Анализируя развертывание конфликтов в структуре экономических сетей, Р. Коллинз особенно выделяет одну из особенностей этого процесса, проявившуюся в последние десятилетия. «В конце XX столетия, - пишет он, - появляются рынки метафинан-сов как арена борьбы за управление корпоративными финансами с соответствующими способами влияния. Это укладывается в общую теорию конфликта относительно обеспеченного создания новых структур конфликта, которые строятся на предыдущих» (5; 95).
В конце 80-х годов XX столетия резко обострились социальные конфликты в Советском Союзе. Особенно острый и крупномасштабный характер приняли они в процессе развала СССР и после него. Отчетливо проявились ранее загонявшиеся коммунистической системой власти вглубь общественного организма межнациональные, политические, социокультурные конфликты, которые в ряде бывших советских республик приобрели характер кровавых столкновений (Азербайджан, Армения, Грузия, Узбекистан, Молдова и др). Все это побудило многих социологов на огромном постсоветском пространстве заняться углубленным изучением сущности, особенностей, типов социальных конфликтов, путей и способов их разрешения.
В последние годы здесь появилось немало книг, специально посвященных рассматриваемой проблематике. Среди них следует упомянуть следующие работы: Ф.М. Бородкин и Н.М. Коряк «Внимание, конфликт» (Новосибирск, 1989); Е.М. Бабосов «Социология конфликта» (Минск, 1991); «Конфликтология» (Минск, 1997); Н.Ф. Вишнякова «Конфликт - это творчество? Тренинговый практикум по конфликтологии» (Мн., 1996); Ю.Г. Запрудный «Социальный конфликт» (Ростов, 1992); Г.С. Котаджян «Грани согласия - конфликта» (М., 1992); А.Г. Здравомыслов «Социология конфликта» (М., 1994); В.И.Андреев «Конфликтология: искусство
спора, ведения переговоров, разрешения конфликтов» (Казань, 1992); Белый А.С, Жаворонков В.Д., Зимина И.С. «Конфликтология: наука о гармонии (Екатеринбург, 1995); Громова О.Н. «Конфликтология» (М., 1993); Кандыбов В.И., Басков В.П. «Введение в конфликтология» (Ярославль, 1993); П. Ковачик, Н. Малиева «Предупреждение и разрешение конфликтов» (М., 1994); «Юридическая конфликтология» (под ред. В.Н. Кудрявцева, М., 1995); «Основы конфликтологии» (под ред. В.Н. Кудрявцева, М., 1997); В.П. Шейнов «Конфликты в нашей жизни и их разрешение» (Мн., 1996); А.В. Глухова «Типология конфликтов» (Воронеж, 1997); А.С. Кармин «Основы конфликтологии» (СПб., 1998); «Россия: политические противоборства и поиск согласия» (под ред. Е.И. Степанова, М., 1998); «Конфликты в современной России. Проблемы анализа и урегулирования» (под ред. Е.И.Степанова, М, 1999); «Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения» (под ред. Е.И.Степанова, М., 1999); «Конфликтология» (под ред. А.С. Кармина, СПб., 1999), «Конфликтология» (Е.М. Бабосов, Мн., 2000).
Вопросы для самоконтроля и повторения
1. В чем сущность конфликтологической концепции К. Маркса?
2. Каковы особенности истолкования социальных конфликтов Г. Зим-
мелем?
3 В чем состоят характерные черты конфликтного функционализма Л. Коузера?
4. В чем заключено своеобразие разработанной Р. Дарендорформ все
объемлющей теории конфликта?
5. Как интерпретирует сущность социального конфликта Р. Коллинз?
6. Чем вызвано возрастающее внимание социологов стран СНГ к про
блематике социальных конфликтов?
Литература
1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М, 1993.
2. Бабосов Е.М. Конфликтология. Гл. 1, 2. Мн., 2000.
3. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт //Иностранная ли
тература. 1993. № 4.
4. Зиммель Г. Конфликт современной культуры. СПб. 1923.
