Методологические подходы к изучению общества как целого

Фердинанд Теннис

Фердинанд Теннис (1855—1936) — один из основоположников не­мецкой классической социологии, создатель ее формальной школы. Учился в Страсбургском и Тюбингенском университетах, защитил диссертацию по классической философии (1875), профессор уни­верситета в Киле (1906—1933). Один из основателей Немецкого со­циологического общества (1910), его президент вплоть до роспуска Общества нацистами (1921 — 1933).

Теннис широко известен своим вкладом в теоретическую соци­ологию, который он сделал в фундаментальном труде «Общность и общество. Основные понятия чистой социологии». Эта книга была опубликована в 1887 г., выдержала восемь немецких изданий (по­следнее — в 1935 г.) и переведена на многие языки (русский перевод появился в 2002 г.). Итогом теоретической работы Тенниса стало его «Введение в социологию» (1931).

Вместе с тем в 1896—1897 гг. Теннис провел обширные эмпи­рические исследования условий жизни нижних слоев населения Гамбурга, изучал статистику преступности. В условиях Веймарской республики (20-е гг. XX в.) Теннис возобновил исследования болевых точек жизни немецкого народа. Наряду с общей социологией он выделял специальную социологию, а в составе последней — эмпи­рическую социологию, или социографию.

Ниже приведен вводный раздел книги «Общность и общество», который Теннис назвал "Thema", т.е. «предмет обсуждения». Этот текст раскрывает понимание Теннисом фундаментального характе­ра проблемы соотношения общности и общества, их принципиаль­ной противоположности, о чем сказано в главе 1 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. Во втором и пятом разделах настоящей Хрестоматии даны еще несколько фрагментов из основного труда Тенниса.

Н.Л.

ПРЕДМЕТ ОБСУЖДЕНИЯ. [ОБЩНОСТЬ И ОБЩЕСТВО]*

1. Отношения между человеческими волями — «общность» и «общество» в языке

Человеческие воли состоят в многообразных отношениях друг к другу; каждое такое отношение представляет собой некое взаимное воздействие, которое, исполняясь или исходя от одной стороны, претерпевается или восприемлется другой. Воздействия эти, одна­ко, таковы, что ведут либо к сохранению, либо к разрушению иной воли или тела, т.е. бывают утвердительными или отрицательными. В качестве предмета своих исследований предлагаемая теория будет направлена исключительно на отношения взаимного утверждения. Каждое такое отношение представляет собой некое единство во множественности или множественность в единстве. Оно слагается из всевозможных поощрений и послаблений, действий, которые взаимонаправлены и рассматриваются как выражение воли и ее сил. Образованная таким позитивным отношением группа, вос­принимаемая как существо или вещь, действия которых едины в своей внутренней и внешней направленности, называется связью [Verbindung]. Само это отношение, и тем самым связь, понимается либо как реальная и органическая жизнь — в этом состоит суть общности [Gemeinschaft], —либо как идеальное и механическое образование — таково понятие общества [Gesellschaft].

В ходе применения этих имен выяснится, что их выбор обо­снован синонимическим словоупотреблением немецкого языка. Но прежняя научная терминология, как правило, пользуется ими произвольно и без разбора подменяет одно другим. Поэтому сле­довало бы в нескольких замечаниях заранее указать на их противо­положность как на данную. Всякая доверительная, сокровенная, исключительная совместная жизнь (как мы находим) понимается как жизнь в общности. Общество же — это публичность, мир. В общности со своими близкими мы пребываем с рождения, будучи связаны ею во всех бедах и радостях. В общество же мы отправля­емся как на чужбину. Юношу предостерегают от дурного общества; но понятие о дурной общности противно духу языка. Об обществе домашних могут, пожалуй, говорить юристы, раз уж им знакомо

* Цит. по: Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социоло­гии. / Пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб., 2002. С. 9—15. Цитируемый текст иллю­стрирует содержание главы 1 первого раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

только общественное понятие связи; но общность домашних с ее бесконечным влиянием на человеческую душу ощущается каждым, кто становится причастным к ней. Точно так же супругам хорошо известно, что они вступают в брак как в совершенную жизненную общность (communio totius vitae); но понятие о жизненном обществе противоречиво в себе самом. Общество мы составляем друг другу; но никто не может составить общности кому бы то ни было другому. Религиозная общность приемлет нас в свое лоно; религиозные же общества, как и другие объединения, заключаемые ради какой-нибудь произвольной цели, лишь наличествуют для государства и теоретического рассмотрения, находящихся во внешнем отношении к ним. Говорят об общности языка, нравов и веры; но — об обществе деловых людей, попутчиков, ученых. В этом значении, в частности, говорится о торговых обществах: даже если между их субъектами поддерживаются доверительные отношения и существует какая-то общность, о торговой общности все же едва ли можно вести речь. И совсем уж немыслимо было бы образовать словосочетание «ак­ционерная общность». Между тем общность владения в самом деле существует: владение пашней, лесом, лугом. Общность супружеского имущества не станут называть имущественным сообществом.

Таким образом выявляются некоторые различия. В наиболее общем смысле вполне можно говорить об общности, объемлющей все человечество, каковой, к примеру, хотела бы быть церковь. Но че­ловеческое общество понимается всего лишь как сосуществование независимых друг от друга лиц. Поэтому, если в научных кругах с недавних пор начали толковать об обществе в пределах одной стра­ны, противопоставляя его государству, то это понятие, пожалуй, будет принято, но найдет свое объяснение только в более глубоком противопоставлении народным общностям. Общность стара, а обще­ство ново — и по сути своей, и по имени. Это удалось увидеть автору, который вообще-то разглагольствовал о политических дисципли­нах, не вдаваясь в их глубины (см.: Bluntschli. Staatsworterbuch. IV {Блунчли И. К. Политический словарь. IV)): «Совокупное понятие общества в социальном и политическом смысле находит свое есте­ственное основание в обычаях и воззрениях третьего сословия. Это понятие относится, собственно, не к народу, но всегда — лишь к третьему сословию... Это его общество стало источником и в то же время выражением общепринятых суждений и тенденций... Всюду, где процветает и приносит плоды городская культура, возникает и общество как ее неотъемлемый орган. В деревне оно малоизвестно». Напротив, всякая похвала деревенской жизни всегда указывала на

то, что общность между людьми там более крепка, в ней больше жизни: общность есть устойчивая и подлинная совместная жизнь, общество же — лишь преходящая и иллюзорная. И потому сама общ­ность должна пониматься как живой организм, а общество — как механический агрегат и артефакт.

