После своего объяснения с женой Пьер Безухов решил поселиться в Петербурге. Дорогой он думал и размышлял о смысле жизни, о силах, которые правят миром, не замечая ничего вокруг. На постоялом дворе он познакомился с одним проезжающим – «приземистым, морщинистым стариком с нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета глазами».
– Я слышал про вас,– продолжал проезжающий,– и про постигшее вас, государь мой, несчастье.– Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье».– Весьма сожалею о том, государь мой...
– Но если по каким-либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик,– то вы так и скажите, государь мой.– И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески-нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить,– сказал он.– Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, – сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру.– И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
Пьер признался своему спутнику, что не верит в Бога, на что проезжающий возразил, что Пьер просто не знает Бога. Масон без труда угадал мысли молодого человека, познавшего горечь разочарований. Незаметно для себя Пьер увлекся беседой. Старик уверял его, что одним лишь разумом невозможно достичь чего-либо: «высшая Масон мудрость имеет одну науку – науку всего, науку, объясняющую все мироздание и занимаемое в нем место человека». По-мнению масонов, для того чтобы постичь эту науку, надо заниматься внутренним самосовершенствованием, то есть постигать бога. После отъезда Пьер узнал имя своего спутника, открывшего ему новый взгляд на мир, – Осип Алексеевич Баздеев. //'); //]]>
Прибыв в Петербург, Безухов принялся за чтение рекомендованных масоном книг, получая «неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми». Через неделю к нему пришел неизвестный человек, сообщив, что благодаря ходатайству высокопоставленного лица Пьера примут в братство раньше положенного срока. Пьер без колебаний согласился, потому что, как ему казалось, твердо верил в Бога.
Пьера с завязанными глазами привезли в большой дом, в котором находилось помещение ложи, где проходили заседания масонов. В соответствии со свойственными для данного обряда таинствами молодой человек был посвящен в масоны, дав клятву, что вступает в масонство, чтобы противостоять злу, царящему в мире. Затем Пьера проводили в масонское общество, где он заметил многих людей, которых знал или встречал прежде в свете.
На следующий день к Пьеру прибыл князь Василий с целью уговорить его помириться с женой. Однако Безухов, неожиданно для себя, проявил твердую решительность, грубо выставив тестя за дверь.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями-масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
История дуэли Безухова с Долоховым была замята, однако получила широкую огласку в свете. Пьер, на которого раньше смотрели снисходительно, один был обвинен во всем происшедшем и признан неумеющим себя вести ревнивцем. Элен же, возвратившаяся в Петербург, была принята благосклонно. Появляясь на званых обедах и вечерах, она успешно разыгрывала роль несчастной брошенной жены, которая безропотно переносит испытания судьбы. Анна Павловна Шерер, по-прежнему дававшая у себя вечера, на которых собирались «сливки настоящего хорошего общества», с большим удовольствием принимала у себя «обворожительную и несчастную, покинутую мужем Элен».
На одном из таких вечеров Анна Павловна представила гостям почетного гостя – Бориса Друбецкого, успевшего к этому времени занять выгодное положение на службе. Он служил адъютантом при одном очень важном лице и недавно возвратился из Пруссии. Усвоив, что для успеха на службе требовались не труды, не храбрость и постоянство, а лишь умение общаться с нужными людьми, он быстро поднимался по служебной лестнице, заводя новые выгодные знакомства. Элен и Борис без труда нашли общий язык, и в скором времени «Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой».
Шел 1806 год, война была в разгаре, театр военных действий приближался к границам России. Князь Андрей после Аустерлица решил никогда больше не служить в армии. Его отец, старый князь, несмотря на возраст, был определен государем на должность одного из восьми главнокомандующих по ополчению и Андрей, чтобы отделаться от действительной службы, устроился на должность при отце. Старый князь постоянно был в разъездах, строго обращался со своми подчиненными, доходя до малейших подробностей дел. Княжна Марья прекратила брать у отца уроки и лишь по утрам с грудным князем Николаем, сыном Андрея, входила в кабинет отца, когда он бывал дома.
Вскоре после возвращения князя Андрея отец отделил его, дав в распоряжение Богучарово – большое имение, расположенное в сорока верстах от Лысых Гор. Андрей, находившийся под впечатлением недавних событий, чувствовал потребность в уединении, поэтому быстро обосновался в Богучарове и проводил там большую часть времени.
***
В скором времени после принятия в братство масонов Пьер, с составленным ими руководством, что он должен делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян. Прибыв в Киев, он собрал управляющих и сообщил им, что собирается принять меры для освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор женщины не должны участвовать в тяжелых работах, крестьянам должна быть оказана необходимая помощь, что телесные наказания должны быть отменены. У управляющих планы Пьера вызвали удивление и недоумение. Многие из них быстро поняли, как его идеи можно обратить в свою пользу.
