Вьюга на 26 апреля 1912 Г. 6 страница

Глядишь в неясные края.

О, для тебя лишь счастье наше

И дружба верная моя.

 

И если смерть по Божьей воле

Смежит глаза твои рукой,

Клянусь, что тенью в чистом поле

Пойду за смертью и тобой.

 

1916

 

 

* * *

 

На память Мише Мурашеву

 

Сегодня синели лужи

И легкий шептал ветерок.

Знай, никому не нужен

Неба зеленый песок.

 

Жили и были мы в яви,

Всюду везде одни.

Ты, как весну по дубраве,

Пьешь свои белые дни.

 

Любишь ты, любишь, знаю,

Нежные души ласкать,

Но не допустит нас к раю

Наша земная печать.

 

Вечная даль перед нами,

Путь наш задумчив и прост.

Даст нам приют за холмами

Грязью покрытый погост.

 

15 марта 1916

 

 

* * *

 

Гаснут красные крылья заката,

Тихо дремлют в тумане плетни.

Не тоскуй, моя белая хата,

Что опять мы одни и одни.

 

Чистит месяц в соломенной крыше

Обоймённые синью рога.

Не пошел я за ней и не вышел

Провожать за глухие стога.

 

Знаю, годы тревогу заглушат.

Эта боль, как и годы, пройдет.

И уста, и невинную душу

Для другого она бережет.

 

Не силен тот, кто радости просит,

Только гордые в силе живут.

А другой изомнет и забросит,

Как изъеденный сырью хомут.

Не с тоски я судьбы поджидаю,

Будет злобно крутить порошá.

И придет она к нашему краю

Обогреть своего малыша.

Снимет шубу и шали развяжет,

Примостится со мной у огня…

И спокойно и ласково скажет,

Что ребенок похож на меня.

1916

 

 

НИЩИЙ С ПАПЕРТИ

 

Глаза – как выцветший лопух,

В руках зажатые монеты.

Когда-то славный был пастух,

Теперь поет про многи лета.

А вон старушка из угла,

Что слезы льет перед иконой,

Она любовь его была

И пьяный сок в меже зеленой.

На свитках лет сухая пыль.

Былого нет в заре куканьшей.

И лишь обгрызанный костыль

В его руках звенит, как раньше.

Она чужда ему теперь,

Забыла звонкую жалейку.

И как пойдет, спеша, за дверь,

Подаст в ладонь ему копейку.

Он не посмотрит ей в глаза,

При встрече глаз больнее станет,

Но, покрестясь на образа,

Рабу по имени помянет.

 

1916

 

 

* * *

 

Прощай, родная пуща,

Прости, златой родник.

Плывут и рвутся тучи

О солнечный сошник.

 

Сияй ты, день погожий,

А я хочу грустить.

За голенищем ножик

Мне больше не носить.

 

Под брюхом жеребенка

В глухую ночь не спать

И радостию звонкой

Лесов не оглашать.

 

И не избегнуть бури,

Не миновать утрат,

Чтоб прозвенеть в лазури

Кольцом незримых врат.

 

1916

 

 

* * *

 

Покраснела рябина,

Посинела вода.

Месяц, всадник унылый,

Уронил повода.

 

Снова выплыл из рощи

Синим лебедем мрак.

Чудотворные мощи

Он принес на крылах.

 

Край ты, край мой, родимый,

Вечный пахарь и вой,

Словно Вольга под ивой,

Ты поник головой.

 

Встань, пришло исцеленье,

Навестил тебя Спас.

Лебединое пенье

Нежит радугу глаз.

 

Дня закатного жертва

Искупила весь грех.

Новой свежестью ветра

Пахнет зреющий снег.

 

Но незримые дрожди

Все теплей и теплей…

Помяну тебя в дождик

Я, Есенин Сергей.

 

1916

 

 

* * *

 

Твой глас незримый, как дым в избе.

Смиренным сердцем молюсь тебе.

 

Овсяным ликом питаю дух,

Помощник жизни и тихий друг.

 

Рудою солнца посеян свет,

Для вечной правды названья нет.

 

Считает время песок мечты,

Но новых зерен прибавил ты.

 

В незримых пашнях растут слова,

Смешалась с думой ковыль-трава.

