Речь государственного обвинителя 1 страница

Гончаровой Н.И.,

старшего помощника прокурора

Октябрьского района г. Липецка,

младшего советника юстиции

 

Уважаемый суд!

Уважаемые присутствующие!

 

За эти три дня, что длится слушание настоящего уголовного дела, все мы, участники судебного разбирательства, перенеслись из холодного декабря в теплое августовское лето, все мы стали как бы немыми зрителями происшедшей трагедии.

10 августа был обычным рабочим днем. На этот день у Алеши Кобзева было запланировано многое: надо было съездить в училище, узнать о предстоящей практике, сестра Танюшка просила сходить в магазины и сделать кое-какие покупки к школе, должны были подойти друзья, чтобы переписать кассету. И вообще, он многое хотел успеть в жизни, этот милый, добрый, голубоглазый мальчишка, еще в чем-то наивный по-детски, но честный и справедливый совсем по-взрослому. Однако всем его мечтам не суждено было осуществиться, потому что на его пути стал злобный, агрессивный Зуев – сожитель матери, который одним ударом оборвал все – любовь, будущее, жизнь.

Строки обвинительного заключения сухи и безжалостны. 10 августа 1998 г. около 15 час. в подвальном помещении АООТ «Липецк-Трактор-Мед» по ул. Коммунистической г. Липецка Зуев, находившийся в нетрезвом состоянии, на почве личных неприязненных отношений умышленно, с целью убийства нанес Кобзеву Алеше два удара ножом в область грудной клетки, причинив проникающее колото-резаное ранение передней поверхности грудной клетки справа с повреждением правой грудинной мышцы, межреберных мышц, пристеночной плевры, сердечной сорочки и сердца, причинившее тяжкий вред здоровью, а также колото-резаное ранение передней поверхности грудной клетки справа на уровне 11–12 межреберья по окологрудинной линии с повреждением мягких тканей грудной клетки, причинившее легкий вред здоровью, ссадину в области крыла правой подвздошной кости, не причинившую вреда здоровью. От полученных телесных повреждений Кобзев через короткий промежуток времени скончался. Органы предварительного следствия квалифицировали действия Зуева как умышленное убийство по ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Уважаемый суд! В процессе судебного следствия были тщательно исследованы все представленные по делу доказательства, и я думаю, что у Вас не возникло никаких сомнений относительно виновности подсудимого. Да и сам Зуев не отрицает своей причастности к смерти Кобзева. Вот как он излагает происшедшее:

«С Кобзевым у нас сложились крайне неприязненные отношения. Он меня не признавал, кидался на меня драться, не слушался, из-под контроля сожительницы вышел давно и не признавал ее как мать.

10 августа сожительница должна была получать заработную плату, поэтому в 15 часу, будучи в нетрезвом состоянии, я зашел в подвальное помещение поликлиники ЛТМ и увидел там Кобзева, сидевшего со своими друзьями. Подойдя к ним, спросил у Кобзева: «Что, опять пришел деньги у матери вымогать?», после чего тот встал и молча направился ко мне с угрожающим видом. Кобзев превосходил меня по росту и весу, занимался боевыми видами спорта. Опасаясь нападения последнего, я достал один нож из кармана куртки, а всего их там было три, и с целью самообороны нанес Кобзеву два удара ножом в грудь. Кобзев сразу убежал, а я, выйдя на улицу, выбросил ножи. Убивать Кобзева не хотел, просто оборонялся от него».

Красивая версия, в которую можно было бы поверить, учитывая, что современные молодые люди действительно акселераты, уделяющие достойное внимание спорту, не всегда почитающие родителей и не прислушивающиеся к их мнению… если бы не собранные по делу доказательства.

Согласно школьной характеристике Алеша Кобзев очень добрый, отзывчивый, исполнительный парень. За все годы обучения в школе у него не было конфликтов ни с одноклассниками, ни с учителями. Он любил физический труд, ремонтировал класс и школьную мебель, занимался в художественной самодеятельности. Эта характеристика выдавалась Алексею вместе с аттестатом зрелости, когда ничто не предвещало бури и все были жизнерадостны и полны больших планов на будущее. Но в ней нет ни слова о том, что Алеша занимался каким-либо видом спорта и защищал честь класса или школы в связи с этим.

