г. Одной из самых массовых форм общественно-политической деятельности стало в тот период митингование. Однако реальная жизнь требовала, чтобы безбрежное море самодеятельности было введено в рамки организованности, порядка, дисциплины. Этот вопрос стал впоследствии решаться все более жесткими методами.
В 30-е годы тенденция к занижению роли субъектного начала в обществе и культуре и абсолютизация объектного возобладала, что нашло свое отражение, в частности, в концепции человека-винтика.
Бесспорные позитивные результаты «оттепели» второй половины 50-х – начала 60-х годов выразились в расширении диапазона и углублении личностных проявлений субъектных свойств человека (самосознание, рефлексия, чувство собственного достоинства и т. п.).
В годы застоя человек в нашем обществе был в значительной степени лишен возможности проявлять себя в качестве субъекта в двух важнейших сферах своей жизнедеятельности — в труде и политике. Это время требовало и в массовом количестве порождало людей, «удобных», позволяющих «лепить» себя, придавать форму, причем зачастую довольно уродливую.
Не имея возможности быть в полном смысле слова субъектами производства и политики, многие люди компенсировали это лихорадочной активностью в сфере потребления, что, в свою очередь, требовало активности и в сфере распределения, а точнее, перераспределения. На этой почве расцветали взяточничество, спекуляция, воровство. Наряду с этими деструктивными в плане развития как личности, так и общества формами активности, существовали и иные: писание книг «в стол», создание фильмов «на полку», «диссидентство» в политике. Их можно условно назвать кумулятивными формами активности, поскольку они способствовали накоплению того духовного материала, который пошел в дело во время перестройки и затем в постперестроечный период.
Таким образом, процесс культивирования субъектно-объектных свойств человека в нашем обществе являет собой довольно пеструю картину — тут есть всякого рода «вспышки», «взрывы», «ножницы», «отливы», «переливы» и т. п. Однако господствующая тенденция, по крайней мере, начиная с 30-х годов, просматривается довольно четко. Представляется, что для характеристики ее как нельзя более подходят понятия «объектный подход» или «объектная ориентация». Суть этого явления в том, что человек рассматривается как средство, а не как высшая цель общественного развития. Он опутан сетью инструкций, предписаний, правил, законов, подчинен аппарату, что, вместе взятое, не оставляет места для проявлений его субъекных свойств. Здесь речь идет, однако, об объектном подходе общества к человеку. А что же культура? Тут все не так просто. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «Нам нет преград ни в море, ни на суше» — это слова популярнейших песен, которые были своего рода культурным императивом, по крайней мере, для 30-х годов. Культура, таким образом, играла компенсаторную и камуфлирующую роль: человеку-объекту, винтику, она внушала мысль, что он гордый и безграничный субъект всемирной (не меньше!) истории. Правда, речь в этом случае идет об официальной культуре, все, выходившее за ее рамки, грубо отсекалось. Однако нельзя не признать, что такие черты официальной культуры, как ее мажорный тон, ориентация на обаятельного героя-оптимиста, импонировали широким массам.
В 70-е годы, годы застоя, официальная культура уже не пользовалась уважением и доверием значительной части общества, а культура, не снискавшая благосклонности «бюрократических иерархов», сделала немало, чтобы поддержать такие субъектные свойства человека, как чувство собственного достоинства, социальный критицизм и т. п.
Каков же результат воздействия этих разноречивых социальных и культурных тенденций? Он, увы, неутешителен. Человек «массы» в своем собственном сознании представляет себя в основном как «объект» различного рода внешних воздействий и ведет себя соответствующим образом: не проявляет инициативы, в решении всех проблем, в том числе и личных, ожидает помощи со стороны, излишне большие надежды возлагает на программирующую деятельность государственных органов. К этому можно добавить, что ссылка на «объективные обстоятельства», непременно мешающие достижению желаемых результатов, представление об их всесилии стали у нас стереотипом общественного сознания.
Особенно остро определенная «субъектная ущербность» человека, сформированного нашим обществом, ощущается сейчас, в современный период, предъявляющий повышенный спрос на свойство субъектности во всех его проявлениях, и в первую очередь в виде способности к активным новаторским действиям. В то же время не менее настоятельна необходимость развивать и совершенствовать способность человека чутко и мобильно реагировать на быстро меняющуюся ситуацию, безболезненно вписываться в рамки, порою жесткие, различных норм, т. е. его способность быть пластичным объектом внешних воздействий.
