Глава двадцать шестая. Назад дороги нет

Странник

Максимов расположился на своем любимом месте: на полу у окна, спиной к батарее. Если бы в доме жил кот, он непременно облюбовал бы этот угол. Очевидно, энергетические поля, проходившие сквозь квартиру, сплетались здесь в узел, создавая невидимый кокон. Думалось здесь великолепно. Стоило прикрыть глаза, как тело расслаблялось, а в голове утихала суматоха мыслей. Казалось, что сидишь с удочкой у тихой речки, мир еще спит, а время течет неспешно, как молочно-белая вода сквозь туман.

Очередной раз Навигатор поставил его перед выбором: шагнуть в пекло или уклониться. Согласие и отказ будут приняты как должное и само собой разумеющееся. Никаких последствий. В конце концов, каждый сам решает, как ему жить и за что умирать. А в данной ситуации даже грех на душу принимать не придется, в случае отказа другого не пошлют. Просто свернут операцию.

«Между прочим, все будут довольны. Ну, прилетят завтра Эрика с Леоном, а нас нет. Покрутятся в Москве день-другой. Потаскают за собой комитетскую наружку. И улетят восвояси. Целые и невредимые. Что там задумал Навигатор против фээсбэшника, не знаю. Но если выбить из седла главного зачинщика оперативной разработки, то минимум на неделю работа у них встанет. Пока отдерут провинившегося, пока назначат нового исполнителя, пока он накропает новый план оперативных мероприятий, поезд уйдет. Все основные фигуранты разработки попросту разбегутся в разные стороны. Дело по деду рано или поздно умрет само по себе. Навигатор поможет. Винер? Винер пусть засунет брактеат себе в задницу и благодарит бога, что Максимов нашел занятие благороднее, чем убивать его. А мы с Кариной исчезнем. Уедем далеко-далеко, где нас никто не найдет. И там, не спеша, можно будет закончить начатое. Из девчонки будет толк. Главное, не сломать».

Он отдавал себе отчет, что именно Карина стала камнем преткновения. Не будь ее, он бы сразу же ответил согласием и не взял бы по предложению Навигатора тайм-аут для размышления. И не пришлось бы пытать себя, взвешивая все за и против.

Карину неудержимо несло к той точке в судьбе, сквозь которую в ее жизнь может войти магия. Может. У каждого была в жизни такая точка. Просто многих пронесло мимо, и ничего, кроме смутного ощущения абсолютно Иного, в памяти не осталось. А со временем и не вспомнить, что это было — явь или кошмарный сон. Повезло им? Возможно. Спокойнее и комфортнее жить в мире, где от магии остались лишь суеверия, гороскопы Глобы и сериал «Секретные материалы». И винить нельзя. Большая часть населения земли предпочитает мирную жизнь в тихой провинции. Только неврастеники, тайные садомазохисты и непризнанные гении рвутся в большие города. Только им всласть жить в сутолоке, смоге и пробках. Любому жителю столицы по предъявлении справки о месте жительства можно смело ставить диагноз — маниакально-депрессивный психоз.

А тому, кто разглядел на бегу приоткрытую дверь, кому хватило глупости, авантюризма и бесстрашия шагнуть через порог, в темноту, остается только пожелать удачи в бесконечном пути. И пусть не удивляется, если научится слышать эхо подземного грома, не вздрогнет, повстречав в темном переулке трехметрового седого, как лунь. старика, и не примет за белую горячку пляску гномов на своем рабочем столе.

Одно надо знать точно: когда магия входит в жизнь, она не делает ее лучше или хуже. Она превращает ее в другую, тотально другую реальность. И придется заново учиться жить в необратимо измененном мире. Рухнут прежние связи, отомрут родственные чувства, усохнет дружба, умрет то, что считалось любовью. Пройдет вечность, пока отыщется родственная душа, такая же неприкаянная, несущая на себе тавро одиночества.

Магия врывается в жизнь, как огненный смерч, сметая и круша все, что казалось привычным и вечным. Зачастую человек переживает этот момент, как смерть. Потому что мы привыкли считать смертью конец бытия в этом единственном из известных нам миров. Посвящение — это не обряд смерти. Это —.сама смерть.

