Процесс обеспредмечивания имен существительных и пути движения их в категорию состояния

На почве тех грамматических изменений, которым подвергаются имена существительные в сочетании со связкой быть (и с глаголами полузнамена­тельного характера), сложился и в настоящее время все более распространяет­ся новый тип слов и форм в составе категории состояния: это бывшие формы именительного падежа имен существительных, утратившие основные свойства категории существительного и сблизившиеся по своим функциям с без­лично-предикативными словами. Ср., например, синонимические обороты: «Над старостью смеяться грех» (Грибоедов) и Над старостью грешно смеяться.

В этом употреблении имена существительные теряют не только формы падежей, но и формы рода и числа. Самый оттенок предметности в них осла-

бевает. В качестве иллюстрации могут служить параллельные разговорные выражения: уже пора было уезжать — пора была уезжать; лень было зани­маться — лень была приниматься за уроки; ср. у Чехова в «Брожении умов»: «С обывателей лил пот... лень было вытирать»; охота было спорить с ним — охота была тебе с ним спорить; ср.: у Пушкина: «И охота было не слушать­ся». Ср. предикативное употребление слов время, грех, недосуг, неволя, досада, песлед, смех, невек, невидать и другие подобные. Ср. у Пушкина («Городок»):

Писать тебе посланье мне было недосуг;

у Л. Толстого: «Недосуг мне теперь в твой дом идти» («Крестник»); ср. еще у Ломоносова: «Тебе недосуг было»⁴⁷; «Досуг мне разбирать вины твои, ще­нок» (Крылов, «Волк и ягненок»); «Невидаль, что он придворный советник» (Гоголь, «Женитьба»); «Просто мука глядеть на нее» (Островский, «Гроза») и т. п.

Грамматическое перерождение имен существительных, вовлекаемых в ка­тегорию состояния, семантические основы этого явления нуждаются в тща­тельном изучении. Здесь видны еще не исследованные грамматические пути, на которых сближаются в понятии состояния категории предмета и действия.

Имя существительное, склонное к развитию качественных значений, в функции сказуемого приобретает не только грамматические свойства, но и новые лексические оттенки. Например, слово грусть (чувство томного уны­ния, тоскливой печали) при употреблении в функции сказуемого может выра­жать своеобразную экспрессивную оценку всего того, что вызывает разочаро­вание, неудовольствие. В этом случае оно обозначает уже не чувство и не настроение, а внутренние свойства, внутреннее состояние той вещи, которую определяет как предикат. Таковы фразеологические сочетания разговорной ре­чи: сплошная грусть, одна грусть; погода — сплошная грусть; разговаривать с ней, убеждать ее — одна грусть и т. п. Ср.: прямо жуть, жуть одна. На почве такого предикативного употребления имени существительного выра­стает особый переходный разряд субстантивных форм, близких к категории состояния и выражающих не действие, не процесс, а бывание, состояние, каче­ственно-временную характеристику предмета*.

В словах, имеющих формы времени, заложено диалектическое восприятие действительности в двух аспектах: динамическом — как мира действий, движе­ний и эволюционном — как мира качественных состояний, «бываний», в ко­торых могут являться лица и предметы. Подобным же образом названия лиц или предметов, т. е. имена существительные, служат не только действующими субъектами или испытывающими те или иные воздействия объектами. Они могут выражать также разнообразные характеристические свойства или со­стояния. Это значение качественной характеристики очень рельефно высту­пает во многих существительных, когда они специализируются в роли сказуе­мого (например, тертый калач, не промах; ср. у Лескова в романе «На ножах»: «Хитра ты, да ведь и я не промах»). В этом случае существительное является выражением состояния другого предмета в его развитии. Так схема­тически очерчивается путь грамматического движения имен существительных в категорию состояния.

Если какое-нибудь существительное сохраняется в языке только в одной функции, в функции сказуемого, то это грамматическое ограничение обычно связывается со смысловой деформацией слова, с потерей им форм падежа

* Всю сложность этих процессов и их внутреннее грамматическое единство — при кажу­щейся морфологической разнородности относящихся сюда явлений — недостаточно оценил акад. И. И. Мещанинов и вслед за ним проф. Д. В. Бубрих⁴».

