Логическая природа и структура норм права и предписаний законодательства

Наибольший методологический интерес вызывает проблема формально-логического анализа норм права и предписаний законодательства. В процессе определения логической природы норм права сформировались следующие основные подходы. Одни авторы относят нормы права к категории суждений, аргументируя это тем, что норма права обладает всеми существенными признаками суждения. Данной точки зрения придерживаются В.К. Бабаев, В.М. Баранов, Н.И. Козюбра, В.В. Лазарев, Г.Т. Чернобель и другие авторы. Наиболее обстоятельно эту позицию обосновывает В.К. Бабаев. Сопоставив признаки суждения и нормы права, он приходит к выводу о том, что норма права обладает всеми признаками суждения, а именно: является абстракцией, отражающей и обобщающей объективную действительность; утверждает или отрицает что-либо о предметах или явлениях этой действительности; обладает той же логической структурой, что и суждение, которая имеет следующее символическое выражение: «S есть (не есть) Р», где S (субъект) - предмет, о котором идет речь, Р (предикат) - признак этого предмета, «есть (не есть)» - логическая связка, отражающая связь между предметом и его признаком. Таким образом, заключает В.К. Бабаев, каждая норма права является суждением. Свойство нормы права быть властным предписанием и фиксировать должное, не является, по мнению В.К. Бабаева, препятствием к тому, чтобы относить ее к категории суждений. Он утверждает, что норма права не сводится к побудительным предложениям, но включает также и описательные, что и делает возможным определять ее как суждение. Более того, В.К. Бабаев производит классификацию норм права на основании логических критериев классификации суждений: качества, количества, характера связи между отображаемыми предметами и их свойствами, модальности и состава предиката.

Некоторые авторы, разделяющие данную позицию, определяют норму права как «разновидность логического суждения, облекаемого в нормативную форму» или как «нормативное суждение». По мнению В.М. Баранова, «логически нормативно-должное возникает из сущего, которое определенным образом осведомляя, ориентируя правотворческий орган, детерминирует тот или иной модус долженствования». Иначе говоря, должное в норме права «рождается» из сущего, является новым этапом его развития и этот процесс находит свое логическое выражение в преобразовании суждений со связкой «есть» в суждения со связкой «должен». Анализируя логическую природу норм права как нормативных суждений, В.М. Баранов и Н.И. Козюбра отмечают также и особенности их языкового выражения. Согласно их утверждениям, языковые выражения текстов нормативных актов, в которых формулируются нормы права, обладают как прескриптивным (предписывающим.), так и дескриптивным (описывающим) значением. «Сведение содержания и роли юридической нормы только к прескриптивному значению, – указывает В.М. Баранов, – представляет собой обеднение ее творческой природы». Правовая норма всегда имеет определенное дескриптивное значение: она «описывает», чтобы иметь возможность «предписывать» и данное обстоятельство является существенным аргументом в пользу отнесения ее к логической категории суждений.

Другие авторы, определяя логическую природу норм права, относят их не к суждениям, а к логической категории норм, выражаемых в нормативных высказываниях и исследуемых особой, деонтической логикой. Данную позицию разделяют А. Герлох, М.И. Земляной, А.А. Ивин, В. Кнапп, А.Ф. Черданцев и другие авторы. Еще в российской дореволюционной юридической литературе Д.Д. Гримм, М.И. Капустин, Г.Ф. Шершеневич выступали против определения норм права как суждений, аргументируя это тем, что нормы права носят предписывающий характер, являются велениями. Наиболее последовательно данную точку зрения изложил Д.Д. Гримм. «Веление требует наступления чего-либо, суждение утверждает существование чего-либо. Веление допускает возможность того, что желательный результат не будет достигнут; суждение - исключает подобную возможность. Веление может быть исполнимым или неисполнимым, но оно не может быть верным или ложным. Наоборот, суждение может быть верным или ложным, но его нельзя назвать исполнимым или неисполнимым»[4]. Характеристику норм права как предписаний, выражающих должное, а не сущее, поддерживали также И.А. Ильин, В.Д. Катков, Н.М. Коркунов, П.Е. Михайлов и другие авторы. Однако в конце XIX - начале XX веков в формальной логике отсутствовало направление, предметом исследования которого являлись бы нормы и нормативные высказывания.

