Вьюга на 26 апреля 1912 Г. 1 страница

Сергей Александрович Есенин

Полное собрание стихотворений

 

Юношеские стихотворения, не опубликованные при жизни Сергея Есенина

 

 

ПОЭТ

 

Он бледен. Мыслит страшный путь.

В его душе живут виденья.

Ударом жизни вбита грудь,

А щеки выпили сомненья.

 

Клоками сбиты волоса,

Чело высокое в морщинах,

Но ясных грез его краса

Горит в продуманных картинах.

 

Сидит он в тесном чердаке,

Огарок свечки режет взоры,

А карандаш в его руке

Ведет с ним тайно разговоры.

 

Он пишет песню грустных дум,

Он ловит сердцем тень былого.

И этот шум… душевный шум…

Снесет он завтра за целковый.

 

1910—1912

 

 

НОЧЬ

 

Усталый день склонился к ночи,

Затихла шумная волна,

Погасло солнце, и над миром

Плывет задумчиво луна.

Долина тихая внимает

Журчанью мирного ручья.

И темный лес, склоняся, дремлет

Под звуки песен соловья.

Внимая песням, с берегами,

Ласкаясь, шепчется река.

И тихо слышится над нею

Веселый шелест тростника.

 

1911—1912

 

 

ЗВЕЗДЫ

 

Звездочки ясные, звезды высокие!

Что вы храните в себе, что скрываете?

Звезды, таящие мысли глубокие,

Силой какою вы душу пленяете?

 

Частые звездочки, звездочки тесные!

Что в вас прекрасного, что в вас могучего?

Чем увлекаете, звезды небесные,

Силу великую знания жгучего?

 

И почему так, когда вы сияете,

Маните в небо, в объятья широкие?

Смотрите нежно так, сердце ласкаете,

Звезды небесные, звезды далекие!

 

1911

 

 

И. Д. РУДИНСКОМУ

 

Солнца луч золотой

Бросил искру свою

И своей теплотой

Согрел душу мою.

 

И надежда в груди

Затаилась моей;

Что-то жду впереди

От грядущих я дней.

 

Оживило тепло,

Озарил меня свет.

Я забыл, что прошло

И чего во мне нет.

 

Загорелася кровь

Жарче дня и огня.

И светло и тепло

На душе у меня.

 

Чувства полны добра,

Сердце бьется сильней.

Оживил меня луч

Теплотою своей.

 

Я с любовью иду

На указанный путь,

И от мук и тревог

Не волнуется грудь.

 

1911

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ

 

За окном, у ворот

Вьюга завывает,

А на печке старик

Юность вспоминает.

 

«Эх, была-де пора,

Жил, тоски не зная,

Лишь кутил да гулял,

Песни распевая.

 

А теперь что за жизнь?

В тоске изнываю

И порой о тех днях

С грустью вспоминаю.

 

Погулял на веку,

Говорят, довольно.

Размахнуть старину

Не дают раздолья.

 

Полно, дескать, старик,

Не дури ты много,

Твой конец не велик,

Жизнь твоя у гроба.

 

Ну и что ж, покорюсь,—

Видно, моя доля.

Придет им тоже час

Старческого горя».

 

За окном, у ворот

Вьюга завывает,

А на печке старик

С грустью засыпает.

 

1911—1912

 

 

МОЯ ЖИЗНЬ

 

Будто жизнь на страданья моя обречёна;

Горе вместе с тоской заградили мне путь;

Будто с радостью жизнь навсегда разлучёна,

От тоски и от ран истомилася грудь.

 

Будто в жизни мне выпал страданья удел;

Незавидная мне в жизни выпала доля.

Уж и так в жизни много всего я терпел,

Изнывает душа от тоски и от горя.

 

Даль туманная радость и счастье сулит,

А дойду – только слышатся вздохи да слезы.

Вдруг наступит гроза, сильный гром загремит

И разрушит волшебные, сладкие грезы.

 

Догадался и понял я жизни обман,

Не ропщу на свою незавидную долю.

Не страдает душа от тоски и от ран,

Не поможет никто ни страданьям, ни горю.

 

1911—1912

 

 

ЧТО ПРОШЛО – НЕ ВЕРНУТЬ

 

Не вернуть мне ту ночку прохладную,

Не видать мне подруги своей,

Не слыхать мне ту песню отрадную,

Что в саду распевал соловей!

