Эмпирический опыт и формы его концептуализации 10 страница

Переход знания в идее или целевой программе из модуса практической целесообразности в модус физической реализуемости подобен решению задачи, когда предполагается существование неизвестного (х), удовлетворяющего условиям, т. е. делающего их истинными. В этом случае решение задачи может быть ориентировано «на нахождение» — поиск предмета, удовлетворяющего некоторому описанию, либо «на доказательство» — поиск непротиворечивого описания этого предмета. Однако логический строй плана решения один — разрешение противоречия между возможным (идеальным) и действительным (реальным). Допущение о существовании цели (неизвестного) в случае установления непротиворечивости плана решения устанавливает и реальный статус неизвестного. Аналогично и в техническом творчестве имеются два основных класса проблем: перехода от известного предмета к возможностям его использования и от представления о возможном назначении (свойствах и параметрах) — к предмету, его реализующему. Первая проблема сводится к задаче «на доказательство», вторая — «на нахождение»

Выражая единство анализа и синтеза, непротиворечивого описания и построения, логический анализ идеи сущности

24Чень И-, Ли Р. Математическая логика и автоматические доказательства теорем. М., 1983.

 

развертывается и как единство необходимого и возможного. Пронизывая и интегрируя различные модусы знания в рамках идеи, плана решения или целевой программы, он развертывается в одной плоскости «как бы реального». Логический анализ выражает само существо вопроса о семантическом обосновании идеи существенности. Выступая прескриптивной гипотезой, знанием, интегрирующим информацию о необходимых ресурсах и условиях достижения целей, идея существенного выражает в конечном счете предписания по реализации этих целей. Важно, что как и любой план решения, представления о сущности могут проверяться и корректироваться только на основе их выполнения. Однако нелепо корректировать программу после ее выполнения. Поэтому в качестве проверки идей широко используются методы имитации и моделирования. Но именно подобного рода моделированием и выступает логико-семантический синтез знания. Он дает знание о непротиворечивом единстве знания истинного, должного и возможного, т. е. непротиворечивую, «работающую» модель. Логический формализм дает информацию как о «скрытом схематизме», так и о его возможном развитии. Логическое единство задач «на нахождение* и «на доказательство» есть единство описательного и операционального компонентов модели: первый дает знание о структуре явления, второй — о множестве актов преобразования и построения этой структуры. Поэтому неверно, что «логическое следование зависит от понимания».25 Логическое следование есть упорядоченная структура концептуализированного (уже понятого и осмысленного) знания.

В современной логической семантике необходимость и возможность трактуются фактически как квантификация по описаниям состояния («возможным мирам»): необходимо то, что истинно во всех описаниях состояния, а возможно — то, что истиннд в некоторых, хотя бы и в одном из описаний состояния. Такой подход, применяемый, например, в семантическом обосновании систем модальной и интенсиональной

25Stroud В. Inference, Belief and Understanding // Mind. 197j>. Vol. 88.

N 350. P. 190. /

 

логики, по сути дела, является сведением содержания идей необходимого и возможного к идеям общего и особенного.28 Однако, как мы уже отмечали, необходимость — это не только проявление универсальной общности (всегда и везде сущего), но и долженствование удовлетворения некоторой потребности, достижения цели. Возможность, в свою очередь, выступает как способность реализации этой цели, допустимость этой реализации. При этом речь идет не о возможных «вообще» описаниях, а возможных относительно необходимых целей при определенных условиях, и мы получаем перспективу логического анализа знания существенного (необходимого). Осмысленное знание как знание существенного выражается в синтезе знания, взятого в модусах истинности, целесообразности и реализуемости. И в этом плане предложенная многомерная («стереоскопическая») семантика реализует идею об оптимизирующей роли нормативно-ценностных регуляторов познания. Оптимизация состоит в обеспечении логического синтеза, рациональности осмысленного знания.

Существенность и эффективность. Существенность является выражением единства анализа и синтеза, выявления расчлененности предмета познания, описания этой расчлененности («сделанности») и программы воссоздания в новом единстве, задаваемом целями практической деятельности. Истинность же достигается за счет включения нормативно-ценностных факторов образования и функционирования знания в единую систему критериев, а не за счет абстрагирования от них, отказа от их учета.

Предложенная модель семантического оценивания как установления трех видов соответствия перекликается с видами эффективности целенаправленной деятельности как отношений:

1) выбираемых целей к потребностям (ценностным нор

мам);

2) результата к целям;

26Ивлев Ю. В. Содержательная семантика модальной логики. Сливвн Я. А. Современная модальная логика. Л., 1976.

