Об особенностях творческих стилей мышления в науке и практике

Можно выделить несколько основных стилей мышления человека в соответствии со сферами и аспектами деятельности. По сферам: научный, практический и научно-прикладной. По аспектам: предметный и методологический.

Базовым для всех видов мышления является практический стиль мышления, и как генетически предшествующий всем другим, и как придающий смысл всем другим стилям в любое время и в любую эпоху. Творческое мышление в практической сфере непосредственно направлено на создание ценностей, удовлетворяющих жизненные потребности людей и общества. Оно характеризуется постоянным учетом субъективности, нередко пристрастности.

Творческое мышление в науке направлено на создание новых знаний. Оно характеризуется признаками объективности, беспристрастности, опосредованности в отношении практической сферы.

Творческое мышление в научно-прикладной деятельности направлено на перевод достижений «чистой» науки в практику. Оно характеризуется меньшей, чем «чисто» научное мышление, опосредованностью, но также, как научное, признаками объективности, беспристрастности, хотя и с обязательным учетом субъективности.

Творческое предметное мышление — мышление, ориентированное непосредственно на создание новых знаний, средств деятельности (технологий), ценностей, удовлетворяющих жизненные потребности людей и общества.

Творческое методологическое мышление — мышление, ориентированное на создание необходимых объективных и субъективных условий для предметной деятельности, оно дополняет предметное мышление.

Если объединить признаки первых трех стилей мышления с признаками двух последующих, то мы получим следующие шесть разновидностей стилей мышления, которые лежат в основе деятельности людей, как в науке, так и в практике: научно-предметный, научно-методологический, предметно-практический, практико-методологический, предметно-научно-прикладной и методолого-научно-прикладной.

Научно-предметный связан с творчеством новых знаний об объекте того или иного исследования, чем бы он ни был.

Научно-методологический связан с творчеством новых знаний об условиях научной деятельности различных видов, прежде всего самой предметно-научной деятельности.

Предметно-практический связан с непосредственным созданием различных ценностей, удовлетворяющих жизненные потребности людей и общества.

Практико-методологический связан с созданием необходимых условий для производства ценностей, удовлетворяющих жизненные потребности.

Предметно-научно-прикладной связан с созданием различных средств, способов (технологий), являющихся образцом для последующего внедрения в массовое производство ценностей, причем, как материальных, так и духовных.

Методолого-научно-прикладной связан с выявлением и созданием условий для предметно-научно-прикладной деятельности, т.е. технологий перевода «чисто» научных знаний в практическую сферу.

Разработка всех перечисленных стилей творческого мышления, думается, даст немало интересного для повышения эффективности творческого мышления различных видов.

Современное мышление должно представлять единство всех стилей. Чтобы это происходило, должны быть подготовлены специалисты по каждому из них, но таким образом, чтобы все они отдавали отчет в частичной природе своего узкого вида творческой деятельности, предполагающей деятельность других, чтобы у всех у них господствовала установка на сотрудничество со всеми другими.

Больше всего нашему обществу необходимо сегодня поправить дела с научно-прикладным стилем мышления, особенно с методолого-научно-прикладным. Это касается всех сфер, в частности инженерно-технических разработок, но, прежде всего, думается, обществоведческих разработок. Здесь надо покончить раз и навсегда с псевдонаучным управлением обществоведческими разработками, когда обществоведению предписывается из различных кабинетов, что и как исследовать. Впрочем, что касается «что исследовать», то здесь очень важно обеспечить бесперебойность заказов обществоведению со стороны практиков всех категорий.

Или взять такой стиль мышления, как инженерный. Это разновидность научно-прикладного стиля мышления, как в предметной (и прежде всего в предметной) так и в методологической части. С другой стороны, кроме собственно инженерного стиля мышления в технических областях, можно и нужно говорить об инженерном стиле мышления везде, где речь идет о деятельности специалиста-прикладника, каковым является любой получивший специальное образование человек, работающий конечно, по специальности, т.е. имеющий возможность использовать для дела свои специальные знания, навыки и умения. Таковыми являются и психолог, и социолог, и врач, и учитель и т.д. и т.п. Таковым является и писатель, недаром его называют инженером человеческих душ, и это не просто метафора. Творческое мышление писателя в обязательном порядке включает в себя элементы конструирования, т.е. элементы инженерного мышления.

