Основные направления и школы отечественной историографии.

Зачатки исторического знания у славян вначале существовали в форме различных фольклорных произведений, в первую очередь, в героическом эпосе. Судя по русским былинам, которых в народе называли старинами, и по аналогичным образцам эпоса у сербов и черногорцев, информативность этой «устной истории» весьма велика. С IX в. уже с уверенностью можно говорить о появлении жанра летописей – основной формы исторического познания средневековой Руси (помимо различных «Слов» и «Повестей», нередко входивших в состав летописей, но имевших и самостоятельное значение). Первые летописи, возможно, составлялись ещё языческими волхвами. Затем, а может быть, параллельно появились и православные исторические произведения. Около 996 г. при Десятинной церкви – главном киевском храме домонгольской Руси – на основе предшествующих летописных сводов составляется летопись Св. Равноапостольного князя 996 г. приДесятинной церквиялись ещё языческими волхвами. Затем, а может быть, параллельно появились и православные рматив Владимира Святославича, крестителя Руси. В середине и второй половине XI века работа монахов-летописцев продолжается. В это время появляются своды Никона и Ивана. Наконец, в конце XI – начале XII вв. инок Киево-Печерской лавры Св. Нестор на основе творческой переработки древних сводов, византийских и, может быть иудейских исторических памятников раннего Средневековья создаёт знаменитую «Повесть временных лет» - основу всего последующего летописания (1113 г.). Уровень и оригинальность данного произведения были настолько удивительны, что этот факт, к примеру, был вынужден особо отметить даже известный русофоб, оппонент М.В. Ломоносова А. Л. Шлёцер.

«Повесть временных лет» как минимум дважды подвергалась достаточно серьёзной переработке, видимо, в 1116 и в 1118 годах. В XII веке создаются многие другие летописные своды, причём постепенно намечается тенденция к созданию местного летописания, что легко объясняется начавшимся распадом Руси. Летописи в XII – XIII вв. начинают вести в Чернигове, Переяславле Русском, Ростове Великом, Полоцке, Рязани и пр., в XIV веке – во Пскове. На основе Летописца князя Изяслава Мстиславича середины данного столетия и свода или сводов черниговских князей и князей Переяславля Русского около 1198 г. игумен Моисей пишет огромный Киевский свод. В XIII в. создаётся Галицко-Волынский свод, – в первую очередь, свод князя Даниила Романовича. Около 1292 года в Турово-Пинской земле, соединив последние два свода, местные авторы создают Ипатьевскую летопись, дошедшую до нас в 4 списках XV – начала XVIII вв. Скажем несколько слов о другом серьёзном очаге летописания, сложившемся в Северо-Восточной Руси. Около 1205 года в окружении выдающегося политика и дипломата – князя Владимира Юрьевича Большое Гнездо (деда Св. Александра Невского) – были написаны два варианта того летописного свода, который, в конечном итоге, лёг в основу 5 летописей. В первую очередь, мы имеем в виду Лаврентьевскую летопись, частично написанную в Ростове Великом, которая была доведена до 1305 г. Кроме того, сюда же относятся Радзивиловская летопись начала XIII в., Троицкая летопись, сохранившаяся в списке начала XV в. и «Летописец русских царей», получивший в научных кругах название «Летописец Переяславля Суздальского» (список 60-х гг. XV в.). Последний сохранил некоторые уникальные фрагменты древнейших сводов, которые легли в основу «Повести временных лет». Подобные же «осколки древности» встречаются также в ещё более поздних памятниках – устюжских летописях XVI – первой половины XVIII века. Местное летописание, в основном, пишет о местных же событиях, хотя порой и в эти времена кругозор и патриотизм летописцев был явно общерусским.