 

На крепких сгибах воздетых рук

Возводит церкви строитель звук.

 

Есть радость в душах – топтать твой цвет,

На первом снеге свой видеть след.

 

Но краше кротость и стихший пыл

Склонивших веки пред звоном крыл.

 

1916

 

 

* * *

 

Там, где вечно дремлет тайна,

Есть нездешние поля.

Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля.

 

Широки леса и воды,

Крепок взмах воздушных крыл.

Но века твои и годы

Затуманил бег светил.

 

Не тобой я поцелован,

Не с тобой мой связан рок.

Новый путь мне уготован

От захода на восток.

 

Суждено мне изначально

Возлететь в немую тьму.

Ничего я в час прощальный

Не оставлю никому.

 

Но за мир твой, с выси звездной,

В тот покой, где спит гроза,

В две луны зажгу над бездной

Незакатные глаза.

 

1916

 

 

* * *

 

Тучи с ожереба

Ржут, как сто кобыл.

Плещет надо мною

Пламя красных крыл.

 

Небо словно вымя,

Звезды как сосцы.

Пухнет божье имя

В животе овцы.

 

Верю: завтра рано,

Чуть забрезжит свет,

Новый под туманом

Вспыхнет Назарет.

 

Новое восславят

Рождество поля,

И, как пес, пролает

За горой заря.

 

Только знаю: будет

Страшный вопль и крик,

Отрекутся люди

Славить новый лик.

 

Скрежетом булата

Вздыбят пасть земли…

И со щек заката

Спрыгнут скулы-дни.

 

Побегут, как лани,

В степь иных сторон,

Где вздымает длани

Новый Симеон.

 

1916

 

 

* * *

 

За рекой горят огни,

Погорают мох и пни.

Ой, купало, ой, купало,

Погорают мох и пни.

 

Плачет леший у сосны —

Жалко летошней весны.

Ой, купало, ой, купало,

Жалко летошней весны.

 

А у наших у ворот

Пляшет девок корогод.

Ой, купало, ой, купало,

Пляшет девок корогод.

 

Кому радость, кому грех,

А нам радость, а нам смех.

Ой, купало, ой, купало,

А нам радость, а нам смех.

 

1916

 

 

* * *

 

Скупились звезды в невидимом бредне,

Жутко и страшно проснувшейся бредне.

Пьяно кружуся я в роще помятой,

Хочется звезды рукою помяти.

Блестятся гусли веселого лада,

В озере пенистом моется лада.

Груди упруги, как сочные дули,

Ластится к вихрям, чтоб в кости ей дули.

Тает, как радуга, зорька вечерня,

С тихою радостью в сердце вечерня.

 

1916

 

 

* * *

 

Не в моего ты Бога верила,

Россия, родина моя!

Ты как колдунья дали мерила,

И был как пасынок твой я.

Боец забыл отвагу смелую,

Пророк одрях и стал слепой.

О, дай мне руку охладелую —

Идти единою тропой.

Пойдем, пойдем, царевна сонная,

К веселой вере и одной,

Где светит радость испоконная

Неопалимой купиной.

Не клонь главы на грудь могутную

И не пугайся вещим сном.

О, будь мне матерью напутною

В моем паденье роковом.

 

1916

 

 

* * *

 

Закружилась пряжа снежистого льна,

Панихидный вихорь плачет у окна.

Замело дорогу вьюжным рукавом,

С этой панихидой век свой весь живем.

Пойте и рыдайте, ветры, на тропу,

Нечем нам на помин заплатить попу.

Слушай мое сердце, бедный человек,

Нам за гробом грусти не слыхать вовек.

Как помрем – без пенья, под ветряный звон

Понесут нас в церковь на мирской канон.

Некому поплакать, некому кадить,

Есть ли им охота даром приходить.

Только ветер резвый, озорник такой,

Запоет разлуку вместо упокой.

 

1916

 

 

* * *

 

То не тучи бродят за овином

И не холод.

Замесила божья матерь сыну

Колоб.

 

Всякой снадобью она поила жито

В масле.

Испекла и положила тихо

В ясли.

 

Заигрался в радости младенец,

Пал в дрему,

Уронил он колоб золоченый

На солому.

