Социальные детерминанты личности

Возможно, детский опыт имеет решающее значение, как по­лагают Фрейд, Роджерс и Келли (а также такие теоретики, как Бандура и Скиннер). Фрейд утверждал, что особенности психосек­суального развития ребенка (злоупотребление или фрустрация на конкретной стадии развития) приведут к появлению конкретных личностных черт во взрослом возрасте, какими могут быть специ­фический паттерн используемых механизмов защиты, степень вы­раженности Эдипова конфликта, степень идентификации с роди­телем, а кроме того, эти особенности могут способствовать обре­тению определенного детского опыта. Тогда личностные черты, которые мы выделяем в зрелом возрасте по опросникам (таким, например, как личностный опросник Айзенка (Eysenck Personality Questionnaire (Revised)), могут просто отражать наблюдаемые в зре­лости последствия различных методов воспитания ребенка. Про­блема, конечно, состоит в том, что эти понятия трудно или не­возможно объективно оценить и вследствие этого так же трудно или невозможно оценить эту теорию. Попытки изучить основные психосексуальные личностные типы взрослых с помощью опрос­ников, подобных опроснику анальных интересов (Ai3), имели только ограниченный успех, а попытки связать личностные типы взрослых с критическими событиями в ходе детского психосексу­ального развития потерпели поражение. Возможно (но не обяза­тельно), это происходит из-за трудностей, связанных с получени­ем надежных, четких данных о том, каким образом конкретных детей отнимали от груди, приучали к горшку и т.д. (Kline, 1981).

Для Роджерса отношение личности к себе (включая идеаль­ный образ Я и т.д.) — степень самоактуализации, внутренней согласованности и конгруэнтности — имеет решающее значение. Если ребенок воспитывается в среде, где он ощущает, что безус­ловно любим своими родителями (когда плохое поведение сопро­вождается высказыванием типа: «Мне не нравится то, что ты только что сделал», а не высказыванием: «Я не люблю тебя»), тогда ре­бенок будет рассматривать себя как любимое существо и станет расти конгруэнтным и самоактуализирующимся. Поэтому, пред­ставляется вполне разумным стремление установить, подвержены ли сами главные личностные черты действию родительских атти-тюдов.

Большая часть доказательств, кажется, дает основания пола­гать, что подвержены. Например, Куперсмит (Coopersmith, 1967) обнаружил, что самооценка детей зависит от безусловного любя­щего принятия детей их родителями, от контроля, использующе­го вознаграждение в большей степени, чем наказание, и от четких указаний на то, какое поведение является приемлемым, а какое — нет. Таким образом, действительно становится ясным, что поведе­ние родителей оказывает воздействие на самооценку детей, и, поскольку обнаружена корреляция шкал, измеряющих самооцен­ку, с экстраверсией и нейротицизмом (Kline, 1993), вполне воз­можно, что эти два личностных фактора также подвержены воз­действию подобных социальных процессов.

Конечно, в этих аргументах есть изъян. Представьте себе, что самооценка имеет существенный генетический компонент. В этом случае представляется возможным, что дети родителей, имеющих высокую самооценку, став взрослыми, также будут иметь высо­кую самооценку, потому что эта черта передается генетически, а не потому, что родители, имеющие высокую самооценку, вели себя по отношению к своим детям определенным образом. С дру­гой стороны, если семейная среда определяет все (как допускает­ся Куперсмитом при интерпретации его данных), тогда социаль­ное объяснение полностью приемлемо. К сожалению, существует обширная критика фактически всех исследований, которые пыта­ются оценить вклад родительского поведения в развитие личности (или способностей). Чрезвычайно важно, чтобы в таких исследова­ниях была учтена возможность того, что некоторые другие пере­менные (например, гены) могут влиять как на поведение родите­лей, так и на возможное поведение и личность детей.

В теории Келли в значительно меньшей степени обсуждается, как и почему конкретный индивидуум формирует свой конкрет­ный набор конструктов и доходит до их истолкования именно та­ким образом. Мы знаем, что системы конструктов у детей стано­вятся с возрастом более сложными и дифференцированными (Honess, I979), однако как и почему дети формируют весьма раз­личные системы конструктов, кажется недостаточно понятным. Вместе с тем я удивился бы, если бы различие систем конструктов детей не было бы связано с разнообразием людей и событий, ко­торые оказывают воздействие на ребенка (стимулирующее окру­жение), и с осознанием постоянства поведения других (позволя­ющего тем самым делать полезные предсказания).

Социально-когнитивная теория Бандуры (например, Bandura, 1986) обсуждается обычно в курсах: Теория обучения, Психология развития или/и Социальная психология, и я полагал, что читатели могут испытать неудовольствие, встретившись с ней снова в этой книге. Тем, кто не знаком с этой теорией, расскажем, в чем состо­ят ее основы. Социально-когнитивная теория (более ранняя вер­сия которой была известна как «теория социального научения») особенно тесно связана с понятием «самоэффективность», т.е. с тем, насколько хорошо конкретный индивидуум чувствует, что может справиться с конкретной ситуацией. Это выглядит так, как будто (по контрасту с теорией Роджерса) человек в каждой ситу­ации имеет различные Я-концепции. На чувство самоэффективно­сти влияют предыдущий опыт, наблюдение за другими людьми, находящимися в подобных ситуациях, эмоции, например трево­га, и аргументы/убеждения других. Считается, что это чувство тес­но связано с поведением и личностью, поскольку оно определя­ет, какие виды активности человек склонен осуществлять и как много усилий он (или она) вкладывает в них. Некоторыми людьми самоэффективность может быть интерпретирована как «личность». Например, те, кто считают себя непривлекательными или надо­едливыми, могут ощущать низкую самоэффективность в таком социальном окружении, как вечеринки (особенно, если на пре­дыдущей вечеринке они наблюдали унижение других людей), мо­гут испытывать тревожные чувства или депрессию и им говорят, что они социально неуместны. По этой причине они могут обнару­жить склонность избегать вечеринок и, вероятно, проявят себя «интровертами» при заполнении соответствующих личностных оп­росников. Думается, что так же важны и две другие переменные, а

именно ожидание результата (например: «Если я пойду на вече­ринку, будет ли кто-нибудь со мной разговаривать?») и ценность результата (например: «Разве имеет для меня значение, если со мной никто не будет разговаривать?»). Люди сами ставят себе цели; удовлетворение этих поставленных самим себе целей рождает чув­ство удовольствия, но неудача в достижении их может привести к чувству вины и к депрессии.

Первое: проблема здесь заключается в том (еще раз обратимся к утверждению Бандуры), что ситуация (или, точнее, «восприни­маемая ситуация») играет решающую роль в определении пове­дения. Мне кажется, что это может придать всей теории характер «замкнутого круга», поскольку трудно определить «воспринимае­мую ситуацию» иначе, чем отмечая, как человек ведет себя в ней. Поэтому может существовать опасность сделать выводы о том, что некоторые ситуации воспринимаются как похожие, посколь­ку человек ощущает сходные уровни самоэффективности в каж­дой из них, и затем утверждать, что теория Бандуры получила подтверждение, поскольку сообщается, что сходные уровни са­моэффективности наблюдаются в одинаково воспринимаемых си­туациях. Второе: поскольку самоэффективность может быть оце­нена только с помощью интроспекции, теория должна допус­кать, что люди способны осознавать и объяснять, почему они ведут себя определенным образом в данной ситуации. Третье: про­блема состоит в том, что столь тесное привязывание воспринима­емой самоэффективности к ситуациям приводит к тому, что рас­сматриваемая теория становится теорией ситуаций, а не теорией личности. Из предыдущей главы мы узнали, что поведение в раз­ных ситуациях действительно является довольно постоянным, как и утверждали сторонники теории черт, такие, как Кэттелл и Ай-зенк (см., например: Block, 1977; Olweus, 1980; Conley, 1984), и что более ранние работы, представлявшие противоположную точку зрения, очень часто оказывались технически некорректными. Та­ким образом, возникает убедительное основание для модифика­ции теории: признание необходимости учитывать кросс-ситуатив­ное постоянство поведения («черт»), чтобы исследовать индиви­дуальные различия в поведении.