Очень важно, чтобы сегодня инженерами почувствовали себя партийные работники, особенно освобожденные. Ибо их деятельность есть ничто иное, как методолого-научно-прикладная и предметно-научно-прикладная деятельность с очевидным акцентом на скорейшее практическое внедрение новых наработок в свете нового политического мышления, придания обществу нового качества.

1989 г.

 

Теория метапознания. Краткое введение. Метапознание и философия.

Метапознание, как важнейший род познания наряду с естественно-научным и социально-гуманитарным, подобно этим последним также опирается на особую эмпирию – реальное бытие познавательной деятельности человека, так или иначе данное для восприятия и анализа. Эта эмпирия познания дана нам как в виде материальных результатов предшествующей познавательной деятельности, включая материальную фиксацию полученных знаний, так и виде непосредственного переживания собственной познавательной активности человеком. О наличии метапознавательной эмпирии говорит факт использования так называемых протокольных высказываний, анализировавшихся неопозитивистами. Подобные протокольные высказывания действительно представляют собой один из вариантов начала анализа методологических и иных проблем познания, как эмпирически фиксируемого феномена. Конечно, было бы чрезмерным ожидать от этого, как и от подобных средств, окончательного разрешения всех проблем познания. Было бы чересчур оптимистичным утверждать, как это делал М. Шлик: «Проблема «протокольных предложений» … есть новейшая форма, в которую философия, или скорее решительный эмпиризм наших дней, облекает поиски последнего основания познания» [1. С. 33].

Метапознание функционирует как иерархия исследований, начало которым кладёт некий исходный — эмпирический — уровень. Это уровень, на котором происходит непосредственное чувственное соприкосновение субъекта со специфическим объектом — познанием. Он представляет собой набор средств, различных процедур, предписаний, операций, направленных на получение и переработку эмпирического знания о познании. Это соответствующие средства истории познания, социологии познания, психологии познания и т.д. Даже на уровне теоретико-познавательных исследований обнаруживается своя метапознавательная эмпирия. Фиксация факта метапознавательной эмпирии очевидно присутствует в следующем утверждении В.И. Ленина: «миллионы наблюдений не только из истории науки и техники, но и из повседневной жизни всех и каждого показывают человеку превращение «вещей в себе» в «вещи для нас»» [(2. С. 114]. Впрочем, об истории науки, познания разговор здесь должен вестись особо, ибо на сегодняшний день именно история познания представляет основную часть эмпирического содержания метапознания. Однако это обстоятельство явно недооценивается многими представителями даже метапознания. Имеются сложности в самой истории познания. Так, Г.Г. Кириленко говорит лишь о первом этапе «на пути превращения истории науки в теоретическую дисциплину» [3. С. 107]. В западной метапознавательной традиции, в частности постпозитивистской, только сравнительно недавно стал проявляться активный интерес к истории познания, науки. Так, И. Лакатос стал использовать факты истории науки для оценки состоятельности методологических концепций. Согласно автору методологии исследовательских программ, все методологические подходы также должны быть эмпирически проверяемы. И. Лакатос использовал этот принцип даже для критики положений своего учителя – К. Поппера, с чем последний в целом согласился. Как следствие, на Западе пробудился интерес к содержательному анализу истории научного познания. До этого позитивисты, как правило, не испытывали нужды в исторических данных. Они ограничивались анализом эмпирической данности лишь предметного содержания, его выражения в языке науки. Понимание последнего пришлось, однако, расширить до семантики, обнаружив принципиальную ограниченность исключительно синтаксического (формального) уровня анализа языка. Содержательный анализ познания исключался, чаще всего под лозунгом борьбы с психологизмом.

В отличие от позитивистской традиции, диалектический материализм всегда интересовался историей науки, включал ее в состав, как говорит А.В. Панин, «естественно-научных оснований» своей теории познания [4. С. 152]. Но эмпирический уровень метапознания не сводится только к историко-научным исследованиям. Это может быть, например, специфическое наблюдение относительно познания. Так, А.Ф. Зотов говорит о подходе к науке Г. Башляра как о том, что представляет собой результат скорее «исследования чуткого наблюдателя жизни науки, нежели как труды теоретика-эпистемолога» [5. С. 129]. К эмпирическому уровню метапознания в значительной мере относятся результаты социологии знания, активно развивающейся на Западе и являющейся «отправным пунктом для исследований в области эмпирической социологии науки» [6. С. 109], изучающей социальные отношения и роли учёных, тех, кто формирует, сохраняет и передаёт научное знание.

