Принцип слаженности в композиции целых

Изучающие музыку студенты обучаются правилам композиции, но фактически существует лишь один управляющий принцип в любой творческой деятельности — слаженность. Слаженность проявляется, как вверенный и квазиорганический ритм развёртывания продолжительного процесса образования или преобразования.

В последней главе своей превосходной работы «Дао физики», Фритьоф Капра говорит о недавно сформулированной интерпретации того, как человеческие существа воспринимают материю, согласно гипотезе «самосовершенствования», принадлежащей физику университета Беркли, Жоффрею Чю. Согласно философии самосовершенствования вселенная выглядит, как динамическая сеть взаимосвязанных событий. Ни одно из свойств любой части этой сети не является фундаментальным — все они вытекают из свойств других частей; и общая слаженность их совместных взаимосвязей определяет структуру всей сети». То есть «природа не может быть редуцирована до основных сущностей, таких как элементарные частицы или фундаментальные поля. Она должна быть понимаема в целом через её самослаженность».[49]

Несмотря на то, что здесь пока невозможно детально рассмотреть, как такая теория реальности может соотноситься с целостностью музыкального пространства и принципом взаимопроникновения слуховых вибраций в рамках холистического (основанного на диссонансной гармонии) резонанса, выводы такого взгляда обязательно повлияют на все сферы человеческой деятельности, включая музыку. Капра упоминает Джозефа Нидмана, исследовавшего основные понятия даосской философии Китая и цитирует, говоря: «Гармоническое сотрудничество всего живого возникает не вследствие законов верховной власти, внешней по-отношению к ним, но вследствие того факта, что они все являются частями иерархии целых, формирующей космический паттерн, и подчиняются внутреннему диктату своей собственной природы… Китайцы не имеют даже слова, соответствующего классической западной идее о законах природы».[50] Далее Капра утверждает, что в современном, недавно развившемся, направлении физики «самослаженность является сутью всех законов природы», и что «во вселенной, являющейся неделимым целым, где все формы подвижны и постоянно изменяемы, нет места для какой-нибудь фундаментально фиксированной сущности».

Этот «подвижный и постоянно изменяющийся» мир есть мир музыки — музыки, освобождённой от интеллектуальных и формалистических ограничений классической теории тональности, которая, в значительной степени, устанавливалась в течение того столетия, когда концепции Ньютона и Декарта кристаллизовались в современную научную позицию, — по крайней мере, до Эйнштейна, Дирака и Гейзенберга. Твёрдые атомы, которые в ньютоновской физике составляли основу материи, а также нерушимые монады, постулируемые в тот же период Лейбницем, — аналогичны в своей абстрактности точным музыкальным нотам классической европейской музыки, двигающимся согласно определённым правилам и в рамках строго определённого, по-существу, пустого пространства музыкальной партитуры. Партитура представляет собой музыкальный стан с набором линий, утверждающих равную величину интервалов, которые помещены в равные отрезки стана (такты) для того, чтобы понимать слаба или сильна нота как доля, и доля, в свою очередь, не свободна, она обязана подчиняться бездушно шагающему метрономному времени. Даже для мелодии есть предписание длиться заранее установленное число тактов.

На музыку, действительно, надели смирительную рубашку, но человеческие существа, развивавшие центробежный вид индивидуализма (или, по крайней мере, эмоциональный персонализм) и двигающиеся к достижению идеала либеральной демократии, нуждались во внешнем и рационально контролируемом музыкальном порядке для поддержания психической интеграции. Они были напуганы спонтанностью и творческой свободой духа и оказались не в состоянии жить без внешних ограничений, пока однажды (как это происходит сегодня) ограничения не оказались просто сломлены.

Реакция на отсутствие ограничений проявилась в виде нарочитого упрощения и стала похожа на попытку возврата к магической повторяемости, которая, впрочем, содержит путаницу в своей основе; а также обернулась извращённым стремлением к свободе. Здесь нет ни магической свободы, ни сакральной, и большинство людей не в состоянии придать такой свободе самосогласующееся значение. Для того чтобы осознать это значение, личность должна утвердиться (или стабилизироваться) в своей собственной идентичности; но эту идентичность не следует мыслить, даже на постулируемом «духовном» уровне, как изолированное и самодостаточное бытие. Идентичность следует понимать как целостность самосогласующегося процесса от действия зародышевого семени (альфа -состояния) до сформированного завершающего семени (омега -состояния) — целостности, которая сама по себе является компонентом ещё более великого целого, человечества.

Таким образом, музыкальное произведение должно иметь идентичность, но идентичность не статичную или предопределённую традиционными формами, существующими в сфере ценностей квазиабсолютных. Слушателю произведения следует позволить себе переживание опыта открытия семени единства музыки внутри множественности звуков. Но это возможно, если слушатель позволит тону целостности музыкального целого резонировать в его или её сознании и чувственной природе. Этот семенн о й тон может быть вертикальной организацией определённых нот — сложным аккордом, компонентам которого позволено взаимодействие и взаимопроникновение, как это происходит с компонентами в звучании больших азиатских гонгов. Или такой семенной аккорд может лишь подразумеваться в музыкальном процессе, чтобы быть проявленным, возможно, лишь в моменты фокусированного значения и интенсивности психической коммуникации.

Этот процесс должен иметь внутреннюю слаженность; он должен подразумевать (подсознательно чаще, чем сознательно) растворение потребности. Дух всегда действует в функции удовлетворения потребности. Он действует для того, чтобы переуравновесить (снова сделать целым и динамичным, т. е. полным тона) то, что стало дезинтегрированным и психически расстроенным от натяжения и давления, и что само по себе, не в состоянии сопротивляться или ассимилироваться. В музыке этому соответствует неблагозвучие. Преобразование неблагозвучий в гармонические диссонансы — это постоянный путь творческого и трансформирующего духа; и такой дух необходим в музыке сейчас более, чем в любые другие времена.