2. Органические и механические образования

Все действительное органично в той мере, в какой его можно мыслить только во взаимосвязи с целокупной действительностью, определяющей его свойства и движения. Так притяжение в его многочисленных проявлениях делает доступный нашему познанию универсум единым целым, действие которого проявляется в тех движениях, какими любые два тела изменяют свое положение друг относительно друга. Но в аспекте восприятия и покоящейся на нем научной точки зрения целое, для того чтобы оказывать воздействие, должно быть ограничено, и каждое такое целое мы находим со­стоящим из меньших целых, для которых характерна та или иная направленность и скорость движения друг относительно друга; само притяжение либо остается необъясненным (в случае действия на расстоянии), либо мыслится как механическое воздействие (через внешнее прикосновение), пусть даже и неведомо как осуществляе­мое. В этом смысле телесные массы распадаются, как известно, на однородные, с большей или меньшей энергией притягивающие друг друга молекулы, агрегатными состояниями которых являются тела; молекулы состоят из неоднородных (химических) атомов, причем объяснить их несхожесть различным сочетанием одинаковых вну­триатомных частиц предоставляется дальнейшему анализу. Но чистая теоретическая механика лишь придает статус субъектов подлинных действий и противодействий лишенным протяженности силовым центрам, понятие о которых весьма близко к понятию о метафизи­ческих атомах. Все превратности расчетов, связанные с движением или направлением движения частиц, тем самым исключаются.

В применении же к одному и тому же телу, как к их системе, фи­зические молекулы, поскольку они рассматриваются как обладающие равной величиной и без учета их возможной делимости, столь же приемлемым образом служат в качестве носителей силы, в качестве вещества как такового. Все наличные массы сравнимы по своему весу и могут быть выражены в определенных количествах одного и того же вещества, поскольку их частицы мыслятся как пребывающие в совер­шенно устойчивом агрегатном состоянии. В любом случае единство,

 

Ti

предстающее субъектом какого-либо движения или интегральной частью какого-либо целого (единства более высокого уровня), есть продукт неизбежной в науке фикции. В строгом смысле его адекват­ными представителями могут считаться только предельные единства, метафизические атомы — то нечто, которое есть ничто, или ничто, которое есть нечто, памятуя все же о том, что всякое представление о величине имеет лишь относительное значение.

В действительности же, хотя с точки зрения механики это ано­малия, помимо этих частиц, которые и сами являются составными, и составляют мертвое, в нашем понимании, вещество, существуют также тела, которые во всем своем бытии выступают как природные целые и, обладая такой целостностью, движутся и воздействуют на составляющие их части — таковы органические тела. К ним отно­симся и мы, испытующие себя в познании люди, и каждый из нас кроме опосредованного знания обо всех возможных телах обладает непосредственным знанием своего собственного. В силу неизбеж­ных умозаключений мы убеждаемся, что с каждым живым телом связана психическая жизнь, благодаря чему оно в себе и для себя существует таким же образом, как это нам известно о нас самих, Но объективное рассмотрение с не меньшей отчетливостью учит, что здесь всякий раз дано такое целое, которое не составляется из частей, но обладает ими как зависимыми от него и им обуслов­ленными; что, таким образом, оно само как целое и тем самым как форма действительно и субстанциально. Человеческая сила способна лишь производить неорганические вещи из органических веществ, разделяя и снова связывая их друг с другом. Таким же путем вещи приводятся к единству в ходе научных операций и предстают таковыми в понятиях. Наивное созерцание и фантазия художника, народная вера и вдохновенная поэзия придают явлениям живость; их искусно-деятельной силе, а именно силе вымысла, причастна и наука. Но наука же и умерщвляет живое, чтобы постичь его отноше­ния и взаимосвязи; все состояния и силы она обращает в процессы движения, всякое движение сводит к количеству проделанной рабо­ты, то есть затраченной рабочей силы или энергии, чтобы постичь все процессы как однородные и соизмерить их друг с другом, коль скоро они в равной мере могут друг в друга превращаться.

Все это истинно настолько, насколько истинны предполагае­мые единства и насколько на деле безгранично поле возможного как мыслимого: тем самым достигается цель познания, равно как и другие цели, достижению которых наука призвана служить. Но тен­денции и необходимые моменты органического становления и уни-

чтожения невозможно понять механическими средствами. Здесь само понятие становится живой, изменчивой и развивающейся реальностью как идея индивидуального существа. Если сюда втор­гается наука, то меняется ее собственная природа: из дискурсивного и рационального воззрения она превращается в интуитивное и диа­лектическое, а это и есть философствование.

Но нынешнее рассмотрение должно вращаться не вокруг родов и видов и, стало быть, в том, что касается человека, не вокруг рас, народов и племен как биологических единств; наш взор устремлен к социологическому смыслу, сообразно которому человеческие отношения и связи мыслятся как живые, или же, напротив, всего лишь как артефакты, и смысл этот отражается и находит свою аналогию в теории индивидуальной воли; именно в этом смысле постановка психологической проблемы станет целью второй книги нашего исследования.

Георг Зиммель

Георг Зиммелъ (1858-1918) — один из классиков немецкой соци­ологии, основоположник формальной социологии. Автор фундамен­тального исследования «Социология» (1908) и многих других работ. Незадолго до смерти он опубликовал так называемую малую социо­логию— небольшую книгу «Основные вопросы социологии» (1917).

В центре теоретического анализа Зиммеля находились про­блемы человеческих взаимодействий и их форм. Ниже помещен фрагмент из первой главы его книги «Социальная дифференциация» (1890), который мы назвали «О реальности общества» и который конкретизирует существо дискурса по проблеме социологического реализма и номинализма, обрисованной в главе 1 базового пособия учебного комплекса. Эту актуальную методологическую проблему Зиммель рассматривает с позиций взаимодействия как универсаль­ного регулятивного принципа: «все со всем находится в известном взаимодействии». Если это достаточно тесное взаимодействие, то оно позволяет выделить взаимодействующие части в самостоя­тельный объект. Это относится и к обществу, в котором постоян­но взаимодействуют индивиды и группы людей. Как результат их взаимодействий общество реально и не заключает в себе ничего мистического, о чем говорят сторонники индивидуалистического реализма или номиналисты.

Устойчивые взаимодействия индивидов позволяют выделить определенные их формы, благодаря которым из индивидов и по-

 

лучается общество. Зиммель назвал их формами «обобществления» (Vergesellschaftung, англ. sociation), или культурными формами, благодаря которым устойчивые типы взаимодействий индивидов становятся элементами общества. По-видимому, их можно назвать формами социализации. Учение об этих формах он назвал «чистой», или формальной,социологией.