Впервые в советской логической литературе исследование норм права с позиции деонтической логики (логики норм) предпринял М.И. Земляной. Он указал, что норму права следует относить к логической категории норм, а не суждений, на том основании, что она обладает той же сущностью, что и логическая норма: предписывает определенное правило поведения, т.е. фиксирует то, что должно быть.

Проанализировав основную логическую классификацию норм, а именно: их деление на нормы-правила, нормы-предписания и нормы- директивы, М.И. Земляной отнес правовые нормы к группе норм- предписаний. В то же время он отметил, что отношение правовой нормы и нормы как категории логики не подчиняется отношению вид-род. Связано это с тем, что каждая правовая норма рассматривается как первичный элемент системы права со своими специфическими функциями, а норму в логическом смысле можно рассматривать обособленно, не связывая ее с другими нормами. М.И. Земляной предпринял также попытку выразить структуру нормы права через структуру логической нормы. Исходя из того, что логическая норма состоит из трех элементов: авторитета, адресата и способа действия, он заключил, что диспозиция правовой нормы представляет собой обычную логическую норму, гипотеза выражается либо

пропозициональным, либо нормативным выражением, а санкция – нормативным выражением, имеющим того же авторитета, но иного адресата. «Таким образом, – указывает М.И. Земляной, – если допустить трехэлементную правовую норму, то она состоит, по крайней мере, из двух обычных норм, имеющих общего авторитета, и двух разных адресатов. Но каждая из этих норм не может рассматриваться как самостоятельная правовая норма, ибо тогда она не выполняла бы регулирующей функции».

Наиболее обстоятельно отличие норм права от суждений и их принадлежность к деонтическим высказываниям в современной российской юридической литературе обосновывает А.Ф. Черданцев. Он указывает, что нормы права и суждения относятся к различным формам понимания человеком действительности и к разным видам отражения: нормы права являются формами общественного сознания и разновидностью нормативно-оценочного отражения, а суждения – формами мышления и видом логико-познавательного отражения действительности. Из этого вытекает и их содержательное различие. Норма права – это мысль о должном или дозволенном действии, а суждение – это форма мысли, в которой что-либо утверждается или отрицается относительно предметов и явлений, их свойств, связей и отношений. Из различия содержаний следует и различие их логических структур. Логическая структура суждения имеет следующее символическое выражение: «S есть (не есть) Р», а логическая структура нормы права выражается формулой: «S должно (дозволено) Р», где S обозначает субъекта в определенной ситуации, а Р – вид должного (запрещенного, дозволенного) поведения. Между нормами права и суждениями имеются также и классификационные различия. С одной стороны, никакая классификация норм права не совпадает с классификациями суждений. С другой, ни одна логическая классификация суждений не предусматривает такой разновидности, как нормативное суждение. А.Ф. Черданцев относит нормы права к разряду деонтических высказываний, которые формулируются прескриптивным (предписывающим) языком, благодаря которому они и выступают активным средством воздействия на сознание и поведение людей.

Верной представляется позиция авторов, относящих нормы права к логической категории норм, а не суждений. Логическая природа нормы права заключается в том, что она выражает волеизъявление, предписывающее определенное правило поведения, т.е. фиксирует то, что должно быть. Именно это обстоятельство характеризует ее как логическую норму и отличает от суждения, в котором что-либо утверждается или отрицается о предметах или явлениях объективной действительности, т.е. фиксируется то, что есть, а не то, что должно быть. Нормативность (долженствование) выражается в логических нормах, и нормах права в том числе, посредством деонтических модальностей, обозначаемых основным оператором М - «должно быть», и четырьмя специфическими операторами: О – «обязательно»; Р – «разрешено»; F – «запрещено»; R – «рекомендовано». Очевидно, что суждения не содержат деонтических модальностей, в связи с чем логически некорректными нам представляются утверждения авторов, определяющих логическую природу норм права в качестве «суждений, облекаемых в нормативную форму» или «нормативных суждений». В современной логике отсутствует понятие «нормативное суждение»: одно и то же высказывание может быть либо суждением, либо носить нормативный характер и выражать логическую норму.

