Предстоящее объяснение концепции Бартлетта будет построено на утверждении, что в ней объединены две отличные точки зрения. Вначале будет дано объяснение того, что я бы назвал "теорией схемы в чистом виде". Данная теория представляет собой "открытую" точку зрения Бартлетта, поддерживаемую яснейшими очевидными отсылками к тексту. Однако я попытаюсь доказать, что существуют и текстуально подтверждаемые свидетельства некоторого в меньшей степени ультимативного представления его теории, которое я называл бы "теорией образцов схема плюс".
Онтология. Во-первых, чем именно оказывалась схема для Бартлетта? Явные указания на это отсутствуют в Запоминании, но в своей автобиографии Бартлетт (1936) описал случай чьей-то работы со схемой и утверждал, что "он не был готов описать эту схему как нечто интроспективно найденное, но она обладала свойствами, теоретически подобными другим вещам, например, образами, наборами сенсорных реакций (сенсорными паттернами), идеями и тому подобным, что обнаруживалось им именно таким способом (с. 47). Как я полагаю, последнее очевидно говорит о том, что Бартлетт бессознательно отождествлял схему с такими сознательными сущностями как образы.
Абстрагирование. Бартлетт довольно бескомпромиссно относился к решению проблемы абстрагирования. Он утверждал, что любой индивидуальный опыт представляет собой абстрактное (схематизированное) производное схемы. Он утверждал, что "прошлое действует больше как некая организованная масса, нежели группа элементов, в которой каждый элемент хранит свой собственный признак" (с. 197). В другом случае он говорил, "отсутствует даже малейшая причина предполагать то, что каждое множество поступающих импульсов, каждая новая группа опытов сохраняется в качестве изолированного элемента некоей пассивной смеси" (с. 201).
Поворот обратно для некоторой схемы. Бартлетт представлял себе, что его ультимативное понимание абстракции приводит к довольно тяжелой проблеме, - неясно, как именно вспоминается специфическое эпизодическое событие? Как утверждает Бартлетт, "нам вполне доступен способ выделения индивидуальности внутри тотально действующих масс момента" (с. 208). Бартлеттовское решение данной проблемы представляет собой известнейшую операцию, в которой индивид "поворачивает обратно для собственной схемы". Этот аспект теории Бартлетта часто понимают как пример ее наиболее необъяснимой части. Бродбент (1970) в его некрологе Бартлетту позволил себе пойти даже столь далеко, что заподозрил самого Бартлетта в неспособности объяснить, что же обозначает данное понятие (с. 4).
Проблема "поворота обратно для некоторой схемы" обсуждалась Бартлеттом во многих местах его исследований. Как он утверждал, "Организм, обнаруживший как [повернувшись обратно для своей схемы] можно потерять точность при анализе установок, утрачивает и выстроенные вслед индивидуальные детали, но и, так либо иначе, конструирует или выводит из имеющегося наличия как возможные конструктивы, так и порядок, выстраиваемый в их продолжение" (с. 202). В другом месте он отмечает, что порядок поиска специфической информации нуждается в определенной ситуации - "организму необходимо нечто, позволяющее ему повернуть вспять его собственную "схему" и создать ее заново" (с. 206). Знакомство с этими представлениями навело меня на мысль о существовании трудности, связанной с тем, что здесь легче поставить проблему, чем подобрать решение. Современная когнитивная наука готова предположить, что желаемое Бартлеттом представление можно отождествить с определенной формой голографической метафоры или определенной формой коннекционистской модели, если бы оно не казалось неуместным анахронизмом. Созданный Бартлеттом теоретический механизм реален, и та лучшая интерпретация, которую я бы мог ему дать, состоит в том, что "поворот обратно на некоторой схеме" должен заключаться в конструировании специфического представления посредством создания модальной схемы свойств соответствующего схематизма. Таким образом, чья-либо попытка вспоминания уведенной им специфической комнаты уже не будет означать вспоминания всех увиденных им комнат, но именно определенной комнаты с потолком из материала, соответствующему типу некой "модальной комнаты" (в частности, штукатурки), двери - "модальной двери" (в частности, деревянной) и т.д. Подобная интерпретация сохраняет Бартлеттовский ультимативный абстракционизм и, позволяя воспроизвести определенную комнату, избегает определенных проблем, когда успешность воспоминания нуждается в воспроизводстве эпизодических деталей данной немодальной комнаты.
Образность. Еще один аспект теории Бартлетта связан с трудностью понимания устанавливаемых им отношений между схемой и образами. Как он утверждал, "одна из величайших функций образов в умственной жизни заключается в указании предметов находящихся за "схемой" (с. 209). Перейдя к более обстоятельному анализу, он указывает, "образы представляют собой буквальную детализацию внешней среды "схемы" и облегчают некоторые немаловажные отклики на непосредственно окружающие условия. Все они существенным образом индивидуальны и конкретны по своему характеру" (с. 303). Современные комментаторы Бартлетта находят этот аспект теории схемы трудным для понимания. Решением может быть здесь принятие во внимание ранних штудий Бартлетта в области философии и интроспективной психологии. Бартлетт предполагает, что специфические воспоминания прошлого осуществляются посредством представлений реорганизованной памяти. Посредством реорганизованной памяти я понимаю, что форма памяти способна содержать "память специфического эпизода индивидуального прошлого. Она типически появляется посредством "переживаний" происходящего ранее индивидуального феноменального опыта … Информация в такой форме памяти выражается посредством умственного образа (Бревер, 1960, с. 60). Если следовать этому прочтению, то, я думаю, можно понять, почему Бартлеттовский анализ предмета схемы так часто адресуется к образу.