Несмотря на методологическую формальность этого учения, оно посвящено содержательным сторонам общественных отно­шений. Яркой иллюстрацией этого служит работа Зиммеля «Кон­фликт», построенная вокруг главного тезиса: «конфликт — это форма социализации».

Н.Л.

[О РЕАЛЬНОСТИ ОБЩЕСТВА]*

Понятие общества имеет смысл, очевидно, лишь в том случае, если оно так или иначе противополагается простой сумме отдельных людей. Потому что, если бы оно совпадало с последней, по-видимому, оно могло бы быть объектом науки только в том смысле, в каком, например, «звездное небо» может быть названо объектом астроно­мии; но на самом деле это лишь имя собирательное, и астрономия устанавливает только движения отдельных звезд и законы, которые ими управляют. Если общество есть такое соединение отдельных людей, которое представляет собой только результат нашего способа рассмотрения, а настоящими реальностями являются эти отдельные люди, то они и их отношения образуют настоящий объект науки, и по­нятие общества улетучивается. И в самом деле это, по-видимому, так. Ведь осязательно существуют только отдельные люди и их состояния и движения: поэтому задача может заключаться только в том, чтобы понять их, тогда как возникшее лишь в результате идеального синте­за, нигде не уловимое существо общества не может быть предметом мышления, направленного на исследование действительности.

Основная идея этого сомнения в осмысленности социологии совершенно справедлива: в самом деле, мы должны возможно точнее различать реальные существа, которые мы имеем право рассматривать как объективные единства, и их соединения в комплексы, которые, как таковые, существуютлишьвнашем синтезирующем духе. И, ко-

* Цит. по: Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психо­логические исследования. / Под редакцией и с предисловием Б.А. Кистяковского. М., 1909. С. 14—21. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 1 первого раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

нечно, все реалистическое познание покоится на возвращении к первым; познание общих понятий, — ведь платонизм, который все еще носится с призраками, вводит контрабандой эти понятия, превра­щенные в реальности, в наше миросозерцание, — познание их, как чисто субъективных образований, и их разложение на сумму един­ственно реальных отдельных явлений составляет одну из главных целей современного духовного развития. Но если индивидуализм направляет таким образом свою критику против понятия обще­ства, то стоит только углубить размышление еще на одну ступень для того, чтобы увидеть, что он произносит этим осуждение самому себе. И отдельный человек не является абсолютным единством, которое требовало бы познания, считающегося лишь с последни­ми реальностями. Постигнуть, как таковую, ту множественность, которую индивидуальный человек представляет уже сам по себе и в себе, — вот, думается мне, одно из важнейших условий, пред­шествующих рациональному обоснованию науки об обществе, и мне хотелось бы поэтому рассмотреть его здесь поближе...

Для меня несомненно, что существует только одно основание, которое придает соединению по крайней мере относительную объ­ективность: это — взаимодействие частей. Мы называем каждый предмет единообразным постольку, поскольку между его частями существуют динамические взаимоотношения. Живое существо является особенно единым потому, что мы наблюдаем в нем самое энергичное воздействие каждой части на другую, тогда как связи частей в неорганическом природном образовании достаточно слабы для того, чтобы по отделении одной части свойства и функции дру­гих оставались по существу неповрежденными. В пределах личной душевной жизни, несмотря на ранее указанную разнородность ее содержания, функциональное отношение частей является в высшей степени тесным; каждое представление, даже самое отдаленное или давным давно прошедшее, может оказывать на другое такое интенсивное воздействие, что с этой точки зрения представление единства является в данном случае, конечно, в высшей степени обоснованным. Конечно, в отдельных случаях эта обоснованность может быть различна только в степени; мы должны принять, как регулятивный принцип мира, что все со всем находится в известном взаимодействии, что между каждой точкой мира и всеми остальными действуют силы и существуют разнообразные отношения, поэтому у нас не может быть логических препятствий для того, чтобы вы­хватывать по усмотрению различные единства, образовывать из них понятие одного существа и затем определять его природу и движение

 

3-3033

?3

с точки зрения его истории и закономерности. При этом решающим является лишь вопрос о том, какое соединение целесообразно с научной точки зрения и где взаимодействие между существами до­статочно прочно для того, чтобы его изолированное рассмотрение, в противоположность взаимодействию каждого такого существа со всеми остальными, могло обещать в будущем объяснение, выдаю­щееся по результатам, причем вопрос сводится главным образом к тому, чтобы познание его могло быть типичным и могло установить если не закономерность, — ее можно познать только в действиях простых частей, — то известную правильность. Разложение обще­ственной души на сумму взаимодействий ее участников соответству­ет общему направлению современной духовной жизни: разложить постоянное, равное самому себе, субстанциальное на функции, силы, движения и постигнуть во всяком бытии исторический про­цесс его образования. Никто не будет отрицать, что взаимодействие частей происходит в том, что мы называем обществом. Общество так же, как человеческий индивидуум, не представляет из себя вполне замкнутого существа или абсолютного единства. По отношению к реальным взаимодействиям частей оно является только вторичным, только результатом, и притом как по существу, так и для исследова­теля. Если мы здесь оставим в стороне морфологические явления, в которых индивидуум является, конечно, всецело продуктом своей социальной группы, и обратим внимание на последнюю теорети­ко-познавательную основу, то мы должны будем сказать: здесь нет общественного единства, из однородного характера которого выте­кают свойства, отношения и изменения частей, но здесь существуют отношения и деятельности элементов, на основе которых только и может быть установлено единство. Эти элементы сами по себе не представляют настоящих единств; но их следует рассматривать как единства ради высших соединений, потому что каждый из них по отношению к другим действует единообразно; поэтому обще­ство слагается из взаимодействия не одних только человеческих личностей — в этом нет необходимости: целые группы во взаимо­действии с другими могут также образовать общество. Ведь и физи­ческий и химический атом совсем не является простой сущностью в метафизическом смысле, а с абсолютной точки зрения может быть разлагаем все дальше; но для исследования данных наук это без­различно, потому что фактически он действует как единство; подобно этому и социологическое исследование имеет дело, так сказать, лишь с эмпирическими атомами, с представлениями, ин-

дивидуумами, группами, которые действуют как единства, хотя сами по себе они могут быть делимы и дальше. В этом смысле, который является относительным с обеих точек зрения, можно сказать, что общество есть единство, состоящее из единств. Однако нет никакого внутреннего замкнутого народного единства, которое создавало бы из себя право, нравы, религии, язык; но социальные единства, соприкасающиеся внешним образом, образуют в своих пределах под влиянием целесообразности, нужды и силы вышеупомянутые содержания и формы, и это только создает или скорее обозначает их объединение. И, таким образом, в познании нельзя начинать с такого понятия об обществе, из определения которого вытекали бы отношения и взаимные действия составных частей, но следует и твердо установить эти последние, причем общество будет только названием для суммы этих взаимодействий, названием, которое будет применимо лишь постольку, поскольку они установлены. По­этому это понятие не установлено раз навсегда, но имеет различные степени, причем оно может быть применимо в большей или меньшей степени, смотря по количеству и глубине взаимодействий, которые существуют между данными личностями. Таким образом, понятие общества совершенно теряет тот мистический оттенок, который пытался усмотреть в нем индивидуалистический реализм.