Норма права имеет также отличную от суждений логическую структуру. Трехэлементная структура нормы права (гипотеза, диспозиция, санкция) обычно именуется логической, поскольку в большинстве случаев ее части содержатся в различных предписаниях нормативного акта (или актов) и она конструируется при помощи логических приемов, а двухэлементная структура – реальной. Представляется не совсем корректным именовать трехэлементную структуру нормы права логической, поскольку логическая структура нормы должна формироваться на основе аппарата и законов формальной логики, прежде всего – деонтической, предметом исследования которой являются нормы и нормативные высказывания.

Так, основоположник деонтической логики Георг Хенрик фон Вригт выделил шесть элементов логической структуры любой нормы: 1) характер предписания (разрешение, обязывание или запрет); 2) содержание (название деяния); 3) условия, в которых логически возможна реализация нормы; 4) авторитет (орган, установивший норму); 5) адресат, к которому обращена норма; 6) обстоятельства, с наступлением которых реализуется норма. Три первые элемента он считал основными и именовал ядром нормы. Санкцию и публикацию нормы Г.Х. фон Вригт не включал в число обязательных элементов нормы, хотя признавал их наличие в структуре некоторых норм- предписаний (все нормы он делил на нормы-правила, нормы-директивы и нормы-предписания), особенно норм права[5].

Заслуживающими внимания представляются попытки некоторых авторов разработать логическую структуру норм права исходя из структуры норм, определенной в деонтической логике. О.В. Берг, следуя определенной Г.Х. фон Вригтом структуре норм, выделил пять основных элементов в логической структуре нормы права: 1) гипотеза; 2) субъект, к которому применяется норма; 3) характер (вид правомочий, которыми наделяется субъект); 4) содержание (предписываемое деяние); 5) санкция. Как видно, О.В. Берг не включил в эту структуру авторитет нормы, т.к. счел его излишним, поскольку любая норма права является обязательной и ее авторитет имеет значение только при рассмотрении правовых коллизий. Он также заметил, что санкция является элементом только обязывающей и запрещающей, но не управомочивающей нормы.

Наиболее оптимальным представляется выделение в логической структуре нормы права следующих шести основных элементов: 1) характер предписания (разрешение, обязывание или запрет); 2) предписываемое деяние (действие или бездействие); 3) условия (обстоятельства) действия нормы (гипотеза); 4) авторитет (орган, установивший норму); 5) адресаты (субъекты права, к которым обращена норма); 6) санкция. В данной структуре учтены как элементы логической нормы (1, 2, 4, 5), так и традиционные элементы юридической нормы - гипотеза (3), диспозиция (1, 2), санкция (6). Трехэлементную структуру нормы права точнее именовать ее полной юридической структурой, а двухэлементную - неполной юридической структурой, или структурой нормативного предписания. Логическая структура нормы права может быть выражена следующим символическим выражением: А →(Мd (х, у, о)) ∧(d (х, у, о)) →0S (z, х)), где А - условие действия нормы (гипотеза); М – основной деонтический оператор «должно быть», вместо которого при формализации конкретных норм права подставляются необходимые специфические деонтические операторы; d - название действия; х, у - названия субъектов права; о - название объекта права; О – деонтический оператор «обязательно»; S- санкция; z - название органа, применяющего санкцию; логические связки: «→» - «если..., то...»; «∧» - «и»; «» - «отрицание»[6].

Все вышесказанное характеризует структуру типичных норм права, являющихся правилами поведения. Структура нетипичных, исходных юридических норм недостаточно полно исследована в юридической литературе. Некоторые авторы утверждают, что нетипичные правовые нормы не имеют структуры, поскольку не являются правилами поведения. Другие предпринимают попытки определить структуры отдельных видов нетипичных норм права. Так, В.К. Бабаев не дифференцирует структуры исходных юридических норм и определяет единую для всех структуру. Поскольку исходные юридические нормы устанавливают отправные начала правового регулирования посредством их словесного обозначения или указания на существенные признаки, В.К. Бабаев заключил, что совокупность таких признаков и образует их структуру. «Эти признаки правового понятия, явления, принципа, общественно-политической ситуации и выступают в качестве структурных элементов исходной юридической нормы. …Нет смысла поэтому искать в исходных (учредительных, отправных) нормах гипотезу, диспозицию или санкцию»[7]. Сложно согласиться с такой точкой зрения на структуру исходных (нетипичных) норм права, т.к. при данном подходе утрачивается сущность нормы – ее предписывающий характер. Перечисление родо-видовых признаков правовых явлений и процессов, принципов, указание целей и задач правового регулирования и т.д. не носит характера долженствования, ничего не предписывает субъектам права и ничем не отличается от простого описания.