С XV в., с централизацией страны, вновь появляются огромные общерусские своды, в частности, так называемый Московский летописный свод конца XV в. В следующем, XVI веке создаются две колоссальные по своему содержанию и объёму летописи – Воскресенская и Никоновская. Последняя, занимающаяся 6 томов академического издания «Полного собрания русских летописей», является, без преувеличения, настоящей энциклопедией русской средневековой исторической и историософской мысли. Составители и авторы Никоновской летописи собрали гигантское количество списков, в том числе и очень древних, восходивших ещё к IX-X вв. Поэтому данное произведение, к сожалению, ещё мало изученное, сохранило множество уникальных свидетельств, не сохранившихся в ранних летописях – Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской I и др. Интересно, что Никоновская летопись продолжала дополняться и в XVII в., как бы соединив в себе историю и историософскую мысль едва ли не всего русского Средневековья. В рассматриваемое время были написаны не только великокняжеские и царские, но и церковные своды, например, Типографская летопись – летопись ростовского владыки и ростовской владычной кафедры. В церковной среде создавались также Львовская и Софийская II летописи.

В 70-х гг. XVII в. была окончательно оформлена ещё одно выдающееся историческое произведение – так называемая Иоакимовская летопись, к сожалению, сохранившаяся в пересказе или, в лучшем случае, в выписках В.Н. Татищева. Её начало было написано первым епископом Великого Новгорода Иоакимом и сохранило немало уникальных известий об истории Руси и народов Прибалтики IX – X вв. Вместе со многими другими летописными памятниками данный текст лёг в основу одного из сводов XV века – главного источника Иоакимовской летописи.

Основой русской средневековой, в первую очередь, летописной исторической русской мысли была идеология провиденциализма. Согласно подобным воззрениям, исторические события происходят по воле Бога. Для провиденциализма характерно обострённое внимание к этическим проблемам. Различные бедствия летописцами обычно объяснялись как Божья кара за грехи народа. Следует, правда, отметить, что теологический подход к историческим событиям вовсе не исключал трезвого, логического восприятия действительности древними книжниками.

В XVII в. появились первые исторические памятники, близкие уже к современным монографиям. Правда, они далеко не сразу привели к исчезновению само летописание. Несмотря на то, что в начале XVIII столетия, во время правления Петра Великого, общерусское написание летописей действительно угасает, на Русском Севере данная традиция живёт весь «осьмнадцатый» век, и как реликт сохраняется до начала XX в. Собственно же рационалистическая историография в России появляется в XVIII столетии. На стыке летописного и нового следует поместить многотомную «Историю Российскую» В.Н. Татищева, использовавшего, кроме Иоакимовской, ещё и другие не дошедшие до нас памятники – Голицынскую летопись и Раскольничий манускрипт.

На XVIII век приходится начало спора норманистов и антинорманистов – спор, продолжающийся и поныне. Во главе первых стояли Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлёцер - талантливый историк, много сделавший для изучения русского летописания, но, одновременно, ярый русофоб. Норманисты заявляли, что культура и, в частности, государственность была перенесена в Восточную Европу скандинавами. Их оппонентом был гениальный русский учёный-энциклопедист М.В. Ломоносов. В XVIII же веке зарождается так называемое охранительное направление, сохранившееся до начала XX века, а в эмиграции – до середины прошлого столетия. Его сторонниками были и упомянутые выше В.Н. Татищев и М.В. Ломоносов, а также и И.Н. Болтин. Они подчёркивали благодетельность для России монархического правления и рассматривали с этой точке зрения всю историю страны. В начале XIX в. наиболее яркое выражение идеи охранительного направления получили в 12-томной «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, которая приобрела колоссальный общественный и идеологический резонанс. Гораздо позже в том же ключе писали Н.К. Шильдер, а уже в XX веке, в эмиграции – И. Солоневич. Близок к рассматриваемому направлению был и известный антинорманист Д.И. Иловайский.