Несмотря на огромное богатство Пьера, его дела шли плохо, деньги расходовались неизвестно куда, главный управляющий ежегодно сообщал то о пожарах, то о неурожаях. Несмотря на то, что Пьер каждый день занимался с управляющим делами, он чувствовал, что занятия его «ни на шаг вперед не продвигают дела». У Пьера не было той цепкости, которая позволила бы ему серьезно и основательно взяться за дела. Управляющий же только притворялся перед графом, что считает «занятия» полезными.
Как самый крупный землевладелец Пьер был принят в губернии радушно, редко отказывался от приглашений в устраиваемых в его честь обедов и вечеров. Таким образом, Безухов продолжал жить привычной жизнью, вместо новой, которую надеялся вести со времен принятия в масонство.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно-благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство...
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами-мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать работниц-женщин с грудными детьми на барщину, эти самые работницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику-брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей...
Возвращаясь из своего путешествия, Пьер решил исполнить свое давнее желание – заехать к своему другу Болконскому. Узнав по дороге, что князь проживает не в Лысых Горах, а в своем новом имении, Пьер направился туда. Встретившись, друзья долго не могли найти общую тему для разговора, но затем разговорились о прошедшей жизни, планах на будущее, о занятиях, войне и т.д. Пьер рассказал о себе, об изменениях, проведенных им в имении. Князь Андрей с оживлением говорил только об устраиваемой им усадьбе и постройке.
За обедом разговор зашел о женитьбе Пьера и о дуэли. Безухов заявил, что рад, что Долохов остался жив. Но князь Андрей считал, что «убить злую собаку» даже полезно. Однако, по мнению Пьера, это несправедливо – нельзя совершать того, что есть зло для другого человека. Андрей же считал, что нельзя знать наверняка, что есть зло. Он добавил, что знает два действительных несчастья в жизни: «болезнь и угрызения совести, и счастье есть уже само отсутствие этих зол».
«Жить для себя, избегая только этих двух зол, – вот вся моя мудрость теперь», – поделился Болконский с другом. Так разговор постепенно перешел на философские темы о смысле жизни, о добре и зле. Князь Андрей поделился с другом мыслями о том, что раньше жил ради славы, но теперь избавился от этой химеры, стал спокойнее, так как живет для одного себя. «Ближние – это тоже часть меня самого», – считал Андрей. Пьер же был убежден в том, что надо делать активное добро – строить больницы, давать приют старикам, нищим и т. д. Только таким способом, по убеждению Пьера, можно вывести мужиков из животного состояния.
Пьер рассказал Андрею о масонстве, которое заметно изменило его жизнь. Вечером Пьер и Андрей отправились в Лысые Горы. По дороге им попалась разлившаяся река, через которую они должны были перебраться на пароме. Пьер, возвращаясь к прерванному разговору, спросил Андрея, верит ли он в будущую жизнь.
«На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды, все ложь и зло; но в мире, во всем мире, есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно – дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого? Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим? Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше? Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что, кроме меня, надо мной живут духи и что в этом мире есть правда».
По мнению Андрея, убеждает лишь смерть, когда видишь, как умирает близкий тебе человек, когда понимаешь всю суетность и никчемность жизни. Пьер же считал иначе:
– Ежели есть бог и будущая Жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить там, во всем (он указал на небо).
Слова Пьера оказали большое впечатление на князя Андрея, хотя внешне это ничем не проявилось.
В первый раз после Аустерлица, он увидел то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле, и что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе.
Вечером к дому подъехал экипаж старого князя, и Андрей с Пьером вышли его встречать. Старый князь был в хорошем настроении и доброжелательно встретил Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером, который доказывал, что придет время, когда не будет больше войны.
Старый князь насмешливо оспаривал его, утверждая, что войны не будет, только если кровь из жил выпустить и воды налить. Пробыв у Болконских два дня, Пьер уехал домой, а хозяева после его отъезда говорили о нем только хорошее.
***
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком. Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому...
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почемуто машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения. Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью...
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно-радостно встречал его целым и невредимым...
Солдаты по-прежнему жили бедно. Денисов, видя как низшие чины разбредаются по окрестным лесам в поисках съедобных кореньев, не выдержал и, желая поправить положение, решился на отчаянный шаг. В один из дней, «сердито выкурив трубку», со словами: «Суди меня бог и великий государь!», он отправился в путь, сказав Ростову, что едет по делу. Вечером в часть прибыли конвоируемые гусарами повозки с продуктами. Повозки, которые подъехали к гусарам, были назначены в пехотный полк, но узнав через нужных людей, что этот транспорт идет один, Денисов силой отбил его.