5. Коллинз Р. Теория конфликта в современной макроисторической со
циологии //Философская и социологическая мысль. 1993, № 6.
6. Коузер Л. Основы конфликтологии. СПб., 1999.
7. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие //Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. Т. 13.
Глава 10. СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ
Одним из влиятельных направлений в современной зарубежной, преимущественно американской, социологии является символический интеракционизм, основателем которого считается Джордж Герберт Мид (1863-1931). В этом социологическом направлении сочетаются черты типично американского прагматизма, социологическая интерпретация экологических (связанных с отношением человека к окружающей среде) и антропологических методов. Сторонники этого направления исходят из обобщения основных особенностей, которыми человеческое бытие отличается от существования животных. Решающее отличие они усматривают' в языке, придающем социальную специфику человеческому взаимодействию (английское слово interaction означает взаимодействие). Человеческий язык, считают интеракционисты, отличается от голосовых сигналов животных тем, что использует значимые символы, т.е. такие знаки, которые несут для индивидов, производящих их, и индивидов, откликающихся на них, определенные смыслы или значения, касающиеся последующего поведения производящих их индивидов. Именно значимые символы, воплощаемые в языке, создают в процессе коммуникации возможное приспособление различных социальных компонентов взаимного действия друг к другу, а тем самым делают возможным и рост самосознания индивидов в единстве с их взаимным приспособлением.
Но само приспособление индивидов друг к другу происходит в рамках социального процесса, квинтэссенцию которого и составляет взаимное действие, т.е. взаимодействие различных людей в коммуникации (общении) друг с другом. Основным фактором этого приспособления, считает Дж.Г. Мид, является смысл, который всегда явно или неявно предлагается в соотношении между фазами социального взаимодействия, осуществляемого людьми в терминах символизации. Но символизация, по его словам, не только несет в себе смысл определенных объектов, она сама «конституирует объекты, которые не были конституированы прежде и не
существовали бы, если бы не контекст социальных отношений, в котором происходит символизация. Язык не просто символизирует какую-то ситуацию или какой-то объект, которые бы уже заранее имелись налицо; он делает возможным существование или появление этой ситуации или этого объекта» (3; 221). Таким образом, язык, в понимании символических интеракционистов, не только выражает определенные объекты и ситуации реальной действительности, он конституирует эту действительность; следовательно, считают они, объекты действительности в подлинном смысле конституируются в рамках социального процесса, в который вовлечен человеческий опыт, посредством коммуникации и взаимного приспособления поведения индивидов, участвующих в этом процессе.
Выражаемые в словах знаки-символы способствуют отделению человека от мира физических вещей и процессов, помогают ему сохранять дистанцию по отношению к предметам и благодаря этому оперировать ими в мыслях без прикосновения к ним. Мыслительные операции представляют собой действия с идеальными объектами (знаками, символами, значениями) и предваряют любую практику. Именно существование и функционирование языка позволяет людям отстраняться от процессов и событий окружающей действительности, что-то обдумывать, что-то выбирать, к чему-то стремиться. Все это вплотную приводит к понятию интерпретации как движущей силы социального развития.
Чтобы выяснить сущность и роль интерпретации, Дж.Г. Мид подразделяет процесс коммуникации на внешнее и внутреннее общение. Внешнее общение - это и есть взаимодействие индивидов друг с другом посредством слов - символов, несущих в себе определенные смыслы и значения. Но кроме этого у человека имеется еще и внутреннее общение - общение между частями нашего «Я», в процессе которого и возникает интерпретация, т.е. истолкование, разъяснение смысла, значения определенного события, объекта, жеста или слова. Этот процесс означает видение себя глазами других людей, возникающее на основании способности языковых символов вызывать в человеке ту же реакцию, что и в других людях. На основании этих представлений Дж.Г. Мид развил оригинальную концепцию человеческой личности, рассматриваемую в контексте концепции «обобщенного другого». «Установка обобщенного другого, — пишет он, - есть установка всего сообщества. Так, например, такая социальная группа, как бейсбольная команда,
выступает в качестве обобщенного другого постольку, поскольку она проникает как организованный процесс или социальная деятельность в сознание любого из своих индивидуальных членов» (5; 226).