Разбирая сложную картину отечественной исторической науки, нам следует понять не только полемическую заостренность как отражение идеологической направленности или угадываемого подтекста, но и самоценность каждого из подходов, его положительные и отрицательные черты. Например, нельзя сводить живучесть данного направления лишь к факту официальной поддержки со стороны властей имущих, как порой это делают в литературе. Самодержавие имело и реальные, а не только надуманные заслуги перед страной и народом, что понимали и действительно серьезные ученые, иногда весьма критически относившиеся к правлению того или иного конкретного монарха. Например, Н.М. Карамзин, превознося самодержавие, подверг самой суровой критике тиранию Ивана IV. Однако, уже через десять лет после выхода в свет «Истории государства Российского» охранительное направление было подвергнуто развёрнутой критике в многотомной «Истории русского народа» Н.А. Полевого. Данный автор подверг сомнению положительное значение для Руси монархического правления и даже критиковал централизацию страны в XIV-XV вв.

В середине XIX в. складываются три основные школы данного времени – государственная (юридическая), московская (славянофильская) и киевская (украинская). Определённого преобладания добилась первая их них, фактический удержавшая такой статус едва ли не до 1917 г. Главой государственной школы долгое время был Б.Н. Чичерин, выдающийся историк-юрист. Если учёные предшествовавшего времени, в первую очередь, исследовали событийный материал, то историки изучаемой школы переходят уже к более глубокому анализу. В государстве они видели системосозидающую силу, неоднократно говорили об огромной роли данного института как об универсальном институте самоорганизации народа. Государство формирует даже сословия, очень серьёзно изменяя российское общество. В основном, они и изучали государство, право и их влияние на российское общество разных эпох. Здесь рассматриваемые авторы порой добивались не превзойдённых и сейчас результатов. Их учёных государственной школы следует упомянуть В.И. Сергеевича, в своих многочисленных работах доказывавшего господство в домонгольской Руси вечевого строя. Его концепцию до 1917 г. принимало большинство специалистов. Почти все учёные дореволюционной России указанного периода приняли и разработанную государственной школой теорию закрепощения в XVI-XVII вв. всех сословий и постепенного раскрепощения их в XVIII-XIX вв.

Близок к этой школе был и С.М. Соловьёв, автор 29-томной «Истории России», доведённой им до 1774 г., и множества других произведений. Основным предметом исследования данного учёного была русская история XVIII в. Этому периоду посвящены, в частности, 22 тома его основного труда. Главным источником изменений в обществе России, по С.М. Соловьёву, являлась борьба между родовым и государственным началами. До времён Андрея Боголюбского почти всецело господствовало родовое начало, эпоха же окончательной победы государственного начала – это период, начиная с лет правления Ивана III до времени Петра I. Учеником С.М. Соловьёва был В.О. Ключевский, работавший в конце XIX-XX вв., автор огромного лекционного «Курса русской истории» и других работ. Этот исследователь стал серьёзно изучать экономические и колонизационные факторы в истории России, что было относительно новым для исторической науки того времени. В.О. Ключевский был сторонником безуказной теории закрепощения русского крестьянства, согласно которой государство сыграло второстепенную, по сравнению с экономическими причинами, роль в данном процессе. В золотой фонд отечественной историографии вошли и магистерская, и докторская диссертации учёного – «Жития древнерусских святых как исторический источник» и «Боярская дума древней Руси». В.О. Ключевский воспитал большую школу, дожившую в эмиграции до середины XX века.

Славянофилы, проживавшие, в основном, в Москве (братья Аксаковы, братья Хомяковы, П.В. Киреевский, И.Д. Беляев и др.), рассматривали русскую историю, в основном, через призму того грандиозного перелома, который был произведён в первой четверти XVIII в. Они довольно жёстко критиковали непродуманную европеизацию, проведённую Петром I, особенно в культурной, в частности, в церковной сфере. Новой истории России, где народ и верхи общества оказались разорваны в культурном отношении, данные исследователи противопоставляли идеализированную допетровскую Русь, не знавшую, по их мнению, серьёзной сословной и, шире, социальной розни. Их идеалом была Россия без крепостного права, с патриархальной царской властью и находящимся с ним в единении законосовещательным Земским Собором. Для данных учёных очень характерна также крайняя антизападная направленность их произведений, критика формализованной западной политико-правовой культуры. Так, по Н.Я. Данилевскому, изменение основы любого культурно-исторического типа приводит к его гибели или уродливому перерождению. В трудах данных исследователей, как и в трудах представителей киевской исторической школы, постепенно наметились тенденции к частичному преодолению рамок тематики и направления исследований государственной школы.