Правда, согласно такому определению общества, и два воюющих государства также, по-видимому, должны быть названы обществом, гак как между ними существует несомненное взаимодействие. Не­смотря на этот конфликт с обычным словоупотреблением, я мог бы взять на себя методологическую ответственность и просто допустить здесь исключение, случай, на который это определение не распро­страняется. Вещи и события слишком сложны и имеют слишком расплывчатые границы для того, чтобы нужно было отказываться от объяснения, соответствующего известному факту, потому, что оно распространяется также на другие очень отличные явления. В та­ком случае пришлось бы искать специфическое различие, которое нужно присоединить к понятию взаимодействующих личностей пли групп для того, чтобы получить обычное понятие общества и противопоставить его понятию воюющих сторон. Можно было бы, например, сказать, что общество есть такое взаимодействие, в котором деятельность ради собственных целей содействует в то же время целям других. Но и это не вполне удовлетворительно, потому что обществом все еще назовут и такое соединение, которое возник­ло и держится лишь посредством насилия одной стороны и ради ее

исключительной пользы. Я вообще думаю: какое бы ни установить простое и единообразное определение общества, всегда найдется такая пограничная область, в которой оно не совпадет с областью, определенной нашим представлением об обществе.

Эмиль Дюркгейм

Эмиль Дюркгейм (1858—1917) — основатель школы социологизма и журнала L'Annee sociologique (с 1896), один из первых соединил социологическую теорию с методологией получения эмпирических данных, создал образец теоретически ориентированного социоло­гического исследования («Самоубийство», 1897). Два личных каче­ства характеризовали всю его деятельность: нравственное чувство правды, исключающее любую ложь, даже «во спасение»; чувство гражданского долга, ответственности социолога перед согражданами за объективное исследование процессов, совершающихся в данном обществе, и за ориентацию этих процессов в направлении, возможно более благоприятном для населения страны.

В последней четверти XIX в. Франция оказалась в тяжелом кри­зисе. Требовалось выявить его причины, уяснить сущность транс­формационного процесса, переживаемого обществом. Дюркгейм предложил концепцию перехода от механической солидарности к органической, основываясь на объективном анализе социальных фактов, который он осуществил в своей первой монографии «О раз­делении общественного труда» (1893).

Дальнейшие исследования потребовали выявить природу соци­ального факта. Ниже приводятся фрагменты из первой главы клас­сической работы Дюркгейма «Правила социологического метода» (1895). В них раскрывается его вклад в развитие социологической методологии, который кратко охарактеризован в главе 1 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. Дюркгейм рассматривает социальный факт как распространенный в обществе способ действий, оказывающий внешнее принуждение на индивида. Приводимые им примеры позволяют заключить, что речь идет преж­де всего о социальных институтах как установившихся в обществе правилах поведения, имеющих по отношению к индивиду характер внешней силы, принуждающей его к выполнению этих правил.

Вместе с тем, как выразитель классической позитивистской со­циологии, Дюркгейм максимально сближает природу социального факта с естественным, оставляет в стороне вопрос о том, что соци­альные факты создаются самими людьми — не только массами, но

и индивидами, не только в прошлом, но и в настоящем, в процессе деятельности индивидов. Сложная, диалектичная природа социаль­ного факта стала предметом методологической работы социологов наследующем, постклассическом этапе развития социологического

знания.

ЕЛ.

ЧТО ТАКОЕ СОЦИАЛЬНЫЙ ФАКТ?*

Прежде чем искать метод, пригодный для изучения социальных фактов, важно узнать, что представляют собой факты, носящие данное название.

<...> Во всяком обществе существует определенная группа яв­лений, отличающихся резко очерченными свойствами от явлений, изучаемых другими естественными науками.

Когда я действую как брат, супруг или гражданин, когда я вы­полняю заключенные мною обязательства, я исполняю обязанности, установленные вне меня и моих действий правом и обычаями. Даже когда они согласны с моими собственными чувствами и когдая при­знаю в душе их реальность, последняя остается все-таки объектив­ной, так как я не сам создал их, а усвоил их благодаря воспитанию.

Как часто при этом случается, что нам неизвестны детали налагаемых на нас обязанностей, и для того чтобы узнать их, мы вынуждены справляться с кодексом и советоваться с его уполномо­ченными истолкователями! Точно так же верующий при рождении своем находит уже готовыми верования и обряды своей религии; если они существовали до него, то, значит, они существуют вне его. Система знаков, которыми я пользуюсь для выражения моих мыслей, денежная система, употребляемая мною для уплаты долгов, орудия кредита, служащие мне в моих коммерческих сношениях, обычаи, соблюдаемые в моей профессии, и т.д. — все это функционирует независимо от того употребления, которое я из них делаю. Пусть возьмут одного за другим всех членов, составляющих общество, и все сказанное может быть повторено по поводу каждого из них. Следовательно, эти способы мышления, деятельности и чувствова­ния обладают тем примечательным свойством, что существуют вне индивидуальных сознаний.

* Цит. по: Дюркгейм Э. Правила социологического метода. / Пер. с нем. А.Б. Гофмана. М., 1991. Глава 1. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 1 первого раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

 

Эти типы поведения или мышления не только находятся вне индивида, но и наделены принудительной силой, вследствие которой они навязываются ему независимо от его желания. Конечно, когда я добровольно сообразуюсь с ними, это принуждение, будучи бес­полезным, мало или совсем не ощущается. Тем не менее оно является характерным свойством этих фактов, доказательством чего может служить то обстоятельство, что оно проявляется тотчас же, как только я пытаюсь сопротивляться. Если я пытаюсь нарушить нормы права, они реагируют против меня, препятствуя моему действию, если еще есть время; или уничтожая и восстанавливая его в его нормальной форме, если оно совершено и может быть исправлено; или же, на­конец, заставляя меня искупить его, если иначе его исправить нельзя. Относится ли сказанное к чисто нравственным правилам?