В соответствии с этим одна из задач культуры на современном этапе заключается в том, чтобы диалектически синтезировать противоположности — объектного и субъектного в человеке. Наиболее полное выражение они находят в таких личностных свойствах, как инициатива (субъектность) и дисциплина (объектность). Поэтому наличие или отсутствие таковых можно считать одним из важнейших критериев культурного человека.
1.2. Личное – общественное
Принципиальное значение для судеб нашего общества имеет также проблема гармонизации параметров антропологической структуры культуры, обозначаемых категориями «личное» и «общественное». Здесь, как и в других случаях, результаты предшествующего развития заключались в довольно полном, но одностороннем развертывании каждой из противоположных тенденций. Так, культурная ситуация 30 – 50-х годов характеризуется высоким статусом общественных идеалов и целей. Культурной нормой считалось пренебрежение ко всему личному. Самоотверженность была в это время поистине массовым явлением. Начиная с 60-х годов стала заметной тенденция к усилению личностных устремлений, которая зачастую оказывалась связанной с обесцениванием общественных идеалов.
Задача настоящего периода заключается, конечно, не в том, чтобы искусственно гальванизировать идеалы самоотречения и на этой зыбкой основе пытаться возвеличить общественные интересы. Сложность стоящих перед культурой проблем заключается как раз в том, чтобы способствовать росту активности личности в достижении как идеалов личного счастья, так и общественного благополучия.
Представляется, что доминантой этого двуединого процесса может стать воспитание таких личностных свойств, как чувство хозяина и чувство общности при выдвижении на передний план первого из них.
Сущность решения этой проблемы связана в числе прочего с необходимостью преодоления негативных моментов культурно-исторического наследия. Печальная истина заключается в том, что чувство хозяина в российском характере не было развито даже на уровне высших слоев общества. Представителям тех социальных групп, которые относились к неимущим, это было чуждо по определению.
Социально-культурная почва, совершенно негодная для воспитания чувства хозяина, оказалась зато необычайно благоприятной для формирования таких стереотипов массового сознания и поведения, как пренебрежение ко всему казенному, снисходительное отношение к хищениям и злоупотреблениям.
Процесс формирования и проявления чувства хозяина имеет многослойный характер — в соответствии с теми общественными отношениями, в которые вступает личность. Решающую роль в этом плане играют отношения собственности: если человек ничем не владеет ни юридически, ни фактически, то даже самыми изощренными средствами культуры воспитать в нем чувство хозяина не удается.
Другой социальный уровень формирования у личности чувства хозяина — это микросреда: семья, дом, улица, село или город, местность и т. д. Вклад культуры в этой области становится более весомым. Скорее руководствуясь словами известной песни «C чего начинается Родина...», чем теоретическими разработками культурологов, которые еще не дошли до такой конкретики, практические работники культуры весьма интенсивно действуют в этом направлении. В подтверждение можно упомянуть о такой форме работы, как праздники улицы, города, села, фильмы, посвященные жильцам одного дома, и т. п.
Большое значение в этом плане должно иметь также изменение самих принципов организации среды жизнеобитания человека. Речь в первую очередь должна идти о благоустройстве, эстетизации и своего рода интимизации наших поселений. В самом деле, чувство хозяина вряд ли появится при виде обшарпанных унылых домов, огромных пустырей, безликих, однообразных кварталов.
Все стадии формирования чувства хозяина есть одновременно и стадии формирования чувства общности со своей семьей, соседями, земляками, товарищами по труду, согражданами. И именно в этой цепочке возможно формирование чувства общности планетарного масштаба.