Становление этого процесса и есть становление социальных качеств личности. Сущность этого процесса Дж.Г. Мид разъясняет на примере включения ребенка в игровую деятельность, в частности, в игру в бейсбол. В этой игре ребенок должен быть готов принять на себя роль любого другого игрока. В бейсболе он встречает 9 ролей и в его собственной позиции должны заключаться все остальные. Если он участвует в игре, он должен соотносить себя с каждой позицией, связанной с его собственной. Ему необходимо знать, что собирается делать любой другой участник для выполнения своих игровых задач. Он должен знать и уметь выполнять все это роли. Роли других игроков, которые участник обобщает в себе, организуются в определенную совокупность, и эта совокупность контролирует соотнесенность индивида со всеми другими участниками игры. Участвуя в соревновании, ребенок научается переходу от стадии принятия роли других в игре к стадии организованной роли, которая существенна для становления его самосознания. Посредством этого он привыкает координировать свои действия с другими и научается рассматривать себя глазами группы, т.е. в более широком социальном контексте, до тех пор, пока не станет играть роль «обобщенного другого», иначе говоря, видеть себя глазами общества.
Дж.Г. Мид утверждал, что любая вещь - любой объект или набор объектов, одушевленных или неодушевленных, в направлении которых индивид действует или на которые он социально откликается, - есть некий элемент, в котором для данного индивида раскрывается обобщенный другой. Принимая установки последнего по отношению к себе, индивид начинает осознавать себя в качестве объекта, или индивида, и, таким образом, развивает собственную самость или индивидуальность. «Именно в форме обобщенного другого, - подчеркивал он,- социальный процесс влияет на вовлеченных в него и поддерживающих его индивидов, т.е. сообщество осуществляет контроль над поведением своих индивидуальных членов, ибо как раз в этой форме социальный процесс (сообщество) проникает в качестве определяющего фактора в мышление индивидов. В абстрактном мышлении индивид принимает установку обобщенного другого по отношению к себе безотносительно к ее выражению в любых других конкретных индивидах; в
конкретном же мышлении он принимает эту установку постольку, поскольку она выражается в установках по отношению к его поведению тех других индивидов, вместе с которыми он включен в данную социальную ситуацию или данное социальное действие» (5; 227-228). Только принимая установку другого по отношению к себе тем или иным из этих способов, индивид и может мыслить. В политике, например, индивид отождествляет себя с целой политической партией и принимает организованные установки всей этой партии по отношению к остальной части социального сообщества и по отношению к проблемам, с которыми сталкивается партия в данной социальной ситуации.
Итак, организованную самость индивида, согласно Дж.Г. Ми-ду, выстраивает организация установок, которые являются общими для всех членов группы. Поэтому индивид является индивидуальностью постольку, поскольку принадлежит к какому-то сообществу, поскольку принимает в своем собственном поведении установления этого сообщества. Следовательно, индивид обладает самостью (индивидуальностью) лишь в отношении к самости других членов своей социальной группы.
В общем русле символического интеракционизма выделяются сторонники так называемого социодраматического подхода (К. Берк, Э. Гоффман, X. Данкен). Они рассматривают взаимодействие между индивидами как своеобразные пьесы, в которых каждый человек одновременно является продюсером, ангажирующим себя на роль актером, ее исполняющим, и режиссером, следящим за исполнением. Каждый индивид использует предметное окружение как реквизит и тщательно охраняет места своих «частных кулис», где он может расслабиться после представления.