Задание для самопроверки 6.1

В чем заключается главная проблема любого эксперимента, который стремится определить воздействие воспитания на поведение? В част-

ности, используя обзоры, установите, будут ли определенные формы воспитания детей (например, безусловное принятие детей их роди­телями) вести к формированию определенных личностных черт {на­пример, высокой самооценки) в детстве или в более поздний период жизни?

Из очень короткого обсуждения ясно, что определение соци­альных влияний на личность — чрезвычайно сложная исследова­тельская задача. Причины этого следующие:

• Часто очень трудно собрать точную количественную инфор­мацию о типах социального взаимодействия, переживаемо­го детьми.

• Некоторые теории (например, теория Келли) никогда в дей­ствительности не пытались объяснить, каким образом раз­вивается личность. Утверждение, что это — социальный про­цесс, в большей степени является допущением, нежели про­веряемым предположением.

• Обнаруженная связь некоторых форм родительского поведе­ния с определенными личностными характеристиками по­томков сама по себе не позволяет сделать вывод о том, что родительское поведение является причиной возникновения личностных характеристик детей. Возможно, некоторые ге­нетически передаваемые личностные черты ребенка могут, в принципе, вести к возникновению определенных типов родительского поведения, но именно гены, а не варианты поведения родителей будут приводить к появлению у детей сходных черт. Какое из этих объяснений правильно, можно будет определить только с помощью экспериментов, обсуж­даемых в главе 9.

• Социально-когнитивная теория Бандуры способна доволь­но точно предсказать, как люди поведут себя в определен­ных ситуациях, но отнюдь не то, как они будут вести себя в большинстве ситуаций. Следовательно, это в большей сте­пени социально-психологическая теория, чем теория лич­ности, поскольку она не учитывает никаких стабильных кросс-ситуативных индивидуальных различий.

• Количественная оценка социальных влияний — чрезвычай­но сложный процесс. К числу тех влияний, которые могут оказывать наибольшее воздействие на личность, будут отно­ситься (предположительно) те, которые имеют место на

протяжении длительного периода, включая влияние роди­телей и других членов семьи, во всяком случае, у маленьких детей. К счастью, методы генетического анализа позволяют нам определить меру влияния «преобладающих особеннос­тей семьи» на личность без необходимости оценивать эти влияния в деталях. Если согласиться с тем, что родители, как правило, воспитывают своих детей приблизительно оди­наково (предположение, которое, как показывают исследо­вания, в определенной степени верно), тогда «преобладаю­щие особенности семьи» должны влиять на всех детей сход­ным образом, т.е. родительские методы воспитания детей должны действовать на всех детей приблизительно в одина­ковой степени. Таким образом, сравнивая сходство личнос­тей детей в одной семье и между семьями (после коррек­ции прямых генетических влияний), можно выяснить, ока­зывает ли семейная среда большое влияние на развитие личности ребенка в детстве и впоследствии. Если это влия­ние невелико, можно 'сделать вывод, что дети растут вне зависимости от способов родительского воспитания, а не благодаря им.

Однако получить количественную оценку воздействия соци­альных переменных можно и погдругому: пытаясь определить сте­пень, с которой биологические переменные могут объяснять инди­видуальные различия в личности, и соглашаясь с тем, что осталь­ная часть приходится на долю социальных факторов различного типа.

Биологические основы личности. Теория

Биологический подход предполагает, что нервные системы людей не одинаковы, в строении и функциях нервной системы возможны индивидуальные различия, и этим можно объяснить появление индивидуальных черт. Это значит, что любые варианты поведения, которые варьируют совместно (и факторным анали­зом идентифицируются как черты), являются такими, какие они есть, потому что все они находятся под влиянием некой мозговой структуры (структур). Полезным аспектом такого подхода являет­ся то, что его представления гораздо легче подвергнуть эмпири­ческой проверке, нежели социальные теории. Имея современные

психофизиологические методы, включая такие экзотические, как позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) и ядерно-магнит­ный резонанс (ЯМР), значительно легче проверить, действительно ли личностные различия связаны с индивидуальными различия­ми в структуре и функциях нервной системы, чем пытаться ана­лизировать социальные взаимодействия, которые имели место за

годы до того.

Конечно, при этом возникает вопрос: как и почему появились индивидуальные различия в структуре и функциях самой нервной системы? Нет ничего невозможного в том, что на развитие не­рвной системы могут влиять такие факторы, при которых со­циальные влияния будут действовать на личность через посред­ство нейрональных механизмов. Однако большинство сторонни­ков биологического подхода непосредственно к этой проблеме не обращаются.

Задание для самопроверки 6.2

То, что я здесь обрисовал, представляет довольно «редукционистс­кий» взгляд на личность, т.е. такой взгляд, который у части читателей может вызвать чувство дискомфорта. Какие возражения существуют против того, чтобы искать истоки личности в физиологии и биохимии нервной системы?

Ганс Айзенк (Eysenck, 1967) выдвинул общую биологичес­кую теорию, объясняющую происхождение экстраверсии и ней-ротицизма, а'совместно с М. Айзенком (Eysenck, Eysenck, 1985) подвел итоги большинства эмпирических исследований, которые последовали за публикацией этой теории. Грей (Gray, 1982) и Закерман (Zuckerman, 1991) предложили свои собственные, ба­зирующиеся на личностных системах теории, которые довольно сильно отличаются от теории Айзенка, поэтому для краткости изложения они не будут обсуждаться детально.

Наиболее очевидная исходная позиция для любой биологичес­кой теории личности — изучение воздействия на личностные ха­рактеристики мозговых травм и повреждений мозга (последнее — безобидный термин, означающий практику разрушения связей меж­ду определенными мозговыми структурами, нередко имевшую место в 1950—1960-е гг. при лечении депрессии и т.д.). Биологичес­кая теория Айзенка своим появлением в значительной степени обязана этому направлению в клинической литературе.

Биологическая основа нейротицизма

Айзенк рассматривал нейротицизм как фактор «эмоциональ­ности»: индивидуумы, имеющие высокие оценки этой черты, бу­дут склонны выдавать крайние эмоциональные реакции (слезы, страх) на жизненные события, которые более стойких индивиду­умов, имеющих низкий уровень нейротицизма, могут оставлять эмоционально безразличными. Поэтому, если известно, что опре­деленная мозговая структура контролирует степень таких эмоцио­нальных реакций, можно предположить, что нейротицизм просто отражает индивидуальные различия в чувствительности нервной системы к внешним стимулам. Если использовать температуру как аналогию для оценки эмоционального содержания мысли, обра­зов восприятия или памяти, мы можем рассматривать нейротич-ных и эмоционально-стабильных индивидуумов как людей, тер­мостаты которых настроены на разные уровни. Для людей d высо­ким уровнем нейротицизма небольшого увеличения эмоциональной температуры достаточно, чтобы запустить термостат и выдать очень эмоциональный ответ. У стабильных индивидуумов эмоциональ­ная реакция активируется только в ответ на очень большое увели­чение эмоциональной температуры.