Общественная совесть удерживает от всякого действия, оскорбляющего их, посредством надзора за поведением граж­дан и особых наказаний, которыми она располагает. В других случаях принуждение менее сильно, но все-таки существует. Если я не подчиняюсь условиям света, если я, одеваясь, не принимаю в расчет обычаев моей страны и моего класса, то смех, мною вызываемый, и то отдаление, в котором меня дер­жат, производят, хотя и в более слабой степени, то же действие, что и наказание в собственном смысле этого слова. В других случаях имеет место принуждение, хотя и косвенное, но не менее действенное. Я не обязан говорить по-французски с моими соотечественниками или использовать установленную валюту, но я не могу поступить иначе. Если бы я попытался ускользнуть от этой необходимости, моя попытка оказалась бы неудачной.

Если я промышленник, то никто не запрещает мне рабо­тать, употребляя приемы и методы прошлого столетия, но если я сделаю это, я наверняка разорюсь. Даже если фактически я смогу освободиться от этих правил и успешно нарушить их, то я могу сделать это лишь после борьбы с ними. Если даже в конце концов они и будут побеждены, то все же они достаточно дают почувствовать свою принудительную силу оказываемым ими со­противлением. Неттакого новатора, даже удачливого, предпри­ятия которого не сталкивались бы с оппозицией этого рода.

Такова, стало быть, категория фактов, отличающихся весьма специфическими свойствами; ее составляют способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и являющиеся принудительной силой, вследствие

которой они ему навязываются. Поэтому их нельзя смеши­вать ни с органическими явлениями, так как они состоят из представлений и действий, ни с явлениями психическими, существующими лишь в индивидуальном сознании и через его посредство. Они составляют, следовательно, новый вид, и им-то и должно быть присвоено название социальных. Оно им вполне подходит, так как ясно, что, не имея своим субстратом индивида, они не могут иметь другого субстрата, кроме обще­ства, будь то политическое общество в целом или какие-либо отдельные группы, в нем заключающиеся: религиозные груп­пы, политические и литературные школы, профессиональные корпорации и т.д. С другой стороны, оно применимо только к ним, так как слово «социальный» и т.д. на первый взгляд не могут быть сведены к способам действия, чувствования и мышления...

Наше определение будет, следовательно, полно, если мы ска­жем: социальным фактом является всякий способ действий, устояв­шийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуж­дение; или иначе: распространенный на всем протяжении данного общества, имеющий в то же время свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений.

Макс Вебер

Макс Вебер (1864-1920) — классик немецкой и мировой соци­ологии, основоположник понимающей социологии и теории соци­ального действия, социальный философ и историк. Преобладающий интерес к теории сочетался в его творчестве с анализом большого массива исторических данных, участием в подготовке и проведении эмпирических исследований. Более того, его теоретический инте­рес в определенной мере питался результатами этих исследований. Можно сказать, он стал классическим методологом теоретически ориентированных эмпирических исследований. С начала 90-х гг. XIX в. Вебер активно участвовал в деятельности реформаторского Союза за социальную политику. С 1904 г. он вместе с В. Зомбартом был редактором журнала «Archiv fur Sozialpolitik».

М. Вебер оставил огромное теоретическое наследие, интерес к которому в мировой социологии то затухает, то вновь нарастает. Наибольшую известность ему принесли работы «Протестантская этика и дух капитализма» (1904—1905) и «Хозяйство и общество» (1921 г., издана посмертно). Ниже приведены фрагменты из первого параграфа «Основных социологических понятий» — первой главы

 

книги «Хозяйство и общество». Здесь Вебер резюмировал свою концепцию понимающей социологии и социального действия. Это позволяет глубже понять содержание того вклада Вебера в развитие методологии социологических исследований, о котором сказано в главе 1 базового пособия учебного комплекса.

Н.Л.

ПОНЯТИЕ СОЦИОЛОГИИ И «СМЫСЛА» СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ*

Социология (в том смысле этого весьма многозначного слова, который здесь имеется в виду) есть наука, стремящаяся, истолковы­вая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие.

«Действием» мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл. «Социальным» мы называем такое действие, которое по пред­полагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него.

1. Слово «смысл» имеет здесь два значения. Он может быть: а) смыслом, действительно субъективно предполагаемым действую­щим лицом в данной исторической ситуации, или приближенным, средним смыслом, субъективно предполагаемыми действующими лицами в определенном числе ситуаций; б) теоретически констру­ированным чистым типом смысла, субъективно предполагаемым гипотетическим действующим лицом или действующими лицами в данной ситуации. Здесь вообще не идет речь о каком-либо объек­тивно «правильном» или метафизически постигнутом «истинном» смысле. Этим эмпирические науки о действии — социология и исто­рия — отличаются от всех догматических наук — юриспруденции, логики, этики, — которые стремятся обнаружить в своих объектах «правильный», «значимый» смысл.

3. <...> Для типологического научного исследования все ир­рациональные, эмоционально обусловленные смысловые связи, определяющие отношение индивида к окружающему и влияющие на его поведение, наиболее обозримы, если изучать и изображать их

* Цит. по: Вебер М. Основные социологические понятия. // Вебер М. Избранные произведения / Пер. с нем. М.И. Левиной. М., 1990. С. 602—625. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 1 первого раздела базового пособия учебного ком­плекса по общей социологии.

в качестве «отклонений» от чисто целерационально сконструирован­ного действия. Так, например, для объяснения «биржевой паники» целесообразно сначала установить, каким было бы рассматриваемое поведение без влияния иррациональных аффектов, а затем ввести эти иррациональные компоненты в качестве «помех».

Лишь в этом смысле и только по своей методологической целе­сообразности метод «понимающей» социологии «рационалистичен». Его не следует, конечно, трактовать как рационалистическую пред­посылку социологии; его надо рассматривать только как методи­ческий прием и ни в коем случае не делать в данном случае вывод о действительном преобладании рационального в повседневной жизни. Ведь для понимания того, в какой степени рациональные целенаправленные моменты определяют действительное поведе­ние — или не определяют его, — все эти соображения не имеют ни малейшего значения.

7. «Мотивом» называется некое смысловое единство, пред­ставляющееся действующему лицу или наблюдателю достаточной причиной для определенного действия...