Между тем структура нетипичных норм права содержит предписание, обязывающее субъектов права руководствоваться в своем правовом поведении определенными началами или определенным образом понимать правовые понятия. Юридическая структура таких исходных норм как нормы-начала, нормы-принципы и определительно-установочные нормы состоит из гипотезы, определяющей случаи, в которых необходимо руководстваться данными началами, и диспозиции обязывающего характера. Гипотезы данных норм, как правило, не выражаются текстуально, а конструируются логическим путем. В тех случаях, когда в этих нормах содержится указание на признаки правовых явлений, выступающих началами или принципами правового регулирования, возможно их включение в структуру диспозиции. Санкция в структуре этих норм отсутствует.

Особую структуру имеют дефинитивные нормы. Логическая структура явных дефиниций состоит из definienduma - определяемой части, и definiensa - определяющей части. Поскольку дефинитивные нормы также имеют предписывающий характер, то их юридическая структура состоит из гипотезы, определяющей случаи употребления данной дефиниции, и диспозиции, обязывающей всех субъектов права понимать правовое понятие, указанное в definiendumе так, как оно определено в definiensе нормы. Таким образом, в диспозиции дефинитивных норм необходимо выделять не только характер предписания (обязательно) и предписываемое действие (понимать), но также definiendum – определяемую часть, и definiens – определяющую часть. Логическая структура нетипичных норм права состоит из следующих элементов: 1) характер предписания (обязывание); 2) предписываемое деяние (руководствоваться определенным началом или понимать); 3) условия (обстоятельства) действия нормы (гипотеза); 4) авторитет (орган, установивший норму); 5) адресаты (субъекты права, к которым обращены нетипичные нормы). В логической структуре дефинитивных норм присутствуют также такие элементы как definiendum – определяемая часть, и definiens – определяющая. Согласно приведенным выше подходам к определению логической природы норм права решается и проблема возможности их логической оценки с позиции истинности. Авторы, рассматривающие норму права в качестве суждения, наделяют ее неотъемлемой характеристикой всякого суждения - быть объективно истинным либо объективно ложным. Основными аргументами, приводимыми данными авторами в обоснование возможности оценки норм права с позиции истинности, являются утверждения о том, что каждая норма права отражает объективную действительность и содержит юридические оценки регулируемых ею общественных отношений, которые – как отражение, так и оценки - и могут рассматриваться как адекватные либо неадекватные действительности, т.е. как истинные либо ложные.

Исследователи, относящие норму права к логической категории норм, а не суждений, отрицают возможность распространения на нее характеристики истинности. Основными аргументами, приводимыми в подтверждение невозможности оценки правовых норм с позиции истинности, являются следующие. Нормы права, в отличие от суждений, являются не логико-познавательной, а нормативно-оценочной формой отражения действительности. Нормативно-оценочное отражение опосредуется рядом разнообразных факторов: потребностями, интересами, целями определенных социальных групп; различного рода оценками регулируемых правом отношений и самих правовых средств; правосознанием, моралью, политикой и др. Логико-познавательное отражение действительности таких опосредующих звеньев не имеет. Таким образом, если суждения отображают действительность такой, какова она есть, то нормы права не являются ее прямым отражением. Их связь с действительностью намного сложнее: будучи обусловленными реальностью, нормы права в то же время направлены на ее изменение, на приведение ее в соответствие со своим содержанием. Данная специфика нормативно-оценочного отражения и определяет невозможность истинностной оценки норм права. Чешские ученые А. Герлох и В. Кнапп считают, что проблема истинностной оценки норм, и норм права в том числе, проистекает из смешения норм (нормативных выражений) и высказываний о них. Так, если высказывания о нормах могут характеризоваться как истинные либо ложные, то применение этой характеристики к самим нормам не имеет смысла[8].

Верными представляются позиция и аргументы тех авторов, которые отрицают возможность логической оценки норм права с позиций истинности, поскольку нормы права относятся к числу логических норм. Деонтическая логика, в отличие от традиционной логики высказываний, не является двузначной в смысле «истинность-ложность». Нормы права обладают иными характеристиками: эффективности, целесообразности, справедливости, своевременности и др., но не характеристикой истинности.