Славянофилы и близкие к ним авторы очень многое сделали для собирания и первоначального исследования русского фольклора, в первую очередь, героического эпоса Великороссии. Честь открытия «Исландии русского богатырского эпоса», в частности, принадлежит П.Н. Рыбникову. Его дело продолжили другие исследователи, например, А.Ф. Гильфердинг, известный также своими работами по истории балтийских славян. К славянофилам был близок и величайший антинорманист XIX в. С.А. Гедеонов. В 1876 г. он опубликовал двухтомный труд «Варяги и Русь», где последовательно доказал несостоятельность основных положений норманизма. В 1876 – 1877 гг. его исследования были дополнены работами ещё двух антинорманистов – И.Е. Забелина и Д.И. Иловайского.

У истоков киевской школы стояли учёные, бежавшие сюда из-под власти Австрийской империи. Для И. Шараневича и, особенно, для Д.И. Зубрицкого характерна очень жёсткая критика Запада и его роли в жизни Руси. Из последующих представителей данной школы необходимо упомянуть В.Б. Антоновича, вырастившего целую плеяду учеников. Чуть позже работал Н.И. Костомаров – один из величайших историков дореволюционной России, научные интересы которого были очень широки. Он был автором двухтомной монографии по истории вечевых Новгорода и Пскова, огромных и чрезвычайно содержательных трудов по истории Смутного времени в начале XVII в., времени Богдана Хмельницкого, по Руине – периоду в истории Украины (середина и вторая половина XVII в.) и т.д. Его последним монографическим трудом была работа о Мазепе, которого учёный описывал самыми чёрными красками, резонно характеризуя его как изменника и властолюбца. Кроме того, им был написан очерк о сподвижниках гетмана – мазепинцах. Н.И. Костомаров, следует отметить, был и редким знатоком восточнославянского и литовского фольклора, которому он также посвятил ряд серьёзных исследований.

В определённой степени антиподом Н.И. Костомарова был исследователь, который в конце XIX – начале XX вв., можно сказать, являлся главой украинской школы – М.С. Грушевский. Отношение к нему, как и к А.Л. Шлёцеру, в науке двойственное. Дело в том, что в своей многотомной «Iсторiϊ Украϊни-Руси» М.С. Грушевский сочетал глубокий анализ и редкую эрудицию и научный уровень с крайней тенденциозностью в угоду украинскому национализму, что особенно ярко проявляется в последних томах его гигантской работы. По ключевым проблемам истории Украины XVII – XVIII вв., таким образом, он разошёлся с Н.И. Костомаровым, порой достаточно резко.

В начале XX в. в России работали такие крупные историки, как С.Ф. Платонов, А.Е. Пресняков, М.Д. Присёлков и величайший летописевед А.А. Шахматов, которому удалось, пусть в самых общих чертах, восстановить историю русского средневекового летописания. Уже в 1918 г. была издана фундаментальная работа А.Е. Преснякова по русской истории XIV–XV вв. Работавший в те же годы Н.П. Павлов-Сильванский признавал существование на Руси феодализма, правда, начиная только с XVI в. В целом же после революции 1917 г. постепенно получает преобладание марксизм. В ходе дискуссий 1929-1934 гг. было выработано вскоре «канонизированное» учение о пяти сменяющих друг друга формациях. В конце 20-х гг. была разгромлена школа С.Ф. Платонова, а её представители были репрессированы. С этих же лет в советской исторической науке получает преобладание школа М.Н. Покровского. Отношение к нему также не может быть однозначным. Серьёзный учёный, ряд положений в трудах которого сохраняют своё значение и сейчас, одновременно он стал губителем отечественной исторической науки. Марксистское учение в трактовки М.Н. Покровского и его школы достаточно вульгаризировано. В частности, вину за разжигание Отечественной войны 1812 г. он, в основном, возлагал на русскую буржуазию.