и рода и с зарождением в нем оттенков времени. Впитывая в себя значение времени, имя существительное ослабляет или утрачивает свое значение пред­мета, субстанции. Оно начинает выражать внутренние качества или состояния другой вещи, становится отражением тех качественных состояний, через ко­торые может проходить предмет, или тех безличных, бессубъективных состоя­ний, которые вообще свойственны действительности. Так, имя существитель­ное может постепенно ассимилироваться с категорией состояния *.

Во многих существительных современного русского языка уже непосред­ственно заложена эта функция качественной характеристики. Есть множество предикативных имен существительных, которые не являются обозначениями предметов, но выражают качественное состояние предметов**. Например, сло­во колпак, помимо своего прямого, номинативного значения, употребляется как образная характеристика простака, недалекого, ограниченного разини (ср. значения глагола околпачить): «Ты, мол, отсталый колпак» (Тургенев, «Отцы и дети»); «Натурально вы, сплетники городские, лгуны проклятые... колпа­ки...» (Гоголь, «Ревизор»); «Дрянь! Колпак!— завопил Биндасов» (Тургенев, «Дым»); «Я не замечал, что он ездит каждый день, не заметил, что он сегод­ня приехал в карете. И я не видел. Колпак!» (Чехов, «Враги»).

Едва ли можно сомневаться в том, что для современного языкового со­знания внутренняя форма этого употребления слова колпак наполовину утра­чена. Ведь шутовской, дурацкий колпак, из которого выросло метонимическое именование дурака, шута (а затем и всякого простофили) колпаком, в обста­новке современного культурного быта уже потерял свою экспрессивную вну­шительность. Но переносное значение слова колпак еще очень ощутимо. Оно поддерживается глаголом околпачить. Ср. народные поговорки и пословицы: «По Сеньке шапка, по таковскому и колпак»; «Все люди, как люди, один черт в колпаке» и т. п.

Вот такого-то рода имена существительные, которые не называют пред­мет или лицо, а говорят о них, характеризуют их, выступая только или в ука­зательной (этот колпак, этого колпака и т. п.), или предикативной функции, тянутся к категории состояния (ср. фразеологические единства и сращения: с боку припека, плоть и кровь, палка о двух концах, ни пава ни ворона, притча во языцех, живые мощи, кровь с молоком, тертый калач; ср.: «Это тертый калач, который знает людей и умеет ими пользоваться» (Тургенев, «Певцы»); «Я знаю свет наизусть, я сам тертый калач» (Фонвизин, «Недоросль»); седь­мая вода на киселе, последняя спица в колеснице и т. п.).

В грамматическом употреблении таких слов резко обозначаются оттенки времени. Они все сильнее окрашивают семантическую структуру их и парали­зуют в них способность склонения и родовые различия. Например, выражение не жилец в значении: человек, обреченный на смерть, человек, который не долго проживет, — применяется как к мужчине, так и к женщине (не жилец она на белом свете). Ср. у Лескова в «Островитянах»: «Марья Ивановна не жилец на этом свете, так я за это голову свою дам на отсеченье, что она не жи­лец»***. Ср.: он, она — не промах.

* Очень интересны вскользь брошенные замечания Потебни о таких именах существи­тельных, которые сохраняют в большей или меньшей мере атрибутивность в силу того, что, так сказать, сохраняют память о своих прежних предикатах и атрибутах: «... выражение этот чело­век — рыба, т. е. плавает, как рыба, или нем, холоден, как она, понятно в силу того, что помнят­ся сочетания: рыба плавает, рыба нема и пр. Степень атрибутивности (и вместе степень прибли­жения к предикативности) существительного изменяется по языкам и ступени их развития»⁴'. ** Ср. замечание Г. Пауля: «Если имя поставлено как предикат или приложено к имени вещи как определение, то оно уже не может быть именем вещи и с этой точки зрения тем самым есть прилагательное»⁵⁰.

*** Ср. значение выражений: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок»; «Я глупостей не чтец, а пуще образцовых» (Грибоедов) и т. п. Ср. замечание Потебни: «По типу обороты я не ездок, жалоба моя — древнее, чем не езжу, жалуюсь» ⁵¹. Но ср. я — пас.