 

Покатился колоб за ворота

Рожью.

Замутили слезы душу голубую

Божью.

 

Говорила божья матерь сыну

Советы:

«Ты не плачь, мой лебеденочек,

Не сетуй.

 

На земле все люди человеки,

Чада.

Хоть одну им малую забаву

Надо.

 

Жутко им меж темных

Перелесиц,

Назвала я этот колоб —

Месяц».

 

1916

 

 

* * *

 

Проплясал, проплакал дождь весенний,

Замерла гроза.

Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,

Подымать глаза…

 

Скучно слушать под небесным древом

Взмах незримых крыл:

Не разбудишь ты своим напевом

Дедовских могил!

 

Привязало, осаднило слово

Даль твоих времен.

Не в ветрах, а, знать, в томах тяжелых

Прозвенит твой сон.

 

Кто-то сядет, кто-то выгнет плечи,

Вытянет персты.

Близок твой кому-то красный вечер,

Да не нужен ты.

 

Всколыхнет он Брюсова и Блока,

Встормошит других.

Но все так же день взойдет с востока,

Так же вспыхнет миг.

 

Не изменят лик земли напевы,

Не стряхнут листа…

Навсегда твои пригвождены ко древу

Красные уста.

 

Навсегда простер глухие длани

Звездный твой Пилат.

Или, Или, лама савахфани,

Отпусти в закат.

 

1916 – 1917

 

 

Стихотворения 1917 года

 

 

* * *

 

Под красным вязом крыльцо и двор,

Луна над крышей, как злат бугор.

 

На синих окнах накапан лик:

Бредет по туче седой Старик.

 

Он смуглой горстью меж тихих древ

Бросает звезды – озимый сев.

 

Взрастает нива, и зерна душ

Со звоном неба спадают в глушь.

 

Я помню время, оно, как звук,

Стучало клювом в древесный сук.

 

Я был во злаке, но костный ум

Уж верил в поле и водный шум.

 

В меже под елью, где облак-тын,

Мне снились реки златых долин.

 

И слышал дух мой про край холмов,

Где есть рожденье в посеве слов.

 

1917

 

 

* * *

 

О муза, друг мой гибкий,

Ревнивица моя.

Опять под дождик сыпкий

Мы вышли на поля.

 

Опять весенним гулом

Приветствует нас дол,

Младенцем завернула

Заря луну в подол.

 

Теперь бы песню ветра

И нежное баю —

За то, что ты окрепла,

За то, что праздник светлый

Влила ты в грудь мою.

 

Теперь бы брызнуть в небо

Вишневым соком стих

За отческую щедрость

Наставников твоих.

 

О мед воспоминаний!

О звон далеких лип!

Звездой нам пел в тумане

Разумниковский лик.

 

Тогда в веселом шуме

Игривых дум и сил

Апостол нежный Клюев

Нас на руках носил.

 

Теперь мы стали зрелей

И весом тяжелей…

Но не заглушит трелью

Тот праздник соловей.

 

И этот дождик шалый

Его не смоет в нас,

Чтоб звон твоей лампады

Под ветром не погас.

 

1917

 

 

* * *

 

Снег, словно мед ноздреватый,

Лег под прямой частокол.

Лижет теленок горбатый

Вечера красный подол.

 

Тихо. От хлебного духа

Снится кому-то апрель.

Кашляет бабка-старуха,

Грудью склонясь на кудель.

 

Рыжеволосый внучонок

Щупает в книжке листы.

Стан его гибок и тонок,

Руки белей бересты.

 

Выпала бабке удача,

Только одно невдомек:

Плохо решает задачи

Выпитый ветром умок.

 

С глазу ль, с немилого ль взора

Часто она под удой

Поит его с наговором

Преполовенской водой.

 

И за глухие поклоны

С лика упавших седин

Пишет им числа с иконы

Божий слуга – Дамаскин.

 

1917

 

 

* * *

 

Колокольчик среброзвонный,

Ты поешь? Иль сердцу снится?

Свет от розовой иконы

На златых моих ресницах.

 

Пусть не я тот нежный отрок

В голубином крыльев плеске,

Сон мой радостен и кроток

О нездешнем перелеске.

 

Мне не нужен вздох могилы,

Слову с тайной не обняться.

