Если кто-то распределяет всем все поровну, это означает, что он видит перед собой не любимых им людей, но статуи. Он эти статуи наряжает и о каждой одинаково заботится. Распределяя вещи, нельзя также руководствоваться пожеланиями человека, поскольку он не способен правильно понять, что в действительности ему нужно.
В первохристианские времена апостолы разделяли между верующими все необходимое. Несмотря на это, любовь апостолов стала поводом к раздорам среди христиан. Обычно никто не удовлетворяется тем, что ему дают, у всех есть свои предпочтения. Незаметно человеком овладевает мирское мудрование, как незаметно вползает в комнату змея.
Когда обладавшие чем-либо в миру вступают в монастырь, пусть они с радостью соглашаются с тем, что их собственность станет общей. (1.4)
У живущего в миру много вещей. Придя в монастырь, он должен охотно все отдать игумену, если, конечно, хочет стать настоящим монахом. Он должен отдать даже свою одежду, если она может пригодиться в обители. Нагим родила его мать, нагим он должен войти в монастырь и нагим перейти в иную жизнь. Человек, у которого много вещей, так же как и человек пресыщенный и утомленный, никогда не взойдет на небо. Утомленный не взойдет потому, что он полон идей и желаний; пресыщенный — потому, что набитый желудок не дает ни молиться, ни помышлять о небесном, а многостяжательный — потому, что для низложения его не нужны ни сатана, ни искушения, все искушения у него внутри. Так что не говори: «Отче, мне нужна эта вещь, я к ней привык». Нет, отдай ее. И считай для себя большим унижением, если игумен ее не заберет, — это означает, что он смотрит на тебя еще как на мирянина и тебе не доверяет. И знай: если ты требуешь чего-то и игумен твое требование исполняет, это показывает, что он не ждет от тебя ничего небесного. Просто ради того, чтобы твое сердце не ожесточилось и ты не сделался вторым змием после лукавого, он дает тебе, что ты хочешь.
Вообще, человек, возмущающийся тем, что ему чего-то не дают, становится опасным для братства. Он все понимает превратно, на все смотрит по-своему, всему дает собственное объяснение.
Итак, когда ты придешь в монастырь и принесешь с собой что-либо из мира, отдай это игумену. Если же удержишь самую малость: будет ли это что-то связанное с потребностями тела, или души, или ума, — эта малость противопоставит тебя братству и не даст духовно соединиться с ним. Ты останешься для братства чужим.
А не имевшие ничего пусть не ищут в монастыре того, что невозможно им было иметь в миру. (1.5)
Правило очень мудрое. Святой не упускает из внимания ничего. Конечно, сейчас экономическая ситуация в обществе поменялась. Однако до недавнего времени большинство людей были очень бедными. Они- то и становились монахами.
Впрочем, и в недавнее время все мы в чем-то терпели нужду: например, в годы учебы мы жили крайне бедно, многого нам недоставало. Не будем же сейчас, в монастыре, стремиться приобрести то, чего мы не могли иметь в миру. Никто не идет в монастырь, чтобы приобретать. И, однако, как часто мы стремимся получить какую-то вещь, которую нам и в голову не пришло бы искать в миру! У нас, допустим, был суровый отец, и мы ни разу слова наперекор ему не сказали. А в монастыре, если кто-то не очень хорошо с нами обойдется, мы можем устроить скандал. В миру мы, предположим, были простыми служащими, и нам приходилось сносить оскорбления, выслушивать претензии хозяина, но мы были терпеливы, говоря себе, что такова жизнь. Однако в монастыре, лишь только нам скажут сделать что-то, мы протестуем: «Как он смел сказать мне это? За раба меня держит? Я что, пришел сюда стать его рабом?» С языка тотчас срывается слово «нет!» — этот нож, который закалывает святого Голубя, Духа Святого, и мы лишаемся того, без чего наша жизнь перестает быть монашеской.