Над эмпирическим уровнем метапознания формируются теоретические уровни. Теоретический уровень (уровни) метапознания начинается так же, как и теоретические уровни естествознания и социально-гуманитарного познания, если отвлечься от натурфилософских по сути подходов, обобщения которых выглядят произошедшими из головы философов, а именно — с элементарных обобщений метапознавательных эмпирических данных. Зачастую это совершается исследователями методологами по поводу своих собственных состояний сознания. «Заканчивается» теоретический уровень метапознания срезом предельных обобщений гносеологической проблематики, то есть на категориальном уровне. Так метапознание вступает в область философии, гносеологический блок которой составляет важнейшую часть теоретического уровня метапознания. Но здесь также присутствуют обобщения онтологического, социально-философского, культурологического, этического, эстетического характера, относящиеся к познанию. В этих пределах метапознавательной активности человека находится множество теоретических образований различной степени общности.

Говоря об уровнях метапознания, не следует забывать о том, что метапознавательная рефлексия, как на эмпирическом, так и на теоретическом уровне (всегда промежуточном, ориентированном на проблемы конкретных наук), начинается в сфере предметного познания. Здесь-то и возникает вопрос, упоминавшийся выше: кто и какими средствами должен решать метапознавательные проблемы, формирующиеся внутри предметного познания? Ответ вроде бы очевиден — сами представители предметного познания. Но для этого они, конечно же, должны хорошо владеть соответствующими методологическими, метапознавательными подходами и средствами, в том числе всеобщими, т.е. философскими. На сегодняшний день, однако, это выглядит утопичным. Так будет, возможно, разве что только в некоторой перспективе. Но, с другой стороны, уже сегодня вопросы методологической, по сути, метапознавательной культуры, активно обсуждаются самими представителями естественнонаучного и социально-гуманитарного познания, чему можно привести большое число свидетельств. И всё же в ближайшее время разработка многих проблем конкретного познания будет осуществляться «чистыми» методологами, историками, психологами науки, не считающими себя представителями физической, химической, биологической, исторической и т.п. науки. Пока лишь приходится мечтать о глубоком и всестороннем развитии «рефлексивных механизмов научно-теоретического сознания» [7. С. 122 ]. Отдавая должное степени развитости современного научного познания, мы должны констатировать объективный метапознавательный факт относительной неразвитости его рефлексивной составляющей. Даже современное естествознание во многих отношениях мало чем не отличается от естествознания времен Гегеля.
В пользу потребности в ускоренном развитии теоретического блока современного метапознания можно привести немало существенных аргументов. Это касается в частности необходимости избежать опасности натурфилософских рецидивов теперь уже в метапознании, которое в этом отношении как бы принимает эстафету от предметных родов познания — естествознания и социально-гуманитарного познания, в основном уже переживших «детские болезни» натурфилософии. Опасность «натурфилософского решения гносеологических проблем» отмечает Г.Г. Кириленко [3. С. 54 ]. Проявление натурфилософского качества в сфере метапознания является одной из современных превращённых форм натурфилософии. Для таких форм, как и для традиционных, «характерно смешение философского и специально-научного (а также, добавим, философского и специально-метапознавательного — С.Х.) аспектов исследования, игнорирование их качественной специфики» [3. С. 42 ]. В самом широком смысле под натурфилософским качеством можно понимать выдвижение любых необоснованных общих положений, которые затем используются в качестве некоего «теоретического» руководства в исследовательской деятельности. Такое понимание натурфилософии сегодня вполне оправданно, особенно когда возникает потребность провести демаркационную линию между натурфилософствованием в отношении природы, с одной стороны, и натурфилософским подходом вообще — с другой.

Мы считаем, и в этом согласны с Г.Г. Кириленко, что сегодня именно в гносеологии, в сфере изучения познания, т.е. в метапознании вообще, имеется наиболее высокая вероятность проявления натурфилософского качества. Это связано с недостаточной дифференциацией метапознания, слитностью предметного и метапредметного, метапредметного и метапознавательного аспектов. При этом очень часто происходит бесконтрольный перенос признаков одного на другое. На этом, думается, и «обжегся» Э. Мах, когда трактовал элементы знания, с одной стороны, как физические, а с другой — как психические. Он, конечно, был не прав изначально в отождествлении мыслей (образов, комплексов ощущений) с внешними объектами. Но он обнаружил действительную двойственность содержания наших образов, взятых в полном объеме, т.е. включая их собственную психическую природу. Мах, можно считать, был первым, вслед за И. Кантом, кто зафиксировал эту двойственность предметного и метапредметного, метапознавательного содержания. Взять, к примеру, любую теорию. Теория содержит в обобщенном виде не только предметное содержание, но и метапредметные условия своего применения к более конкретному содержанию, и даже метапознавательное — гносеологическое — толкование многих своих компонентов. Последнее обстоятельство как раз и обнаруживает Т. Кун, когда говорит о том, что крупное теоретическое достижение может до поры до времени руководить исследовательской практикой, без привлечения явно выраженных правил [8. C. 70 ].