Научи, чтоб можно было

Никогда не просыпаться.

 

1917

 

 

* * *

 

К теплому свету, на отчий порог,

Тянет меня твой задумчивый вздох.

 

Ждут на крылечке там бабка и дед

Резвого внука подсолнечных лет.

 

Строен и бел, как березка, их внук,

С медом волосьев и бархатом рук.

 

Только, о друг, по глазам голубым —

Жизнь его в мире пригрезилась им.

 

Шлет им лучистую радость во мглу

Светлая дева в иконном углу.

 

С тихой улыбкой на тонких губах

Держит их внука она на руках.

 

1917

 

 

* * *

 

Есть светлая радость под сенью кустов

Поплакать о прошлом родных берегов

И, первую проседь лаская на лбу,

С приятною болью пенять на судьбу.

Ни друга, ни думы о бабьих губах

Не зреет в ее тихомудрых словах,

Но есть в ней, как вера, живая мечта

К незримому свету приблизить уста.

Мы любим в ней вечер, над речкой овес,—

И отроков резвых с медынью волос.

Стряхая с бровей своих призрачный дым,

Нам сладко о тайнах рассказывать им.

Есть нежная кротость, присев на порог,

Молиться закату и лику дорог.

В обсыпанных рощах, на сжатых полях

Грустит наша дума об отрочьих днях.

За отчею сказкой, за звоном стропил

Несет ее шорох неведомых крыл…

Но крепко в равнинах ковыльных лугов

Покоится правда родительских снов.

1917

 

 

* * *

 

О Русь, взмахни крылами,

Поставь иную крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

 

По голубой долине,

Меж телок и коров,

Идет в златой ряднине

Твой Алексей Кольцов.

 

В руках – краюха хлеба,

Уста – вишневый сок.

И вызвездило небо

Пастушеский рожок.

 

За ним, с снегов и ветра,

Из монастырских врат,

Идет одетый светом

Его середний брат.

 

От Вытегры до Шуи

Он избраздил весь край

И выбрал кличку – Клюев,

Смиренный Миколай.

 

Монашьи мудр и ласков,

Он весь в резьбе молвы,

И тихо сходит пасха

С бескудрой головы.

 

А там, за взгорьем смолым,

Иду, тропу тая,

Кудрявый и веселый,

Такой разбойный я.

 

Долга, крута дорога,

Несчетны склоны гор;

Но даже с тайной Бога

Веду я тайно спор.

 

Сшибаю камнем месяц

И на немую дрожь

Бросаю, в небо свесясь,

Из голенища нож.

 

За мной незримым роем

Идет кольцо других,

И далеко по селам

Звенит их бойкий стих.

 

Из трав мы вяжем книги,

Слова трясем с двух пол.

И сродник наш, Чапыгин,

Певуч, как снег и дол.

 

Сокройся, сгинь ты, племя

Смердящих снов и дум!

На каменное темя

Несем мы звездный шум.

 

Довольно гнить и ноять,

И славить взлетом гнусь —

Уж смыла, стерла деготь

Воспрянувшая Русь.

 

Уж повела крылами

Ее немая крепь!

С иными именами

Встает иная степь.

 

1917

 

 

* * *

 

Заря над полем – как красный тын.

Плывет на тучке превечный сын.

 

Вот вышла бабка кормить цыплят.

Горит на небе святой оклад.

 

– Здорово, внучек!

– Здорово, свет!

– Зайди в избушку.

– А дома ль дед?

 

– Он чинит невод ловить ершей.

– А много ль деду от роду дней?

 

– Уж скоро девять десятков зим.—

И вспорхнул внучек, как белый дым.

 

С душою деда поплыл в туман,

Где зреет полдень незримых стран.

 

1917

 

 

* * *

 

Небо ли такое белое

Или солью выцвела вода?

Ты поешь, и песня оголтелая

Бреговые вяжет повода.

 

Синим жерновом развеяны и смолоты

Водяные зерна на муку.

Голубой простор и золото

Опоясали твою тоску.

 

Не встревожен ласкою угрюмою

Загорелый взмах твоей руки.

Все равно – Архангельском иль Умбою

Проплывать тебе на Соловки.

