Большое количество имен существительных имеет формы словоизменения или только единственного, или только множественного числа. Только формы единственного числа присущи тем словообразовательным разрядам имени существительного, в которых с реальным значением слов не сочетается либо представление о числе вообще, либо представление о множественности вообще, либо представление о множественности, выраженной в числах, в количественном измерении.
Обзор этих разрядов можно начать с переходных типов. Сюда относятся слова, которые имеют формы обоих чисел, но которые во множественном числе употребляются почти исключительно с числительными количественными: два, три, несколько и т. п. (г. также со словами весь, никакой, многие) или с предлогами, означающими количество, обладание, лишение, а без предлогов - лишь в функции родительного количественного (кроме, конечно, указательно-номинативного или индикативного употребления со словом этот). Это слова с суффиксом -ин(а), означающим отдельный, единичный предмет, обособленный от группы, массы или вещества. Например: пять картофелин; несколько горошин; двумя хворостинами; не досчитаться многих тесин; все жемчужины оказались на месте и т. п. Сюда же примыкают и уменьшительно-ласкательные образования с тем же суффиксом в форме -инк(а): несколько дробинок попали в голову; ср. употребление слов песчинка, пылинка, крупинка, соринка, чаинка и т. п. (но ср.: ни одной кровинки в лице; с изюминкой и т. п.; ср. употребление слов на -инк(а) с отвлеченным значением, например, у Лескова в «Воительнице»: «Была у нее, как у русского человека, и маленькая лукавинка»).
Сходные же оттенки развиваются в некоторых словах с суффиксом -ин(а), имеющим в современном языке увеличительно-уничижительное значение, например: бычина, детина.
Далее следуют разряды слов, изменяющихся только по формам единственного числа, так как они не соединяются с представлением о счете. Это:
1. Слова, обозначающие совокупность лиц, предметов, мыслимых как коллективное или собирательное единство, как одно неделимое целое. Эти слова образуются или образованы с помощью разных суффиксов «собирательности»: разговорного -ъё, например: старичьё, бабьё, вороньё, бельё, гнильё и т. п. (ср. у Блока «С солдатьём гулять ходила»); книжного суффикса -ств(о) [-еств(о), -енств(о), -инств(о)], например: большинство, меньшинство, множество, купечество, дворянство, учительство, чиновничество и т. п.; непроизводительного -от (а): беднота, мелкота (все ушли в поле, дома — одна мелкота); вымирающего просторечного -ия; комсомолия, пионерия и т. п. (по ср.: кавалерия, гвардия, армия); презрительно-просторечного -ня в единичных словах (солдатня, матросня); ср., впрочем, родня, а также устар. дворня; пре-
зрительного -щин(а): армейщина, деревенщина, военщина и т. п. Ср. у К. А. Полевого в повести «Эмма» в речи лакея: «Ведь и с нашим братом, ла-кепщиной: как приглянулся кто, так вот голова и одуреет».
Ср. несколько собирательных слов на -ина: складчина, убоина, всячина. Ср. немногие слова с непродуктивным суффиксом -в(а): листва, ботва, плотва, жарг. братва; с мертвыми суффиксами -б(а): гурьба, голытьба; -ор(а), -ур(а): детвора, немчура, мошкара. Ср. также слова с заимствованными суффиксами собирательности: -ур(а): адвокатура, прокуратура, профессура, аспирантура и т. п.; -am: пролетариат, старостат и т. п.; ср. единичные: вольница, конница.
Категория собирательности находит свое грамматическое выражение* в отсутствии форм множественного числа. Поэтому формы единственного числа имен существительных, обозначающих лицо, животное или предмет, нередко — в синекдохическом употреблении — приобретают значение собирательности. «Единственное число существительного конкретного... является образом сплошного множества» 139. Например: «Всякого зверя и в степях и лесах было невероятное количество» (Аксаков, «Семейная хроника»); «Литератор — это народ все млекопитающийся» (Салтыков-Щедрин, «Губернские очерки»); «Не чумазый же... дал нам литературу, науку, искусство» (Чехов, «В усадьбе»).
«Это — синекдоха, если под этим словом не разуметь сознательного выбора единицы из множества. Между лист (лист сухой валится осенью), листы и листье, во мн. ч. листья — разница в образе, т. е. в исходной точке и способе, каким получается значение множественности: в одном случае -единица, служащая символом множества, в другом — раздельное множество, в третьем — сплошное множество, понятое как единица или как множество» 14(|.
Таким образом, категория единственного числа имени существительного служит средством отвлеченного представления «предмета» как выразителя родового понятия или как заместителя целого класса, вида.
Особенно часто употребление форм единственного числа в собирательном значении у слов, которые обозначают маленьких животных: домашняя птица, рыба, саранча, тля и т. п.