 

Унеслася та ночка весенняя,

Ей не скажешь: «Вернись, подожди».

Наступила погода осенняя,

Бесконечные льются дожди.

 

Крепким сном спит в могиле подруга,

Схороня в своем сердце любовь.

Не разбудит осенняя вьюга

Крепкий сон, не взволнует и кровь.

 

И замолкла та песнь соловьиная,

За моря соловей улетел,

Не звучит уже более, сильная,

Что он ночкой прохладною пел.

 

Пролетели и радости милые,

Что испытывал в жизни тогда.

На душе уже чувства остылые.

Что прошло – не вернуть никогда.

 

1911—1912

 

 

НОЧЬ

 

Тихо дремлет река.

Темный бор не шумит.

Соловей не поет

И дергач не кричит.

 

Ночь. Вокруг тишина.

Ручеек лишь журчит.

Своим блеском луна

Все вокруг серебрит.

 

Серебрится река.

Серебрится ручей.

Серебрится трава

Орошенных степей.

 

Ночь. Вокруг тишина.

В природе все спит.

Своим блеском луна

Все вокруг серебрит.

 

1911—1912

 

 

ВОСХОД СОЛНЦА

 

Загорелась зорька красная

В небе темно-голубом,

Полоса явилась ясная

В своем блеске золотом.

 

Лучи солнышка высоко

Отразили в небе свет.

И рассыпались далеко

От них новые в ответ.

 

Лучи ярко-золотые

Осветили землю вдруг.

Небеса уж голубые

Расстилаются вокруг.

 

1911—1912

 

 

К ПОКОЙНИКУ

 

Уж крышку туго закрывают,

Чтоб ты не мог навеки встать,

Землей холодной зарывают,

Где лишь бесчувственные спят.

 

Ты будешь нем на зов наш зычный,

Когда сюда к тебе придем.

И вместе с тем рукой привычной

Тебе венков мы накладем.

 

Венки те красотою будут,

Могила будет в них сиять.

Друзья тебя не позабудут

И будут часто вспоминать.

 

Покойся с миром, друг наш милый,

И ожидай ты нас к себе.

Мы перетерпим горе с силой,

Быть может, скоро и придем к тебе.

 

1911—1912

 

 

ЗИМА

 

Вот уж осень улетела

И примчалася зима.

Как на крыльях, прилетела

Невидимо вдруг она.

 

Вот морозы затрещали

И сковали все пруды.

И мальчишки закричали

Ей «спасибо» за труды.

 

Вот появилися узоры

На стеклах дивной красоты.

Все устремили свои взоры,

Глядя на это. С высоты

 

Снег падает, мелькает, вьется,

Ложится белой пеленой.

Вот солнце в облаках мигает,

И иней на снегу сверкает.

 

1911—1912

 

 

ПЕСНЯ СТАРИКА РАЗБОЙНИКА

 

Угасла молодость моя,

Краса в лице завяла,

И удали уж прежней нет,

И силы – не бывало.

 

Бывало, пятерых сшибал

Я с ног своей дубиной,

Теперь же хил и стар я стал

И плачуся судьбиной.

 

Бывало, песни распевал

С утра до темной ночи,

Теперь тоска меня сосет

И грусть мне сердце точит.

 

Когда-то я ведь был удал,

Разбойничал и грабил,

Теперь же хил и стар я стал,

Все прежнее оставил.

 

1911—1912

 

 

БОЛЬНЫЕ ДУМЫ

* * *

 

Нет сил ни петь и ни рыдать,

Минуты горькие бывают,

Готов все чувства изливать,

И звуки сами набегают.

 

1911—1912

 

 

* * *

 

Я ль виноват, что я поэт

Тяжелых мук и горькой доли,

Не по своей же стал я воле —

Таким уж родился на свет.

 

Я ль виноват, что жизнь мне не мила,

И что я всех люблю и вместе ненавижу,

И знаю о себе, чего еще не вижу,—

Ведь этот дар мне муза принесла.

 

Я знаю – в жизни счастья нет,

Она есть бред, мечта души больной,

И знаю – скучен всем напев унылый мой,

Но я не виноват – такой уж я поэт.