Правовые предписания законодательства, в отличие от норм права, имеют различную логическую природу и это различие обусловлено наличием либо отсутствием у них признака нормативности. Ненормативные правовые предписания, занимающие незначительный объем в содержании нормативного акта (преамбула), относятся к разряду суждений. Они обладают всеми характерными признаками суждений: являются формами мышления и разновидностью логико-познавательного отражения действительности; в них утверждается либо отрицается что-либо относительно предметов и явлений объективной действительности, их свойств и отношений. Логическая структура ненормативных правовых предписаний адекватна логической структуре суждений, которая выражается формулой «S есть (не есть) Р». Ненормативные предписания законодательства могут быть классифицированы по тем же логическим критериям, что и суждения: по качеству (утвердительные и отрицательные); количеству (единичные, частные, общие); составу предиката (простые и сложные); характеру связи между субъектом и предикатом (категорические, условные, разделительные) и др. Так же, как и суждения, они формулируются дескриптивным языком и получают в текстах нормативных актов адекватную грамматическую форму выражения - повествовательных предложений. Они обладают характеристикой истинности: могут оцениваться как адекватные (истинные) либо неадекватные (ложные) действительности.

Основное содержание нормативных правовых актов формулируется, как известно, в его нормативных предписаниях, которые имеют совершенно иную логическую природу. Так же, как и выражающиеся в них нормы права, они являются разновидностью нормативно-оценочного отражения действительности. Нормативные предписания законодательства относятся к категории деонтических модальных высказываний. Модальные высказывания, в отличие от суждений, которые только утверждают либо отрицают наличие определенных связей объективной действительности, являются оценками этих связей с той или иной точки зрения. Они образуются путем приписывания к ассерторическим высказываниям (суждениям) определенных модальных понятий, с помощью которых характеризуется установленная в этих высказываниях связь.

Нормативные предписания образуются посредством использования деонтических модальностей, что позволяет относить их к числу деонтических высказываний. Деонтические (нормативные) высказывания определяются современной логикой как выражения, в которых что-либо разрешается, запрещается или указывается на обязательность осуществления либо неосуществления определенного действия. Следует обозначить логическое отличие нормативных правовых предписаний от норм права. Нормы права, как было показано выше, относятся к категории логических норм, а нормативно-правовые предписания - к числу нормативных высказываний. Логические нормы и нормативные высказывания являются различными понятиями деонтической логики: нормативные высказывания выступают формой выражения логических норм. Таким образом, можно обозначить определенную параллель между выражением норм права в нормативных правовых актах посредством нормативных предписаний, с одной стороны, и выражением логических норм при помощи нормативных высказываний, с другой.

Деонтическая логика оперирует четырьмя объективными деонтическими модальностями (модусами), две из которых - «обязательно» и «запрещено» - являются ее сильными модальностями, а модальность «разрешено» - слабой. Объективные деонтические модальности имеют определенную специфику выражения в нормативных правовых предписаниях законодательства. В текстах нормативных актов они могут выражаться как эксплицитным (дословным), так и имплицитным способами. При эксплицитном способе выражения деонтические модальности представлены в нормативных предписаниях адекватными им языковыми формами (словами или словосочетаниями), что не вызывает особых сложностей при толковании. Следует лишь отметить, что при эксплицитном выражении одна и та же деонтическая модальность выражается различными языковыми знаками. К примеру, модальность «обязательно» может быть выражена в нормативных правовых предписаниях посредством следующих слов и словосочетаний: «обязан», «должно», «подлежит», «возложить», «подвергается», «подлежат обязательному», «возлагается обязанность», «имеют обязательную силу», «вменяется в обязанность», «не освобождает от обязанности» и т.д. Аналогичным разнообразием языковых форм текстуального выражения характеризуются и иные деонтические модальности.