 

Все равно под стоптанною палубой

Видишь ты погорбившийся скит.

Подпевает тебе жалоба

Об изгибах тамошних ракит.

 

Так и хочется под песню свеситься

Над водою, спихивая день…

Но спокойно светит вместо месяца

Отразившийся на облаке тюлень.

 

1917

 

 

* * *

 

Не от холода рябинушка дрожит,

Не от ветра море синее кипит.

 

Напоили землю радостью снега,

Снятся деду иорданские брега.

 

Видит в долах он озера да кусты,

Чрез озера перекинуты мосты.

 

Как по мостику, кудряв и желторус,

Бродит отрок, сын Иосифа, Исус.

 

От восхода до заката в хмаре вод

Кличет утиц он и рыбешек зовет:

 

«Вы сходитесь ко мне, твари, за корму,

Научите меня разуму-уму».

 

Как по бережку, меж вымоин и гор,

Тихо льется их беседа-разговор.

 

Мелка рыбешка, сплеснувшись на песок,

Подает ли свой подводный голосок:

 

«Уж ты, чадо, мило дитятко, Христос,

Мы пришли к тебе с поклоном на допрос.

 

Ты иди учись в пустынях да лесах;

Наша тайна отразилась в небесах».

 

1917

 

 

ПРОПАВШИЙ МЕСЯЦ

 

Облак, как мышь,

подбежал и взмахнул

В небо огромным хвостом.

Словно яйцо,

расколовшись, скользнул

Месяц за дальним холмом.

 

Солнышко утром в колодезь озер

Глянуло —

месяца нет…

Свесило ноги оно на бугор,

Кликнуло —

месяца нет.

 

Клич тот услышал с реки рыболов,

Вздумал старик подшутить.

Отраженье от солнышка

с утренних вод

Стал он руками ловить.

 

Выловил.

Крепко скрутил бечевой,

Уши коленом примял.

Вылез и тихо на луч золотой

Солнечных век

привязал.

 

Солнышко к небу глаза подняло

И сказало:

«Тяжек мой труд!»

И вдруг солнышку

что-то веки свело,

Оглянулося —

месяц как тут.

 

Как белка на ветке, у солнца в глазах

Запрыгала радость…

Но вдруг…

 

Луч оборвался,

и по скользким холмам

Отраженье скатилось в луг.

 

Солнышко испугалось…

А старый дед,

Смеясь, грохотал, как гром.

И голубем синим

вечерний свет

Махал ему в рот крылом.

 

1917

 

 

* * *

 

Нощь и поле, и крик петухов…

С златной тучки глядит Саваоф.

Хлесткий ветер в равнинную синь

Катит яблоки с тощих осин.

 

Вот она, невеселая рябь

С журавлиной тоской сентября!

Смолкшим колоколом над прудом

Опрокинулся отчий дом.

 

Здесь все так же, как было тогда,

Те же реки и те же стада.

Только ивы над красным бугром

Обветшалым трясут подолом.

 

Кто-то сгиб, кто-то канул во тьму,

Уж кому-то не петь на холму.

Мирно грезит родимый очаг

О погибших во мраке плечах.

 

Тихо-тихо в божничном углу,

Месяц месит кутью на полу…

Но тревожит лишь помином тишь

Из запечья пугливая мышь.

 

1917

 

 

* * *

 

О край дождей и непогоды,

Кочующая тишина,

Ковригой хлебною под сводом

Надломлена твоя луна.

 

За перепаханною нивой

Малиновая лебеда.

На ветке облака, как слива,

Златится спелая звезда.

 

Опять дорогой верстовою,

Наперекор твоей беде,

Бреду и чую яровое

По голубеющей воде.

 

Клубит и пляшет дым болотный…

Но и в кошме певучей тьмы

Неизреченностью животной

Напоены твои холмы.

 

1917

 

 

* * *

 

Колокольчик среброзвонный,

Ты поешь? Иль сердцу снится?

Свет от розовой иконы

На златых моих ресницах.

 

Пусть не я тот нежный отрок

В голубином крыльев плеске,

Сон мой радостен и кроток

О нездешнем перелеске.

 

Мне не нужен вздох могилы,

Слову с тайной не обняться.