В рамках символического интеракционизма осуществляются исследования поведения не только отдельных индивидов, но и больших масс людей (Р. Тернер), массовых социальных движений, механизмов коллективного поведения, в том числе видов толпы (Г. Блумер). Групповая активность, приводящая к формированию и функционированию коллективного поведения, утверждает Г. Блумер, означает, что индивиды действуют вместе определенным образом, что между ними существует разделение труда и что налицо определенное взаимное приспособление различных линий индивидуального поведения. В аудитории, например, имеется определенное разделение труда между преподавателем и студентами. Студенты действуют, придерживаясь каких-то ожидаемых от них
линий поведения, и равным образом для преподавателя характерен какой-то особый, ожидаемый от него вид деятельности. Действия студентов и преподавателя приспосабливаются друг к другу, чтобы сформировать упорядоченное и согласованное групповое поведение, которое коллективно по своему характеру. Примерами различного рода коллективного поведения могут служить возбужденная толпа, биржевая паника, состояние военной истерии, обстановка социальной напряженности или массовое социальное движение.
Г. Блумер утверждал, что исследование коллективного поведения имеет принципиально важное значение для социологии, ибо эта наука всегда стремится к пониманию условий возникновения нового социального слоя, а появление его равнозначно возникновению новых форм коллективного поведения.
В блумеровской версии символического иптеракционизма большое внимание уделяется выяснению природы коллективного поведения. Утверждается, что ключ к пониманию природы коллективного поведения дает осознание той формы социального взаимодействия, которая называется круговой реакцией. Она представляет собой такой тип взаимного возбуждения, в рамках которого реакция одного индивида воспроизводит и одновременно усиливает возбуждение другого индивида. Вследствие этого взаимное возбуждение приобретает круговую форму, при которой индивиды отражают настроение друг друга и таким образом интенсифицируют их. Это хорошо видно на примере передачи эмоций и настроений между людьми, находящимися в состоянии возбуждения, скажем, во время ссоры или в концертном зале во время захватывающего их выступления популярного певца.
Г. Блумер считал, что коллективное поведение, связанное со взаимным возбуждением индивидов, чаще всего возникает в условиях неустойчивости или нарушения привычных форм существования, заведенного распорядком жизни. Дело в том, что когда у людей возникают побуждения, желания или предрасположения, которые не могут быть удовлетворены привычными им формами существования, они оказываются в состоянии беспокойства. Они ощущают побуждение к действию, но одновременно и препятствие, мешающее его исполнению; в результате они испытывают дискомфорт, фрустрацию, неуверенность или, наоборот, чувство агрессивности. В том случае, когда такое беспокойство вовлекается в круговую реакцию, захватывая и других индивидов, возникает
социальное беспокойство. Если индивидуальное беспокойство не имеет эффекта взаимного возбуждения и подкрепления, то социальное беспокойство имеет взаимообразный характер, т.е. его проявление пробуждает схожее состояние беспокойства у других по мере того, как индивиды взаимодействуют друг с другом, вследствие чего возникает взаимное подкрепление и усиление этого состояния. Такие условия возникают в таких случаях социального беспокойства, утверждает Г. Блумер, как трудовые конфликты, женский протест, аграрные и религиозные волнения, революционные выступления. (1; 168-170).
Поборники символического интеракционизма обращают внимание на двойственную роль социального беспокойства. С одной стороны, оно выступает симптомом распада или крушения определенного жизненного устройства. С другой стороны, оно означает начальную подготовку к новым формам коллективного поведения. Его можно рассматривать, считает Г. Блумер, как суровое испытание, в котором выплавляются такие новые формы организованной деятельности, как социальные движения, реформы, революции, религиозные культы, духовное пробуждение и новые моральные установления. Одним словом, социальное беспокойство обладает большим потенциалом различных выражений, несет в себе множество альтернативных форм заново организованной социальной деятельности, новых форм поведения.
Дело в том, что при коллективном возбуждении личный характер индивидов изменяется с большой легкостью и, таким образом, создаются условия для реорганизации старого поведения и возникновения новых форм поведения. При коллективном возбуждении, которое возникает в митингующей толпе или во время возбуждения в концертном зале во время выступления популярного певца, индивиды могут начать осуществлять такое поведение, о котором они прежде вероятно и не помышляли, и еще менее вероятно, что осмелились бы его придерживаться. На такой волне всеобщего возбуждения, принимающего круговой характер с нарастающим эффектом усиливающегося влияния на отдельных индивидов, создается социально-психологический фундамент для новых форм коллективного поведения.