2. Слова, обозначающие вещество (в том числе и минералы, металлы, химические элементы и соединения) или материал, имеют только формы единственного числа. Например: тесто, молоко, табак, масло, мясо, медь, золото, серебро, фосфор, фарфор и т. п.; матрац из конского волоса; камень уступает место железобетону; ярославское полотно, продажа готового платья; мебель красного дерева; «Орешника, березника и вязу мой Мишка погубил несметное число» (Крылов) и т. п.
* О «семантическом комплексе собирательности» и эволюции этого понятия см. у А. А. Потебни: «Предполагают ли существительные имена качества значение собирательности?» 137-По-видимому. в древнерусском языке (до XV —XVI вв.) было более ярко выражено различие между двумя соотносительными категориями: 1) единственного-множественного числа и 2) единичности-собирательности. Значения единичности-собирательности могли умещаться в пределах единственного числа и в этом случае дифференцировались здесь посредством разных суффиксов (штвин — Литва; русин — Русь; мордвин — Мордва и т. п.). Понятно отсюда, что слова со значением единичности при наличии соответствующих суффиксов, поддерживающих это значение, не могли развивать сами по себе собирательных значений ('ср. старинное немчин при немец). Ср. замечание К. С. Аксакова: «Имя без -ин часто означает и всегда может означать предмет как целый разряд, неопределенный и поэтому имеющий если не собирательный, то ро-. довой характер» 138. Во многих словах собирательные значения были связаны с формами множественного числа, например: дети, люди, гусята, поросята и т.п. Поэтому категория собирательности частично растворяется и в категории множественного числа.
Но те же слова со значениями сортов вещества, больших количеств вещества (жиры, пески), а иногда изделий из соответствующего материала могут употребляться и во множественном числе (особенно в специальных диалектах, например: высококачественные стали, лаки и т. п.). Ср. у Пушкина: «Картины, мраморные статуи, бронзы... поразили его» («Египетские ночи»).
3. К кругу слов вещественного значения, располагающих формами толь
ко единственного числа, примыкают слова, означающие овощи, злаки, произ
растания, ягоды: репа, морковь, картофель, малина, крыжовник, овес, сено, зе
лень и т. п.
Но некоторые из тех же слов со значением посевных площадей, сборов, вообще с сельскохозяйственным значением засеянных полей или совокупности сортов употребляются и во множественном числе: овсы, ячмени, даже сена и т. п.
4. Особенно ярко негативная, лишенная непосредственного отношения
к числу, счету функция единственного числа выступает у слов с отвлеченными
значениями свойства-качества, действия-состояния, эмоции, чувства, настрое
ния, физического явления или явления природы, идейного направления, тече
ния, вообще у обозначений абстрактных понятий. Таким образом, категория
отвлеченности находит свое грамматическое выражение в обладании только
формами единственного числа. Например, не имеют форм множественного
числа такие слова: спасенье, бегство, тоска, ненависть, скука, желтизна, бе
лизна, скрытность, угрюмость, борьба*, социализм, марксизм, коллективизм,
военизация и т. п. Правда, в поэтическом языке от названий многих отвле
ченных понятий образуются формы во множественном числе (ср., например,
в языке В. Брюсова). Но функция этих форм не прямая, количественная,
а экспрессивно-поэтическая.
Вообще, конкретизация и индивидуализация отвлеченных понятий, сопровождающаяся возникновением в соответствующих словах новых значений и оттенков, нередко обогащает эти слова формами множественного числа.
Однако у слов, образованных с помощью отвлеченного суффикса -щин(а), формы множественного числа невозможны.
Точно так же отвлеченные имена существительные, восходящие к формам среднего рода имен прилагательных и оканчивающиеся на -ое, -ее, никогда не употребляются во множественном числе. Например: «Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное» (Л. Толстой, «Война и мир»).
5. Формы множественного числа не свойственны собственным именам,
если те употребляются в основном своем значении индивидуализующего про
звания. Например: Москва, кино «Ударник» и т. п.
6. Смешанное употребление единственного и множественного числа и да
же — при стилистическом уклоне к общему отвлечению, к родовому обозначе
нию — преобладающее использование форм единственного числа наблюдается
в том случае, когда какой-нибудь предмет относится к нескольким лицам или
предметам и присущ каждому из них порознь. Например: «Да прикажи в го
роде купить колокольчиков — моим коровам на шею» (Тургенев, «Нахлеб
ник»); «Люди шли обвязавши носы и рты платком» (Л. Толстой, «Война
и мир»); «Слуги в черных кафтанах, с гербовыми лентами на плече и со свеча
ми в руках» (Пушкин, «Пиковая дама»); «Бунтовщики потупили голову»
(Пушкин, «История Пугачева»); «Повелено брить им бороду» (Пушкин)
и т. п.;
* Ср., впрочем, в «Крейцеровой сонате» Л. Толстого: «Я слышал, что мои борьбы и страдания утишатся после этого».
Все привстали, важно хмуряся, Низко, низко поклонилися И, подправя ус и бороду, Сели на скамьи дубовые.
(Пушкин, «Бова»)