М.Н. Покровский умер 1 декабря 1933 г., а вскоре его школа была разгромлена по приказу партийного руководства. Историкам после этого в целом стало несколько легче работать, хотя, разумеется, они по-прежнему находились под очень жёстким контролем. В сталинское время историческая наука фактически находилась в постоянном кризисе. Немного легче было заниматься средневековой историей, чем историей XVIII-XX вв., но и подобное «деление» весьма относительно. К примеру, в 30-е годы были репрессированы такие историки, специализировавшие по Киевской Руси, как М.М. Цвибак и Б.Н. Тихомиров.

Однако, несмотря на это, следует обратить внимание на недопустимость гиперкритики советской историографии. Ее достижения бесспорны, к тому же при изучении работ того или иного автора, работавшего в эти времена, необходимо учитывать ситуацию изучаемого времени, гибель многих историков в лагерях ГУЛага, чтобы понять и оценить смелость и научную стойкость ученых, которые нередко были вынуждены учиться искусству «писать между строк».

Среди работ того времени выделяются прекрасные с научной и стилистической точек зрения труды Е.В. Тарле – монографии «Талейран», «Наполеон», «Нашествие Наполеона на Россию в 1812 г.», работы по истории Северной войны, экспедиции адмирала Сенявина во время русско-турецкой войны 1806-1812 гг., Крымской войне 1853-1856 гг. Тем не менее, всё же следует отметить, что основные достижения советских учёных в эти годы были сделаны при исследовании истории средневековой Руси и относительно нового для того времени вида источников - археологических. Из работ, посвящённых вышеуказанной проблематике, необходимо отметить труды брата расстрелянного Б.Н. Тихомирова М.Н. Тихомирова по истории русского летописания и истории этнонима «Русь». Особое значение имеет монографическое исследование данного учёного «Древнерусские города», вышедшее в 1946 г. Здесь он впервые в истории науки подробно показал особенности города Древней Руси, правда, несколько преувеличил, как выяснилось впоследствии, значение ремёсел и торговли в древнерусском городе раннего периода. Кроме того, в этой и другой своей монографии, посвящённой классовой борьбе в домонгольское время он сумел провести тезис о немалой роли простого народа в общественной жизни указанного периода отечественной истории, что было для того времени довольно смелым утверждением. М.Н. Тихомиров, а также А.Н. Насонов немало сделали для изучения русского летописания. Правда, их работы по данной проблематике, в основном, были изданы уже за пределом сталинского периода.

В золотой фонд русской исторической науки вошли исследования археологов – С.С. Гамченко, В.И. Равдоникаса, П.Н. Третьякова, М.И. Артамонова, Б.А. Рыбакова, П.А. Раппопорта и многих других. Следует выделить монографию П.Н. Третьякова «Восточнославянские племена», вышедшую в 1953 г., где суммировались результаты его многолетних раскопок, исследования М.И. Артамоновым территории бывшего Хазарского каганата и первую из семнадцати монографий Б.А. Рыбакова «Древности Чернигова» (1947 г.). Триумфом отечественной науки стали работы экспедиции А.В. Арциховского в Великом Новгороде, в ходе которых были найдены берестяные грамоты. Первую из них обнаружили 2 июня 1951 года, к настоящему же времени данных эпиграфических источников найдено уже свыше тысячи.

В эти же годы работал и С.Б. Веселовский, выдающийся историк русского Средневековья. Он был ярым противником советской власти и марксистской идеологии вообще, хотя, разумеется, и был вынужден тщательно скрывать это. В 1947 году С.Б. Веселовский издаёт фундаментальный труд по истории землевладения русской знати в XIV-XV вв. В данной работе он раскрыл одну из серьёзнейших причин относительно скромной роли боярства в исследуемый период истории. Согласно выводам учёного, это было обусловлено традицией обязательного дробления боярских вотчин между детьми после смерти их отца. Другие работы С.Б. Веселовского, посвящённые времени Ивана IV, по причине их «блестящего расхождения» с господствовавшей в сталинский период концепцией, идеализировавшей этого царя, были опубликованы только после его смерти.

