В русском глаголе вырисовываются следующие соотношения и противопоставления внутри категории лица:
* Понятно, что на фоне синтетических форм лица настоящего времени — во вполне ясном устно-бытовом контексте или при наличии соответствующих экспрессивно-стилистических мотивов — и формы прошедшего времени и условного наклонения могут употребляться без личных префиксов в значении 1-го и 2-го лица. Например: «Да ведь сам собою дошел, собственным умом» (т. е. я дошел) (Гоголь, «Ревизор»); «А видел ли слона? Каков собой на взгляд?» (Крылов, «Любопытный»); «Ишь нарезался! — крикнул кто-то ему, когда он вышел на канаву» (Достоевский, «Преступление и наказание»); «Назвался груздем - полезай в кузов» (пословица); «Войдя в номер, зажгли свечу и в самом деле увидели гроб» (т. е. мы) (Чехов, «Страшная ночь»); «Пошли бы погуляли, а мы подождем» (Островский, «Гроза»); «Бить тебя? Била бы, да где же мне сил взять?» (Чехов, «Случай с классиком») — и многие другие.
** Возможно, что в этом функциональном обособлении формы 3-го лица сказываются своеобразия ее исторической судьбы и происхождения. По-видимому, некогда форма 3-го лица единственного числа представляла неосложненную личным суффиксом основу и таким образом морфологически резко отделялась от форм 1-го и 2-го лица. Быть может, этим и объясняется употребление формы 3-го лица в качестве безличной формы (морозит, светает, тошнит и т. п.) 53.
1. Личные и неличные формы. Как неличная форма выступает
форма 3-го лица, особенно в единственном числе. Ее личное значение только
потенциально. Оно обусловлено обязательным наличием или подразумева
нием субъекта. Оно целиком синтаксично. С этой точки зрения безличные гла
голы должны расцениваться как неличные формы, выведенные за пределы ка
тегории лица (и категории рода), а следовательно, и числа.
2. В личных формах, в свою очередь, форма 2-го лица употребляется как
обобщенно-личная. Контекст определяет, относится ли, например, форма 2-го
лица единственного числа к любому лицу (умрешь — похоронят), или к само
му говорящему, т. е. к 1-му лицу (пойдешь, бывало; «От утра до ночи всё на
ногах, покоя не знаю, а ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы
к больному не потащили» (Чехов, «Дядя Ваня»), или к конкретному собесед
нику54, т. е. к единичному ты. По-видимому, ближайшим переносным значе
нием формы 2-го лица, прежде всего, естественно, связываемой с представле
нием о конкретном единичном собеседнике, является применение ее к самому
говорящему лицу как к потенциальному представителю любого собеседника.
При таком употреблении формы 2-го лица собеседник ставится в положение
самого говорящего лица. Он делается эмоциональным участником его дей
ствий. Например: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
такая пустая и глупая шутка» (Лермонтов). Ср.: «Я женщина беззащитная,
слабая, замучилась до смерти... И с жильцами судись, и за мужа хлопочи, и по
хозяйству бегай, а тут еще говею, и зять без места...» (А. Чехов, «Беззащит
ное существо»). Обобщенно-личное значение формы 2-го лица является даль
нейшим логическим развитием ее переносных употреблений. Ср. в письме
П. В. Анненкова к И. С. Тургеневу (от 16 ноября 1857 г.): «Со мной происходит
под старость печальная чепуха: я перестал говорить, а стало и думать, о чем-
либо серьезном: там подтвердишь, тут возразишь, здесь подшутишь, а
собственная мысль, какая бы ни была, гниёт где-то в мозговом подвале и вы
тащить её не хочется ни для кого».
Эти соотношения и противопоставления форм лица были очень тонко и глубоко описаны еще Буслаевым, который сопоставил употребление форм лица с употреблением личных местоимения. Буслаев связывал грамматические отличия форм 1-го и 2-го лица от форм 3-го лица с различиями категорий лица и предмета: «1-е и 2-е лицо, означая отношение между говорящим и слушающим, принадлежат собственно одушевленным предметам, и преимущественно лицам». А 3-м лицом «можно означать и лица и неодушевленные предметы»55*.
Например, различие между формами 1-го и 2-го лица и формой 3-го лица прошедшего времени целиком определяется различием значении личных местоимений, которые выполняют здесь роль префиксов: личные местоимения 1-го и 2-го лица противостоят предметно-личным местоимениям 3-го лица. Характерно, что в других славянских языках (например, в чешском, польском, словацком) только форма 3-го лица прошедшего времени (перфекта) образуется без вспомогательного глагола56.
Буслаев же отметил и потенциальную личную неопределенность форм 2-го лица: «У нас местоимение ты может употребляться вместо кого-нибудь вообще. Такое обозначение неопределенного лица 2-м дает общему понятию свежесть непосредственного отношения к лицу слушающему». Например, у Крылова: «Так души низкие, будь знатен, силен ты, не смеют на тебя поднять они и взгляда» (246); у Жуковского: «То вдруг целая стена, треснувши,
• Интересно, что в XIX в. стерлось то синтаксическое различение местоимений 3-го лица и не-лица, которое отражалось в правиле о применении его, ему, ее и т. п. к лицу, а оного, оной и т. п.— к предмету.
наклонилась и грозится тебя задавить» (VII, 188)57. Буслаев указывал также, что и множественная форма 2-го лица вы при глаголе имеет такой же оттенок неопределенно-личного значения.
Иллюстрацией может служить отрывок из «Леса и степи» И. С. Тургенева: «...то велишь заложить беговые дрожки и поедешь в лес на рябчиков. Весело пробираться по узкой дорожке между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за колеса, перепела кричат кругом, лошадь бежит ленивой рысцой. Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами... Вы едете по зеленой испещренной тенями дорожке...» Ср. у Пушкина в «Путешествии в Арзрум»: «Здесь [в Дарьяльском ущелье] так узко, — пишет один путешественник, — что не только видишь, но, кажется, чувствуешь тесноту. Клочок неба, как лента, синеет над вашей головой».
Акад. А. А. Шахматов в своем «Синтаксисе» отмечал, что глагольные формы 1-го и 2-го лица единственного и множественного числа настоящего времени, непосредственно «означая сочетание субъекта с предикатом, субстанции с признаками» (так как указание на лицо, на производителя действия включено уже в их морфологическую структуру), являются формами, всегда господствующими в речи. Между тем «в литературном языке только в зависимой форме употребляется 3-е лицо единственного спрягаемого глагола, как сочетающееся с подлежащим в качестве сказуемого» («Жар пылает. Как пахарь, битва отдыхает. Кой-где гарцуют казаки. Ровняясь, строятся полки. Молчит музыка боевая» — Пушкин). «Форма 3-го лица множественного числа в одних соединениях имеет значение господствующего слова, означая сочетание неопределенного лица во множественном числе с глагольным признаком, в других — зависимого слова, а именно в сочетании с подлежащим...»5»
Грамматическая антитеза форм 1-го и 2-го лица и формы 3-го лица подтверждается еще и тем, что в страдательном значении возвратные «формы на -ся употребляются только в 3-м лице единственного и множественного»59, а для выражения 1-го и 2-го лица употребляются преимущественно причастные конструкции.
Итак, анализ грамматических форм и функций 1-го и 2-го лица необходимо отделить от изучения формы 3-го лица: с 3-м лицом глагола связан целый ряд своеобразных грамматических особенностей.