«Юноша никогда не занимался ни борьбой, ни боевыми видами борьбы, он был очень мягким, никогда не причинял никому боли. В младших классах у Алеши постоянно жили бездомные животные, которых он подбирал на улице. Он даже девочек никогда не дразнил», – вот так отзывается об Алеше его первая учительница Сомова В.А.

Мы с Вами слышали показания отца Алеши – Кобзева Н.М. «Сын был ответственным и исполнительным, с ним никогда не было проблем ни в школе, ни дома. Семья распалась в 1996 г., когда жена стала выпивать и нарушать супружескую верность. Сразу после моего ухода в доме появился Зуев. Дети не рассказывали мне, что происходит в семье, но однажды в середине лета Алеша неожиданно сказал: «Папа, забери Танюшку оттуда, пусть она будет с тобой», но причину этой просьбы он так и не объяснил. Зуев нигде не работал, пьянствовал, материально детей не обеспечивал и не содержал никогда, сам находился на иждивении сожительницы. Сын не любил физкультуру и спортом никогда не занимался. Он не был конфликтным и просил меня, чтобы я не вмешивался в отношения матери с Зуевым. К матери и сестре был очень привязан. После убийства сына от бывшей жены мне стало известно, что Зуев грозился убить детей, если они ему будут мешать».

А вот показания свидетеля Кобзевой – сожительницы подсудимого и матери погибшего: «С весны 1998 г. Зуев начал пьянствовать, бил меня, угрожал расправиться с детьми. Я его боялась. 10 августа Зуев пришел домой пьяным, между нами произошла ссора. Я предложила Зуеву уйти, а сама пошла на работу за заработной платой. Зуев догнал меня, сказал, что закопает в конце улицы. Я испугалась и вернулась домой, попросила сына проводить. Сын с друзьями Кобзевым Костей и Колганиевым пошли со мной. Ребята остались ждать меня в подвале, а я ушла в диспетчерскую. Через некоторое время услышала крик и, выйдя в коридор, увидела сына, который подошел ко мне, поднял майку и сказал, что Зуев его «зарезал». Из раны шла кровь. Зуев шел к нам с ножом в руке. Я затащила сына в диспетчерскую, туда же забежали Кобзев Костя и Колганиев. Зуев ломился в дверь, мы дверь держали. Зуев кричал, что «порешит всех». Ушел он только после того, как вызвали милицию. Сын скончался, когда ему стали оказывать медицинскую помощь. Отношения с сыном у нас были хорошими. Он был добрым, жалостливым. Алеша не просил никогда у меня денег, он знал, что мы живем на одну заработную плату, и если отец или бабушка давали им с дочерью деньги, то они тут же передавали их мне».

Свидетель Кобзев Константин пояснил, что днем 10 августа был в гостях у Кобзева Алексея, слышал скандал между Кобзевой и Зуевым. Вскоре Кобзева ушла, а в кухне загремел ящик стола со столовыми приборами, после чего ушел и Зуев. Через несколько минут вернулась Кобзева и попросила проводить ее, так как Зуев «грозится похоронить ее в конце улицы». Алеша был грустным, жаловался на головную боль, но все равно согласился пойти с матерью. Далее свидетель показал: «Мы с Колганиевым также пошли с ними. Мы сели у входа в подсобное помещение, а Кобзева прошла в диспетчерскую. Через некоторое время в подсобку зашел Зуев, подошел к Алексею и спросил: «Что, пришел заступиться за мать, заступник?». Алексей встал и недоуменно развел руками, при этом он молчал и никаких угрожающих жестов не делал. Зуев достал из кармана два ножа, взял их в обе руки и левой рукой ударил Алексея в грудь. Затем замахнулся правой, но самого удара мне видно не было. Алексей закричал и направился в сторону диспетчерской. Мы с Колганиевым также бросились туда, чтобы вызвать «скорую». Зуев бежал за Кобзевым, размахивая ножом. Мы все оказались в диспетчерской и закрыли дверь от Зуева, который стал ломиться к нам, крича, что всех «порешит». Нам удалось запереть дверь на ключ. Зуев ушел только после того, как вызвали милицию. С Алексеем мы дружили давно, вместе учились в школе. Он был честным и справедливым, спортом не увлекался. Очень любил родителей и сестренку. Сильно переживал из-за развода родителей. Я никогда не слышал, чтобы Алексей оговаривался с матерью либо с Зуевым. Несколько раз в моем присутствии пьяный Зуев начинал оскорблять Алексея, но тот молча уходил из дома вместе с сестренкой».