1.3. Индивидуальное – универсальное
Огромное значение в современных условиях имеет культивирование человеческой индивидуальности в гармоническом единстве со всемерным развитием человеческой универсальности. Такая реальность 20 – 30-х годов, как массовый энтузиазм, принимавший иногда весьма впечатляющие формы, была связана с настойчиво внедрявшейся тогда идеей, что для каждого человека открылась возможность стать причастным к судьбам истории. Мировая революция была для многих не отвлеченным, а глубоко переживаемым, личностным понятием. Вполне естественно, что в этих условиях проблема собственной непохожести, т. е. проблема индивидуальности, не стояла на первом плане, стимул индивидуального развития заключался как раз в том, чтобы идти в ногу со всеми в общем строю.
60-е годы принесли с собой острый интерес к индивидуальности, который не перерос, однако, в общекультурную доминанту. Еще менее возможным это оказалось в годы застоя, которые по самой своей сути враждебны яркой индивидуальности, нуждаются в серости и безликости и в массовом количестве плодят ее.
В результате одной из главных причин негативных процессов, происходящих в нашей стране, является дефицит ярких индивидуальностей. Самый плодотворный путь развития индивидуальности — это приобщение к достижениям мировой культуры. В самом деле, индивидуальность человека имеет множество проявлений — от внешнего облика до убеждений, его универсальность — это совокупность знаний и умений, разносторонность деятельности. Вполне понятно, что первая величина (индивидуальность) находится в прямой пропорциональной зависимости от второй (универсальность).
Представляется, что мера в проявлении на уровне личности как индивидуального, так и универсального может быть определена гуманистическим мировоззрением — оно предостережет в проявлении индивидуального от экстравагантности и пустого оригинальничанья, в проявлении универсальности — от всеядности и бесплодного всезнайства.
Очевидно, что на формирование человеческих свойств, обозначенных категориями «индивидуальное» и «универсальное», должны работать все сферы культуры, каждая своими средствами. Большое значение имеет также выработка общекультурного императива, возводящего индивидуальность, самобытность, непохожесть личности в статус большой культурной ценности. А лучший способ утверждения этого императива — всемерное развитие принципа плюрализма в культуре. Только это позволит научиться всем воспринимать незнакомое и странное как интересное, а не как враждебное или неприемлемое.
1.4. Телесное – духовное
Необозримый спектр проблем возникает в связи с необходимостью гармонизации таких сущностных сил человека, как его тело и дух. Как мы видели выше, способ разрешения противоречий между ними — одна из наиболее приметных черт того или иного исторического типа культуры.
Статус человеческой телесности в советской культуре был весьма неоднозначным. Вспомним, что одним из трагикомических штрихов к портрету И. В. Сталина является то, что он считался и считал себя «лучшим другом советских физкультурников». К явлениям этого же ряда надо отнести обязательные физкультурные парады на Красной площади и многочисленных «девушек с веслом», заполонивших наши города и села. Справедливости ради надо отметить, что на этой же стороне медали была и действительно резко возросшая массовость физкультурного движения. А на другой стороне были аскетические нормы удовлетворения элементарных потребностей, обусловленных человеческой телесностью, начиная от питания и кончая отдыхом. Причины этого явления, ставшего, увы, традиционным, думается, не только в недостатке основных жизненных благ. Чтобы разобраться в них, полезно обратиться к вопросу о том, каковы личностные и социальные аспекты телесной культуры человека. В первую очередь здесь надо отметить, что у индивида нет ничего более своего, чем принадлежащее ему его собственное тело. Эту данность на языке поэзии прекрасно выразил О. Мандельштам:
«Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?»[330].
Вполне понятно поэтому, что культивирование человеческого тела имеет глубокий личностный смысл. В этом плане прежде всего надо отметить витальную функцию, поскольку критически низкая культура тела лишает человека возможности продолжать земное существование. Кроме того, можно назвать такие личностные функции телесной культуры, как катализаторная (повышение эффективности всех видов деятельности), релаксаторная, валеологическая (поддержание здоровья, от лат. valeo — здоровье), гедонистическая (получение удовольствия от игры физических сил), эстетическая, супербиологическая (расширение рамок своего биологического времени).
При ближайшем рассмотрении оказывается, что если не все, то во всяком случае первые из названных функций имеют не только личностный, но и социальный вектор: здоровье, физическая сила, навыки и способности личности к быстрому и полному восстановлению затраченных в процессе различных видов деятельности сил и тем более степень интенсивности и соответственно результативности деятельности далеко не безразличны для общества.