Согласно Г. Блумеру, коллективное поведение весьма разнообразно и может проявляться в виде возбужденной толпы, реакции общественности на то или иное явление, в массовом поведении, например, в знаменитой Клондайкской лихорадке, и в социальных
движениях, ориентированных на установление нового строя жизни, таких, например, как рабочее, молодежное, женское и движение за мир. Различные виды коллективного поведения могут означать начало политической фазы социального строя (в случае общественного движения) либо, в случае массового движения, могут производить определенные субъективные ориентации в форме возникновения общих вкусов и склонностей.
Несмотря на то, что сторонники символического интерак-ционизма внесли существенный вклад в исследование структуры и динамики развития личности, в изучение микропроцессов социальных взаимодействий,- им не удалось выработать последовательной макросоциологической теории социального процесса. Впрочем, они и не стремились к этому. Они не обсуждают вопросов развития общества, его структур и организаций, проблем становления и функционирования государства, власти, социального конфликта, социальных изменений. Их главная забота- исследование человеческой деятельности в отношении объектов (которыми могут быть и другие люди) на основании тех значений, которые они этим объектам придают. Причем значения рассматриваются в качестве продукта социального взаимодействия (интеракции) между индивидами и их сообществами.
Вопросы для самоконтроля и повторения
1. Какова роль знаков-символов во взаимодействии между людьми?
2. В чем заключена значимость «обобщенного другого»?
3. В чем проявляются особенности коллективного поведения?
4. Какие формы коллективного поведения исследует символический
интеракционизм?
4.
Литература
Блумер Г. Коллективное поведение //Американская социологическая мысль. Тексты. М, 1996.
Громов И.А., Мацкевич А.Ю., Семенов В.А. Символический интеракционизм //Западная теоретическая социология. Ч. II, Гл. 3, §1. СПб., 1996.
Мид Дж. От жеста к символу //Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1996.
Мид Дж. Интернализованные другие и самость// Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1996.
5. Мид Дж. Азия //Американская социологическая мысль. Тексты.
М., 1996.
6. Смелзер Н. Символический интеракционизм //Социология. Разд. 1,
Гл. 5, стр. 136-139. М, 1994.
Глава 11. СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И ЭТНОМЕТОДОЛОГИЯ
В середине XX столетия с широковещательной претензией на новый стиль теоретизирования и связанное с этим более глубокое проникновение в сущность изучаемых явлений и процессов стали выступать сторонники нового направления в социологии - феноменологии. Поборники этого направления в своей деятельности опираются на феноменологическую философию Э. Гуссерля, а также на философскую и социологическую антропологию М. Ше-лера. Его основоположником является австрийский, а затем американский социолог Альфред Шюц. Он предложил собственную версию понимающей социологии, берущей начало в трудах В. Дильтея и М. Вебера. Суть этой версии составляет концепция иитерсубъективного отвального мира, охватывающего собой всю совокупность человеческих представлений от одиночных субъективных значений, формирующихся в потоке переживаний единичного субъекта, до абстрактно-теоретических конструкций социальных наук, содержащих эти значения в обобщенном и преобразованном «вторичном» виде. «Под термином «социальная реальность», - утверждал А. Шюц, - я понимаю совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обобщенного сознания людей, живущих своей повседневной жизнью среди себе подобных и связанных с ними разносторонними отношениями интеграции. С самого начала мы, действующие лица на социальной сцене, воспринимаем мир, в котором мы живем, - и мир природы, и мир культуры - не как субъективный, а как интерсубъективный мир, т.е. как мир, общий для всех нас, актуально данный или потенциально доступный каждому, а это влечет за собой интеркоммуникацию и язык» (4; 530).