Научи, чтоб можно было

Никогда не просыпаться.

 

1917

 

 

* * *

 

Не напрасно дули ветры,

Не напрасно шла гроза.

Кто-то тайный тихим светом

Напоил мои глаза.

 

С чьей-то ласковости вешней

Отгрустил я в синей мгле

О прекрасной, но нездешней,

Неразгаданной земле.

 

Не гнетет немая млечность

Не тревожит звездный страх.

Полюбил я мир и вечность

Как родительский очаг.

 

Все в них благостно и свято,

Все тревожное светло.

Плещет рдяный мак заката

На озерное стекло.

 

И невольно в море хлеба

Рвется образ с языка:

Отелившееся небо

Лижет красного телка.

 

1917

 

 

* * *

 

Заметает пурга

Белый путь,

Хочет в мягких снегах

Потонуть.

 

Ветер резвый уснул

На пути;

Ни проехать в лесу,

Ни пройти.

 

Забежала коляда

На село,

В руки белые взяла

Помело.

 

Гей вы, нелюди-люди,

Народ,

Выходите с дороги

Вперед!

 

Испугалась пурга

На снегах,

Побежала скорей

На луга.

 

Ветер тоже спросонок

Вскочил

Да и шапку с кудрей

Уронил.

 

Утром ворон к березыньке

Стук…

И повесил ту шапку

На сук.

 

1917

 

 

* * *

 

Свищет ветер под крутым забором,

Прячется в траву.

Знаю я, что пьяницей и вором

Век свой доживу.

Тонет день за красными холмами,

Кличет на межу.

Не один я в этом свете шляюсь,

Не один брожу.

Размахнулось поле русских пашен,

То трава, то снег.

Все равно, литвин я иль чувашин,

Крест мой как у всех.

Верю я, как ликам чудотворным,

В мой потайный час

Он придет бродягой подзаборным,

Нерушимый Спас.

Но, быть может, в синих клочьях дыма

Тайноводных рек

Я пройду его с улыбкой пьяной мимо,

Не узнав навек.

Не блеснет слеза в моих ресницах,

Не вспугнет мечту.

Только радость синей голубицей

Канет в темноту.

И опять, как раньше, с дикой злостью

Запоет тоска…

Пусть хоть ветер на моем погосте

Пляшет трепака.

 

1917

 

 

О РОДИНА!

 

О родина, о новый

С златою крышей кров,

Труби, мычи коровой,

Реви телком громов.

 

Брожу по синим селам,

Такая благодать.

Отчаянный, веселый,

Но весь в тебя я, мать.

 

В училище разгула

Крепил я плоть и ум.

С березового гула

Растет твой вешний шум.

 

Люблю твои пороки,

И пьянство, и разбой,

И утром на востоке

Терять себя звездой.

 

И всю тебя, как знаю,

Хочу измять и взять,

И горько проклинаю

За то, что ты мне мать.

 

1917

 

 

* * *

 

Там, где вечно дремлет тайна,

Есть нездешние поля.

Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля.

 

Широки леса и воды,

Крепок взмах воздушных крыл.

Но века твои и годы

Затуманил бег светил.

 

Не тобой я поцелован,

Не с тобой мой связан рок.

Новый путь мне уготован

От захода на восток.

 

Суждено мне изначально

Возлететь в немую тьму.

Ничего я в час прощальный

Не оставлю никому.

 

Но за мир твой, с выси звездной,

В тот покой, где спит гроза,

В две луны зажгу над бездной

Незакатные глаза.

 

1917

 

 

* * *

 

Где ты, где ты, отчий дом,

Гревший спину под бугром?

Синий, синий мой цветок,

Неприхоженный песок.

Где ты, где ты, отчий дом?

 

За рекой поет петух.

Там стада стерег пастух,

И светились из воды

Три далекие звезды.

За рекой поет петух.

 

Время – мельница с крылом

Опускает за селом

Месяц маятником в рожь

Лить часов незримый дождь.

Время – мельница с крылом.

 

Этот дождик с сонмом стрел

В тучах дом мой завертел,

Синий подкосил цветок,

Золотой примял песок.

Этот дождик с сонмом стрел.

 

1917

 

 

* * *

 

Песни, песни, о чем вы кричите?