Социальный смысл таких функций культивирования тела, как эстетическая и гедонистическая, не столь выражен, как названных ранее. Однако он есть и может быть весьма глубоким. Так, если общество руководствуется принципом «свободное развитие каждого есть условие развития всех», то культивирование индивидом своего тела ради достижения эстетического идеала или ради получения чувственного удовлетворения от игры физических сил приобретает большое социальное значение.
Таким образом, гармонический синтез личностных и социальных функций культуры тела возможен лишь в том обществе, где человек действительно становится самоцелью общественного развития. Поэтому отношение к человеческой телесности есть один из важных критериев гуманизма. Здесь свое веское слово призвана сказать культура: она должна вооружить личность знанием того, как совершенствовать свое тело и соответствующими умениями. Кроме того, от нее должен исходить императив, провозглашающий здоровое и красивое тело большой культурной ценностью. Представляется, что пока культура не на высоте этих задач. Отношение к своему телу для подавляющего большинства людей в нашей стране не имеет того богатства смысла, которое может придать ему гуманистическая культура.
Культивирование тела как всякое самоусовершенствование есть одновременно и один из способов самореализации и самоутверждения человека, т. е. развитие такой его сущностной силы, как способность быть субъектом. Физически и эстетически привлекательное тело является, кроме того, одной из граней человеческой индивидуальности. О диалектике личного и общественного в связи с физическим совершенствованием выше уже говорилось. Как мы видим на этом примере, развитие одной из сущностных сил человека оказывается в отношениях взаимозависимости с развитием других сущностных сил. Далее мы будем иметь возможность проследить проявление этой закономерности и в других случаях.
1.5. Эмоциональное – рациональное
Диалектика духовного содержания гуманистической культуры и творимого ею человека должна быть связана в первую очередь с гармонизацией таких его сущностных сил, как способность мыслить и способность чувствовать («рациональное» и «эмоциональное»).
Проблема заключается в том, что конец 50-х – начало 60-х годов ознаменовались весьма заметной сциентизацией нашей культуры, вылившейся в почти полное торжество убогих форм рационализма во всех ее сферах. Наиболее ярко это выразилось, пожалуй, в архитектуре и бытовом дизайне. Господство прямых линий, лаконизм, доходивший до крайнего ригоризма, были рассчитаны на человека, лишенного всяких эмоций.
В числе причин, породивших эту культурную ситуацию, нужно назвать, во-первых, научно-техническую революцию, превращающую рационализацию всех сторон жизни в объективную закономерность. Кроме того, надо отметить и имевшее место некритическое заимствование некоторых негативных черт формальной рациональности при полном пренебрежении к ее позитивным сторонам.
Протест против незаконной экспансии формального рационализма весьма ярко выражен в эпиграфе к сборнику стихов А. Вознесенского «Соблазн». Вместо знаменитого декартовского афоризма «Я мыслю, следовательно, существую», которым вдохновлялось развитие европейской культуры нового времени, А.Вознесенский провозглашает: «Я чувствую, следовательно, существую»[331]. Вероятно, гуманистическое решение этой проблемы возможно по формуле: «Я мыслю и чувствую, следовательно, существую».
Воплощение этого принципа в жизнь требует в первую очередь дальнейшего развития нового типа рациональности, о чем речь шла ранее. Новая рациональность невозможна вне и без новой эмоциональности, которую, используя известное выражение, можно определить как «умное сердце». Речь идет, таким образом, не об эмоциональности вообще — в таком случае идеалом оказался бы средневековый фанатик, — а об эмоциональности, тесно связанной с новой рациональностью через систему гуманистических ценностей.
Развитая эмоциональная сфера оказывается не менее важной, чем интеллектуальная, при предвосхищении будущего, что имеет большое значение для жизни личности во все усложняющемся мире. От нее в большой мере зависит творческий потенциал личности вообще, поскольку она помогает человеческому духу освободиться от цепей простой однозначности, она, как ничто другое, определяет степень яркости человеческой индивидуальности. Отсюда следует, что культивирование человеческой эмоциональности и рациональности оказывает прямое воздействие на развитие других сущностных сил человека.