С точки зрения социологической феноменологической концепции, социальная реальность представляет для каждого человека как субъекта социального действия существующий для него и других людей интерсубъективный мир, т.е. мир, созданный в процес-
се взаимодействия и взаимовлияния многих субъектов между собой. Только наш собственный обобщенный обыденный опыт, приобретенный во взаимодействии с другими людьми (в семье, в школе, на работе, в общении с друзьями и незнакомыми), дает нам возможность приобщиться к интерсубъективному миру. Полученного в процессе усвоения и обогащения этого опыта обыденного знания (хотя оно ограничено, фрагментарно) вполне достаточно, чтобы наладить взаимоотношения с людьми, культурными объектами, социальными институтами, т.е. с социальной реальностью, -утверждает А. Шюц.
Более того, социальный мир не только интресубъективен, предстает как воплощение межсубъективного взаимодействия людей в опыте их повседневной жизни, но и является с самого начала миром значений. Другой человек в этом опыте воспринимается нами не как организм, а как такой же человек, что и я, - поэтому мы, как правило, «знаем», т.е. более или менее четко представляем, что делает другой человек, ради чего он это делает, почему он делает именно это в данное время и в этих конкретных обстоятельствах. Это означает, что мы воспринимаем действие другого человека с точки зрения мотивов и целей. И точно так же мы воспринимаем культурные объекты (произведения культуры, ценности, нормы и т.п.) с точки зрения человеческого действия, результатом которого они являются. Тот факт, что в обыденном мышлении мы принимаем на веру наши актуальные или потенциальные знания о значении человеческих действий и их результатов, является, по мнению А. Шюца, воплощением того, что обществоведы, начиная с М. Вебера, называют пониманием. Понимание в этом смысле есть особая форма опыта, в котором обыденное сознание получает знание о социально-культурном мире. Такое понимание другого, понимание смысла, значения его действий и составляет решающую предпосылку межсубективных взаимодействий людей, приводящих к интерсубъективности нашего опыта обыденной жизни. Этот слой жизненного мира и есть та социальная реальность, которую должны изучать социология и другие общественные науки.
Вот здесь-то и возникает различие между индивидуально-уникальными и типичными явлениями социальной реальности. Это различие А. Шюц разъясняет на примере своего ирландского сеттера Ровера. Я, говорит он, могу рассматривать Ровера как уникального индивида, своего незаменимого друга и товарища, что
5 3ак 2030 129
происходит на уровне обыденного опыта повседневной жизни, или же, напротив, в качестве типичного случая «ирландского сеттера», «собаки», «млекопитающегося», «животного» и даже «объекта внешнего мира». Возникающий в таком случае первый ряд значений в обыденном сознании повседневного опыта выступает в качестве своеобразных порождений, т.е. конструкций обыденного сознания интерсубъективного социального мира. Над ними как конструкциями первого уровня, созданными обыденным сознанием, должны надстраиваться конструкции второго уровня, теоретические конструкции общественных наук (4; 538). Начало такому разделению познавательных конструкций понимания положил в своей «понимающей социологии» М. Вебер выдвинутым им знаменитым постулатом о субъективной интеграции социальной реальности теоретическими построениями, понятиями общественных наук. Этот постулат должен быть понят в том смысле, что все научные объяснения социального мира могут и должны опираться на объективное значение действий людей, из которых и конструируется социальная реальность.
В связи с этим перед социологической феноменологией возникает сложная и методологически очень важная проблема: как возможно сформировать объективные понятия и объективно проверяемую теорию субъективно значащих структур интерсубъективного социального мира? Ответ на этот вопрос можно получить, считает А. Шюц, только в том случае, если иметь в виду, что понятия, формируемые общественными науками, являются конструкциями второго рода, т.е. конструкциями, образованными в обыденном сознании, сознании действующих на социальной сцене людей. Эти конструкции второго рода, теоретические понятия социологии и других общественных наук, отличаются от индивидуально-уникальных особенностей отдельных явлений социального мира, но выделяют в них и обобщают идеально-типические общие черты, составляющие в своей совокупности содержание теоретических конструкций и теоретических систем науки. Каждое понятие в подобной научной модели социальной реальности должно быть сконструировано таким образом, что человеческое действие, осуществленное в реальном социальном мире индивидуальным действующим лицом и выраженное в обобщенном виде типической конструкцией, должно быть понятно как самому действующему лицу, так и другому человеку в терминах обыденного сознания повседневной жизни.