При имплицитном способе выражения деонтические модальности не представлены в нормативных предписаниях дословно, но могут быть выведены из них посредством соответствующей интерпретации. Имплицитно деонтические модальности могут быть выражены как в нормативных предписаниях, имеющих грамматическую форму побудительных предложений, так и в нормативных предписаниях, имеющих форму повествовательных предложений. Имплицитное выражение деонтических модальностей в нормативных правовых предписаниях, имеющих форму побудительных предложений, означает, что в этих предписаниях эксплицитно выражается одна деонтическая модальность и имплицитно - другая. Такое выражение деонтических модальностей в нормативных предписаниях законодательства основано на свойстве их логической взаимосвязанности. Так, сильные деонтические модальности «обязательно» и «запрещено» могут взаимно переводиться друг в друга с помощью отрицания. Действует эквивалентность, символически выражаемая как: О (р) ↔F(р) и F(р) ↔O(р), которая означает, что обязывание определенного поведения р равно запрету поведения не - р, и наоборот. Эта эквивалентность позволяет в одном нормативном предписании устанавливать эксплицитно обязывание определенного поведения и имплицитно - запрет противоположного поведения, и наоборот. Например, предписание ГК ПМР гласит, что «продавец обязан передать покупателю товар свободным от любых прав третьих лиц, за исключением случая, когда покупатель согласился принять товар, обремененный правами третьих лиц». В данном предписании выражены: эксплицитное обязывание продавца передать покупателю товар свободным от любых прав третьих лиц, за исключением указанного случая, и имплицитный запрет продавцу передавать покупателю товар, обремененный правами третьих лиц, также за исключением случая, когда покупатель согласился принять товар, обремененный правами третьих лиц.

С сильными деонтическими модальностями логически связана слабая модальность «разрешено». С обязыванием разрешение связано импликацией: О(р) →Р(р), означающей, что обязывание определенного поведения р всегда влечет за собой разрешение этого поведения, т.е. все, что обязательно, тем самым и разрешено. Данная импликация позволяет в одном нормативном предписании эксплицитно выражать обязанность определенного поведения и имплицитно - его разрешение. Например, предписание ГК ПМР устанавливает, что «по договору аренды (имущественного найма) арендодатель (наймодатель) обязуется предоставить арендатору (нанимателю) имущество за плату во временное владение и пользование или во временное пользование». Это предписание содержит как эксплицитное обвязывание арендодателя предоставить арендатору имущество за плату во временное владение и пользование или во временное пользование, так и имплицитное разрешение арендодателю совершить указанное действие.

В праве действует также имплицитная связь модальности «разрешено» с модальностью «запрещено». Она заключается в том, что разрешение какому-либо субъекту права определенного поведения влечет за собой запрещение всем иным субъектам права поведения, которым нарушалось бы разрешенное поведение. К примеру, предписание Конституция ПМР устанавливает, что «граждане ПМР имеют право свободно передвигаться и выбирать место жительства в пределах Республики, покидать ее и беспрепятственно возвращаться обратно». В данном предписании эксплицитно выражено разрешение гражданам свободно передвигаться и выбирать место жительства в пределах ПМР, покидать ее и беспрепятственно возвращаться обратно, а имплицитно - запрет всем субъектам права нарушать указанные права граждан ПМР.

Более сложным для интерпретации является имплицитное выражение деонтических модальностей в нормативно-правовых предписаниях, имеющих форму повествовательных предложений. Сложность заключается в том, что грамматическая форма таких предписаний не адекватна их логической природе. Являясь нормативными высказываниями с деонтическими модальностями, эти предписания выражаются не прескриптивным языком в форме побудительных предложений, а дескриптивным языком в форме повествовательных предложений. Такую неадекватную их логической природе грамматическую форму выражения имеют практически все предписания охранительного характера, а также часть регулятивных предписаний. Подавляющее большинство нормативных предписаний, содержащихся в Конституции ПМР, Уголовном кодексе ПМР, Кодексе об административных правонарушениях ПМР, всех процессуальных кодексах и ряде иных нормативных актов ПМР, сформулировано именно дескриптивным языком в виде повествовательных, констатирующих, а не побудительных, нормативных предложений. Основной причиной неадекватного выражения нормативно- правовых предписаний в грамматических предложениях является стремление к законодательной экономии: краткому, компактному выражению содержания нормативного акта в его тексте. Предложения повествовательного характера чаще всего используются законодателем в тех случаях, когда необходимо в одном предписании выразить различные деонтические модальности, адресатами которых выступают различные субъекты права, и это не позволяют сделать охарактеризованные выше способы изложения деонтических модальностей. Например, предписание Уголовного кодекса ПМР: «Открытое похищение имущества (грабеж) – наказывается….». В этом предписании имплицитно выражены следующие деонтические модальности: запрет совершения грабежа, адресованный всем субъектам уголовного права; обязывание и разрешение суду наказывать лиц, совершивших грабеж, указанным в предписании способом; обвязывание преступника претерпевать меры наказания, определенные судом. Конечно, можно было бы сформулировать данное предписание в адекватной ему грамматической форме, т.е. эксплицитно выразить содержащиеся в нем деонтические модальности и их адресатов, однако это значительно увеличило бы его объем.