Схема плюс теория образца
В предыдущем разделе я представил мой лучший анализ "официальной" Бартлеттовской теории - теории схемы в чистом виде. Однако его подраздел "поворота обратно на чьей-то схеме" не оставляет сомнений в том, что Бартлетт, именно в части понятий воспоминания специфической информации, ставил проблемы с присущей ему экстремальной формой абстракционизма. Вдобавок, следует принять во внимание, что определенная часть Бартлеттовской теории схемы призвана была объяснить его эмпирические находки в сфере человеческой памяти, и, что очевидно следует из записей вспоминания опрашиваемых, их пересказы оказывались более специфичны и менее схематичны, чем прочитанный ими исходный текст.
Практически, как я думаю, Бартлетт часто пользовался менее категоричным представлением, в котором воспоминания включали как схематическую информацию, так и некоторую специфическую эпизодическую информацию. Некую аргументацию для подобной интерпретации мы можем найти в Запоминании. Например, Бартлетт утверждает, что вспоминание рисунков "вполне могло быть таким … что выводы невольно смешивались с действительными воспоминаниями воспринятых признаков образцов" (с. 52). Он утверждает, что процесс воспоминания нуждается в активном, связанном предустановкой запоминании; в форме ли чувственных образов или, что чаще, отдельных слов ряд некоторых частей событий запоминается повторно, и событие в таком случае реконструируется на основе такого рода специфических элементов материала к виду общей массы соответствующих материала или реакции (с. 209). В другом случае Бартлетт утверждает, что запоминание представляет собой "выстраивание нашего отношения, направленного на целостную активную массу организованных относящихся к прошлому реакций или опыта и к некоторой сторонней детали, обычно появляющейся в виде образа или в виде языковой формы" (с. 213). То, что присущий схеме плюс теории принцип образца следует сохраненной специфической эпизодической информации (например, сторонней детали) не устраняет тех главных проблем, обсудить которые мы и собираемся далее.
Активный характер схемы
Не один из современных комментаторов Бартлеттовского принципа схемы подчеркивает отмечаемую им активность схемы. (Мы тоже в некоторой степени говорим об этом в Бревер и Накамура, 1984.) Основание этому мы находим в самих работах Бартлетта. Например, он говорит, что "объединение некоего воспринятого со специальной установкой очевидно оказывается активным процессом, для, абстрактно формулируя, установок, используемых как нечто из большого перечня, каждый элемент которого способен играть здесь свою роль. Но хотя это объединение активно, оно не сознательно перед обозревателем, не знакомым с поиском и последующим соотнесением. Я бы так назвал этот фундаментальный процесс объединения воспринятого с некоторой устанавливающей схемой: активность, наступающая за пониманием (с. 20). В определении, возможно, составляющем сильнейшую сторону точки зрения Бартлетта, говорится "процесс это решительно не только проблема отношения вновь представленного материала к старым достижениям знания … Приравнивание учитываемости и участия в сознательной жизни к простой проблеме способности вписываться в уже сформированную систему очевидения должно открыть ясное понимание того, что процесс вписываемости представляет собой активный процесс, прямо зависящий от предопределяющих тенденций и направленности, вносимой субъектом в проблему" (с. 85).
Если, учитывая сказанное предположить, что схема представляет собой динамическую сущность, подвергающуюся гибкой реорганизации для обработки специфических ситуаций, то в таком случае нам очевидно, что это действительно противоречит довольно прозрачным утверждениям Бартлетта (представленным в находящемся выше разделе теории схемы в чистом виде), что схема представляет собой сознательное представительство родового знания в долговременной памяти. Другая тенденция, свидетельствующая против атрибутации Бартлеттовской схемы свойствами высокой активности и гибкости, рассматривает то, что его первая попытка анализа собранных им данных памяти заключалась в их привязке к антропологической концепции конвенционализации. Мне представляется, что среди антропологических конструкций принцип конвенционализации единственный работающий с относительными статическими аспектами культуры, медленно меняющимися только время от времени.
Так что значило утверждение Бартлетта, что схема является активным процессом? Я думаю, что внимательное чтение его текста показывает, как он пытался продемонстрировать, что во взаимодействии с миром человеческое существование выступает не только простым формирователем откликов, определенным текущим состоянием физического окружения. В терминологии современной когнитивной психологии (Линдсей и Норман, 1977) Бартлетт говорил, что во взаимодействии с миром осуществляется значительное нисходящее восполнение взаимодействия, оказываемого на личность. Более специфично то, что представленное в схеме родовое знание только привнесено для указания процессов восприятия и запоминания. Эта интерпретация точки зрения Бартлетта в значительной мере, как мне представляется, оправдана приведенными выше ссылками. Первая из приведенных выше ссылок взята из проведенного Бартлеттом анализа нисходящих эффектов зрительного восприятия (см. Палмер, 1975, содержащий классический анализ той же самой проблемы в современной когнитивной психологии). Что Бартлетт обозначал как "активность, наступающую за пониманием" показывает цитируемое утверждение о том, что опрашиваемые не просто различали демонстрируемые им физические стимулы, но и использовали схему нисходящей информации для их интерпретации. Вторая цитата взята из обсуждения собранных Бартлеттом данных памяти, в которой он указывает, что опрашиваемые не просто пассивно воспринимали прочитываемый ими текст, но формулируемые ими в момент воспоминания выводы свидетельствуют об активности "предустанавливающих тенденций и смещений" (например, знания родовой схемы). Это позволяет мне заключить, что рассуждения Бартлетта об активной природе схемы не противоречат его же предположениям о том, что схема представляет собой архив родового знания в долговременной памяти.