Таким образом, мы еще раз отмечаем закономерность антропологической структуры культуры: каждая из пар противоположностей, составляющих ее, не рядоположена всем остальным парам, а содержит их в себе, как в куколке, мнимая же рядоположенность может быть лишь следствием абстрагирования.
1.6. Биологическое – социальное
Еще больше убеждает в наличии этой закономерности рассмотрение проблемы соотношения биологического и социального в антропологической структуре культуры.
Для начала надо оговориться, что следует различать общефилософский и философско-антропологический смысл понятий «биологическое» и «социальное». В первом случае они означают определенные уровни организации материи, во втором содержание их гораздо уже, поскольку они относятся только к человеку.
Так, биологическое в человеке — это его физический субстрат (тело) и элементарный слой психики. По своему происхождению и то, и другое может быть структурировано на филогенетическое и онтогенетическое. Социальное в человеке — это ансамбль его личностных свойств, в связи с чем проблему соотношения биологического и социального в человеке можно формулировать как проблему соотношения организма и личности.
Механизмом, который соединяет в человеке эти два начала воедино в той или иной мере, тем или иным способом, является культура, и потому проблема соотношения биологического и социального является не только общефилософской и не только философско-антропологической, но и философско-культурологической.
Функции культуры в осуществлении взаимодействия биологического и социального в человеке многообразны. Важнейшая из них конструктивная, т. е. использование биологического субстрата в качестве арсенала исходных элементов. Огромное значение при выполнении этой функции имеет содержание культурных ценностей и норм, являющихся предметом освоения формирующейся личности.
Не меньшую роль играют также условия и методики воспитания. Как подчеркивают специалисты, на кривую распределения по величине задатков накладывается кривая распределения по условиям воспитания и обучения.
Культура выполняет также по отношению к биологическому в человеке селективную функцию: она «сортирует» содержание биологического в человеке — одни из свойств этого порядка объявляет желательными — оценивает их в категориях добра, красоты, другие, наоборот, нежелательными и соответственно оценивает в категориях зла, безобразного и т. д.
Гуманистическая культура должна использовать предельно широкий критерий селекции биологических свойств человека, этот критерий — гармонически развитый человек.
В связи с этим в гуманистической культуре может быть до предела сокращено значение репрессивной функции культуры, тесно связанной с селективной и играющей особенно большую роль в культуре религиозного типа. Она может заключаться, как представляется, в усилении действия всех остальных функций культуры, что и должно приводить к подавлению или изменению характера действия нежелательных, с точки зрения общества, биологических свойств.
Большую роль должна играть в связи с этим функция социально приемлемой канализации биологических свойств человека, имеющих двоякую направленность. Так, агрессивность можно рассматривать и как добро, и как зло, но продуктивнее подойти к ней как к биологической данности. Например, зоологии известно, что в животном мире самцы, как правило, отличаются от самок большей агрессивностью. Психология пола отмечает, что это различие, унаследованное от животных, и, разумеется, социально модифицированное, заметным образом сказывается в разнице между женским и мужским характером, а возрастная психология отмечает соответствующие различия в психологии девочек и мальчиков. Возрастная педагогика должна делать из этого соответствующие выводы. При этом выясняется, что если она идет по пути репрессии, наказания за мальчишеские драки, задиристое поведение и т. п., характер будущего мужчины деформируется. Значит, остается другой путь: канализация агрессивности через спорт, различные игры, соревнования и т. п.
Одна из важнейших функций культуры — развивающая. В более узком смысле она проявляется в развитии природной одаренности человека. Вполне понятно, что выполнение культурой этой функции опосредовано социально-психологическим фактором: далеко не всякое правительство заинтересовано в нации исключительно одаренных граждан.
Развивающую функцию культуры можно понимать и более широко — как обогащение исходных биологических данных. В обществе, ориентированном на человека, эта функция культуры приобретает особое значение: общество будет более динамичным и жизнеспособным, если предоставить каждому индивиду возможность максимально развить и реализовать свои способности.
