Отвергает ли наука веру в Бога.

 

(Публичный диспут в Советской России с антирелигиозным агитатором)

Содержание:

Отношение науки к вере

Происхождение религии

Происхождение мира

О дикости социализма

О человекобожии и бесах

О христианских и революционных мощах

О прогрессе и пролетарской культуре

О безбожии и дьяволопоклонстве

Грядущая гибель человечества

 

Публичный религиозный диспут с большевистским агитатором

Учитель-апологет

Онисим Васильевич Уральцев состоял учителем в большом старообрядческом посаде Климентьево. Никто не знал его прошлого. Прибрел он в посад в одну из глухих и страшных ночей, когда по всей стране шла жестокая гражданская война, когда и в старообрядческом посаде, дотоле тихом и спокойном, шло брожение и восстание. Уральцева приняли подозрительно: кто знает, с какими целями он приплелся в такое время, никому не знакомый, оборванный и голодный. В паспорте его значилось, что он учитель. Но паспортам верить трудно: они часто бывают и чужими, и поддельными, и самодельными.

Вместо учительства Уральцев занялся на первых порах случайным ремеслом: то плотничеством, то каменщичеством, пробовал и сапожничать, и портняжить. Толком он не знал ни одного ремесла, но брался за всякое, какое только покажут ему: он быстро постигал его и хотя за отсутствием навыка работал неспешно, зато верно. Так он кормился более года. Своими новыми ремеслами он очень тяготился; его тянуло в родное учительское дело. И таковое ему дали большевики в местной школе.

Онисим Васильевич сразу оказался на своем месте, точно прирожденный наездник на скаковой лошади. Он страстно любил дело просвещения, любил детей и школу. Часто он устраивал литературные вечера, читал на них доклады, лекции, делал всевозможнейшие сообщения из разных научных областей. Он организовал курсы и для взрослых слушателей.

Старообрядцы сильно полюбили его и уважали не за одно только рвение по делу просвещения, но и за то, что он был человеком верующим. По декрету советской власти, преподавание закона Божия было выброшено из всех школ. Это нисколько не смутило Уральцева. Он сумел все школьные вопросы преподавать в духе богопознания. В его изложении и математика, и физика, и химия раскрывали ученикам величие и силу Верховного Разума, управляющего всем миром, обнаруживаемого во всех явлениях природы. Уральцев не навязывал школьникам богословских предметов. Он лишь подводил учеников до известных пределов, до тайн в науках, где нужный вывод сам собой напрашивался и невольно овладевал учениками.

Комиссариат по просвещению обильно снабжал школы атеистической литературой. Онисим Васильевич умел и из нее извлекать пользу, как это делает пчела с падалью. Придираться к Уральцеву начальство не могло: школа велась им образцово, ученики знали все предметы превосходно, никакой агитации он не вел. Ходили слухи, что Уральцев большого образования, что он был в каком-то университете профессором, несмотря на свои молодые годы, что он совсем не Уральцев, а какой-то другой фамилии. Достоверно было только одно, что он основательно знал многие науки.

Агитатор — богохульник

В п. Климентьево поджидали школьного контролера Степанова. Он имел большие полномочия из центра по делам просвещения и культуры. Это был ярый атеист. При отправлении своих обязанностей он пользовался всяким случаем, чтобы высмеять религиозное чувство, поиздеваться над религиозными верованиями и поругать Самого Бога. За ним установилась прочная репутация богохульника. При объездах просветительных пунктов он нередко устраивал специальные митинги, на которых выступал с резко кощунственными речами против религии. Как полновластный представитель комиссариата народного просвещения, он считал своим первейшим долгом, по собственному его определению, «выводить народ из мрака суеверий, освобождать его из оков религии, этого страшного буржуазного плена, и вести его к свету — научным знаниям, делающим человека совершенно свободным и счастливым». Степанов привык говорить увлекательно и ядовито. Он был беспощаден и неразборчив в своих нападках на религию. Особенно ненавидел христианство и Самого Христа. Не раз он оскорблял язвительной бранью святой Лик бесконечно любящего Господа. Верующему христианину нестерпимо было слушать брань Степанова. Она претила и равнодушным слушателям: до того она была разнуздана и гадка.

В Климентьево он ехал впервые. Он знал, что этот посад населен исключительно старообрядцами и что учитель Уральцев мил им своей религиозностью. Атеизм не свил себе гнезда в старообрядческом посаде. Раньше проникали сюда семена неверия, но, не находя для себя подходящей почвы, быстро погибали. С того же времени, как принялся за учительство Онисим Васильевич Уральцев, никаких даже намеков на атеизм уже не было во всем огромном посаде.

Прибыл Степанов в Климентьево не один, а с целой свитой товарищей, привезших с собою всевозможнейшую школьную литературу и целыми тюками атеистическую литературу, которая, впрочем, и раньше уже присылалась по почте, и с которой учитель Уральцев довольно основательно ознакомил интересовавшееся население, дав ему нужное объяснение. Старообрядцы с большим любопытством ждали к себе Степанова. Любопытно было лично видеть этого богохульника, о котором они уже много слыхали. Любопытнее же всего было послушать его разговор о религии с Онисимом Васильевичем. Они знали, что Уральцев не стерпит его нападок на религию и даст ему горячий отпор. Они лишь опасались, как бы не угнали куда-нибудь их любимого учителя, как бы совсем не отправили его на тот свет. Они насчет этого предупреждали Онисима Васильевича. Тот спокойно отвечал: «Бог милостив. Он не выдаст — свинья не съест». Уральцев все же ждал всяких неприятностей и приготовился к ним.

Прибывшему контролеру учитель представил подробный отчет о всех школьных делах. Блестяще прошли опросы учеников. Согласно школьной программе, Степанов не мог спросить их хоть что-либо по вопросам религии[1]. Не было решительно никаких поводов придраться к Уральцеву. Сам учитель весьма понравился ему своей удивительной деловитостью, предусмотрительностью и необычайными познаниями. Он даже сначала подумал, что до него доходили неверные слухи об учителе, что он человек религиозный.