Свидетель Колганиев относительно происшедшего дал аналогичные показания, сообщив при этом, что о Зуеве Алеша никогда ничего не говорил, но были случаи, когда Алексей не хотел идти домой, поясняя, что не хочет слышать скандалов матери с сожителем. Алеша никогда не называл Зуева отчимом, он так и говорил «сожитель матери». У Алексея не было врагов, он умел со всеми найти общий язык. Между собой мы называли его «миротворцем», потому что он всегда всех старался примирить.

Господа судьи! Есть ли основания не доверять показаниям перечисленных свидетелей? Думаю, что нет. Все свидетели правдиво изложили то, что им известно по делу, их показания последовательны, непротиворечивы и дополняют друг друга.

Услышанное в этом зале позволяет мне сказать, что погибший Алеша Кобзев был глубоко порядочным, честным, справедливым, отзывчивым, неконфликтным и даже дипломатичным. Он никогда не применял силы для решения возникающих проблем, никогда не грубил ни матери, ни Зуеву. Может быть, глубоко в душе он и презирал подсудимого, но он слишком сильно любил мать, чтобы открыто демонстрировать неприятие Зуева. Юноша 16 лет ни разу не попал в поле зрения работников милиции. Способный ученик, добрый, ответственный сын, он смог бы многого добиться в жизни, принести пользу обществу, быть надежной опорой близким в старости. Но все это осталось в том страшном дне 10 августа, а сегодня только невыразимая боль и горечь сжимают наши сердца.

Алеша скончался через 10–15 мин. после причинения ему телесных повреждений Зуевым. Эти повреждения в своей совокупности были несовместимы с жизнью.

Допрошенный в судебном заседании свидетель Игнатовский по этому поводу пояснил, что его как врача-реаниматолога 10 августа около 15 час. вызвали в подвальное помещение поликлиники ЛТМ для оказания помощи. В диспетчерской он увидел парня лет 16–17 в состоянии агонии, который был без сознания. У него было два проникающих ранения грудной клетки, в одной из ран находилось лезвие ножа. Комплекс проведенных реанимационных мероприятий оказался безрезультатным, потерпевший скончался через несколько минут.

Показания допрошенных нами свидетелей объективно подтверждаются и письменными доказательствами по делу. Так, в материалах уголовного дела (л.д. 79–100) имеется заключение судебно-медицинского эксперта, из которого усматривается, что смерть Кобзева наступила в результате проникающего колото-резаного ранения грудной клетки справа с повреждением сердечной сорочки и сердца, сопровождавшегося острой кровопотерей. Характер и локализация колото-резаных ран дают основания полагать, что во время получения повреждений пострадавший находился в вертикальном положении, лицом к нападавшему. На момент смерти Кобзев был трезв.

Кроме того, согласно выводам медико-криминалистической экспертизы (л.д. 141–147) повреждения на трупе Кобзева Алексея и на его кофте могли образоваться в результате воздействия клинка ножа, изъятого в ходе осмотра места происшествия, извлеченного из тела потерпевшего.

А эксперты-биологи в своем заключении подтверждают, что в подногтевом содержимом и смывах с рук Зуева В.Н. обнаружена кровь, которая может происходить от Кобзева.

Что же касается показаний подсудимого Зуева, то я полагаю, чтоегодоводы – не что иное, как средство защиты, и преследует он одну цель – смягчить свою ответственность. В судебном заседании не прозвучало ни одного обстоятельства, которое говорило бы об убийстве при необходимой обороне. Скромный, тихий несовершеннолетний Алеша Кобзев по свидетельству всех допрошенных лиц никаких действий, угрожающих жизни и здоровью Зуева, не предпринимал.

В этой ситуации нельзя говорить и об умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, потому что в тот злополучный день подсудимый не только жаждал крови, он жаждал смерти. Если это не так, то зачем ему надо было брать с собой три ножа, зачем наносить удары в жизненно важный орган – грудь с такой силой, что, пройдя через всю грудную клетку справа налево, нож пробил сердечную сорочку и сердце? Зачем было гнаться за смертельно раненным подростком, размахивая ножом, и кричать, что все равно он всех порежет. Все это говорит только об умысле на убийство и подтверждает выводы следствия, что Зуев умышленно лишил Кобзева Алексея жизни.