Правильное каузальное толкование конкретного действия озна­чает, что соответствие внешнего хода событий его мотивам познано правильно и что они стали понятны по смыслу своего соотношения. Правильное каузальное толкование типичного действия (понятного типа действия) означает, что процесс, принятый в качестве типично­го, представляется (в известной степени) адекватным смыслу и может быть установлен как (в известной степени) каузально адекватный. Если же адекватность смыслу отсутствует, то, невзирая на высокую степень регулярности (внешнего или психического процесса), до­пускающую точное цифровое выражение его вероятности, мы имеем дело только с непонятной (или не вполне понятной) статистической вероятностью. С другой стороны, даже самая очевидная адекватность смыслу имеет для социологии значение правильного каузального определения лишь в той мере, в какой может быть доказана веро­ятность (любым образом выраженная) того, что рассматриваемое действие в самом деле обычно протекает адекватно смыслу с повто­ряемостью, допускающей достаточно точное или приближенное вы­ражение (в среднем или идеально-типическом случае). Лишь такого рода статистические виды регулярности, которые соответствуют субъективно понятному смыслу социального действия, являются (в принятом здесь значении) типами понятного действия, то есть «социологическими закономерностями». Лишь те рациональные конструкции понятного по своему смыслу действия представляют собой социологические типы реальных процессов, которые, хотя

 

бы приближенно, можно наблюдать в реальности. Дело совсем не в том, что реальная вероятность повторяемости действия всегда прямо пропорциональна возможности выявить его адекватность смыслу. В каждом данном случае это устанавливается только эксперимен­тальным путем. Объектом статистических исчислений могут быть как лишенные смысла, так и осмысленные процессы. (Существует статистика смертности, утомляемости, машинной производитель­ности, выпадения осадков.) Социологическая же статистика зани­мается исчислениями только осмысленных процессов (статистика уголовных преступлений, профессий, цен, посевной площади). Само собой разумеется, что часто встречаются случаи, объединяющие оба типа; сюда относится, например, статистика урожая.

8. События и единообразия, которые, будучи в принятом здесь смысле непонятными, не могут быть определены как «социологиче­ские факты» или закономерности, конечно, не становятся от этого менее важными. В том числе и для социологии в принятом здесь смысле этого слова. (Мы ограничиваемся в нашем исследовании «понимающей социологией», не собираясь никому ее навязывать, что, впрочем, и не в наших силах.) Они просто перемещаются — и это методически необходимо — в другую сферу, сферуусловий, поводов, помех, благоприятных факторов и т.п.

9. «Поведение» в качестве понятной по своему смыслу ориен­тации собственных действий всегда являет собой для нас действие одного или нескольких отдельных лиц...

11. Социология конструирует — мы уже многократно указывали на данное обстоятельство как на само собой разумеющуюся предпо­сылку — типовые понятия и устанавливает общие правила явлений и процессов. Этим она отличается от истории, которая стремится дать каузальный анализ и каузальное сведение индивидуальных обладаю-. щих культурной значимостью действий, институтов и деятелей. Для образования своих понятий социология берет в качестве парадигм материал в значительной степени (хотя и не исключительно) из тех же реальных компонентов поведения, которые релевантны также с точки зрения истории. Социология разрабатывает свои понятия и выявляет закономерности также и под тем углом зрения, поможет ли это историческому каузальному сведению важных культурных явлений. В социологии, как и во всякой генерализующей науке, своеобразие социологических абстракций ведет к тому, что ее понятия по сравнению с конкретной реальностью истории неиз­бежно (относительно) лишены полноты содержания... Одно и то же историческое явление может быть, например, в одних своих составных частях «феодальным», в других — «патримониальным», в

третьих — «бюрократическим», в некоторых — «харизматическим». Для того чтобы перечисленные слова имели однозначный смысл, со­циология должна в свою очередь создавать «чистые» («идеальные») типы такого рода, чтобы в них могла быть выражена наибольшая смысловая адекватность; однако именно потому они столь же редко встречаются в реальности в абсолютно идеальной чистой форме, как физическая реакция, полученная в условиях полного вакуума. Лишь с помощью чистого («идеального») типа возможна социо­логическая казуистика. Само собой разумеется, что социология сверх того в ряде случаев пользуется и средним типом, эмпирико-статистическим по своему характеру; это понятие не требует осо­бого методологического разъяснения. Однако когда в социологии говорится о «типических» случаях, всегда имеется в виду идеальный тип, который сам по себе может быть рациональным или ирра­циональным, в большинстве случаев (в политической экономии, например, всегда) он рационален, но всегда, независимо от этого, конструируется адекватно смыслу...

Конструированные социологические понятия идеально-типич­ны не только в применении к внешним событиям, но и к явлениям внутренней жизни людей. «Предполагаемый смысл» реального по­ведения в подавляющем большинстве случаев сознается смутно или вообще не сознается. Действующий индивид лишь неопределенно «ощущает» этот смысл, а отнюдь не знает его, «ясно его себе не представляет»; в своем поведении он в большинстве случаев руко­водствуется инстинктом или привычкой. Очень редко люди, а при массово-однородном поведении лишь отдельные индивиды отчет­ливо осознают его (рациональный или иррациональный) смысл... В социологическом исследовании, объектом которого является конкретная реальность, необходимо постоянно иметь в виду ее от­клонение от теоретической конструкции; установить степень и ха­рактер такого отклонения — непосредственная задача социологии.

Исследователю очень часто приходится делать выбор между методологически неясными и ясными, но нереальными «идеаль­но-типическими» процессами. При такой альтернативе в научном анализе следует отдавать предпочтение вторым.

Питирим Сорокин

Питирим Сорокин (1889—1968) — выдающийся русский и амери­канский социолог, профессор Петроградского университета и один из основателей Гарвардской социологической школы. За активную политическую деятельность преследовался царскими властями, а в

 

1922 г. был выслан из советской России, после чего жил и работал в США. Своими трудами он внес вклад во многие области социологии: теорию и методологию, социальную стратификацию и социологию культуры, социологию знания, искусства и др. Наиболее известны его книги: «Система социологии» в двух томах (1920), «Социаль­ная мобильность» (1927), «Социальная и культурная динамика» в четырех томах (1938—1941), «Общество, культура и личность: их структура и динамика; система общей социологии» (1947), «Главные тенденции нашего времени» (1964).