В 1950 – 1951 гг. на страницах журнала «Вопросы истории» усилиями его главного редактора А.М. Панкратовой впервые за долгие годы была проведена относительно свободная (разумеется, для того времени) дискуссия по периодизации феодализма в России. После XX съезда КПСС в 1956 г. и некоторого смягчения режима историкам работать стало заметно легче. С конца 50-х гг. заметные работы выпускает М.В. Нечкина. Вместе с сотрудниками она начинает тщательнейшее исследование декабристов и декабризма как общественно-политического и идейного явления. В изданной впоследствии многотомной работе раскрывались событийная сторона данного движения, её идейные истоки, планы декабристов, положительные черты декабризма и его конкретно-историческая ограниченность.

Примерно в те же годы появляется так называемое «новое направление» в изучении Октябрьской революции 1917 года во главе с К.Н. Тарновским и П.В. Волобуевым. Эти учёные вступили в многолетнюю дискуссию с В.И. Бовыкиным, развивавшего, правда, на высоком научном уровне, ленинские взгляды на это событие. К.Н. Тарновский и П.В. Волобуев объясняли успех революции недостаточной зрелостью российского капитализма в начале XX века. При развитом капитализме жизнь пролетариата оказывается достаточно сносной, среди рабочих даже выделяется слой так называемых «белых воротничков» - привилегированных пролетарием с относительно высокой оплатой труда. Если же данный общественный строй развит ещё довольно слабо, уровень эксплуатации рабочих очень высок, что и делает их весьма восприимчивыми к революционной пропаганде. Статус П.В. Волобуева, бывшего тогда членом ЦК партии, некоторое время позволял исследователям, работавшим в русле «нового направления», развивать подобные идеи. Однако, в 1969 году данное направление было разгромлено.

В послесталинский период продолжали работать и учёные, разрабатывавшие проблемы истории Средневековья и археологии. П.А. Раппопорт выпускает три обобщающие монографии, посвящённые истории оборонительных сооружений Руси в X-XV вв. В 1962 году издаётся огромная работа М.И. Артамонова «История хазар». Одна за другой выходят монографии Б.А. Рыбакова исторической и историко-археологической направленности, постоянно публикуются материалы раскопок Новгородской археологической экспедиции под руководством В.Л. Янина, и Староладожской экспедиции под руководством А.Н. Кирпичникова. Последний немало сделал для изучения древнерусского оружия. В частности, он доказал чрезвычайно важный для историка указанного периода тезис о всеобщей вооружённости народа в домонгольский период в истории Руси. С конца 60-х годов выходят в свет первые работы И.Я. Фроянова, который уже на новом методологическом и источниковом фундаменте возвращается к давно, казалось бы, забытой точке зрения В.И. Сергеевича о древнерусском обществе как о вечевом. Постепенно создаётся школа И.Я. Фроянова (А.Ю. Дворниченко, Ю.В. Кривошеев, А.В. Петров, А.В. Майоров, С.И. Маловичко, Т.В. Беликова и другие). Они убедительно доказали тот факт, что домонгольская Русь была ещё обществом без сложившихся классов, «общинным без первобытности».

С конца 80-х годов учёные-историки постепенно оказались как бы в своеобразном идеологическом вакууме, перед выбором подходов идеологий и направлений. С этого времени одни исследователи молчаливо продолжают писать в прежнем методологическом ключе, другие переходят на рельсы позитивизма, стремясь лишь к беспристрастному, по их мнению, сбору фактов и уклоняясь от обобщающих выводов, третьи пробуют осваивать цивилизационный подход к истории или даже, как С.И. Маловичко, постмодернизм. Наконец, ряд авторов стремятся модернизировать марксизм. Так, уже в 1989 г. С.А. Восленский выпустил работу, в которой характеризовал СССР как классовое и сословное общество, где господствующим классом-сословием была партноменклатура. Известный историк и археолог Ю.А. Шилов, доказывает, в числе прочих, тезис о том, что первые государства были ещё бесклассовыми и даже бессословными. Пишет он и о том, что стадии «военной демократии», о которой писал Ф. Энгельс, предшествовала стадия «священной демократии», когда правили не главы военных дружин, а жрецы, исполнявшие тогда волю народа.