 

1911—1912

 

 

ДУМЫ

 

Думы печальные, думы глубокие,

Горькие думы, думы тяжелые,

Думы, от счастия вечно далекие,

Спутники жизни моей невеселые!

 

Думы – родители звуков мучения,

Думы несчастные, думы холодные,

Думы – источники слез огорчения,

Вольные думы, думы свободные!

 

Что вы терзаете грудь истомлённую,

Что заграждаете путь вы мне мой?..

Что возбуждаете силу сломлённую

Вновь на борьбу с непроглядною тьмой?

 

Не поддержать вам костра догоревшего,

Искры потухшие… Поздно, бесплодные.

Не исцелить сердца вам наболевшего,

Думы больные, без жизни, холодные!

 

1911—1912

 

 

ЗВУКИ ПЕЧАЛИ

 

Скучные песни, грустные звуки,

Дайте свободно вздохнуть.

Вы мне приносите тяжкие муки,

Больно терзаете грудь.

 

Дайте отрады, дайте покоя,

Дайте мне крепко заснуть.

Думы за думами смутного роя,

Вы мне разбили мой путь.

 

Смолкните, звуки – вестники горя,

Слезы уж льются из глаз.

Пусть успокоится горькая доля.

Звуки! Мне грустно от вас!

 

Звуки печали, скорбные звуки,

Долго ль меня вам томить?

Скоро ли кончатся тяжкие муки,

Скоро ль спокойно мне жить?

 

1911—1912

 

 

СЛЕЗЫ

 

Слезы… опять эти горькие слезы,

Безотрадная грусть и печаль;

Снова мрак… и разбитые грезы

Унеслись в бесконечную даль.

 

Что же дальше? Опять эти муки?

Нет, довольно… Пора отдохнуть

И забыть эти грустные звуки,

Уж и так истомилася грудь.

 

Кто поет там под сенью березы?

Звуки будто знакомые мне —

Это слезы опять… Это слезы

И тоска по родной стороне.

 

Но ведь я же на родине милой,

А в слезах истомил свою грудь.

Эх… лишь, видно, в холодной могиле

Я забыться могу и заснуть.

 

1911—1912

 

 

* * *

 

Не видать за туманною далью,

Что там будет со мной впереди,

Что там… счастье, иль веет печалью,

Или отдых для бедной груди.

 

Или эти седые туманы

Снова будут печалить меня,

Наносить сердцу скорбные раны

И опять снова жечь без огня.

 

Но сквозь сумрак в туманной дали́

Загорается, вижу, заря;

Это смерть для печальной земли,

Это смерть, но покой для меня.

 

1911—1912

 

 

ВЬЮГА НА 26 АПРЕЛЯ 1912 г.

 

Что тебе надобно, вьюга?

Ты у окна завываешь,

Сердце больное тревожишь,

Грусть и печаль вызываешь.

 

Прочь уходи поскорее,

Дай мне забыться немного,

Или не слышишь – я плачу,

Каюсь в грехах перед Богом?

 

Дай мне с горячей молитвой

Слиться душою и силой.

Весь я истратился духом,

Скоро сокроюсь могилой.

 

Пой ты тогда надо мною,

Только сейчас удалися

Или за грешную душу

Вместе со мной помолися.

 

1912

 

 

ПРЕБЫВАНИЕ В ШКОЛЕ

 

Душно мне в этих холодных стенах,

Сырость и мрак без просвета.

Плесенью пахнет в печальных углах —

Вот она, доля поэта.

 

Видно, навек осужден я влачить

Эти судьбы приговоры,

Горькие слезы безропотно лить,

Ими томить свои взоры.

 

Нет, уже лучше тогда поскорей

Пусть я иду до могилы,

Только там я могу, и лишь в ней,

Залечить все разбитые силы.

 

Только и там я могу отдохнуть,

Позабыть эти тяжкие муки,

Только лишь там не волнуется грудь

И не слышны печальные звуки.

 

1911—1912

 

 

ДАЛЕКАЯ ВЕСЕЛАЯ ПЕСНЯ

 

Далеко-далеко от меня

Кто-то весело песню поет.

И хотел бы провторить ей я,

Да разбитая грудь не дает.