Лимбическая система — это система тесно связанных структур (включающая гиппокамп, гипоталамус, миндалину, цингулярную извилину и перегородку), расположенных в направлении основа­ния мозга. Айзенк иногда пользуется термином висцеральный мозг. Давно было известно, что последний вовлекается в инициацию эмоциональной активности. Он воздействует на симпатический отдел автономной нервной системы, который известен как механизм ре­акции «борьбы или бегства», поскольку его активация может рас­сматриваться как подготовка организма к одному из этих видов поведения. Активация симпатической нервной системы приводит к усилению частоты сердечных сокращений, увеличению частоты дыхания, усилению притока крови к мышцам, возрастанию пото­отделения и к уменьшению кровоснабжения кишечника и некото­рых других органов, которые не включаются в обеспечение сроч­ной физической активности. Наряду с этим переживаются отрица­тельные эмоции — страх, тревога или гнев.

Понятия тревоги и нейротицизма тесно связаны, поскольку тревога рассматривается как сочетание нейротицизма и экстра­версии низких уровней (Eysenck, 1973; Eysenck, Eysenck, 1985). Однако в обсуждении, которое последует ниже, я буду использо-

вать термины «тревога» и «нейротицизм» как взаимозаменяемые, поскольку они коррелируют между собой на уровне приблизительно 0,7 (Eysenck, Eysenck, 1985). Мы знаем, что тревогу можно оце­нить с помощью опросников, а активность автономной нервной системы — с помощью целого ряда методов. Они включают мето­дику измерения кожно-гальванической реакции (КГР) — сопро­тивления кожи на участке тела, хорошо снабженном потовыми железами. Резкое усиление потоотделения, возникающее при по­вышении активности автономной нервной системы, ведет к умень­шению электрического сопротивления, которое может быть изме­рено. Это дает прямую возможность проверить теорию, поскольку люди, имеющие высокий уровень тревожности, должны продуци­ровать более эмоциональные физиологические ответы на умерен­но стрессогенные стимулы (например, на неприятные картины), нежели индивидуумы, имеющие низкие уровни тревоги. Теория тревожности, разработанная Греем (Gray, 1982) (которая базиру­ется в большей степени на экспериментах с крысами, а не с людь­ми), предполагает участие определенных компонентов лимбичес-кой системы в совокупности с фронтальными долями коры и их связями со стволом мозга.

Биологические основы экстраверсии

Теория экстраверсии, разработанная Айзенком, включает в качестве физиологического детерминатора этой черты другую струк­туру в основании мозга, известную как «восходящая ретикулярная активирующая система» (ВРАС). Эта структура с путающим назва­нием просто контролирует уровень электрической активности в коре мозга, являясь своего рода «переключателем с реостатом», регулирующим этот уровень. Для полноты следует также упомя­нуть, что существуют нервные волокна, соединяющие ВРАС и лим-бическую систему, т.е. эти две системы неврологически не незави­симы. Возможно, вследствие этого большинство исследователей обнаруживают корреляцию (около —0,3) между шкалами экстра­версии и нейротицизма в личностном опроснике Айзенка (EPQ). Айзенк предполагает, что:

• ВРАС у интровертов и экстравертов обеспечивает разные уров­ни активации, в результате электрическая активность («ак-тивированность») кортикальных структур интровертов обыч­но существенно выше, чем экстравертов;

• кортикальная активация умеренного уровня переживается как состояние удовольствия, в то время как кортикальная акти­вация очень высокого или очень низкого уровня пережива­ется как неприятное состояние.

Конечно, и другие факторы, кроме ВРАС, могут вызывать ак­тивацию мозга; наиболее очевидный из них — сенсорная стимуля­ция. Просматривание меняющихся образов, прослушивание музы­ки и (особенно) разговоры с людьми — все это может вести к повышению кортикальной электрической активности. Айзенк ут­верждает, что в спокойных условиях (например, при работе в биб­лиотеке) экстраверты, у которых в норме структуры коры не очень высокоактивированы, могут испытывать неприятные ощущения, поскольку их кортикальная активация оказывается значительно ниже того уровня, при котором переживается чувство удоволь­ствия. Поэтому они стараются работать, разговаривая с другими, слушая музыку в наушниках, делая частые перерывы для кофе, и вообще ведут себя так, что гарантированно раздражают интровер­тов. Поскольку интроверты естественным образом высокоактиви­рованы, любое дальнейшее повышение уровня активации им от­четливо неприятно. Другими словами, экстраверты нуждаются в постоянном средовом «шуме», чтобы довести уровень возбужде­ния коры мозга до состояния, приносящего удовольствие. В то же время интроверты такой потребности не испытывают и действи­тельно будут считать подобную стимуляцию сверхвозбуждающей и потому неприятной.

Было установлено, что препараты, повышающие или понижа­ющие уровень активации коры, оказывают также влияние на ско­рость выработки условных реакций у животных. Это послужило основанием для нового дополнения к теории. Айзенк утверждает, что у интровертов за счет более высокого уровня активации коры обусловливание должно проходить с большей легкостью, чем у экстравертов. Он рассматривает невротические симптомы как ус­ловные эмоциональные реакции. Конечно, последнее естествен­ным образом предполагает, что поведенческая терапия — это луч­ший метод для устранения таких симптомов. Например, если чело­век, показавший высокий балл по шкале нейротицизма, имел несколько случаев неудачного эмоционального опыта при опреде­ленных обстоятельствах (например, обдумывая экзаменационную работу и не зная ни одного ответа), он должен с большей вероят­ностью, чем экстраверт, испытывать нарастающие чувства страха,

депрессии или тревоги при входе в комнату или же обнаруживать избегающее поведение.

Такова теория экстраверсии, разработанная Айзенком, и она тоже эмпирически проверяема. Измерение электрической актив­ности ВРАС, по общему признанию, затруднительно (из-за ее расположения), но оценка электрической активности коры мозга проводится относительно просто, так же как и оценка легкости, с которой осуществляется классическое и оперантное обусловлива­ние. Применение других методов также возможно, что и будет про­демонстрировано в следующих разделах.

Биологические основы психотицизма

Психотицизм значительно менее изучен, и некоторые иссле­дователи (включая теоретиков пятифакторной модели) (см. также Zuckerman, 1991, 1994) предлагали альтернативы фактору психо­тицизма. Айзенк подчеркивал, что уровни психотицизма намного выше у мужчин, чем у женщин, и что среди преступников и ши­зофреников (и те и другие склонны иметь высокие баллы по этой шкале) большинство составляют мужчины. Поэтому он предполо­жил (Eysenck, Eysensk, 1985), что психотицизм связан с уровнем мужских гормонов, таких, как андрогены, и, может быть, с дру­гими химическими факторами — серотонином и некоторыми ан­тигенами. Подчеркнем еще раз, что эта теория (хотя и рудимен­тарная) явно проверяема.

Задание для самопроверки 6.3

Как можно проверить, верна ли теория психотицизма, разработанная Айзенком?

Проблемы, возникающие в связи с биологическими теориями

Итак, Айзенк предположил, что три главных параметра лич­ности могут быть прямо связаны с биологическими и гормональ­ными особенностями организма. Мы можем обнаруживать опреде­ленные паттерны личности, потому что нервная система работает У всех немного по-разному, и именно эти индивидуальные разли­чия извлекаются с помощью факторного анализа и интерпретиру­ются как черты личности. Было бы заманчиво утверждать, что

некоторые люди экстравертированны только из-за уровня актива­ции, который их ВРАС обеспечивает коре их мозга, и что вообще нет необходимости рассматривать какие-либо объяснения, связан­ные с действием среды. Однако даже если будет установлено, что индивидуальные различия в кортикальной активности полностью объясняют индивидуальные различия в экстраверсии, это влечет за собой следующие вопросы: почему у одного человека ВРАС ра­ботает на уровне, весьма отличающемся от уровня другого челове­ка? Могут ли жизненные события оказывать влияния на это? Имен­но здесь особенно полезны генетические исследования (обсуждае­мые в главе 9), поскольку они могут оценить относительную важность биологических и средовых детерминант личности в лю­бом возрасте.