Помимо четырех объективных деонтических модальностей, деонтическая логика оперирует двумя основными субъективными модальностями: «обязанность», выражаемой оператором V, и «правомочие», выражаемой оператором S. В нормативных правовых предписаниях законодательства они тоже могут быть выражены либо эксплицитным, а чаще - имплицитным способом. Следует отметить, что между субъективной деонтической модальностью «обязанность» и объективной модальностью «обязательно» существует взаимосвязь. В праве она имеет форму эквивалентности: О(р) ↔V(р), означающей, что обязывание определенного поведения р влечет за собой обязанность субъекта, которому оно адресовано, и наоборот. Эквивалентной является и логическая связь между объективной деонтической модальностью «разрешено» и субъективной модальностью «правомочие», выражаемая формулой: Р(р) ↔S(р), и означающая, что разрешение определенного поведения р влечет за собой правомочие его адресата, и наоборот. Данные эквивалентности означают, что в тех нормативных предписаниях, в которых эксплицитно либо имплицитно выражены объективные деонтические модальности «обязательно» и «разрешено» также имплицитно выражены и субъективные деонтические модальности «обязанность» и «правомочие» соответственно, и наоборот.

Помимо приведенных объективных и субъективных деонтических модальностей, в нормативно-правовых предписаниях законодательства используются также и другие группы модальностей. В их числе может быть названо большинство модальностей, которыми оперируют современные модальные логики, а именно: аксиологические («хорошо», «безразлично», «плохо»); алетические («необходимо», «случайно», «возможно», «невозможно»); временные (абсолютные: «всегда», «только иногда», «никогда», а также сравнительные: «раньше», «одновременно», «позже») и др. Однако все они играют подчиненную роль по отношению к деонтическим модальностям. Использование указанных модальных понятий в нормативно-правовых предписаниях также вызывает сложности при толковании в случаях замены модальных терминов, обозначающих деонтические модальности, модальными терминами, обозначающими какие-либо иные модальности, и наоборот.

Нормативно-правовые предписания законодательства так же, как и нормы права, не подлежат логической оценке с позиции истинности. Являясь разновидностью нормативно-оценочной формы отражения и деонтическими (нормативными) высказываниями, они находятся вне категории истины, т.е. не могут быть оцениваемы как адекватные (истинные) либо неадекватные (ложные) действительности.

 

Литература, рекомендуемая к изучению

 

1. Античная демократия в свидетельствах современников / Сост. Л.П. Маринович, Г.А. Кошеленко. М., 1996.

2. Аннерс Э. История европейского права (любое издание).

3. Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования (любое издание).

4. Вернадский Г.В. История права. СПб, 1999.

5. Виноградов П.Г. История правоведения: курс для историков и юристов. М., 1911.

6. Громаков Б.С. История рабовладельческого государства и права (Афины и Спарта). М., 1986.

7. Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. СПб, 1995.

8. Исаев И.А. Платон: игровые элементы властвования // Государство и право. - 1993. - № 11. - С. 61-70.

9. История политических и правовых учений. Учебник. Под ред. О.Э. Лейста. - М.: Издательство Зерцало, 2000.

10. Надточаев А.С. Философия и наука в эпоху античности. М., 1990.

11. Нерсесянц В.С. Политические учения Древней Греции. М., 1979.

12. Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1998.

13. Рассел Б. История западной философии. Новосибирск, 1997.

14. Томсинов В.А. Юриспруденция в Древнем Риме (классический период) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11, Право. - 1995. - № 2.

15. Томсинов В.А. Юриспруденция в Древнем Риме (постклассический период) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11, Право. - 1995. - № 6.

ТЕМА 9.