Рецидивы натурфилософии в метапознании могут возникать в силу различных причин, но всегда при этом имеет место неоправданный перенос сомнительным путём полученных обобщений на более конкретную ситуацию. Конечно, исследователи-методологи не могут отказаться от создания абстрактных моделей познания, науки, концентрированно выражающих соответствующие достижения, без таких моделей метапознание, как и любая теоретическая традиция, просто невозможно. Но это должен быть действительно научный синтез, отвечающий всем требованиям, принципам, которые само же метапознание, в лице гносеологии, методологии и логики познания, прежде всего, предъявляет к предметному познанию.

Итак, метапознание представляет собой единство эмпирического и теоретического (теоретических) уровней изучения познания. Оно должно руководствоваться определёнными принципами. Такие принципы метапознание берёт, как правило, у той или иной из уже существующих философских традиций. Могут, однако, появляться и новые принципы из практики развития самого метапознания, как особого автономного рода познания. Сегодня основным источником таких принципов является всё же философия.

Философия всегда занималась общей проблематикой познания и выработала много средств. Это вполне закономерно, поскольку философия всегда была и остается высшим как предметным, так и метапознавательным уровнем познания. Философия составляет ядро теоретического уровня метапознания и предметного познания, благодаря своим гносеологическим и онтологическим категориальным обобщениям.

В данном месте мы не можем избежать некоторого рассмотрения взаимоотношения метапознания и философии. Здесь важно обратить внимание на философию в той мере, в какой это необходимо для характеристики принципов метапознания, как особого рода познания, которыми оно должно руководствоваться при исследовании своего объекта — познания. В свое время И. Кант пришёл к выводу о том, что гносеологическая проблематика составляет важнейшую часть философии, чем он фактически открыл стадию новейшего развития философии. Кант, конечно, не сводил философию только к этому. И всё-таки его критический подход — это исследование, в первую очередь, человеческой способности познания. Такие понятия, как чувственное и рациональное, рассудок и разум трактуются Кантом, прежде всего, как познавательный феномен. По нашему мнению, И. Кант, с его учёнием об априорном знании, об априорном метафизическом знании, предвосхищает фазу последовательно теоретического развития метапознания, кладёт начало метафилософии как особой науке. Поэтому, Кантову «априорность», в отличие от традиционных трактовок, а именно: как «доопытного», «внеопытного» и т.п. качества, мы понимаем как «теоретичность», которая действительно является внеопытным, надопытным знанием, формирующимся по особым законам, но таким, которое возникает при обязательном участии опыта. Об этом говорит трактовка соотношения «апостериорного» и «априорного» самим И. Кантом, особенно в отношении связи собственного содержания чувственности и априорного знания. «Априорное» — для нас — значит «теоретическое», а то, что оно не сводится к своей эмпирической, тем более непосредственной чувственной основе, является общим местом для любой современной гносеологической концепции.

Философия является особой частью единой системы познания, и именно такой, от которой только и можно ожидать формирования и обоснования базовых принципов познания вообще, и метапознания в частности. Но для этого философия должна отталкиваться от всей иерархии обобщений, сформировавшихся на основе всех сфер человеческого опыта, включая науку. Конечно, сегодня это делать намного сложнее, чем на заре философии и даже ещё во времена Канта и Гегеля. Современное научное познание развилось, усложнилось настолько, что способно само через свой метапредметный блок вырабатывать многие принципы, не уступающие по степени общности принципам традиционной философии. Вспомним хотя бы принципы системности, дополнительности, соответствия, принцип обратной связи, наконец, принципы синергетики, которая, на наш взгляд, как бы переоткрывает многие традиционные диалектические обобщения. «Философия, история, искусствоведение, быть может, и не всегда центр науки, но они всегда её горизонт» [1. С. 133 ]. Довольно точно нашу позицию могут выразить слова Х. Фейгля (H. Feigl) о том, что, «если требуется провести демаркационную линию между позитивными науками и философией науки, то философия находится на метауровне, наука же — это объектный уровень» [2. С. 102 ].