Теории Айзенка недостаточно глубоко обоснованы, а наше понимание строения и функций мозга значительно изменилось с 1967 г., когда была опубликована его книга. Кроме того, его тео­рии оказались не способны принять в расчет другие важные явле­ния, в частности латерализацию функций. Закерман (Zuckerman, 1991) приводит большой объем доказательств, полученных при изучении пациентов, имеющих повреждения мозга, согласно ко­торым изменения личности, возникающие после повреждения коры, зависят от того, левое или правое полушарие оказалось по­раженным. Однако теория экстраверсии, разработанная Айзенком, не проводит различия между левым и правым полушариями. Еще больше озабоченности вызывает понятие автономной активации, поскольку эмпирические доказательства дают основания полагать, что активация в автономной нервной системе совсем не такое про­стое явление, как думалось раньше. Особенно важно то, что у раз­ных индивидуумов активация автономной нервной системы выра­жается по-разному. Например, при испуге одни люди могут боль­ше потеть, у других усиливается мышечная активность (судорожное подергивание или дрожание), у некоторых будет наблюдаться зна­чительное повышение частоты сердечных сокращений или расши­рение зрачка. Однако лишь немногие индивидуумы обнаруживают все перечисленные реакции. Удивительным является тот факт, что хотя почти все невротизированные люди утверждают, что они чувствуют потеющие ладони, бурлящие животы, колотящиеся серд­ца и т.д., однако при наложении электродов просто не удается наблюдать все эти симптомы одновременно. Психофизиологичес­кие показатели не образуют один фактор. Некоторые причины этого

явления обсуждались Лейси (Lacey, Lacey, 1970) и Пеннебейке-ром (Penpebaker, 1982).

Тем не менее огромное преимущество биологических теорий состоит в том, что они четко проверяемы, т.е. можно показать, что они неверны. Последнее обстоятельство демонстрирует абсо­лютный контраст с очень многими (есть соблазн сказать «с боль­шинством») механизмами, предлагаемыми другими теоретиками. Такие понятия, как самоактуализация, Яд-процессы, механизмы защиты, самоконгруэнтность и т.д., очень трудно определить и оценить; они принадлежат к моделям, которые настолько слож­ны, что их невозможно легко проверить. Простота модели, пред­ложенной Айзенком, вероятно, означает, что она не сможет в пол­ном объеме объяснить происхождение личности, однако всегда, ко­нечно, следует отдавать предпочтение более простой, но эмпирически проверяемой модели, а не более сложной, некор­ректность которой доказать невозможно.

Биологические основы личности. Э мпирические результаты

Поскольку со времени публикации книги Айзенка в 1967 г. появились проблемы, связанные с целостной концепцией актива­ции в автономной нервной системе, в этом разделе мы изучим только некоторые доказательства, касающиеся биологической ос­новы экстраверсии.

Г. Айзенк и М. Айзенк (Eysensk, Eysensk,!985) рассматривают ряд гипотез, которые естественным образом вытекают из корти-кально-активационной теории экстраверсии, а также обсуждают основные факты, полученные в исследованиях; этот раздел напи­сан в значительной степени по их материалам.

Если экстраверсия имеет биологические основы, логично пред­положить, что индивидуальные различия соответствующих мозго­вых структур могут передаваться генетическим путем. Следователь­но, генетические исследования экстраверсии могут быть очень полезны для проверки общей идеи о том, что экстраверсия может иметь биологический базис. Это не означает, конечно, что таким путем можно проверить гипотезу специфической активации, опи­санную выше. Однако если можно было бы доказать, что экстра­версия полностью детерминируется способом воспитания детей,

ее связь с индивидуальными различиями в нейрологии казалась бы менее вероятной, чем в том случае, если бы в ней обнаружи­лась сильная генетическая компонента. В полном объеме этот воп­рос довольно глубоко обсуждается в главе 9, которая приводит к заключению: есть доказательства того, что индивидуальные раз­личия в экстраверсии имеют существенную генетическую состав­ляющую.

Экстраверсия и электроэнцефалограмма (ЭЭГ)

По сравнению с экстравертами, интроверты с их более высо­кими уровнями активации, предположительно, должны обнару­жить:

• более высокий уровень фоновой кортикальной активации;

• более интенсивные реакции на новые стимулы.

Электроэнцефалограмма (ЭЭГ) — это метод регистрации элек­трической активности мозга с помощью металлических электро­дов, которые прикрепляются к поверхности скальпа в тщательно стандартизованных позициях, и измерения разности потенциалов между каждым электродом и нейтральной точкой (например, на мочке уха). Электрические сигналы распространяются внутри го­ловы довольно сложными путями, но с помощью этого метода можно измерить электрическую активность в нескольких основ­ных мозговых областях, и, к счастью, кора мозга — одна из таких областей (поскольку она расположена прямо под черепом). ЭЭГ обычно представляет собой графическое изображение изменения во времени разности потенциалов и часто анализируется (с помо­щью математического метода, известного как «преобразование Фу­рье»), чтобы определить, в частности, имеются ли в электричес­кой активности регулярные периодические колебания и, если име­ются, какова их частота.

Например, на рис. 6.1 представлена регулярная низкоампли­тудная, высокочастотная электрическая активность. «Низкая амп­литуда» означает, что изменения напряжения от пика до пика, изображенные в виде кривой, довольно малы и находятся в диа­пазоне от 25 до 100 микровольт (миллионные доли вольта). «Высо­кая частота» означает, что напряжение изменяет свое направле­ние довольно часто. Низкоамплитудные мозговые волны, которые изменяют свое направление с частотой в диапазоне 8—13 колеба-

Рис.6.1. Две записи ЭЭГ:

а) высокочастотная, низкоамплитудная ЭЭГ, указывающая на возбуждение; 6) низкочастотная, высокоамплитудная ЭЭГ, указывающая на релаксацию.

ний в секунду, известны как альфа-активность. Альфа-активность обычно обнаруживается, когда люди находятся в состоянии ак­тивного бодрствования, поэтому простейшая проверка гипотезы кортикальной активации, выдвинутой Айзенком, будет просто включать оценку степени кортикальной активации людей (по по­казателям ЭЭГ) и корреляцию этих показателей с баллами, полу­ченными ими по шкале экстраверсии из личностного опросника Айзенка (EPQ(R)).

Тони Гейл (Gale, 1983), проанализировав литературу, обнару­жил, что в 22 из 38 исследований у интровертов констатируется большая активированность, чем у экстравертов, обеспечив этим выводом поддержку теории Айзенка. Однако эффект иногда труд­но выделить даже в исключительно хорошо контролируемых ис­следованиях, использующих современное оборудование (см., на­пример: Matthews, Amelang, 1993). Удается ли его обнаружить, за­висит также от того, насколько активирующей является ситуация (условия, вызывающие умеренную активацию, представляются

наилучшими). Оказывается также, что переменная, которая влия­ет на ЭЭГ, — это не экстраверсия как целостная характеристика, а импульсивность, являющаяся, по теории Айзенка, одним из ком­понентов экстраверсии (O'Gorman, Lloyd, 1987). Мой собствен­ный взгляд на эти факты таков: они имеют характер скорее пред­положительный, чем окончательный. Еще 10 лет назад можно было утверждать, что технические проблемы, связанные с измерением параметров ЭЭГ, могли бы объяснить непостоянство результатов, но нельзя же использовать это оправдание вечно!