В главах 1 и 2 базового пособия учебного комплекса по общей социологии дана характеристика вклада П. Сорокина в российскую и мировую социологию. Лучшему пониманию этого вклада способ­ствуют помещенные ниже фрагменты из двух трудов П. Сорокина по общей социологии, относящихся к разным периодам его твор­чества: российскому — «Система социологии» (1920) и американ­скому — «Общество, культура и личность» (1928). В первой из этих работ в центре внимания молодого социолога находилась одна из основных теоретических проблем — взаимодействие людей как осно­ва жизнедеятельности индивидов и их сообществ; соответственно понятие взаимодействия является ключевым во всей архитектонике социологии. Такой подход позволил П. Сорокину внести суще­ственный вклад в решение одной из острейших методологических проблем — реально ли общество как коллективное единство.

Во второй работе — одной из центральных американского периода творчества— П. Сорокин концентрирует внимание на значимом человеческом взаимодействии как родовом социокуль­турном явлении. Опираясь на всю совокупность полученных ранее научных результатов, он обосновывает фундаментальный принцип социокультурного подхода: личность, общество и культура образуют неразрывную триаду; социология как генерализующая наука равно связана со всеми тремя аспектами социокультурных явлений.

Выдвижение, обоснование и разработка этих положений со­ставляет выдающийся вклад П. Сорокина в развитие социологии. Раскрытие и использование их потенциала весьма актуально для глубокого понимания социокультурных процессов, совершающихся в нашу эпоху во всем мире, включая Россию.

Н.Л.

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ И НОМИНАЛИЗМ*

Раз мы пришли к выводу, что явление взаимодействия пред­ставляет коллективное единство, то встает вопрос о реальности этого коллективного единства. Этот вопрос гласит: суть ли кол­лективное единство или общество —реально существующее явление или же они реально не существуют, а реально даны только индивиды, их составляющие?

Как известно, этот вопрос встал давно и вызвал большие споры. Эти споры не заглохли и в наше время.

Основные ответы на этот вопрос вылились в два течения. Первое из них можно охарактеризовать как течение социологического реа­лизма, второе — как течение социологического номинализма.

Сущность ответа первого течения состоит в утверждении, что общество есть реальность sui generis, отличная и даже независимая от реальности составляющих его индивидов; общество имеет свое существование, свои функции, свои органы, короче — оно живет как всякое подлинно существующее явление, говорят нам «реалисты».

<...> Крайнюю позицию в социологическом реализме занимали органицисты, т.е. сторонники органической школы в социологии. Они утверждали, что общество не только есть реально существу­ющее явление, но что реальность его такова же, как и реальность всякого организма, ибо общество само представляет организм... Как всякий организм, оно имеет свои органы и клетки. Такими клетками являются индивиды. Как в организме каждый орган выполняет свои функции, так и в обществе надлежащие органы выполняют свои. Словом — общество есть подлинно реальное существо, независимое от составляющих его индивидов, имеющее и физическое и психическое бытие.

В менее отчетливой и резкой форме тезисы социологического реализма поддерживаются и рядом других социологов. Таковы, например, Гумплович, Дюркгейм, Позада, Де-Роберти, Изуле, Эспинас, Фулье, Гирке и др. Приведем несколько примеров. «В человеке мыслит совсем не он, но его социальная группа, — пи­шет Гумплович. — Разве мыслит, чувствует, имеет вкус индивид? Нет! не индивид, а социальная группа»¹. «Мы считаем отдельны-

" Цит. по: Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. I. С. 305—317. Цити­руемый текст иллюстрирует содержание главы 1 первого раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

¹ Гумплович. Основы социологии. СПб., 1899. С. 264—266.

ми реальными элементами в социальном процессе не отдельных лиц, а социальные группы» ². Общество или разряд социальных фактов «составляют образы мыслей, действий и чувствований, находящихся вне индивида и одаренных принудительной силой, вследствие которой он вынуждается к ним», — пишет Дюркгейм. Социальным является «всякий образ действий... имеющий свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений» ³.

<...>Таковы вкратце различные оттенки социологического реализма.

Социологический номинализм, в противоположность социологиче­скому реализму, утверждает: I) что единственно реальны индивиды, составляющие общество, 2) что вне индивидов как реальности нет никакой другой реальности; с удалением индивидов от общества не остается ничего, 3) что нет общества как реальности ни в смысле физического тела, ни в смысле особого от сознания индивидов надын­дивидуального сознания или коллективной души.

Таковы основные тезисы социологического номинализма. Наиболее ярким представителем его в последнее время был Г. Тард. Он отрицает прежде всего реальность общества как организма или как реальность физического тела. «...Органицизм не только не­верен, — говорит он далее, — но он опасен. Если я не вижу его услуг, то я отлично вижу заблуждения, которые он усилил. Прежде всего к ним относится тенденция создания социологической онтологии, конструирования сущностей в качестве вещей, постоянного употре­бления слов вроде "социальный принцип", "душа толпы" или других смутных понятий вроде "социальной среды" в смысле биологической метафизики, быть может, наихудшей из всех метафизик»⁴.

Из этого отрывка уже ясна позиция Тарда. Еще более рельеф­но она выясняется из следующей цитаты, направленной против Дюркгейма. Является заблуждением утверждение, говорит он, «что социальный факт, поскольку он социальный, существует вне всех своих индивидуальных проявлений... Дюркгейм возвращает нас в самую глубину схоластики. Социология не то же самое, что онтология. Признаюсь, мне очень трудно понять, как может случиться, что, "отбросив индивидуумов, получим в остатке общество"»⁵.

² Gumplowicz. Der Rassenkampf. 1883. S. 39-40.

³ Дюркгейм: Метод социологии. СПб. С. 10-19.

⁴ Tard. Latheorie organique des societes. Annales, T. IV. P. 238-239.

⁵ Тард. Социальная логика. СПб., 1901. С. 2.

«Чем может быть общество, если мы отвлечемся от состав­ляющих его индивидов?», — спрашивает Тард и отвечает: ничем. В основе дюркгеймовской точки зрения он видит предрассудок, состоящий в том, что комбинация элементов может быть отлична от суммы последних. Эта точка зрения, приложимая в химии и биологии, по Тарду, неприложима к социологии: в последней при удалении индивидуального исчезает и социальное. В обществе нет ничего, что в частичном виде не существовало бы в индивидах в качестве достояния живущих и умерших поколений ^б...

Весьма близкой к социологическому номинализму, но в зна­чительной мере свободной от его недостатков является «русская субъективная школа» в лице П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского и Н.И. Кареева.

Их отрицательное отношение к социологическому реализму выразилось, во-первых, врезкой и по существу правильной критике органической школы; во-вторых, в страстной защите личности как верховной этической ценности (в субъективной школе); в-третьих, в тщательном анализе понятия индивидуальности (особенно Н.К. Ми­хайловским) и в доказательстве, что из всех возможных индивиду­альностей (от атома до вселенной) человеку надлежит остановиться наличности как подлинной социальной индивидуальности: только она — подлинная реальность, действующая, мыслящая, страдающая и наслаждающаяся; только она — не абстракция; только она и ее судьбы могут быть правильным критерием прогресса и т.д.