Иногда говорят, что философия не является наукой, что она есть деятельность, строящая науку, и что без неё не существовало бы никакой науки. Но ведь еще Фихте характеризовал предмет философии как «основание объяснения опыта». Для нас серьёзная философия с необходимостью обладает научным качеством или стремится к нему, хотя по своему содержанию и своим подходам она существенно отличается от всех других наук. Содержанием философии является не непосредственное содержание действительности, не непосредственное содержание человеческого сознания, а тот способ, каким то и другое существует в человеке, его сознании, познании, чувствах. Содержанием философии являются сами способы существования того или иного содержания в человеке. Это относится и к самому человеку, его сознанию, познанию как специфическому содержанию философии. Таким содержанием для философии может и часто бывает она сама. Последнее — это подход Платона, Аристотеля, Гегеля. Но в отношении любого содержания серьёзная философия стремится принять форму науки. В своих высших проявлениях философия есть именно наука и только поэтому она получает право формулировать общеобязательные принципы для других наук, любых других видов деятельности человека.

Каковы же эти основные правила руководства для науки, современного метапознания в том числе? Это такие правила, которые задаются принципами объективности (материальности), причинности, отражения, системности, историческим принципом, принципом активности субъектов познания, деятельностным принципом (подходом), наконец, диалектическим подходом. Что касается таких установок, как эмпиризм, феноменологизм, герменевтика, принцип свободы, принцип разделения сущности и существования и некоторые другие, развивавшихся как бы вне диалектического материализма, то они нами не отбрасываются. Наша позиция в отношении этих установок заключается в признании того очевидного факта, согласно которому все принципы вырастают из многовековой традиции осмысления человеческого бытия. Более того, они всегда в ней присутствуют. Так, герменевтический подход представляет собой, в своей основе, давно известный в истории философии путь истолкования по аналогии. Феноменологический принцип, по сути, есть не что иное, как проявление способности человека сопереживать своему предмету, как бы соприсутствовать в нём в процессе его осмысления. Таков гегелевский подход к сознанию и познанию, во многом разделяемый диалектическим материализмом. Сказанное, однако, не означает, что мы согласны включить эти установки и подходы в свою методологическую основу в том виде, как они представлены в соответствующих концепциях. В этих концепциях есть немало элементов, очевидно несовместимых с базовыми принципами теории познания диалектического материализма. Поэтому такие установки и подходы учитываются нами там, тогда и в той мере, в какой они высвечивают некоторые новые, необычные моменты, те или иные новые направления и средства разрешения проблем познания.

Главное, что мы считаем абсолютно недопустимым, — это любые виды идеологизации философии, теории познания, науки вообще. Известный в свое время тезис о партийности философии, мы убеждены, вообще не носит собственно философского характера. Лексика, с помощью которой он выражен, не соответствует духу философии, понимаемой как объективный поиск истины. Философия, теория познания, метапознание в целом представляют собой свободный, творческий, но и критический в своей основе процесс осмысления действительности, основывающийся исключительно на вырабатываемых ими самими критериях. Если здесь и подходит некий «внешний» принцип, то это принцип своеобразной философской (научной) демократии, или толерантности, терпимости к другим точкам зрения. Принятие решения здесь возможно лишь в форме свободного выражения своих профессиональных убеждений.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Аналитическая философия: Избранные тексты. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. — 181 с.

2. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии. / Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.18. М.: Изд-во полит. лит., 1968. С. 7-384.

3. Кириленко Г.Г. Кризис методологических основ буржуазной "философии науки" (натурфилософский стиль мышления и его современные модификации). — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. — 120 с.

4. Панин А.В. Диалектический материализм и постпозитивизм. (Критический анализ некоторых современных буржуазных концепций науки). — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. — 240 с.

5. Зотов А.Ф., Воронцова Ю.В. Современная буржуазная методология науки. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. — 208 с.

6. Современная западная социология: Словарь. — М.: Политиздат, 1990. — 432 с.

7. Швырев В.С. Научное познание как деятельность. — М.: Политиздат, 1984. — 232 с.

8. Кун Т. Структура научных революций. — М.: Прогресс, 1975. — 288с.

9. Наука и общество. — М.: Знание, 1977. — 192 с.

2013 г.