Говоря об обстоятельствах, способствовавших совершению преступления, не надо много размышлять, что-то изыскивать. Они до банальности просты. Это пьянство, и ощущение вседозволенности у подсудимого, и глубокая беспринципность матери погибшего юноши, ее нежелание встать на защиту своих детей, как моральную, так и физическую. Слова Зуева – убийцы сына, что он убьет ее детей, если они будут мешать их счастью, она принимала… за проявление любви и привязанности. Хотелось бы сказать Кобзевой – очнитесь, очнитесь, пока Вы не потеряли последнего ребенка, вспомните о том, что Вы мать, что Вы дали жизнь детям, так будьте же матерью до конца, матерью в самом прямом смысле этого слова.

Изложив обстоятельства совершения преступления, я считаю своим долгом остановиться на личности подсудимого. Кто же он на самом деле – жертва обстоятельств или хладнокровный убийца? В свои 40 с небольшим лет Зуев ненавидел людей. Да и чистой его биографию не назовешь. В 1991 г. он привлекался к уголовной ответственности за умышленное причинение тяжких телесных повреждений, за что ему было назначено наказание в виде пяти лет лишения свободы. Из мест «надежно охраняемых» он освободился 16 сентября 1996 г. по отбытии срока. Находясь в местах лишения свободы, Зуев характеризовался отрицательно – лжив, изворотлив, имел многочисленные нарушения режима; уклонялся от общественно полезного труда; в содеянном не раскаялся, виновным себя не считает. И вывод – на путь исправления не встал, склонен к совершению преступлений.

По освобождении Зуев трудоустроился, но большого рвения в работе не проявлял, а через три месяца его трудовой порыв и вообще иссяк, после чего работу он оставил. Я не знаю, можно ли считать удовлетворительной характеристикой, как об этом сказано в обвинительном заключении, простую констатацию того, что Зуев приступил к работе 16 октября 1996 г. и уволен 8 января 1997 г. по собственному желанию.

После увольнения подсудимый понял, что без работы жить намного веселее, поэтому решил «взять от жизни все» с минимумом затрат. Здесь на вопрос суда он пояснил, что в деньгах нужды он не испытывал, ему-де помогала бабушка–пенсионерка, а потому он вовсе не считает, что «сидел на шее сожительницы».

Позвольте не согласиться с выводами следствия о том, что обвиняемый Зуев активно способствовал раскрытию преступления. Преступление совершено подсудимым в присутствии очевидцев, но несмотря на это, вины своей в полном объеме он не признал. После совершения убийства Зуев скрылся и был задержан работниками милиции лишь благодаря их кропотливой работе. Явку с повинной он писал уже будучи задержанным, и потому как смягчающее обстоятельство ее признать невозможно.

Нельзя также считать, что и орудие убийства подсудимый выдал добровольно, ибо лезвие ножа, которым непосредственно причинена смерть, осталось в ране погибшего.

Итак, получается, что никаких обстоятельств, смягчающих наказание, по делу нет. А вот отягчающее обстоятельство налицо – это особо опасный рецидив преступлений, так как подсудимым, имеющим непогашенную судимость за тяжкое преступление, вновь совершено особо тяжкое преступление.

С учетом данных о личности подсудимого, обстоятельств совершения им преступления с уверенностью могу сказать, что подсудимый представляет повышенную опасность для общества, в силу чего нуждается в отбывании части срока наказания в тюрьме.

Отцом погибшего Кобзевым Н.Н. заявлен гражданский иск о возмещении морального вреда в размере 50 тыс. руб. и материального ущерба в сумме 6 тыс. руб. Кто будет спорить с тем, что смертью несовершеннолетнего сына истцу причинены и причиняются такие нравственные страдания, глубина которых неизмерима в денежном выражении? Боль этой утраты со временем может только притупиться, но исчезнуть из отцовского сердца она не сможет никогда. Моральные страдания потерпевшего в силу ст. 151 ГК РФ подлежат компенсации. Но нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что истец, располагая достоверной информацией о поведении в семье подсудимого, не принял необходимых и должных мер по изоляции детей от Зуева. При решении вопроса о возмещении вреда суд обязан исходить из требований разумности и учитывать материальное положение подсудимого. Поэтому в этой ситуации я считаю целесообразным удовлетворение гражданского иска о возмещении морального вреда частично – в сумме 30 тыс. руб.