Максимов поднял взгляд на галогенную лампочку под потолком. Свет ее был настолько мощным, что становился невидимым. Лишь слепящая острая корона окружала круглый диск лампы. Вдруг вспомнилось африканское солнце. Такое же ослепительно яркое. Беспощадное и равнодушное, как око злого божества.

«Не дай бог девчонке пройти сквозь такое, — ужаснулся Максимов. — Где гарантия, что переживет. Не превратится в живой труп с остекленевшим взглядом безумца».

Карина лежала в спальне на кровати. Максимову были видны только ее ступни, болтающиеся в воздухе.

«Пятки еще детские, розовые. Ну, куда ее на жару и в горы? — с тоской подумал он. — Это же не экстремальный спорт и экзотика. Там стрелять будут всерьез. Могут и кишки выпустить. Просто так, забавы ради».

— Максим, я тебя отвлеку на секундочку?

Впервые за вечер Карина напомнила о себе. Воспитание тому причиной, врожденная чуткость или собственная потребность в уединении, но после ужина, взяв книгу с полки, Карина ушла в спальню, предоставив Максимову возможность заниматься своими делами и мучиться своими мыслями.

— Слушаю, галчонок.

— Что такое Кипящий котел?

«Н-да, не больше и не меньше», — покачал головой Максимов.

— Если коротко, это древнейший символ кельтской Традиции,^[53] — ответил он. — Символ магического превращения. По легенде, в котле год и один день готовили отвар из специальных трав, не давая огню потухнуть, а вареву выкипеть. Алхимия, одним словом. В конце концов, из котла вылетали три капли, и тот, кому они падали на лоб, моментально становился искусен во всех ремеслах и обретал дар прорицателя. А сам отвар становился самым страшным ядом, который только может существовать на земле. Трех капель достаточно, чтобы стать магом, а чуть больше — смерть. Как в русской сказке про Конька-горбунка. Иван-дурак нырнул в кипяток и стал красавцем, а царь сварился.

Судя по положению пяток, Карина перевернулась на спину.

— Это у кельтов, а я имела в виду скандинавов.

Максимов бросил взгляд на книжные полки. Сразу же обнаружил пробел в стройном ряду редких изданий.

— Ты, случаем, не «Эдду» читаешь?

— Ага. Повышаю интеллектуальный уровень, чтобы рядом с тобой не смотреться полной дурой. Хотела взять «Гениальность и помешательство» Ломброзо. Но подумала, что поздно пить боржоми. Ничего нового там про себя не найду. Так что там про скандинавов?

— С них все и пошло. Согласно их мифам, в котле готовили священный напиток — Мед поэзии, дарующий мудрость и вдохновение. Если уже прочла, то обрати внимание, что у напитка вкус смерти. Сначала произошла война между асами и ванами, в ходе которой был разрушен Асгард — город Богов. В знак примирения асы и ваны обменялись заложниками и смешали слюну в чаше. Из слюны они вылепили человека — Квасира. Отсюда, кстати, слово «квас». Квасир был так мудр, что не было вопроса, на который бы он не знал ответа. Злые гномы убили Квасира, смешали его кровь с медом. Бог Один украл Мед и подарил его людям. Напиток назывался Одрерир — «Приводящий дух в движение». Фактически, если отбросить оболочку мифа, то речь идет о перебродившем меде. Знаменитой медовухе.

Скрипнули пружины кровати, пятки Карины исчезли из поля зрения, через секунду на их месте появилось ее улыбающееся лицо.

— Два балла! — влепила она. — Гнать тебя надо из твоего института. Мед поэзии, мед поэзии… Я про Кипящий котел спросила. Ты же сам про дорогу между девятью мирами Одина рассказывал, так? А тут ясно написано. — Карина закрылась книгой: — «У корня ясеня Иггдррасиль в стране Холода и Тьмы у берега Мертвых стоит чертог, свитый из змей. Головы змей повернуты внутрь и брызжут ядом. Через поток яда вброд проходят души клятвопреступников и убийц. А самое страшное место в том потоке — Кипящий котел, в котором дракон Нидхегг гложет трупы умерших». — Вот так, господин археолог. Два балла вам.

Карина посмотрела на Максимова и встрепенулась.