Картина в некоторой степени проясняется, когда регистриру­ются изменения ЭЭГ, вызванные стимуляцией. Представьте себе, что мы наложили несколько электродов на голову испытуемого, посадили его в кресло, регистрировали ЭЭГ и затем включили какой-то звук. На ЭЭГ появились характерные признаки нейро-нальной активности, когда испытуемый услышал звук и стал ин­тересоваться, что он означает, и т.д. — это «ориентировочный реф­лекс». Если бы мы включили тот же самый звук снова несколькими секундами позже, психофизиологическая реакция была бы несколь­ко меньше. Если бы мы продолжали включать звук через нерегу­лярные интервалы, в конце концов он вообще перестал бы вызы­вать ответную реакцию. Скорость, с которой испытуемый переста­ет обращать внимание на звук, известна как «скорость угашения ориентировочного рефлекса». Интровертам, как оказалось, для угашения ориентировочного рефлекса требуется больше времени, чем экстравертам (Eysenck, Eysensk, 1985), что подтверждает тео­рию Айзенка. Однако интенсивность стимула (громкость звука) и, что удивительно, его высота также, по-видимому, оказывают вли­яние на скорость угашения, что является неожиданным фактом.

ПЭТ-сканирование и экстраверсия

Легкий (но дорогой!) способ проверить, что происходит в моз­ге, — убрать электроды и изучить, насколько интенсивно протека­ют процессы метаболизма в каждом участке мозга. Сканирование по методу позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) позволя­ет исследовать это непосредственно. Оно включает введение ра­диоактивно помеченной глюкозы в вену и наблюдение за тем, ка­кая часть или части мозга в конечном счете используют ее. Будут ли кортикальные структуры интровертов в действительности по­треблять больше глюкозы, чем аналогичные структуры у экстра-

вертов? К сожалений, мы не знаем ответа, поскольку, кажется, лишь в одном исследовании была использована эта методика, но оно включало небольшую выборку тревожно-невротичных испы­туемых, а не нормальных индивидуумов (Haier etal., 1987). Иссле­дование объема кровоснабжения в различных участках мозга похо­жим методом (тоже с использованием радиоактивной метки) дей­ствительно обнаружило значимые корреляции в диапазоне от —0,21 до —0,41 между интенсивностью мозгового кровотока в несколь­ких областях коры мозга и экстраверсией (Mathew et ai, 1984). Этот факт подтверждает теорию Айзенка, но нуждается в оценке вос­производимости. Относительно недавно Эбмейер и его соавторы (Ebmeier et a!., 1994) провели подобное исследование и обнару­жили, что экстраверсия сопряжена не со значительным снижени­ем активности в коре, а с увеличением активности в цингулярной области — части мозга, которая связана с процессами внимания. Это открывает перспективы для разработки новой биологической теории экстраверсии, но также требует повторного исследования.

Классическое и оперантное обусловливание

Вы помните, что препараты, которые действуют на кортикаль­ную активацию, влияют и на скорость выработки у животных ус­ловных реакций. Поэтому, если экстраверсия связана с кортикаль­ной активацией, можно ожидать, что у людей более быстрое обус­ловливание будет связано с показателями экстраверсии. Главная проблема здесь состоит в том, что, как принято считать, когни­тивные факторы (например, знание схемы подкрепления, т.е. сути используемого режима подкрепления) усложняют выработку ус­ловных реакций, когда оценивается способность человека к обус­ловливанию; то же касается и определенных деталей процесса обус­ловливания (например, силы безусловного стимула).

Для человека наиболее часто используемая парадигма — это классическое обусловливание реакции мигания в ответ на звуко­вой тон. Следом за тоном в глаз направляют струю воздуха, кото­рая вызывает реакцию мигания. После нескольких таких парных предъявлений только одного тона будет достаточно, чтобы вызы­вать мигание, и число проб перед тем, как это будет достигнуто, является мерой, характеризующей способность человека к обус­ловливанию. Однако проблема состоит в том, что, когда скорость обусловливания измеряется у одних и тех же индивидуумов с ис-

пользованием разных экспериментальных схем, существенных кор­реляций между результатами, полученными в разных вариантах эксперимента, просто не обнаруживается. Таким образом, для людей, вероятно, не существует такого понятия, как общая «спо­собность к обусловливанию» (Eysenck, Eysenck, 1985). Если рас­сматривать только результаты, полученные при выработке услов­но-рефлекторного мигания, то несколько исследований действи­тельно обнаруживают постоянные отрицательные корреляции между экстраверсией и способностью к обусловливанию (Eysenck, Levey, 1972), но опять оказывается, что ключевым фактором здесь является скорее всего узкая характеристика — импульсивность (а не экстраверсия как целостная черта).

Седативные пороги

Один довольно грубый способ оценки активности коры мозга включает определение дозы седативных препаратов, требуемых для того, чтобы ввести индивидуума в бессознательное состояние (оце­нивается по ЭЭГ или по отсутствию реактивности на слова). По­скольку интроверты имеют более высокий уровень кортикальной активации, им могут потребоваться большие дозы препарата, что­бы войти в бессознательное состояние, чем экстравертам (хотя многие другие факторы могут также влиять на требуемую дозиров­ку). Это действительно так, но только если речь идет об умеренных или сильных невротиках (Claridge et al, 1981),

Задание для самопроверки 6.4

Почему важно обнаружить процессы, которые формируют личность?

Резюме

Эта глава была посвящена теориям, которые рассматривают лич­ность либо как социальный, либо как биологический феномен, и на этой стадии должно быть ясно, что ни один из взглядов не является единственно верным. В главе 9 будет показано, что основные лич­ностные факторы имеют существенный генетический компонент. Последнее дает основание предполагать, что признание чисто со­циальной обусловленности поведения вряд ли будет адекватным. Однако по мере углубления в психофизиологическую литературу

становится вместе с" тем ясно, что лишь несколько экспериментов дают недвусмысленные доказательства в поддержку предложен­ной Айзенком модели экстраверсии. Интенсивность стимула имеет досадное обыкновение путать результаты преимущественно из-за ее значимости для уровня активации, и, кроме того, импульсив­ность (один из компонентов экстраверсии) часто коррелирует с психофизиологическими показателями более значимо, чем сама экстраверсия. Однако тот факт, что в некоторых исследованиях все-таки обнаружены значимые корреляции, дает основание пола-гать, что существует какая-то скрытая истина в предположении, что экстраверсия связана с уровнем активации коры мозга, и, сле­довательно, теория нуждается в том, чтобы ее уточнили, а не от­ставили.

Может быть, этого и следует ожидать. Биологическая теория экст­раверсии, по сути, утверждает, что единственной детерминантой того, будет ли личность живой, соцйабельной, оптимистичной и импульсивной, является уровень электрической активности ВРАС, но, действительно, кажется весьма вероятным, что мириады дру­гих социальных, культурных, мотивационных, когнитивных и прочих переменных, которые трудно оценить, также будут оказывать вли­яние на поведение людей. Эти неконтролируемые переменные будут, конечно, снижать корреляции между психофизиологичес­кими показателями и экстраверсией. Таким образом, результаты, согласно которым тот факт, что некоторые показатели (такие, как особенности мозгового кровотока в коре) могут объяснить при­близительно одну седьмую часть межиндивидуальной вариативно­сти уровня экстраверсии, являются, возможно, настолько плодо­творными, насколько можно было ожидать в этих условиях. В данной области сегодня наблюдается мощная исследовательская активность и существует гораздо большее количество парадигм и эмпирических результатов, чем представлено в этой главе. Тем, кто желает глубже изучать эти проблемы, можно рекомендовать сле­дующие работы: Eysenck, 1994, 1997; Zuckerman, 1991; Barret, 1997.