В полной мере все сказанное относится и к такой функции культуры по отношению к биологическому в человеке, как управление его биологическим развитием, — его темпом, ритмом, продолжительностью отдельных периодов (детства, юности, зрелости, старости), характером их протекания и продолжительностью жизни в целом. Особенно ярко проявляется эта функция культуры в решении проблемы старости. Здесь имеют значение не только достижения геронтологии и геритарии, но, может быть, и в первую очередь, — нравственные факторы, т. е. моральные нормы и формы отношения к старикам, принятые в обществе. Гуманистическая мораль способствует значительному смягчению тягот, связанных со старостью, и тем самым отодвигает ее возрастные границы за счет периода зрелости. Однако большое значение в решении проблемы старости имеет и нравственное сознание самого индивида. Так, активная деятельность, вдохновляемая гуманистическими идеалами, оптимистическое мироощущение способствуют физическому долголетию, и, наоборот, равнодушие к людям или озлобленность, зависть, неумение вырваться из замкнутого круга одиночества деструктивно действуют на физиологические процессы, сокращают биологическое время человека.
Следует, видимо, выделить и стимулирующую функцию культуры, выражающуюся в воспитании у личности способности к самонапряжению. Такой поворот в решении проблемы соотношения биологического и социального в человеке позволяет высветить и новые стороны в вопросе о диалектике его субъект-объектных свойств. В данном случае в роли объекта выступает его биологическая природа, в роли субъекта — социальная сущность.
Большое значение по отношению к биологической компоненте человеческого существа имеет также функция культуры, которую условно можно назвать дефектологической, т. е. исправление биологической патологии. И здесь речь должна идти опять-таки не только о достижениях соответствующих наук и практики здравоохранения, но и о нравственном контексте культуры, определяющем направления исследований и характер их использования.
Тесно связана с предыдущей компенсаторная функция культуры, смысл которой в том, чтобы средствами культуры восполнить те или иные проявления биологической патологии человека. В этом случае кроме тех моментов культуры, о которых речь шла в связи с дефектологической функцией, приобретают значение вопросы о распределении видов культурной деятельности. Так, например, велика компенсаторная роль самодеятельного искусства соответствующих жанров для лиц, пораженных слепотой, глухотой, не владеющих речью, лишенных движения и т. п.
Видимо, есть основания считать, что важнейшей функцией культуры и социального начала в целом по отношению к биологической компоненте человека является облагораживание исходных, биологических по своей природе моментов в человеческой деятельности (евгеническая функция). Нельзя не поставить в заслугу приверженцам социобиологии — одного из направлений западной науки то, что их работы заставляют задуматься о наличии биологических корней всех без исключения сторон деятельности человека. Дело заключается в том, чтобы, не останавливаясь на этой констатации, искать и находить эти корни в каждом отдельном случае и, что самое главное, искать и находить пути, формы, способы выращивания на этой основе жизнеспособного дерева истинно человеческих, а отнюдь не животных взаимоотношений. Так, социобиологи весьма впечатляюще показывают биологическую подоплеку альтруизма. В связи с этим возникает мысль об ответственности культуры, призванной облагородить, по-человечески оформить этот источник таких отношений между людьми, как взаимопомощь, взаимовыручка, самоотверженность. Биологичны в своей основе также и состязательность, конкуренция, чувство хозяина, чувство общности и т. д., и нужно научиться строить гармоничное здание человеческой жизни не в стороне от этого фундамента, а на нем.
Итак, гармонизация биологического и социального в человеке через механизмы культуры связана одновременно с гармонизацией других элементов антропологической структуры культуры — объектного и субъектного, эмоционального и рационального, духовного и телесного, личного и общественного, индивидуального и универсального.
Подробное рассмотрение антропологической структуры гуманистической культуры позволяет уточнить методологический статус этого понятия. Фактически на всех этапах анализа речь шла не о субстратных единицах, а о функциях культуры по развитию сущностных сил человека. Эти функции образуют определенную систему, содержанием которой является образ человека, наиболее адекватный особенностям того или иного общества.
По отношению к актуальной культуре понятие «антропологическая структура» обладает, как представляется, конструктивными возможностями: идя от концепции человека, мы можем сделать выводы о должном состоянии антропологической структуры и затем о должном состоянии всех иных структур культуры, производных от антропологической. Далее на этом пути открывается возможность соотнесения полученных результатов с реальным состоянием дел и на этой основе выработки практических рекомендаций.