— Макс, ты не обиделся? Я же шутя. У тебя такое лицо сделалось…

— Какое?

— Мертвое.

«Знала бы, бедная, что ты сейчас наделала! — подумал он. — Кто тебя за язык тянул! „Головы змей повернуты внутрь и брызжут ядом“. Брактеат из Ретры… Теперь поздно. Знак ожил, разбуженный словом, и судьба свершится, как ни крути».

Черное солнце

Дубовые панели бесшумно разъехались в стороны, открыв панорамное окно, выходящее в сад. Полная луна заливала светом долину, было так светло, что не верилось, что давно наступила ночь.

Винер развернул кресло, замолчал, любуясь пейзажем за окном.

Пауза затянулась, и Хиршбург почувствовал себя на сеансе у психоаналитика. Нет, он ни разу не обращался за помощью к этим ассенизаторам подсознания. Лишь видел, как это происходит в кино. И долго плевался. По версии голливудских ашкенази, сеанс психоанализа заключается в совращении врача озабоченной клиенткой. Полный катарсис на докторской кушетке завершается полетом из окна двадцатого этажа.

На экране монитора замерла картинка с видом комнаты с камином. В центре кадра стоял Максимов и протирал ружье, исподлобья глядя на сидевшую в кресле Мисти. Запись пришла от Блюма два дня назад, Хиршбург успел просмотреть ее не один раз, знал весь сюжет наизусть, по каждому эпизоду эксперты подготовили заключение.

— А Мангуст играет в открытую, вам не кажется? — раздался голос Винера.

— Да, несомненные признаки спецподготовки. И он даже не счел нужным их скрывать. В принципе, это разумно. Он не стал легендироваться под кабинетного ученого, зная, что первая же проверка установит его военное прошлое. Что же касается его реакции на опасность, то он вел себя органично и естественно, как зверь, защищающий себя и свою самку Что полностью соответствует психологическому портрету…

— И вы туда же! Эксперты завалили меня бумагами со всякой психологической заумью. Еще раз убедился, что объем отчета обратно пропорционален пониманию. Нарисовали мне портрет какого-то монстра, а он нормальный мужик. Ну что, скажите мне, может быть более естественным, как не готовность убить, чтоб не быть убитым?! Кстати, вы знаете, как оценили они вероятность того, что Мангуст выйдет из игры? Как семьдесят к тридцати! — сам ответил Винер. — А вы?

Хиршбург ожидал, что Винер развернет кресло, вопрос требовал взгляда в глаза, но Винер продолжил изучать вид за окном.

— Пятьдесят на пятьдесят, — после паузы ответил Хиршбург.

— И ты, Брут! — в голосе Винера сквозила едкая ирония. — Иными словами, вы не уверены, что завтра утром он встретит Леона и Эрику в аэропорту?

— На его месте я не стал бы этого делать. Извините, не так выразился, — спохватился Хиршбург. — Скажем так, идеальный вариант сорвать операцию — не встретить наших людей.

— И тем не менее он будет завтра в Шереметьеве. В этом я уверен на сто процентов.

Хиршбург пожал плечами, пользуясь тем, что Винер его не видит.

«К чему спорить. Осталось десять часов, и все станет ясно без гаданий».

Винер развернулся к столу.

— Не желаете спорить, не надо. Попробуем подойти к проблеме с другой стороны. Представьте, что я поручил вам создать мощную, хорошо законспирированную организацию, которую невозможно было бы вычислить обычными контрразведывательными способами…

Последние сутки «личный штаб» работал в авральном режиме. По обрывкам разговоров Хиршбург знал, что Винера посетила какая-то идея, на обработку которой он бросил все силы корпорации «Магнус». К вечеру эксперты, аналитики и связисты свалились с ног, но выдали нужный результат. Винер после ужина заперся в кабинете, проведя два часа в одиночестве, затем вызвал к себе Хиршбурга.

— …Я не могу конкурировать с компьютерами, Клаус. Мозг поизносился, так быстро, как они, думать не умею. — Хиршбург позволил себе намекнуть, что его к «мозговому штурму» не привлекли. — Но я бы отказался. Задача не имеет решения. Любую структуру, пусть трижды законспирированную, можно вычислить.

