Отношение к церкви и духовенству

Одним из самых ярких моментов в картине религиозной жизни эпохи Возрождения является сфера реально-практических отношений различных слоев населения к церкви и духовенству.

И здесь следует начать опять-таки с гуманистов, наиболее полно представляющих Возрождение как тип культуры. В связи с этим, прежде всего надо отметить, что многие гуманисты сами были священнослужителями.

Знаменитые гуманисты Салютати, Леонардо Бруни, Поджо Браччолини, Филельфо, Минетти, Леон Баттиста Альберти, Лоренцо Валло и многие другие в разное время занимали различные должности при римской курии. При этом и отношение высших иерархов церкви, в том числе и пап, к гуманистам зачастую было не только терпимым, но и восторженным. Более того, некоторых из высших священнослужителей, не занятых впрямую гуманистическими штудиями, гуманисты числили в своих рядах, имея ввиду их умонастроения.

Считается, что самым резким столкновением итальянского гуманиста с церковью в XV в. явилось осуждение знаменитых «Тезисов» Пико делла Мирандолы. В марте 1487 г. папская комиссия осудила 13 из 900 этих тезисов. Пико обвинялся в «повторении заблуждений языческих философов», увлечении иудейской Каббалой и нанесении ущерба католическим «канонам и доктринам [...] под неким прикрытием натуральной философии». Среди осужденных тезисов было и положение, согласно которому смертный грех, совершенный в конечном времени, не может быть наказан вечной мукой.

Далее последовали драматические события: 31 марта Пико подписал отречение, однако вскоре сел за сочинение «Апологии», где доказывал правильность каждого из 13 тезисов и «свободу веры». В ответ 6 июня папа Иннокентий VIII назначил новое дознание, после чего 31 июля Пико поклялся не переиздавать и не защищать тезисы. Однако 9 августа папа подписал документ, согласно которому все тезисы присуждались к сожжению в трехдневный срок. Запрещалось их читать, переписывать или передавать другим. Ослушникам грозило наказание в виде отлучения от церкви.

Пико узнал об этом документе лишь в январе 1488 г. по дороге во Францию. По требованию папского посланника он был задержан близ Лиона и просидел два месяца в тюрьме. Для его освобождения потребовалось вмешательство крупнейших итальянских государей того времени: Лоренцо Медичи, Лодовико Моро, Гонзаго. Однако отношения Пико с римской курией до самой его смерти оставались напряженными, его новые труды отнюдь не только не способствовали тому, чтобы с него было снято обвинение в ослушании, но зачастую, на взгляд представителей церкви, только усиливали его.

Самым же трагическим моментом во взаимоотношениях между носителями возрожденческого мировоззрения и церковью было, разумеется, сожжение 17 февраля 1600 г. Джордано Бруно. Перед казнью он восемь лет провел в застенках инквизиции, причем последние годы в камере, в наружную стену которой днем и ночью бил речной прибой. В этом сыром каменном мешке, размеры которого не позволяли Бруно даже выпрямиться во весь рост. Бруно не имел возможности ни читать, ни писать, поскольку ему не давали ни бумаги, ни чернил.

Несмотря на это, дух его не был сломлен. В приговоре, где в числе прочего фигурировало и обвинение в увлечении каббалой, мистикой, было сказано о наказании гуманном, без членовредительства, т. е. о сожжении.

Выслушав это, Джордано Бруно произнес свою знаменитую фразу: «Вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его».

«Гуманная» казнь происходила под утро при свете факелов. Палачи облачили Бруно в санбенито — кусок грубой ткани, пропитанной серой и разрисованной языками пламени. «Края санбенито едва достигали колен. Бруно был привязан к столбу железной цепью и сверх того его туго перетянули мокрой веревкой, дабы под действием огня она съеживалась и врезалась в тело. Чтобы в еще большей степени продлить мучения казнимого, сначала разводили маленький костер и лишь постепенно, подбрасывая сухой хворост, увеличивали пламя.

У ног Джордано Бруно были сожжены и его книги.

Надо сказать, что именно XVI в., т. е. позднее Возрождение, а не «мрачное средневековье» — это время, когда особенно часто пылали костры инквизиции. Это свидетельствовало не только о накале борьбы между старыми и новыми взглядами на мир, но и о кризисе всей культуры Возрождения в целом. В ней не находилось тех сил, которые могли бы противостоять не только мракобесию, но и разрушительным тенденциям внутри нее самой. Вот почему можно считать, что именно 17 февраля 1600 г. — в день сожжения Джордано Бруно — кончилось Возрождение.