 

Тщетно рвется душа до нея,

Ищет звуков подобных в груди,

Потому что вся сила моя

Истощилась еще впереди.

 

Слишком рано я начал летать

За мечтой идеала земли,

Рано начал на счастье роптать,

Разбираясь в прожитой дали.

 

Рано пылкой душою своей

Я искал себе мрачного дня

И теперь не могу вторить ей,

Потому что нет сил у меня.

 

1911—1912

 

 

МОИ МЕЧТЫ

 

Мои мечты стремятся вдаль,

Где слышны вопли и рыданья,

Чужую разделить печаль

И муки тяжкого страданья.

 

Я там могу найти себе

Отраду в жизни, упоенье,

И там, наперекор судьбе,

Искать я буду вдохновенья.

 

1911—1912

 

 

БРАТУ ЧЕЛОВЕКУ

 

Тяжело и прискорбно мне видеть,

Как мой брат погибает родной.

И стараюсь я всех ненавидеть,

Кто враждует с его тишиной.

 

Посмотри, как он трудится в поле,

Пашет твердую землю сохой,

И послушай те песни про горе,

Что поет он, идя бороздой.

 

Или нет в тебе жалости нежной

Ко страдальцу сохи с бороной?

Видишь гибель ты сам неизбежной,

А проходишь его стороной.

 

Помоги же бороться с неволей,

Залитою вином, и с нуждой!

Иль не слышишь, он плачется долей

В своей песне, идя бороздой?

 

1911—1912

 

 

ДЕРЕВЕНСКАЯ ИЗБЕНКА

 

Ветхая избенка

Горя и забот,

Часто плачет вьюга

У твоих ворот.

 

Часто раздаются

За твоей стеной

Жалобы на бедность,

Песни звук глухой.

 

Все поют про горе,

Про тяжелый гнет,

Про нужду лихую

И голодный год.

 

Нет веселых песен

Во стенах твоих,

Потому что горе

Заглушает их.

 

1911—1912

 

 

ОТОЙДИ ОТ ОКНА

 

Не ходи ты ко мне под окно

И зеленой травы не топчи;

Я тебя разлюбила давно,

Но не плачь, а спокойно молчи.

 

Я жалею тебя всей душою,

Что тебе до моей красоты?

Почему не даешь мне покою

И зачем так терзаешься ты?

 

Все равно я не буду твоею,

Я теперь не люблю никого,

Не люблю, но тебя я жалею,

Отойди от окна моего!

 

Позабудь, что была я твоею,

Что безумно любила тебя;

Я теперь не люблю, а жалею —

Отойди и не мучай себя!

 

1911—1912

 

 

ВЕСЕННИЙ ВЕЧЕР

 

Тихо струится река серебристая

В царстве вечернем зеленой весны.

Солнце садится за горы лесистые,

Рог золотой выплывает луны.

 

Запад подернулся лентою розовой,

Пахарь вернулся в избушку с полей,

И за дорогою в чаще березовой

Песню любви затянул соловей.

 

Слушает ласково песни глубокие

С запада розовой лентой заря.

С нежностью смотрит на звезды далекие

И улыбается небу земля.

 

1911—1912

 

 

* * *

 

И надо мной звезда горит,

Но тускло светится в тумане,

И мне широкий путь лежит,

Но он заросший весь в бурьяне.

 

И мне весь свет улыбки шлет,

Но только полные презренья,

И мне судьба привет несет,

Но слезы вместо утешенья.

 

1911—1912

 

 

ПОЭТ

 

Не поэт, кто слов пророка

Не желает заучить,

Кто язвительно порока

Не умеет обличить.

 

Не поэт, кто сам боится,

Чтобы сильных уязвить,

Кто победою гордится,

Может слабых устрашить.

 

Не поэт и кто имеет

К людям разную любовь,

Кто за правду не умеет

Проливать с врагами кровь.

 

Тот поэт, врагов кто губит,

Чья родная правда – мать,

Кто людей как братьев любит

И готов за них страдать.

 

Он все сделает свободно,

Что другие не могли.

Он поэт, поэт народный,

Он поэт родной земли!

 

1912

 

 

КАПЛИ

 

Капли жемчужные, капли прекрасные,

Как хороши вы в лучах золотых,

И как печальны вы, капли ненастные,

Осенью черной на окнах сырых.