— Именно! — Винер хлопнул ладонью по столу. — Вы даже не представляете, насколько близки к истине. Контрразведка — это структура, иерархическая бюрократическая организация. И противодействовать она может лишь себе подобной структуре. Подобное притягивает к себе подобное — это аксиома. Но в сеть можно поймать рыбу, но нельзя — воду Вы уловили мысль? Аморфная, лишенная жесткой структуры сила непобедима. Ни одна армия мира не в силах противостоять партизанскому движению.

— Если не считать тактики «выжженной земли», — заметил Хиршбург.

— Это не тактика, а жест отчаяния. Безумное буйство медведя, заеденного комарами. Чем дольше длится оккупация, тем больше аборигенов выбирают для себя войну, как единственно возможный способ существования, не унижающий их чувство собственного достоинства. А встав на тропу войны, человек полностью перерождается. Партизан — это образ жизни, мировоззрение и кодекс чести. Они могут собираться в отряды, но по сути своей всегда останутся одиночками. Поэтому, разгромив базы и перерубив пути снабжения, вы никогда не уничтожите партизана как такового. Он не солдат, на которого работают штабы и службы тыла. Он сам по себе — армия. — Винер указал на экран монитора, — Перед вами прекрасный образчик партизана. Полностью подготовленного к войне в условиях современной цивилизации.

Хиршбург невольно бросил взгляд на монитор. Поежился, вспомнив, что жизнь уже сводила его с этим человеком. Тогда пронесло. Вопрос — повезет ли в следующий раз.

— Когда я сказал, что он не таится, я имел в виду не специальные навыки, — продолжил Винер. — Мангуст целеустремлен, бесстрашен, хладнокровен, разумен и энергичен. Он действует, согласуясь с собственной духовной целью, и это ставит его выше обстоятельств. Он не скрывает качеств, которые приходят с Посвящением, вот что я имел в виду, Хиршбург. Не нравится слово «партизан», назовите его «карлом».^[54] Это будет точнее, коль скоро его Орден, как я установил, базируется на индоевропейской Традиции. Или уж совсем прозрачная аналогия — странствующий рыцарь Короля Артура.

— Но рыцарский орден — это структура, — возразил Хиршбург.

— Конечно. Что и погубило тамплиеров, мальтийцев и тевтонов. И губит их последователей и подражателей. Любая иерархическая организация рано или поздно разрушается, изъеденная изнутри склоками, интригами и борьбой за власть. Собравшись вместе ради самых благих целей, ее члены вскоре начинают вести себя, как пауки в банке. Как этого избежать? — Винер вопросительно посмотрел на Хиршбурга. И сам ответил. — Не создавать никакой структуры! Парадоксально просто, как все гениальное.

Винера явно позабавило недоумение Хиршбурга. Он не стал прятать улыбку.

— Вальтер, не обижайтесь. У меня самого было точно такое лицо, когда до меня дошло. В простое, как оказалось, сложнее поверить. Орден Хранителей существует, но в то же время — его нет. Точнее, он существует в ином измерении, в духовном плане. Именно поэтому мы лишь интуитивно ощущаем его присутствие. Мне пришел на ум образ «черной дыры», невидимой, но гравитационному полю которой не в силах противостоять даже гигантские массы звезд. Мы лишь время от времени сталкиваемся с его противодействием в реальном мире. Жестким, сокрушающим и неумолимым. Одного Хранителя, — Винер резко выбросил руку, указав на монитор, — одного, Вальтер, оказалось достаточно, чтобы «Черное солнце» потерпело поражение! И какое! Он вырвал Грааль из наших рук, чего вы, надеюсь, еще не успели забыть.

Винер откинулся в кресле. Перевел дух. Скрипнув зубами, скрестил руки на груди. Хиршбург сначала подумал, что Винер так пытается убаюкать боль в раненой руке, лишь через мгновенье, взглянув в замершее лицо Винера, понял, сейчас с ним будет говорить Магистр.

— Прерогатива «Черного солнца», — ледяным голосом произнес Винер.

Хиршбург склонил голову в поклоне.