И хотя знаменитого философа и утописта Томазо Кампанеллу (1568 – 1639) относят к мыслителям Возрождения, его творчество и жизнь, полная страданий, хронологически уже далеко выходили за рамки Ренессанса и принадлежали Новому времени.

Однако, взаимное приятие и трагический конфликт — это два крайних полюса во взаимоотношениях между человеком, личностью, с одной стороны, и церковью и духовенством — с другой. Между ними в эпоху Возрождения существовало огромное число нюансов и оттенков.

Наиболее яркие и звучные из них — сарказм, гротеск, насмешка. Особенно доставалось монахам из нищенствующих орденов. Одурачивание и вымогательство при помощи фальшивых чудес — приемы, к которым часто прибегала эта странствующая братия, в соединении с постыдным образом жизни вызывали острое негодование, которое находило в язвительных насмешках одну из форм своего выражения[298].

Характерно, что высшие ордена, например, бенедиктинцы, будучи богатыми и зажиточными, вызывали меньше отвращения, чем нищенствующая братия. Эти ордена были древнее, в них чаще попадались благочестивые и действительно ученые люди. Однако средний уровень описан одним из них, Фиренцуолой, тем не менее довольно ядовито: «Хорошо откормленные, в широких рясах, они не убивают время на прогулки босиком и проповеди, а предпочитают свои красивые сафьяновые туфли и прекрасные кельи, отделанные кипарисом, где они и сидят, сложив руки на животе. Если же они и дают себе труд сдвинуться с места, то уютно, словно отдыхая, восседают на мулах и жирных лошадках. Они не утомляют разум излишним рвением к наукам, дабы знание не развило в них сатанинского высокомерия вместо монашеской простоты»[299].

Священники, т. е. белое духовенство, также часто становились объектами насмешек и издевательств. Особенно часто осмеянию подвергалась их скупость. Как говорится в одной из новелл того времени, «алчность ни для кого не является таким тяжким грехом, как для священника, ибо у последнего нет необходимости заботиться о семье и т. п.». Этим рассуждением оправдывается ограбление дома больного подагрой священника молодым господином с помощью двух его домашних, «которые самого черта приготовили бы под соусом»[300].

Один из видных гуманистов Джованни Морелли в письме к своим сыновьям советовал им остерегаться распутников, игроков, содомитов, а также «ханжей и лицемеров, которые прикрываются рясой священника»[301].

Вместе с тем одним из важных моментов в картине религиозной жизни эпохи Возрождения была деятельность некоторых проповедников, которые благодаря своим высоким моральным качествам и дару красноречия имели большое воздействие на души людей. Обычно поводом для приглашения проповедника были раздоры в городах и соответственно необходимость примирения, возникновение опасности и необходимость мобилизации сил для противостояния ей.

Особый род деятельности составляли проповеди крестовых походов. Однако главным «жанром» проповеднической деятельности были покаянные проповеди. Некоторые проповедники имели такое воздействие на слушающих, что многие не просто каялись, но и отдавали неправедно полученное добро. Предметы роскоши, а также игральные карты, кости, маски, музыкальные инструменты предавались огню, открывались тюрьмы и освобождались из долговой ямы должники. Если неосторожные проповедники слишком сильно нападали на отдельные группы людей, то возбужденные слушатели находили выход своим эмоциям в избиении «виновных».

Случались и более драматичные события. Так, после проповеди Бернардино Сиенского в Риме в 1424 г. были сначала сожжены наряды и орудия магии. А затем, как рассказывает очевидец, была сожжена ведьма Финичелла, потому что она своими дьявольскими ухищрениями погубила многих детей и многих людей околдовала. «Весь Рим вышел, чтобы посмотреть на это зрелище»[302].

Величайшим проповедником и одновременно личностью, в трагической форме отразившей контрасты своего времени, явился Джироламо Савонарола (1452 – 1498). Будучи монахом доминиканского ордена, он сам высоко ценил звание проповедника: в иерархии духов проповедник, по его убеждению, идет сразу после ангелов.

Свою деятельность Савонарола начал с того, что убедил в правоте своих воззрений своих собратьев по монастырю Сан-Марко, где в результате этого началась неожиданная и быстрая реформа, заключавшаяся в очищении монастырских нравов и внедрении строгого благочестия. Вскоре к этому движению присоединились все доминиканские монастыри. Сыновья многих знатных семей под влиянием проповедей Савонаролы становились послушниками в монастыре Сан-Марко.

За реформой одного ордена проглядывали контуры реформы всей церкви, подобной той, которая чуть позже произошла в Северной Европе и получила название Реформации.

Однако другие области Италии не поддержали движения, возглавляемого Савонаролой, и тогда он сосредоточил все свое внимание на Флоренции. Неистовым монахом овладела пламенная мечта превратить этот город в царство Божие на земле.