 

Люди, веселые в жизни забвения,

Как велики вы в глазах у других

И как вы жалки во мраке падения,

Нет утешенья вам в мире живых.

 

Капли осенние, сколько наводите

На душу грусти вы чувства тяжелого.

Тихо скользите по стеклам и бродите,

Точно как ищете что-то веселого.

 

Люди несчастные, жизнью убитые,

С болью в душе вы свой век доживаете.

Милое прошлое, вам не забытое,

Часто назад вы его призываете.

 

1912

 

 

* * *

 

Грустно… Душевные муки

Сердце терзают и рвут,

Времени скучные звуки

Мне и вздохнуть не дают.

Ляжешь, а горькая дума

Так и не сходит с ума…

Голову кружит от шума.

Как же мне быть… и сама

Моя изнывает душа.

Нет утешенья ни в ком.

Ходишь едва-то дыша.

Мрачно и дико кругом.

Доля! Зачем ты дана!

Голову негде склонить,

Жизнь и горька и бедна,

Тяжко без счастия жить.

 

1913

 

 

* * *

 

И слезы горькие на землю упадали,

И было тяжело и так печально мне,

И все же мы друг друга не поняли.

Умчалась ты в далекие края,

И все мечты мои увяну ли без цвета,

И вновь опять один остался я

Страдать душой без ласки и привета.

И часто я вечернею порой

Хожу к местам заветного свиданья,

И вижу я в мечтах мне милый образ твой,

И слышу в тишине тоскливые рыданья.

 

1913

 

 

У МОГИЛЫ

 

На память об усопшем

 

В этой могиле под скромными ивами

Спит он, зарытый землей,

С чистой душой, со святыми порывами,

С верой зари огневой.

 

Тихо погасли огни благодатные

В сердце страдальца земли,

И на чело, никому не понятные,

Мрачные тени легли.

 

Спит он, а ивы над ним наклонилися,

Свесили ветви кругом,

Точно в раздумье они погрузилися,

Думают думы о нем.

 

Тихо от ветра, тоски напустившего,

Плачет, нахмурившись, даль.

Точно им всем безо времени сгибшего

Бедного юношу жаль.

 

1912—1913

 

 

* * *

 

Н. А. Сардановскому

 

Упоенье – яд отравы,

Не живи среди людей,

Не меняй свои забавы

На красу бесцветных дней.

 

Все пройдет, и жизни холод

Сердце чуткое сожмет,

Все, чем жил, когда был молод,

Глупой шуткой назовет.

 

Берегись дыханья розы,

Не тревожь ее кусты.

Что любовь? Пустые грезы,

Бред несбыточной мечты.

 

1914

 

 

ЮНОСТЬ

 

Мечты и слезы,

Цветы и грезы

Тебе дарю.

 

От тихой ласки

И нежной сказки

Я весь горю.

 

А сколько муки

Святые звуки

Наносят мне!

 

Но силой тертой

Пошлю все к черту.

Иди ко мне.

 

1914

 

 

ИСПОВЕДЬ САМОУБИЙЦЫ

 

Простись со мною, мать моя,

Я умираю, гибну я!

Больную скорбь в груди храня,

Ты не оплакивай меня.

 

Не мог я жить среди людей,

Холодный яд в душе моей.

И то, чем жил и что любил,

Я сам безумно отравил.

 

Своею гордою душой

Прошел я счастье стороной.

Я видел пролитую кровь

И проклял веру и любовь.

 

Я выпил кубок свой до дна,

Душа отравою полна.

И вот я гасну в тишине,

Но пред кончиной легче мне.

 

Я стер с чела печать земли,

Я выше трепетных в пыли.

И пусть живут рабы страстей —

Противна страсть душе моей.

 

Безумный мир, кошмарный сон,

А жизнь есть песня похорон.

И вот я кончил жизнь мою,

Последний гимн себе пою.

 

А ты с тревогою больной

Не плачь напрасно надо мной.

 

1913—1915

 

 

* * *

 

Я положил к твоей постели

Полузавядшие цветы,

И с лепестками помертвели

Мои усталые мечты.

 

Я нашептал моим левкоям

Об угасающей любви,

И ты к оплаканным покоям

Меня уж больше не зови.