Предложения по дополнительному чтению

Недостатка в хороших текстах и статьях, посвященных биологичес­ким основам личности, нет. Основная проблема состоит в том, что неко-

10*

торые из них рассматривают технические вопросы, а другие вникают в такие детали, что трудно получить представление об общей картине. Рабо­ты Айзенка (Eysenck, 1994, 1997), Баррета (Barret, 1997), Бейтса и Уочса (Bates, Wachs, 1994), Гейла и Айзенка (Gale, Eysenck, 1992) и специаль­ный выпуск Журнала человека (Journal of Personality, 1990, т. 58) вполне доступны. Гейл (Gale, 1980) касается более широкого спектра вопросов о концептуальных проблемах исследований мозга. Работа Закермана (Zuckerman, 1991) превосходна, хотя излишне детализирована. Некото­рые части монографии Ревелля (Revelle, 1995) также полезны.

Ответы на задания по самопроверке

6.1. В принципе не существует контрольной группы (или изощренно­го статистического анализа), которая позволила бы исключить вероятность того, что ребенок способен развиваться в значи­тельной степени одинаково, даже в совершенно разных семей­ных условиях, так как он может иметь определенный паттерн личности благодаря генетическому сходству со своими родите­лями. Гены могут влиять на родителей, побуждая их воспиты­вать ребенка определенным образом, но они могут также вли­ять на личность ребенка, поэтому может и не быть причинной взаимосвязи между родительским поведением и личностью ре­бенка. Единственный способ обойти эту проблему — осуществить такие исследования, используя метод приемных детей.

6.2. Несколько возражений против редукционизма может быть при­нято. Первое: возможно, неразумно обращаться к мозговым структурам, чтобы объяснить поведение, до тех пор, пока неиз­вестно, почему они сами развивались именно так, а не иначе. Не исключено, что жизненные события (например, практика вос­питания детей) могут влиять на формирование структур мозга. В этом случае «биологическая» теория личности может объяс­няться социальными процессами! Существует тенденция считать, что биология нервной системы фиксирование, неизменна и, та­ким образом, более фундаментальна, чем социальные теории, хотя доказательства в пользу этого не всегда ясны. Второе: эти теории совершенно явно не способны принимать в расчет важ­ность взаимодействия между личностными типами и определен­ными видами окружения. Представляется весьма вероятным, что некоторые жизненные события будут оказывать глубокое воз­действие на тех, кто биологически предрасположен реагировать определенным образом. Если это так, то любая попытка объяс­нить личность чисто биологическими или чисто социальными про­цессами будет явно несостоятельна- С другой стороны, может быть, целесообразно выяснить, насколько адекватно простые

модели (например, чисто социальные или чисто биологические) могут предугадать особенности личности перед началом реше­ния намного более сложной задачи — формирования моделей, которые базируются на интеракционизме.

6.3. Здесь существует несколько возможных подходов. Наиболее ре­альным представляется подход, который включал бы измерение уровня мужских гормонов и т.д. в выборке «нормальных» муж­чин-добровольцев и вычисление корреляций между уровнем этих химических факторов и баллами, полученными этими мужчина­ми по шкале психотицизма из опросника EPQ(R) (возможно так­же использование статистического метода «множественной рег­рессии», для того чтобы определить, какая доля вариативности оценок психотицизма может быть предсказана по уровням не­скольких таких химических факторов). Можно рассмотреть воз­можность (и этичность) проведения исследования, включающе­го биологическое вмешательство, при котором у части индиви­дуумов уровень таких гормонов увеличивается, в то время как контрольная группа будет получать плацебо. Межгрупповой и внутригрупповой анализ вариативности мог бы затем устано­вить, будет ли наблюдаться увеличение баллов по шкале психо­тицизма в экспериментальной группе. Однако этот план, веро­ятно, не выполним (даже если приемлем этически), потому что для его реализации, предположительно, потребуется период, ис­числяемый днями или неделями. Еще один подход может заклю­чаться в сравнении баллов, полученных по шкале психотицизма, и уровней гормонов у нормальных испытуемых, входящих в кон­трольную группу, и у склонных к насилию преступников. При этом ожидается, что испытуемые, имеющие более высокий уровень психотицизма, также должны иметь и более высокий уровень гормонов. Однако такой подход не позволит обнаружить сте­пень связи между гормонами и шкалой психотицизма в популя­ции в целом, и по этой причине лучшим может быть признан первый подход.

6.4. Объем книги не позволяет нам обсуждать эту проблему деталь­но, но в объяснении многих причин должна присутствовать оп­ределенная ясность. Во-первых, это даст нам возможность от­ветить на два критических замечания в адрес теорий личности, которые высказываются социальными психологами: 1} теории личности строятся по типу «замкнутого круга» (выводы о лично­сти делают на основе поведения, которое затем пытаются объяс­нить с помощью личностных черт), 2) личностные черты не явля­ются истинными свойствами индивидуума, а в большей степени представляют результаты стереотипных, атрибутивных склонно-

стей и т.д. Если бы можно было показать, что главные личност­ные черты связаны с индивидуальными особенностями совер­шенно разного типа (например, с паттернами электрической активности коры мозга), тогда было бы ясно, что личностные опросники измеряют более общие свойства организма. Не мо­гут же они в этом случае просто отражать атрибутивные склон­ности и т.д. Во-вторых, поиск причин позволит удовлетворить наше научное любопытство, желание понять, как и почему неко­торые индивидуумы начинают обнаруживать те или иные осо­бенности личности. Наконец, такая работа может иметь важные приложения. Например, если будет показано, что «негативная» личностная черта взрослого человека (например, нейротицизм или психотицизм) решающим образом зависит от определенно­го опыта, полученного в детском возрасте, общество вполне может выразить желание устроить так, чтобы всем детям уделя­лось на этой стадии развития специальное внимание.

 

СТРУКТУРА И ИЗМЕРЕНИЕ СПОСОБНОСТЕЙ

Общая картина

Изучение индивидуальных различий в способностях — одна из старейших и, разумеется, одна из наиболее важных в прикладном отношении областей психологии. Тесты, оценивающие индивиду­альные различия в умственных способностях, имеют большую прак­тическую значимость в психологии труда, промышленной психо­логии и психологии образования. Психология способностей — одно из четырех основных направлений изучения индивидуальных раз­личий (остальные три — исследования личности, настроения и мотивации). Задача данной главы — описать наиболее известные и широко признанные представления о природе и структуре челове­ческих способностей.

Главы, рекомендуемые для предварительного чтения

11, 14 и 15.

Введение

Говард Вайнер (Wainer, 1987) напоминает нам, что тестирова­ние способностей имеет длительную и богатую историю, прости­рающуюся на четыре тысячелетия в прошлое, когда китайцы ис­пользовали некий вариант проверки способностей при отборе людей на государственную службу. Он также отмечает, что даже в Библии встречается упоминание о судебной экспертизе способностей (Кни­га Судей, 12: 4—6). Этому вряд ли стоит удивляться, так как лишь некоторые из областей психологии оказались столь же практически полезными, как возможность измерять человеческие способно­сти. Точное определение того, кто из учеников сможет извлечь максимум возможного из усложненного курса обучения или кто из соискателей будет лучше всего работать, если его выберут (ди­агностика способностей предпочтительнее, чем отбор произволь­ный или сделанный на основе отнимающих много времени потен­циально ненадежных процедур типа интервью), обеспечивает существенные финансовые и личные преимущества. Тесты способ­ностей не менее пригодны при определении других видов возмож­ностей и проблем, например, при выявлении выдающегося музы­кального таланта или для облегчения диагностики дислексии и некоторых заболеваний мозга.