На другой день полковой командир вызвал к себе Денисова и посоветовал ему съездить в штаб, в провиантское ведомство, чтобы уладить это дело.
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы...
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпитьводы и послал за лекарем.
– Меня за г’азбой судить– ох! Дай еще воды– пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг’ю скажу. Льду дайте,– приговаривал он.
Через некоторое время в часть пришел запрос, предписывающий Денисову явиться в суд, так как на него заведено дело, которое было представлено так, будто пьяный Денисов избил двух чиновников.
Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
Спустя несколько дней Ростов, беспокоясь и скучая за приятелем, отправился навестить его. Доктор не хотел пускать Николая, объяснив, что солдаты один за одним умирают от тифа, но Ростов, несмотря ни на что, желал видеть Денисова, и врачи были вынуждены его пустить. Войдя в палату, Николай увидел лежащих на полу, на соломе и шинелях, больных и раненых. Сотни завистливых и укоризненных взглядов устремились на него, здорового, полного сил, человека, и он поспешил выйти из комнаты.
Ростов нашел Денисова в офицерских палатах. Первый больной, встретившийся Николаю здесь, оказался капитаном Тушиным, тем самым, который довез больного Николая под Шенграбеном. Денисов радостно встретил Николая, но «за этой привычной развязанностью и оживленностью» Ростов заметил «новое, затаенное чувство». Рана его, хоть и не была опасной, но до сих пор не заживала. Но не это поразило Ростова, а то, что Денисов не расспрашивал его об общем ходе дел, о жизни полка. На вопрос о ходе судебного разбирательства Денисов ответил, что дело плохо, и зачитал Ростову какое-то письмо, полное сарказма, которое он собирался отправить в суд. Окружающие, видимо, уже знакомые с содержанием письма, вышли из комнаты, и в палате остались только двое – Тушин, у которого была ампутирована рука, и улан, который советовал Денисову подчиниться решениям суда. В конце концов Денисов согласился с ним, подписал прошение о помиловании на имя государя и отдал его Ростову.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов отправился в Тильзит к государю с просительным письмом. 13 июня в Тильзит прибыли русский и французский императоры. В свиту, назначенную стоять в Тильзите, входил Борис Друбецкой.
Борис был одним из немногих, кому посчастливилось быть на Немане в день свидания императоров, видеть проезд Наполеона по берегу, самого императора Александра и Наполеона. Высокопоставленные сановники и императоры уже привыкли к Друбецкому и даже узнавали его в лицо. Французы из врагов превратились в друзей. 24 июня, граф Жилинский, с которым жил Борис, устроил для знакомых французов ужин. Среди приглашенных были несколько офицеров французской гвардии и «мальчик с аристократической французской фамилией» (паж Наполеона). В этот день в Тильзит прибыл Ростов, собиравшийся передать государю письмо Денисова.
Зайдя в квартиру Бориса и Жилинского, Николай был поражен видом французских офицеров, которые в его представлении еще оставались врагами. Лицо Бориса, увидевшего Ростова, выразило досаду, и хотя он пострался ее скрыть, Ростов понял, что он здесь лишний. Чувствуя себя неловко под неприветливыми взглядами присутствующих, Ростов попытался объяснить Борису цель своего приезда. Друбецкой на просьбу Ростова о ходатайстве за Денисова ответил уклончиво, но все же пообещал помочь.
Следующий день оказался неудачным для “любого рода прошений», так как императоры подписывали первые условия Тильзитского мира. Выйдя тайком из дома, чтобы не видеть Бориса, Ростов отправился бродить по улицам. Понимая, что Борис не хочет помогать ему, он собирался просить государя сам. Подойдя к дому, который занимал царь, Николай попытался проникнуть внутрь. Однако сделать это оказалось не так просто: его не пропустили, и посоветовали передать прошение по команде. В свите Ростов заметил генерала, который раньше был командиром его полка, и передал ему письмо. Когда государь вышел, генерал что-то долго говорил ему, но царь ответил: «Не могу, генерал, потому что закон сильнее меня». Увидев государя, Николай испытал прежнее чувство влюбленности, и вместе с толпой в восторге побежал вслед за ним.
Александр направлялся на площадь, где для смотра лицом к лицу были выставлены батальон преображенцев и батальон французской гвардии. Ростов, присутствовавший на смотре, заметил, что Наполеон «дурно и нетвердо сидит на лошади». Наполеон, на котором была надета Андреевская лента, наградил одного из русских солдат орденом Почетного легиона.