 

Мы не живем, а мы тоскуем.

Для нас мгновенье красота,

Но не зажжешь ты поцелуем

Мои холодные уста.

 

И пусть в мечтах я все читаю:

«Ты не любил, тебе не жаль»,

Зато я лучше понимаю

Твою любовную печаль.

 

1913—1915

 

 

ЧАРЫ

 

В цветах любви весна-царевна

По роще косы расплела,

И с хором птичьего молебна

Поют ей гимн колокола.

Пьяна под чарами веселья,

Она, как дым, скользит в лесах,

И золотое ожерелье

Блестит в косматых волосах.

А вслед ей пьяная русалка

Росою плещет на луну.

И я, как страстная фиалка,

Хочу любить, любить весну.

 

1914

 

 

БУРЯ

 

Дрогнули листочки, закачались клены,

С золотистых веток полетела пыль…

Зашумели ветры, охнул лес зеленый,

Зашептался с эхом высохший ковыль…

 

Плачет у окошка пасмурная буря,

Понагнулись ветлы к мутному стеклу

И качают ветки, голову понуря,

И с тоской угрюмой смотрят в полумглу…

 

А вдали, чернея, выползают тучи,

И ревет сердито грозная река,

Подымают брызги водяные кручи,

Словно мечет землю сильная рука.

 

1914—1915

 

 

* * *

 

Ты ушла и ко мне не вернешься,

Позабыла ты мой уголок

И теперь ты другому смеешься,

Укрываяся в белый платок.

 

Мне тоскливо, и скучно, и жалко,

Неуютно камин мой горит,

Но измятая в книжке фиалка

Все о счастье былом говорит.

 

1913—1915

 

 

* * *

 

На небесном синем блюде

Желтых туч медовый дым.

Грезит ночь. Уснули люди.

Только я тоской томим.

 

Облаками перекрещен,

Сладкий дым вдыхает бор.

За кольцо небесных трещин

Тянет пальцы косогор.

 

На болоте крячет цапля,

Четко хлюпает вода,

А из туч глядит, как капля,

Одинокая звезда.

 

Я хотел бы в мутном дыме

Той звездой поджечь леса

И погинуть вместе с ними,

Как зарница – в небеса.

 

1913—1915

 

 

Стихотворения 1910 года

 

 

* * *

 

Вот уж вечер. Роса

Блестит на крапиве.

Я стою у дороги,

Прислонившись к иве.

От луны свет большой

Прямо на нашу крышу.

Где-то песнь соловья

Вдалеке я слышу.

Хорошо и тепло,

Как зимой у печки.

И березы стоят,

Как большие свечки.

И вдали за рекой,

Видно, за опушкой,

Сонный сторож стучит

Мертвой колотушкой.

1910

 

 

* * *

 

Там, где капустные грядки

Красной водой поливает восход,

Клененочек маленький матке

Зеленое вымя сосет.

 

1910

 

 

* * *

 

Поет зима – аукает,

Мохнатый лес баюкает

Стозвоном сосняка.

Кругом с тоской глубокою

Плывут в страну далекую

Седые облака.

 

А по двору метелица

Ковром шелковым стелется,

Но больно холодна.

Воробышки игривые,

Как детки сиротливые,

Прижались у окна.

 

Озябли пташки малые,

Голодные, усталые,

И жмутся поплотней.

А вьюга с ревом бешеным

Стучит по ставням свешенным

И злится все сильней.

 

И дремлют пташки нежные

Под эти вихри снежные

У мерзлого окна.

И снится им прекрасная,

В улыбках солнца ясная

Красавица весна.

 

1910

 

 

ПОДРАЖАНЬЕ ПЕСНЕ

 

Ты поила коня из горстей в поводу,

Отражаясь, березы ломались в пруду.

 

Я смотрел из окошка на синий платок,

Кудри черные змейно трепал ветерок.

 

Мне хотелось в мерцании пенистых струй

С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.

 

Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,

Унеслася ты вскачь, удилами звеня.

 

В пряже солнечных дней время выткало нить.

Мимо окон тебя понесли хоронить.

 

И под плач панихид, под кадильный канон,

Все мне чудился тихий раскованный звон.

 

1910

 

 

* * *

 

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.