По времени, по блеску и глубине аргументации русская субъек­тивная школа должна быть поставлена во главе критиков социаль­ного реализма. Если я типичным выразителем социального номина­лизма ставлю Тарда, а не эту школу, то потому, что социологи этой школы не были последовательными номиналистами и свободны, как увидим сейчас, от ошибок последнего.

Спрашивается, которое из этих двух направлений мы должны признать истинным? Прав ли социологический реализм или со­циологический номинализм?

Для того чтобы и постановка вопроса и ответ на него были вполне ясны, необходимо удалить из проблемы многозначные и неопределенные термины или условиться об их смысле. Таким термином служит термин «реальность». Человеку, немного зна­комому с философией и гносеологией, известна многообразность

⁶ Тард. Los deux elements de la sociologie. В Etudes de psychologie sociale, Paris, 1898. P. 69-75.

содержания, вкладываемого в это слово различными философами и теоретиками познания. Не условившись относительно его значения, мы неизбежно впадем в двусмысленности и неясности. Весь спор социологического реализма и номинализма в значительной степени основан именно на двусмысленности и неодинаковом понимании термина «реализм» и его производных.

Поэтому поставим вопрос о природе реальности коллективных единств или обществ несколько иначе.

Спросим себя, правы ли реалисты, утверждая, что общество как реальность sui generis существует независимо и вне составляющих его индивидов?

Ответ на этот вопрос может быть только отрицательный: никакая конкретная вещь не может существовать вне и независимо от ее элемен­тов: отнимите от воды ее элементы — кислород и водород — и воды не будет; отнимите от организма его клетки — и организма не будет; отнимите от солнечной системы ее членов — и солнечная система исчезнет. Отнимите от общества его элементы — индивидов — и общество исчезнет. Без индивидов — общества людей не создашь, как без элементов любой вещи нельзя создать эту вещь.

Это так ясно и очевидно, что настаивать на этом трюизме нет надобности... Спросим себя далее, правы ли реалисты, утверждая, что есть «коллективная душа», или «коллективное сознание», име­ющее свое собственное бытие, независимое от сознания и души составляющих общество индивидов?

Если буквально понять такие утверждения (а реалисты дают достаточно поводов для такого буквального понимания), то ответ опять-таки может быть только отрицательным. Правда, выражения «душа общества», «душа народа», «народный дух» и т.д. фигурируют постоянно. Но значит ли это, что есть какое-то «сознание общества» или «душа общества», независимые от сознания составляющих обще­ство индивидов или имеющие свое собственное существование вне существования индивидуальных душ?

Ответ дает «метод вычитания». Отнимите от этой «коллективной души общества» «души» всех составляющих его индивидов, вычти­те из «социального сознания» сознание всех его членов, бывших и сущих, и вы получите пустое место...

Но если основные тезисы социологического реализма, понятые в их буквальном смысле, не могут быть приняты, то спрашивается: приемлемы ли тезисы социологического номинализма, взятые опять-таки в их буквальном смысле? Можем ли мы поддерживать

положение, что общество или коллективное единство как совокуп­ность взаимодействующих индивидов равно простой сумме индивидов? Можем ли мы, далее, согласиться с Тардом, что в обществе нет ничего, что не существовало бы в индивидах?

Достаточно небольшого размышления, чтобы сказать: поп possumus.

Равно ли общество как совокупность взаимодействующих инди­видов простой сумме последних, — это зависит от смысла, придава­емого «сумме индивидов»: если под суммой индивидов разумеются индивиды взаимодействующие, тогда сумма их равна обществу или коллективному единству, ибо сумма взаимодействующих индивидов сама составляет «общество». Если же под суммой индивидов раз­умеются индивиды не взаимодействующие, изолированные, отде­ленные друг от друга, как лейбницевские монады или две сардины, закупоренные в двух разных коробках, тогда сумма индивидов не равна обществу. Не равна по очень простой причине: по той, что в первом случае изолированные индивиды не взаимодействуют, во втором — взаимодействуют. В последнем случае присоединяется новое условие — взаимодействие, которого нет в первом. В силу этого добавочного условия создается ряд явлений, которого нет и быть не может при его отсутствии. Его наличность превращает простую сумму индивидов в общество, в коллективное единство...

Сказанное дает ответ и на второй поставленный вопрос. Как во­да — результат взаимодействующих кислорода и водорода — резко отлична от каждого из элементов, порознь взятых или их простой суммы, так и коллективное единство как совокупность взаимодей­ствующих индивидов обладает рядом свойств, процессов и явлений, которых нет и быть не может в простой сумме изолированных индивидов. Тот, кто, подобно Тарду, утверждает обратное, похож на человека, «из-за деревьев» не видящего леса, леса как общества взаимодействующих деревьев, отличного от простой суммы не взаимодействующих древесных единиц.

Общий вывод из всего сказанного о социологическом реализме и номинализме таков: ни то, ни другое из этих двух течений непри­емлемо. Каждое из них, в пылу спора, выставляет такие положения, которые либо логически абсурдны, либо эмпирически неверны. Общество или коллективное единство как совокупность взаимодей­ствующих людей, отличная от простой суммы невзаимодействующих индивидов, существует. В качестве такой реальности sui generis оно имеет ряд свойств, явлений и процессов, которых нет и не может быть

 

в сумме изолированных индивидов. Но, вопреки реализму, общество су­ществует не «вне» и «независимо» от индивидов, а только как система взаимодействующих единиц, без которых и вне которых оно немыслимо и невозможно, как невозможно всякое явление без всех составляющих его элементов. Термины, подобные «социальному сознанию», «душе народа», «национальному духу» и т.д., могут фигурировать только в качестве поэтических образов; взятые же в своем буквальном смысле они не соответствуют действительности.

Научно допустимыми они являются лишь тогда, когда хотят выразить своеобразность психической жизни взаимодействующих индивидов, отличную от психических переживаний суммы изо­лированных людей. С таким содержанием они приемлемы. Но во избежание недоразумений предпочтительнее не употреблять их.

Таков наш ответ на поставленный в начале параграфа вопрос. Следует ли его квалифицировать как социологический реализм или же он представляет форму номинализма — предоставляем решать любителям: важна не номенклатура, а содержание ответа.

РОДОВАЯ СТРУКТУРА СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ЯВЛЕНИЙ*