Как он это понимал, стало ясно после того, как в 1494 г. во Флоренции была свергнута тирания семейства Медичи, правившего более полувека, и Савонарола стал одним из вдохновителей новой республики. Реформу государства он проводил в соответствии со своими взглядами, согласно которым, овладевать науками должны лишь немногие, чтобы не прервалась традиция человеческого знания и чтобы было кому бороться с еретиками; знания же прочих должны ограничиваться грамматикой, нравственностью и изучением религии. «Единственная польза от Платона с Аристотелем, — считал он, — состоит в том, что они придумали много аргументов, которые можно употребить против еретиков. Однако они, как и другие философы, пребывают в аду. Любая старуха знает о вере больше, чем Платон»[303].

«Какой мощью должна была обладать душа, уживавшаяся с таким узким умом! Какой требовался огонь, чтобы заставить флорентийцев склонить свой образовательный энтузиазм перед такими воззрениями!» — восклицает по этому поводу Я. Буркхардт[304].

Однако флорентийцы, причем не только бедные, но и богатые, распаленные проповедями Савонаролы, направленными против богатства и роскоши, готовы были жертвовать не только своим образовательным энтузиазмом, но и удобствами и красотой мирской жизни, о чем говорят знаменитые костры Савонаролы.

Вот как описывается такое действо, происходившее в последний день карнавала 1497 г. На площади Синьории во Флоренции была воздвигнута ступенчатая пирамида. В основание ее были сложены маски, накладные бороды, маскарадные костюмы и т. п.; выше разместились книги латинских и итальянских авторов, в том числе Боккаччо и Петрарка, драгоценные пергаменты и манускрипты, еще выше лежали украшения и туалетные принадлежности женщин, духи, зеркала, вуали, парики; следующий слой составляли лютни, арфы, доски для шахмат, игральные карты, наконец, обе верхние ступени состояли из картин, в основном изображений красавиц: классических, например Клеопатры, и современных. Присутствовавший при одном из этих костров венецианский купец предложил синьории перед его началом 20 000 золотых за содержимое пирамиды. Ему ответили, что единственное, что ему могут предложить, — это написать с него портрет и положить его вместе с прочими.

В момент, когда разжигали костер, синьория появилась на балконе; воздух наполнился пением, фанфарами труб и звоном колоколов.

Какой энтузиазм вызывали эти мероприятия не только у невежественной толпы, но и у утонченнейших людей того времени, видно из того факта, что, например, Сандро Боттичелли, один из величайших флорентийских художников эпохи Возрождения, своими руками бросал в костер на городской площади свои полотна.

Широко известно, что среди друзей и почитателей Савонаролы был и знаменитый Пико делла Мирандола, чья «Речь о достоинстве человека» была, как уже говорилось выше, своего рода манифестом возрожденческого гуманизма. В проповедях Савонаролы великого гуманиста, видимо, привлекал призыв к нравственной чистоте.

Однако в борьбе за чистоту нравов Савонарола широко применял насильственные методы. Он, например, требовал от слуг шпионить за господами, организовал отряды мальчишек, которые врывались в дома и пытались изъять предметы, которые надлежало предать огню. Когда им это не удавалось, им давали взрослых в качестве защитников. Все это ожесточало противников Савонаролы и уменьшало ряды его сторонников. Самое же главное заключалось в том, что Савонарола продолжал призывать снизить налоги с бедняков и увеличить налоги с богатых, изгнать из города ростовщиков, занимающихся небогоугодным делом. Не прекратил он нападки на местную знать и на папу римского, что и сыграло свою роковую роль. В 1498 г. папа римский приказал арестовать монаха. Джироламо Савонаролу судили и приговорили к сожжению на костре. Приговор был приведен в исполнение на той же площади Синьории, где горели до этого знаменитые костры Савонаролы.

Один из самых острых моментов религиозной жизни Италии в эпоху Возрождения — отношение к высшим иерархам католической церкви — папам. Надо отметить, что большинство из них представлено личностями, которые сконцентрировали в себе все блистательные и отвратительные стороны этого периода. Так, широкую известность получила продажность пап. Особенно в этом отношении прославился Иннокентий VIII — первый из пап, открыто признавший своего внебрачного сына Франческетто Чибо. Вместе с ним папа создал «банк милостей, где за высокую таксу можно было получить помилование в убийстве и грабеже. При этом с каждого отпущения 150 дукатов — большая по тем временам сумма — поступали в папскую казну, а остальные шли в пользу Франческетто»[305]. В результате Рим и его окрестности кишели разбойниками, в городе действовали преступные группы, никто не чувствовал себя в безопасности.