Вероятно, имеет смысл начать с попытки определить некото­рые понятия. Термин «умственная способность» используется с целью охарактеризовать успешность какого-либо человека в реше­нии некоторой задачи, имеющей значительный компонент, свя­занный с переработкой информации (т.е. задачи, которая требует обдумывания, содержательного суждения или умения), при усло­вии, что испытуемый пытается решить эту задачу как можно луч­ше. Например, сочинение рассказа или сонета, сложение чисел 143 и 228, изготовление чертежа здания, чтение географической карты, придумывание шутки и диагностика дефекта в компьюте­ре — это примеры реализации умственных способностей, если толь­ко оценка происходит в условиях, обеспечивающих высокую мо­тивацию испытуемых. Некоторые другие виды способностей (на­пример, подрезание куста роз, участие в соревнованиях по бегу) не требуют для своего исполнения такого большого числа когни­тивных умений, и поэтому их обычно не связывают с умственны­ми способностями.

К числу таких тестов не относятся также тесты достижений, они (как обсуждается в главе II) предназначены для того, чтобы оценить, насколько хорошо индивидуумы усваивают знания или навыки, которым их специально обучают. Например, тест достиже­ний в области географии может включать набор фактов и умений, которые ученики должны освоить, в частности подборку некото­рых разделов программы. Тесты способностей, напротив, в боль­шей степени оценивают мышление, чем запоминание, и использу­ют тестовые задания, с которыми индивид ранее не сталкивался. Таким образом, умственные способности следует оценивать у вы­сокомотивированного человека, которого просят приложить максимум усилий при выполнении ряда заданий, имеющих существен­ную когнитивную составляющую, причем подлинная природа за­даний незнакома испытуемому, но для их выполнения он имеет необходимые когнитивные навыки.

Таким образом, умственные способности представляют собой черты, которые отражают, насколько хорошо люди могут обраба­тывать информацию различных типов. Способности характеризу­ют когнитивные процессы и умения, и, поскольку одна из функ­ций системы образования — развивать некоторые из них (опери­рование числами, грамотность), трудно определить, что именно подразумевается под способностью, не принимая в расчет обра­зование индивидуума и его интересы. Индивидуальные различия в скорости решения дифференциальных уравнений могут рассмат­риваться как существенная способность у студентов, изучающих физику или технические науки, но отнюдь не у многих других. Итак, по-видимому, невозможно определить, что такое спо­собности, вне зависимости от культурного и образовательного

По этой причине принято рассматривать только те умственные способности, в отношении которых признается, что каждый мо­жет приобрести их как часть базового образования, или те, кото­рые вообще не связаны с формальным обучением. Так, умение решать замысловатые кроссворды, уклоняться от уплаты налогов, придумывать новое применение предметам, собирать головолом­ки или решать простые арифметические задачи следовало бы рас­сматривать как проявление умственных способностей. Те же способности, которые отражают специализированные знания или обучение, или те, которые являются некогнитивными по своей сути, следовало бы исключить из перечня. Тогда умение оживить скучную вечеринку, разбираться в грибах, быстро бегать, играть на ситаре, выращивать высокоурожайный лук, перечислять глав­ные города штатов США не следовало бы рассматривать как ум­ственные способности применительно к популяции в целом.

Сколько же видов способностей вообще существует? В конце концов количество «задач, в которых существенное значение име­ет когнитивная составляющая, подлинная природа которой неиз­вестна» (это наше предполагаемое определение умственной спо­собности), потенциально безгранично. В действительности оно по­чти не определяемо. Последнее означает, что на практике было бы невозможно когда-либо полностью охарактеризовать способности человека, просто пытаясь их все измерить.

Альтернатива заключается в том, чтобы исследовать корреля­ции между умственными способностями, используя факторный анализ. Он может показать, что существует некоторое пересечение между всеми вариантами заданий, измеряющих умственные спо­собности, и', если повезет, он может сократить число отдельных способностей до вполне приемлемого уровня. В целом, так же как и при изучении психологии личности, психометрические иссле­дования умственных способностей стремятся достичь двух целей:

• установить базисную структуру способностей и

• при условии консенсуса по поводу количества и сущности главных способностей попытаться понять природу лежащих в их основе социальных, биологических, когнитивных и дру­гих процессов, которые и служат основным источником про­исхождения индивидуальных различий.

Структура умственных способностей человека

Вы уже знакомы с рядом исследовательских приемов, кото­рые используются при изучении умственных способностей. Боль­шинство ведущих специалистов согласны с тем, что факторный анализ корреляций между заданиями в тестах способностей мо­жет выявить базовую структуру способностей. Следовательно, та же технология, с помощью которой были выявлены личностные характеристики — такие, как экстраверсия и нейротицизм, дол­жна обнаружить структуру способностей. По существу это означа­ет, что, если мы измерим индивидуальную результативность в достаточно широком круге заданий, которые с очевидностью тре­буют умственного напряжения для их правильного решения, а затем подсчитаем корреляции между баллами, полученными по этим заданиям, и подвергнем матрицу корреляций факторному анализу, выявленные таким путем факторы будут представлять основные виды способностей.

Задание для самопроверки 7.1

Немного подумайте и набросайте список максимально большого чис­ла способностей. Отнеситесь к заданию творчески.

Какие способности мы должны анализировать?

При изучении личности Кэттелл использовал понятие «лич­ностная сфера», пытаясь обеспечить этим включение всех возмож­ных дескрипторов поведения, которые так или иначе ставят своей целью описание основных личностных черт, в факторный анализ. Подобный подход нельзя реализовать при изучении способностей главным образом потому, что, по общему признанию, словарь может и не включать достаточно точные дескрипторы той или иной способности. Например, я могу полагать, что не существует широко используемого слова для характеристики способности решать анаграммы, чисто петь или демонстрировать феноменаль­ную память. (Фразы в данном случае не могут помочь, поскольку их нельзя находить с помощью словаря.)

Последнее может создавать проблемы. В личностной сфере пси­хологам, стремящимся провести картирование целостного про­странства личности, предлагалась, по крайней мере, некоторая исходная позиция. Без подобных ориентиров трудно гарантиро­вать, что все возможные виды способностей будут учтены при попытках разработать тесты, охватывающие весь диапазон умствен­ных способностей. Сказанное может означать, что некоторые фак­торы умственных способностей просто не будут обнаружены. На­пример, если группе испытуемых не предъявляют среди прочих ни одного теста математических способностей, очевидно, что, когда индивидуальные ответы будут подвергнуты корреляцион­ному и факторному анализу, выявить какой бы то ни было вари­ант фактора математических способностей будет невозможно.

Карта измерения способностей, разработанная Кэттеллом

По этой причине Кэттелл (Cattell, 1971) попытался разрабо­тать систематику способностей, используя карту, демонстрирую­щую, какие типы способностей могут существовать с точки зре­ния логики. Упрощенная версия этой карты измерения способно­стей дана в табл. 7.1. В соответствии с ней способности состоят из трех главных компонентов.

Таблица 7.1

Краткая версия карты измерения способностей, предложенная Кэттеллом

Действие включает:

• прием информации;

• переработку и хранение;

• исполнение.

Содержание включает различные области:

• вербальную;

• социальную;

• механическую;

• знания;

• сенсорные модальности.