— Орден Хранителей — существует. В этом нет никаких сомнений. Но это не есть некая конструкция, созданная по умозрительному проекту. Каким был Орден СС в представлении его магистров. Очевидно, земля, этнос, ее населяющий, и духовная Традиция народа есть некое триединство, самопорождающее тех, кого мы называем Хранителями. Пока существует Россия как некая геополитическая и духовная реальность, будет существовать сила, ее хранящая. И наоборот.

Процесс пополнения рядов Хранителей прост и эффективен, как все живое. Посвящение — это пробуждение внутренних сил человека. В традиции Ордена это принимает форму смертельно опасного испытания. Тот, кто прошел его, кто услышал голос предков и зов крови, начинает чувствовать тонкие токи, исходящие из родной земли. С этой минуты им не надо руководить, отдавать приказы и требовать подчинения. Посвященный сам выбирает дорогу, цели и средства ее достижения. В чем-то это напоминает сказания о рыцарях Круглого стола. Они странствуют без видимой цели, совершают подвиги без внешнего побуждения, с готовностью принимают смерть, потому что знают, что обрели бессмертие.

Орден сохранился лишь потому, что никогда в открытую не участвовал в драках за власть. По большому счету ему все равно, кто сидит на троне. Орден лишь находит достойных, проводит их сквозь порог Посвящения и выпускает в жизнь, чтобы они хранили и оберегали ее дальше.

Мы вычислили лишь одного из них. Странствующий рыцарь и его оруженосец, которому еще предстоит пройти испытание. Надеюсь, что через них мы выйдем на тех, кто вывел их на Дорогу. На Навигатора, как они его называют, если верить старым документам, попавшим в руки Рейнхарда Винера. Мой дядя отдал за право прикоснуться к тайне Ордена свою жизнь. Я — Клаус Винер, двенадцатый магистр «Черного солнца», готов принести в жертву свою, чтобы уничтожить Орден.

Винер замолчал. Развернул кресло, встал, прошел к окну.

На фоне лунного света, залившего сад, отчетливо, словно вырезанный из черной бумаги, проступил контур его фигуры. Винер уперся плечом в косяк, руки все еще были скрещены на груди, но голос оттаял, в него вновь вернулись человеческие нотки.

— Мангуст обязательно продолжит поединок, Вальтер. В этом я уверен. Чем больше он будет узнавать о брактеате, тем непоборимей будет его тяга дойти до самой сути. Тяга к знаниям и жажда к действиям — вот в чем его сила. Мы обязаны превратить ее в слабость. — Винер повернулся. Сакура уже на месте?

— Да. Внедрение прошло успешно. Находится в полной готовности.

Экстренную переброску агента из Европы в столицу среднеазиатской независимой республики Хиршбург считал своей личной заслугой.

Винер прошел к стене. Из-за полумрака в кабинете Хиршбург не видел, что он там делал, лишь услышал, как зажужжал электронный замок. Мягко хлопнула, закрывшись, дверца сейфа.

Хиршбург попытался встать, когда Винер, обойдя стол, подошел к его креслу.

— Сидите, сидите, Вальтер, — остановил его Винер. Протянул коробочку, обшитую черным бархатом. Сам уселся в кресло напротив. — А теперь откройте.

Коробочка была вроде тех, в которые элитные ювелирные фирмы упаковывают свои лучшие изделия. Хиршбург осторожно приподнял крышку. Пальцы заметно дрогнули.

— Да, да, — усмехнулся Винер. — Десять каратов плохого золота ценой в целое состояние. Реликвия храма в Ретре дорого стоит. Хотя кто может определить цену мира и войны?

— Что я должен с ним сделать? — спросил Хиршбург, справившись с волнением.

— Немедленно перешлите брактеат Сакуре. Я хочу, чтобы Мангуст увидел его на Сакуре. Клюнув раз на нашу приманку, Мангуст заглотит ее еще раз. Уверен, за брактеатом он пойдет до конца. — Винер изменил тон. Саркастической иронии как ни бывало, теперь в голосе звучали стальные нотки. — Как видите, Вальтер, ради победы я не постою в цене.

Внутри коробочки золотые змейки свили свои чешуйчатые тела, образовав на черном бархате свастику.

Хиршбург с трудом оторвал взгляд и осторожно захлопнул крышку.