Не меньшую известность приобрел другая семейная пара — папа Александр VI (Родриго Борджа) и его сын Чезаре Борджа, имя которого стало синонимом жестокого и вероломного убийцы. «В отце властолюбие, алчность и сладострастие соединялись с индивидуальностью, от природы сильной и блистательной»[306]. Однако со временем он оказался в полной власти своего сына, который последовательно убивал всех родных и приближенных как только благосклонность папы к ним начинала тревожить Чезаре. Александр даже согласился по его требованию на смерть своего любимого сына, брата Чезаре — Герцога ди Гандиа[307].

Венецианский посол Паоло Капелло в 1500 г. пишет следующее: «Каждую ночь в Риме находят по четыре-пять убитых, преимущественно епископов, прелатов и пр. Каждый в Риме трепещет, опасаясь быть убитым по повелению герцога» (4, 92)[308].

Когда открытое насилие почему-либо было невозможно, Борджа применяли яд. В конце концов отец и сын отравили друг друга, нечаянно выпив вино, приготовленное ими же для одного богатого кардинала.

Один из ближайших преемников Александра VI — Юлий II (1503 – 1513), — как утверждала молва, никого не убил и не отравил, что было большой редкостью для правителя того времени. То обстоятельство, что он бесцеремонно забирал наследства всех духовных лиц, умиравших в Риме, снискало ему репутацию скупца. Однако было известно при этом, что какую-то часть этих средств он тратил на поддержку искусств. Самым знаменитым внешним символом его правления является задуманный им собор св. Петра в Риме.

Юлий II прославился также тем, что запретил симонию при избрании папы. В результате он удостоился похвал в литературе того времени, его воспевали как «патриота и оплот всей Италии»[309].

Преемником Юлия II стал знаменитый Лев Х (1513 – 1521) — сын не менее знаменитого правителя Флоренции Лоренцо Великолепного. Он слыл любителем роскоши и покровителем искусств. Это не мешало ему интриговать, вести жестокие войны с соседями, как правило, в интересах своего знаменитого семейства Медичи.

При Клименте VII (Джулиано Медичи — 1523 – 1534) отношение к папам вновь резко меняется. Папу ненавидят, странствующие проповедники называют его антихристом. В конце концов он был убит в результате заговора во Флоренции.

Таким образом, главная опасность для папства таилась в нем самом — это было полное моральное разложение верховных иерархов и соответственно потеря ими духовного авторитета.

Однако в дальнейшем события пошли по формуле «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

В 1527 г. Рим был подвергнут ужасающему разграблению и разрушению войсками католического императора Карла V. Папе Клименту VII удалось бежать и тем спастись от смерти. Есть предположение, что Карл V, император Священной Римской империи, всерьез размышлял о секуляризации церковной области и перенесении своей резиденции в Рим.

Однако европейские государи не стали мириться с особой ролью Карла V по отношению к папе и для освобождения духовного иерарха заключили между собой знаменитый Амьенский договор (18 августа 1527 г.). Карл V, однако, еще в течение долгого времени сохранял власть над папами, то притесняя, то защищая их. Но опасность секуляризации церковной области, к возможности которой часто склонялись и сами папы, а особенно их родственники и окружение, потеряла свою актуальность. Этому немало способствовала немецкая Реформация, которая вынудила папство взять на себя роль духовного вождя всех ее врагов. Как отмечает Я. Буркхардт, «в условиях отпадения от папского авторитета половины Европы, здесь постепенно растет совершенно новая, возрожденная иерархия [...], которая в союзе с католическими государями, движимая новыми духовными побуждениями, видит отныне свое основное дело в возвращении заблудших. Теперь оно (папство — Л. К.) существует и может быть понимаемо лишь как противоположность отпадшим от католической церкви»[310]. Этот процесс упрочения католической церкви во главе с папой в противовес Реформации получил название Контрреформации.

Подводя итоги, нужно отметить, что картина религиозной жизни Италии эпохи Возрождения необычайно пестра и разнообразна. Во-первых, в ней можно выделить три основных содержательных блока: это теоретическое, художественное, и, наконец, обыденное сознание. В рамках каждого из них причудливо переплелись христианство (в католическом его варианте), язычество, суеверия, магия, астрология, кабалистика. Кроме того, следует различать отношение к религии и отношение к церкви и ее служителям. Однако есть нечто общее, что объединяет все эти фрагменты и краски картины религиозной жизни эпохи Возрождения в некую целостность. Это стремление к гармонизации веры и жизни, земного и небесного, это, наконец, секуляризация, т. е. обмирщение бога и обожествление человека.