Здесь возникает еще одна важная теоретико-методологическая проблема - проблема объективности идеальных конст-' рукций второго рода и их адекватности интерсубъективному миру социальной реальности. Этот вопрос получает разрешение, согласно А. Шюцу, благодаря тому, что выполнение требований логической последовательности гарантирует объективный характер идеальных объектов, сконструированных социологом. А выполнение требования адекватности гарантируется совместимостью теоретических конструкций общественной науки с конструкциями обыденного сознания, конструкциями повседневной жизни. Каждый же шаг в конструировании и использовании научных моделей социальной реальности может быть проверен путем эмпирического наблюдения при условии, что мы не ограничиваем наше понимание чувственным восприятием объектов социальной реальности, а включаем в него опытные формы, посредством которых обыденное сознание в повседневной жизни понимает человеческое действие и их результаты с точки зрения основных мотивов и целей таких действий. Именно таким образом в социологической феноменологии происходит концептуализация интерсубъективного мира взаимодействующих индивидов, конструирующих своими действиями объективные социальные процессы.
В рамках социологической феноменологии и на ее теоретической основе на рубеже 60-70-х годов XX столетия возникло еще одно новейшее направление в социологии - оптометодология. Начало ее формиррования положила изданная в 1967 г. известным американским социологом Гарольдом Гарфинкелем книга «Исследования по этнометодологии». Идейные истоки этого социологического направления коренятся в философии экзистенциализма, феноменологической социологии, культурной и социальной антропологии. По замыслу ее создателя этнометодология должна превратить методы исследования примитивных общин и культур, применяемые в антропологии и, особенно, в этнографии, в процедуры изучения всех социальных и культурных явлений; более того—в методологию их исследования. Отсюда и проистекает название данного направления, интегрированное их двух терминов: этно + методология. Таким образом, в этнометодологии универсализируются методы этнографии и способы организации повседневной жизни людей в примитивных обществах и культурах. Эти методы и способы превращаются в теоретико-методологическое
основание социологического анализа всех явлений и процессов социальной действительности.
На чем базируется этнометодологический подход к описанию и истолкованию социальной реальности? На твердо установленном социальными антропологами и этнографами факте: члены примитивных обществ не в состоянии описать, а тем более объяснить функционирование существующих в этих обществах социальных институтов, которые как бы навязываются им извне. Принципиально иная ситуация складывается в современных обществах индустриального и постиндустриального типа. В этих обществах большинство граждан в той или иной мере принимают участие в создании, реорганизации и функционировании существующих здесь социальных институтов. Довольно высокий, по сравнению с примитивными обществами, уровень их культурного развития (соответственно в контексте индустриальной и постиндустриальной культуры) позволяет проанализировать и осмыслить деятельность социальных институтов, степень и значимость своего личного участия в этой деятельности. Но такое осмысление происходит только на базе осмысленной коммуникации, возможной преимущественно в языковой или речевой форме. Однако язык способен не только прояснить смысл тех или иных действий, в том числе и различных социальных институтов, но и затемнить, завуалировать, исказить его. Поэтому социолог, если он хочет уяснить смысл исследуемых социальных явлений и процессов, должен не ограничиваться применением терминов специального научного языка, а широко использовать те выражения повседневной разговорной речи, которые в своей совокупности составляют реализацию и воплощение скрытых, неосознаваемых, нерефлексирован-ных механизмов социальной коммуникации между людьми. А эти механизмы как раз наиболее полно изучены именно этнографией, социальной и культурной антропологией, занимающимися исследованием примитивных общин и культур.