Что касается материального ущерба, то гражданский истец должен в обоснование своих требований представить необходимые доказательства, подтверждающие понесенные расходы. Для потерпевшего сделать это в данном судебном заседании затруднительно, поэтому гражданский иск в этой части подлежит рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства.

Учитывая все сказанное, я как государственный обвинитель полностью поддерживаю предъявленное подсудимому Зуеву обвинение, считаю необходимым квалифицировать его действия по ч. 1 ст. 105 УК РФ как умышленное причинение смерти и просила бы вас за содеянное назначить ему наказание в виде пятнадцати лет лишения свободы с отбыванием первых пяти лет в тюрьме, а последующих десяти лет – в исправительной колонии особого режима, с исчислением срока наказания с момента задержания, т.е. с 11 августа 1998 г.

Вещественные доказательства – нож и лезвие ножа – уничтожить. Кофту погибшего передать потерпевшему Кобзеву Н.Н.

Взыскать в возмещение морального вреда с Зуева Владимира Николаевича 30 тыс. руб. в пользу Кобзева Николая Николаевича. Иск о возмещении материального ущерба передать для рассмотрения в порядке гражданского судопроизводства.

Уважаемый суд! Я считаю, что именно эта мера наказания справедлива и целесообразна. Когда вы будете в совещательной комнате, я просила бы вас ни на минуту не забывать о вашем гражданском долге, о вашей гражданской позиции, о вашей мудрости и о вашей справедливости.

А в завершение хочу сказать, что день, когда хоронили Алешу Кобзева, был солнечным, но внезапно из маленького облака пошел мелкий теплый дождик. Наверное, это небо оплакивало мальчишку, так и не успевшего порадоваться жизни, первой любви и узнать все прелести этого мира.

 

 

Речь государственного обвинителя

Медведевой И.В.,

прокурора отдела

государственных обвинителей

прокуратуры Ростовской области,

советника юстиции

 

Завершилось судебное следствие по уголовному делу о разбойном нападении на сторожа станции техобслуживания автомашин Подольского и его убийстве с целью завладения автомобилями дорогостоящих иномарок.

Преступления совершены 22 мая 2001 г.

К уголовной ответственности привлечены Мачихин Сергей Викторович, 1978 года рождения, и Конышев Денис Витальевич, 1982 года рождения.

Подсудимые давно знают друг друга, жили в одном доме, дружили и даже вместе работали на станции техобслуживания автомобилей учениками маляра. Многих работников станции они знали в лицо; были знакомы с порядком и условиями работы станции. Знали они также и то, что станция круглосуточно охраняется сторожем.

Оба работали под началом мастера Дробяскина, который в суде по-разному охарактеризовал своих подопечных. Так, он полагал, что из Мачихина «мог бы выйти толк», хотя некоторые черты его характера, такие как легкая возбудимость, скрытая озлобленность и агрессивность, настораживали в общении с ним.

А вот о Конышеве он отозвался как о безответственном, безынициативном работнике, о которых обычно говорят: «работает спустя рукава». Интереса к труду у него не наблюдалось, на станцию он приходил лишь потому, что больше некуда было идти.

Но при всех различиях в отношении к работе оба нередко нарушали дисциплину, порядок и условия производственной деятельности: опаздывали, часто отлучались с рабочего места, теряли инструменты. Все эти недостатки можно было бы не принимать во внимание, отнести на счет молодости, как об этом говорил их наставник, если бы это не были звенья одной цепи, уже сложившихся у них ошибочных представлений о добре, зле, легкой наживе, безразличном отношении к последствиям своих поступков.

Так, из показаний свидетелей по делу Макухина, Перепелина, с детства знавших Конышева Дениса, следует, что Денис жил иллюзией быстрого обогащения и весь был пропитан духом всевозможных боевиков, поскольку больше ничем не интересовался.

И тут подвернулся случай. Для Мачихина и Конышева это был своего рода «экзамен на зрелость», и они его не выдержали.

На станцию техобслуживания для покраски были поставлены разновременно два дорогостоящих автомобиля: марки «Мицубиси-Паджеро» стоимостью 17 500 долларов США, принадлежащий Петрову, и «Мицубиси-Сигма» стоимостью 8000 долларов США, принадлежащий Хуруджи.