Рассматривая современную историографию, следует отличать мучительные поиски нового, свежего взгляда на отечественную историю, свободного от догм прошлого, и отношение к науке как своего рода «коммерческому проекту», серьезных, пусть, с нашей точки зрения, заблуждающихся ученых, и функционеров от науки, «живых флюгеров», порой явно выполняющих шовинистические, славянофобские заказы.

Наш анализ буде неполным хотя бы без беглого обращения к эмигрантской историографии, изученной, правда, ещё достаточно слабо. Насколько можно судить по имеющимся исследованиям данного феномена, эта ветвь отечественной историографии была очень неоднородна. В эмиграции работали и учёные охранительного направления, и представители школы В.О. Ключевского, и авторы, разделявшие взгляды меньшевиков, считавшие социалистическую революцию в России преждевременной, и многие другие. Следует упомянуть работы последнего обер-прокурора Священного Синода А.В. Карташёва, особенно его фундаментальные «Очерки по истории Русской Церкви». Определённый интерес представляют труды Л.Д. Троцкого и его сторонников. В своей работе «Перманентная революция» будущий вождь IV Интернационала писал, что пролетариат должен находиться в состоянии как бы «постоянной» революции, чтобы не допустить перерождения собственных лидеров в новый эксплуататорский класс. Как легко заметить, с идеями Л.Д. Троцкого явно перекликаются упомянутые выше идеи сторонников существования политаризма.

Особо следует сказать о евразийской школе. К ней принадлежали, к примеру, такие крупные учёные, как П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский и другие. Краткая история данной школы такова. Началось всё с того, что в 1923 году в Софии вышел первый выпуск сборника «Исход к Востоку». В этом сборнике и в других произведениях «евразийцы» развивали следующие положения. Россия не является ни частью Европы, ни частью Азии, она представляет собой особый субконтинент – Евразию, объединяющий Восточную Европу и Великую Степь – от Амура до Дуная. Русь и кочевой мир связаны множеством неразрывных «нитей» - исторических и культурных. «Евразийцы» идеализировали русско-ордынские взаимоотношения, характеризуя их не как иго, а как военно-политический союз, пусть и неравноправный, направленный своим остриём против Запада. Запад же, по мнению представителей данной школы, являлся и является самым страшным врагом Руси, поскольку он требует не только политического подчинения, но и стремится изменить саму душу народа. Большевиков они считали менее опасными, чем Запад, поскольку не верили в историческую долговечность коммунистического режима. История частично показала правоту «евразийцев», увидевших грядущий крах большевизма и крайнюю опасность европейско-американской цивилизации для всего мира. Однако, в противобольшевистской среде русской эмиграции тех лет их отношение к коммунизму иногда расценивалось более чем критически.

Среди «евразийцев», да и вообще среди всех историков XX века следует выделить труды Г.В. Вернадского. Он был ярым антибольшевиком, даже занимал должность министра просвещения в правительстве П.Н. Врангеля. Эмигрировав в 1920 году и осев, в конце концов, в США, он последним из отечественных историков создал огромную многотомную эпопею, охватывавшую почти всю историю России – от докиевских времён до конца XIX века. Это был последний случай в отечественной исторической науке, когда один человек написал подобный труд. До него подобные попытки были предприняты В.Н. Татищевым, Н.М. Карамзиным, Н.А. Полевым, С.М. Соловьёвым, В.О. Ключевским и Д.И. Иловайским.