Процесс включает:

• комплексность связей;

• комплексность обработки;

• объем информации, который требуется запомнить;

• объем требуемого знания;

• объем информации, который требуется извлечь из памяти;

• гибкость/креативность в противоположность конвергенции;

• скорость;

• тонкую моторику.

Компонент действия определяет, какой аспект задания явля­ется «трудным» для индивида. Он может быть локализован на этапе приема информации. Это значит, что задание может требовать от исполнителя тонкого перцептивного различения. Например, ис­пытуемых могут просить подобрать попарно различные или край­не похожие оттенки цветов или воспринимать речевые сигналы, поступающие в одно ухо, одновременно игнорируя сигналы, по­ступающие в другое ухо. Однако подавляющее большинство тради­ционных тестов способностей, чтобы сделать задания более труд­ными, опирается на процессы внутренней переработки и хранения информации, т.е. на мышление. Это второй возможный аспект ком­понента «действие». Для выполнения некоторых заданий в первую очередь требуется наличие специальных навыков (например, точ­ное воспроизведение нот в мелодии, управление движущимся объектом на экране компьютера с помощью джойстика), следова­тельно, они подпадают под категорию исполнения. Два других ком­понента — «содержание» (тип материала, предъявляемого испытуемому, например, предложение решить в уме арифметическую задачу или анаграмму) и «процесс» (определяющий, какие имен­но психические процессы преимущественно вовлекаются в реше­ние данной проблемы).

Содержание заданий теста может варьировать в широком диа­пазоне: от проблем вербальных, математических или имеющих отношение к механике до социальных и моральных проблем; за­дания могут включать даже вопросы на восприятие высоты звука. Процессы, вовлекаемые в выполнение заданий, также могут быть чрезвычайно разнообразны. Поскольку крайне маловероятно, что большинство задач будет решаться при помощи только одного процесса, необходимо для каждой задачи определить степень уча­стия памяти, количество базисных знаний, требуемую скорость, установить отношения между объектами (например, «кошка так относится к котенку, как собака к???»)) а также оценить объем информации, который следует обработать (например, при рисо­вании фрески по сравнению с рисованием круга), чтобы спра­виться с заданием. В выполнение подобных заданий может во­влекаться огромное число процессов, но их список можно было бы составить на основе базисных представлений когнитивной пси­хологии.

Проблема, однако, состоит в том, что классификация тестов в рамках такой модели в целом неоднозначна. Как можно точно оп­ределить (без осуществления множества экспериментов), насколько тесно связаны между собой требования, предъявляемые задачей к процессам памяти, и скорость ее решения?

Задание для самопроверки 7.2

Попытайтесь, оперируя понятиями карты измерения способностей, разработанной Кэттеллом (табл. 7.1), провести классификацию каж­дого из следующих заданий:

а) пропеть ноту, которую сыграли на пианино;

б) опознать музыкальный фрагмент;

в) выучить роль в пьесе;

г) отгадать загадку;

д) придумать каламбур;

е) выполнить это задание (т.е. задание 7.2).

Эта карта может оказаться полезной, поскольку она напоми­нает нам о том, что большинство из выделенных к настоящему времени способностей требует главным образом включения «внутренней обработки информации», но мы знаем значительно меньше о способностях, включенных в такие компоненты карты Кэттелла, как прием информации и исполнение. Проблема воз­никает в связи с тем, что карта не имеет отчетливых логических оснований (если не считать перечень процессов в когнитивной психологии) и практически невозможно на основании простого ознакомления с заданием установить, какие именно процессы участвуют в его решении. Таким образом, можно сделать вывод, который будет, вероятно, наиболее правильным: не существует единственной, общепризнанной, стандартной методологии для выявления всех аспектов поведения, которые могут испытывать на себе влияние способностей.

Факторный анализ способностей

Есть существенные различия в том, каким образом обычно применяется факторный анализ при изучении личности и спо­собностей. Как это ни странно, но эти различия не нашли доста­точно отчетливого отражения в литературе. Они касаются того, какие именно показатели подвергаются факторному анализу. Вспомните, что в психологии личности ответы на отдельные воп­росы теста обычно прямо идут в факторный анализ. Таким обра­зом, если матрица корреляций между ответами в каком-то лич­ностном опроснике факторизуется, в результате должны выде­литься главные личностные факторы, которые соответствуют шкалам опросника.

В сфере способностей крайне редко можно обнаружить иссле­дование, в котором вычисляются и затем факторизуются корре­ляции между отдельными тестовыми заданиями. Вместо этого прак­тически во всех исследованиях факторному анализу подвергаются корреляции между субшкалами, состоящими из нескольких зада­ний, например, индивидуальные баллы по субшкалам (каждая включает примерно 20 заданий), измеряющим вербальное усвое­ние, понимание скрытого смысла поговорок и выполнение зада­ния «удалить лишнее слово» (некоторые примеры взяты из книги Терстоуна (Thurstone, 1938). В большинстве тестов способностей факторному анализу подвергаются корреляции между группами за­даний, а не между заданиями как таковыми. Но вопрос о том, по каким основаниям эти задания группируются вместе в исходной ситуации, может иметь весьма важные последствия для получае­мых в итоге результатов.

Представьте, себе, что исследователь хочет изучить структуру способности, которая будет включать умение производить ариф­метические действия. Он должен решить, что лучше: включить несколько разных, независимо хронометрируемых и оцениваемых субшкал, измеряющих арифметические способности (например, одну — для сложения, другую — для вычитания, третью — для умножения и т.д. — для деления, для заданий по геометрии, по алгебре, для многочленного умножения, многочленного деления, субшкалу по теории множеств и пр.), или, напротив, принять допущение, что все перечисленные умения тесно связаны, и под­считать общий балл по результатам выполнения всей совокупно­сти заданий, полагая, что он-то и представит надежную меру единственной способности. (С точки зрения большинства специа­листов в области психометрического изучения способностей, высокий уровень надежности шкалы отнюдь не гарантирует того, что все задания адресуются одному-единственному фактору. На­против, они могут характеризовать два или более коррелирующих между собой факторов.)

Во втором случае исследователь предполагает, что различные типы заданий, группируясь вместе, образуют некий фактор спо­собности, в то время как первый подход с помощью факторного анализа позволяет определить, так ли это в действительности.

Таким образом, фактор, получаемый при обработке корреля­ций между субшкалами, нередко оказывается таким же, как и балл по шкале, получаемый в том случае, когда все задания про­сто включаются в один и тот же тест. Другими словами, если мы профакторизуем корреляции между некоторым числом субтестов, вычислим индивидуальные баллы, полученные по этому факто­ру, и прокоррелируем эти факторные оценки с суммой баллов, полученных по всем субтестам, корреляция может оказаться очень высокой (вероятнее всего, выше 0,9). Это означает, что выделен­ный фактор практически идентичен простой сумме баллов по всем субтестам.

Особо следует подчеркнуть, что при факторизации субшкал можно в конечном счете получить факторы, отличные от тех фак­торов, которые получаются при факторизации корреляций между шкалами. Мы вернемся к анализу этих различий, когда будем изу­чать работы Спирмена и Терстона.

После принятия решения (весьма произвольного) относительно факторизации корреляции между шкалами или субшкалами оп­ределение базисной структуры способностей оказывается делом достаточно простым. Этому посвящены главы 14 и 15. Для опреде­ления базисной структуры способностей необходимо:

1) предъявить тесты большой репрезентативной группе ис­пытуемых;

2) свести воедино индивидуальные баллы, полученные по раз­личным шкалам или субшкалам;

3) прокоррелировать эти баллы между соб