В тот день, 22 мая 2001 г., мастер Дробяскин рано ушел со станции, не загрузив своих учеников какой-либо работой, поскольку в их обязанности не входило обслуживание указанных автомобилей. Покраску их должен был выполнить, по договоренности с владельцами этих машин, сам мастер. Тот факт, что 22 мая Мачихин и Конышев не были заняты работой и в то же время не ушли со станции, а задержались, подтвердил свидетель Ледок – такой же ученик, как и они. Ледок пояснил, что с работы они всегда уходили втроем, но в этот день Мачихин сказал ему, что занят, при этом он красил какую-то машину, а Конышев сидел рядом с ним.

Свидетель Морозов, маляр малярного цеха, пояснил, что в этот день он задержался на работе до 20 час. 30 мин., так как был срочный заказ. Официально рабочий день на станции до 20 час. Кроме него в цехе оставались двое ребят-учеников. Со станции он, не считая учеников, уходил последним, сам закрыл цех, а ключи отдал сторожу. В тот день дежурил сторож Подольский. Мачихин и Конышев ушли из цеха вместе с ним, он их подвез до остановки «Шайба».

Именно в этот день, 22 мая, как следует из показаний Мачихина, по совместной договоренности с Конышевым они решили угнать со станции машины – «Паджеро» и «Сигму». Предложение исходило от Конышева.

Им было известно, что станция круглосуточно охраняется сторожем, у которого находятся ключи от всех цехов и который обеспечивает охрану машин на станции в нерабочее время. Понимая, что сторож является препятствием к задуманному и разработанному ими плану по угону этих машин, они решили его убить.

Это также предложил сделать Конышев.

В соответствии с их планом проникновения на станцию, завладения машинами, «устранения сторожа» они распределили между собой роли.

Для осуществления задуманного вечером 22 мая Мачихин, как было договорено, взял с рабочего места принадлежащий мастеру Дробяскину молоток, который планировалось использовать при убийстве сторожа. Молоток он положил в полиэтиленовый пакет, в котором и вынес его со станции. Конышев в это время подготовил ряд гаечных ключей, переложив их из ящика мастера в багажник автомашины «Паджеро». В дальнейшем, после «устранения сторожа», он, по договоренности, должен был с помощью гаечных ключей поменять номера на угнанных автомашинах. Они знали, что проникнуть в салоны автомобилей несложно: ключи от машин лежали в доступном месте, в рабочем шкафу мастера, который не закрывался.

Вечером того же дня, когда цех опустел и в нем оставался только маляр Морозов, по договору с Конышевым Мачихин самовольно перекрасил капот «Мицубиси-Паджеро» в черный цвет, чтобы не бросалась в глаза ярко-красная окраска машины, прогрунтованной перед покраской.

В судебном заседании, в отличие от следствия, Конышев отрицал сговор с Мачихиным на угон автомашин «Мицубиси-Паджеро» и «Мицубиси-Сигма», заявив, что проникли они на станцию за аппаратурой, магнитофонами, которые были в некоторых автомобилях, находящихся в ремонте. Об угоне же речь не шла. Приготовленные им заранее гаечные ключи он хотел использовать для снятия панели с магнитофоном.

Что касается «помехи» со стороны сторожа, который охранял территорию станции и хранил у себя ключи от дверей всех цехов, то в своих показаниях и в ходе следствия, и в суде Конышев дал весьма невразумительные и противоречивые пояснения. Ссылался, например, на то, что сторож обычно спал в сторожке, поэтому не увидел бы, как они с Мачихиным пробрались на территорию станции. Малярный цех находится в стороне от сторожки и плохо освещен. Кроме того, замок на двери цеха старый и его легко можно было сорвать руками или с помощью палки, не поднимая шума. Собаки сторожа их знали и лая не поднимали бы, поэтому они без труда могли незаметно проникнуть в цех. Ему неизвестно было, брал ли Мачихин с собой молоток или нет, и если брал, то для каких целей.

Да, действительно, показания Конышева и противоречивы, и непоследовательны.

Так, во время следствия в заявлении о явке с повинной Конышев цель своих преступных намерений определил так: «Хотели угнать машины, чтобы покататься». При дополнительном осмотре места происшествия с его участием Конышев пояснил, что, «уходя вечером из цеха, они взяли с собой молоток, чтобы сбить замок с дверей цеха». Значит, знал Конышев, для чего берут молоток, и знал, что будут угонять машины.