«Последним евразийцем» часто называли и другого выдающегося историка XX столетия, работавшего, правда, не в эмиграции, а на Родине. Речь идёт о Л.Н. Гумилёве, создателе теориипассионарности. История человечества, согласно его точке зрения, вершится, в первую очередь, пассионариями – людьми с колоссальной энергией. Это их основное качество – врождённая черта, передающаяся по наследству, но постепенно растрачиваемая, т.к. ген пассионарности относится к числу рецессивных. Количество пассионариев на той или иной территории – величина непостоянная, она зависит от космических факторов. В определённое время в каком-либо конкретном регионе под их влиянием происходит пассионарный толчок – мутация среди живущего здесь населения. Около трёх веков на данной территории количество пассионариев постоянно растёт. Эту фазу этногенеза Л.Н. Гумилёв назвал фазой подъёма. Далее около полутора-двух столетий пассионариев в данном обществе очень много (акматическая фаза, или «фаза перегрева»), что для общества, в целом, не очень хорошо. Следующая стадия этногенеза – надлом, длящийся приблизительно один-два века. Данная фаза характеризуется резким уменьшением количества пассионариев в обществе. Проходит она очень тяжело, немало народов так и не смогли пережить этот период в их истории. Далее следует инерционная фаза – «золотая осень» любого народа, самое спокойное и сравнительно счастливое время, длящееся, в разных случаях, от трёх-четырёх до пяти-шести столетий.

Через инерционную и мемориальную фазы, когда этнос существует, в основном, благодаря исторической памяти, народ переходит в стадию гомеостаза – равновесия с вмещающим природным ландшафтом. Весь период этногенеза длится, в среднем, 12-15 веков. Такова, по Л.Н. Гумилёву, движущая сила истории. Данная теория является весьма интересной, и объясняет ряд фактов, которые не могут быть сколько-нибудь убедительно объяснены в рамках других теорий, в частности, «эпоху викингов» в истории Скандинавии. Однако, доказательство или же опровержение теории пассионарности – дело будущих исследований, в том числе исследований представителей естественных наук.

Подведём определённые итоги. Отечественная историография пережила большой и плодотворный путь. Её начало генетически связано с фольклором - грандиозным сводом исторической памяти восточных славян. В IX – XVII вв. развивалась средневековая русская историческая мысль, идеологической основой которой был провиденциализм. Религиозное видение истории не мешало, однако, древним книжникам понимать и анализировать естественные причины исторических событий. В XVIII веке появляется уже собственно рационалистическая историография. Вначале учёные обращали своё первостепенное внимание на политические и военные события, деяния выдающихся государственных деятелей прошлого. Настроены, как правило, они были охранительно, превозносили самодержавие, считая его идеальным строем для огромной России, что не мешало им, с другой стороны, порой критиковать тех или иных конкретных правителей страны. В середине XIX века постепенно складываются три основные школы – государственная, славянофильская и киевская. Господствовало изучение государственно-правовых институтов, понимание истории, в первую очередь, как истории деяний и событий, отходит в прошлое. Позднее исследователи приходят к пониманию важности тщательного изучения не только вышеозначенных, но и экономических факторов в истории общества. XX век принёс революцию 1917 года, резкую смену парадигмы и временный кризис рассматриваемой науки в эпоху тоталитарной тирании. Однако, даже в таких условиях были сделаны важнейшие открытия, правда, в основном при изучении русского Средневековья. Огромным достижением советского периода было освоение нового, по существу, вида исторических источников – археологических и находка берестяных грамот.

После XX съезда партии режим постепенно смягчается, предпринимаются попытки тщательного и подлинно научного изучения отечественной истории XVIII – XX вв. Ряд авторов даже осмеливаются спорить с классиками марксизма-ленинизма и их сановными интерпретаторами. После начала перестройки начинается долгая и мучительная переоценка идеологических постулатов и освоение новых идей и концепций. В наше время создаются многочисленные исторические труды, написанные в русле совершенно разных подходов и теорий. В эмиграции также создавались ценные труды по русской истории, причём написанных в совершенно разном ключе – от охранительного и религиозного направлений до троцкизма. Там же одним человеком в последний раз была написана почти полная история России. Теперь мы переходим к последнему вопросу темы, всегда вызывающему колоссальный интерес даже у людей, которые не занимаются изучением истории специально.