Кроме того, даже в малом, в части незаконного проникновения на станцию, показания Конышева противоречат действительным обстоятельствам дела.

Свидетели, работники станции Морозов, Дробяскин, вопреки показаниям Конышева сообщили в суде, что малярный цех, куда на ночь загонялись автомобили, оставшиеся на станции, хорошо освещался. Цех закрывался на два надежных замка, один – большой, который не то что руками, а без домкрата сбить было нельзя, а второй – поменьше, контрольный. Станция находится на тихой улице, поэтому любой шум, возникший на ее территории, эхом разносился бы на значительное расстояние. Дежуривший в эту ночь сторож Подольский был самым добросовестным сторожем и ответственным человеком. Поэтому Конышев с Мачихиным не могли остаться незамеченными и не могли при отсутствии ключей без громкого шума открыть малярный цех.

Вечером того же дня, расставшись с Морозовым, который подвез их со станции на остановку «Шайба», Конышев и Мачихин домой не пошли. Они даже не задумались о возможном беспокойстве своих близких, о больном сердце отца Конышева, ожидавшем сына с работы, а, купив пиво, отправились к приятелю Ежову, чтобы «отсидеться до сумерек». Им надо было дождаться ночи.

Мать Ежова в суде подтвердила, что 22 мая Мачихин и Конышев приходили к ним вечером, приносили с собой пиво, ушли около 22 час. ночи. Она также заметила, что у Мачихина с собой был полиэтиленовый пакет.

От Ежовых подсудимые направились на станцию обслуживания автомобилей, где согласно разработанному плану Мачихин перелез через забор на территорию станции с заранее приготовленным молотком, который был в полиэтиленовом пакете, а Конышев пошел к центральным воротам, чтобы вызвать сторожа и отвлечь его, тем самым давая возможность Мачихину подойти к Подольскому внезапно и нанести удар молотком сзади.

Эти обстоятельства подробно изложил в своих показаниях в ходе следствия Мачихин. Он также подтвердил в суде, что, подкравшись сзади к сторожу, который стоял у ворот и разговаривал с Конышевым, стал наносить ему удары по голове. Ударов нанес много, так как Подольский был крупным мужчиной и оказал сопротивление. Поэтому он, Мачихин, бил его молотком до тех пор, пока тот не упал и больше не подавал признаков жизни.

Только тогда Конышев, наблюдавший за действиями Мачихина, убивавшего сторожа, перелез через ворота на территорию станции.

Показания Мачихина не противоречат другим объективным доказательствам: протоколу осмотра места происшествия, зафиксировавшему следы преступления – кровь во дворе у въездных ворот, а не в помещении сторожки Подольского или еще в каком-то укромном месте, как настаивал в суде Конышев, утверждая, что стоял у дверей цеха и снимал замок, а потому не видел, что делал Мачихин со сторожем, тем более не стоял рядом с ним. Расположение следов крови опровергает показания Конышева. В связи с этим можно с уверенностью сказать, что Мачихин говорит правду: во время нанесения им ударов молотком с целью убийства сторожа Конышев находился рядом, оказывая Мачихину содействие тем, что отвлекал потерпевшего. Когда сторож пришел в сознание и пошевелился, Мачихин, опасаясь, что он сможет выжить и опознать их, схватил лежавший возле сторожки деревянный брусок с гвоздями (молоток от ударов о голову сторожа сломался и часть его осталась в голове потерпевшего) и вновь стал наносить удары. Осознавая, что причиняет жертве особые страдания и проявляя тем самым особую жестокость, Мачихин бил потерпевшего до тех пор, пока Подольский не перестал подавать признаки жизни. Конышев, находясь рядом, не мог этого не видеть.

Сторож получил смертельные ранения, поскольку удары наносились в жизненно важный орган – по голове.

Согласно заключению судебно-медицинского эксперта смерть Подольского – насильственная, наступила от открытой проникающей черепно-мозговой травмы со множественными ушибленными ранами волосистой части головы, повреждениями костей свода черепа, оболочек и вещества головного мозга.

Смерть Подольского наступила между 22 и 23 час. 22 мая 2001 г., что соответствует установленным обстоятельствам дела о времени нахождения подсудимых на территории станции.