 

3) результата к затратам ресурсов.2

Перекличка понятий не случайна. Она свидетельствует о глубокой фундаментальной общности управленческих и познавательных процессов, выражающейся в их обусловленности практической деятельностью. Так же как интегральным выражением эффективности является отношение потребностей к имеющимся возможностям и ресурсам, так и интегральным выражением идеи сущности является рассмотренный логический синтез знания об «истинном стремлении», представляющий содержание идеи существенности как программу эффективного, т. е. реализуемого и результативного действия.

Сущность и целостность. Сущность и существенность связаны не только с целеустремленностью, но в конечном счете и с конечностью, ограниченностью выражения, описания и отображения. Они суть не что иное, как проявление попыток конечной, ограниченной в пространстве и времени системы (например, человека) понять и выразить конечными средствами бесконечное разнообразие мира, включая бесконечное разнообразие характеристик и свойств отдельной вещи. Эта ограниченность неизбежно проявляется в абстрагировании от ' одних свойств и выделении других, существенных в каком-то смысле (плане, цели) и образующих некоторую целостную выделенность вещи.

Помимо прочего, это означает и возможность за конечное число шагов построить, сконструировать, воссоздать данную вещь как единое целое. Поэтому, кроме инвариантности (везде присущности) и независимости, отмеченных в начале в качестве главных характеристик существенности, проведенное рассмотрение демонстрирует, что можно говорить еще об одном существенном свойстве существенности •— целостности. Как писал Аристотель, «сущее и единое — одно и то же, и природа у них одна... сущность каждой вещи есть "единое" не привходящим образом, и точно так же она по существу

OQ

своему есть сущее».

27Ладенко И. С., Тульчияский Г.Л. Логика целевого управления.

Новосибирск, 1986. /

28Аристотель. Соч. Т. 1. С. 120-121. /'

 

Сущность предстает интегральным выражением целенаправленности и эффективности человеческой деятельности и познания. В связи с этим можно привести не один пример из русского языка, где слова «целое», «целостность», «целина» и т. п. оказываются явно однокоренными с целью.

Два типа рациональности. Сущность и свобода. Идеи сущности и существенности непосредственно связаны с рациональностью как эффективностью и конструктивностью целенаправленной деятельности. Что позволяет говорить о познании сущности как не разумность человеческих мыслей и действий? А разумно и рационально то, что позволяет достичь цели, причем оптимальными средствами. На этом и основан взлет западной цивилизации, но XX век открыл на этом пути не только благоденствие и процветание. Экологические проблемы, ядерное оружие, технические катастрофы, опасные технологии, политическое насилие — отнюдь не побочные издержки, а прямые и непреложные следствия идеи, что познание сущности явлений открывает (и оправдывает) приведение окружающей действительности в соответствие с этой познанной сущностью.

Укоренившееся понимание разумности и рациональности (и связанной с нею существенности) может быть связано с античным «техне* — идеей искусного искусственного преобразования реальности в соответствии с некоторым замыслом. Синтез этой идеи с идеей единобожия и дал традицию европейской рациональности. Мир в целом и в своих фрагментах предстал сделанным. Путь познания — путь осознания схематизма этой сделанности. Беспредельное сводится к конечному, финитному. От Бога-Творца к деизму и от него к человеку-инженеру — вот путь европейской цивилизации. Традиционная рациональность фактически отрицает гармонию, меру, сеет омертвление живого абстрактными схемами, требующими для своей реализации принудительного внедрения, порождая те проблемы метафизики нравственности, с которыми человечество столкнулось в XX столетии.

Но есть и другая традиция рациональности, фактически инорациональности. Ее можно связать с античным «космо-

 

сом* идеей гармоничной целостности мира, когда особое значение приобретает индивидуально-неповторимое — не абстрактный элемент множества, а необходимая часть целого, без которой целое уже иное. Космическая рациональность близка идее «дао» как истины-пути и ответственности за следование ему, ответственности за гармоническую целостность мира.

Проблема сущности вещи, ее целостности и неповторимости, оказывается неотрывно увязанной с проблемой сущности той же целостности и неповторимости мира в целом. Более того, проблема сущности оказывается связанной и с проблемами свободы и ответственности. «Техническая» рациональность отбрасывает эти проблемы как иррациональные, не укладывающиеся в представления о технологии разумного. Поэтому и порождает безответственное самозванство. Природа, общество подвергаются насилию ради воплощения якобы познанных закономерностей их же развития. И ответственность при этом снимается — ведь это природа и люди приводятся в соответствие со своей же сущностью. Иначе говоря, свобода понимается как произвол, навязываемый извне природе, обществу, человеку.

Если сведение бесконечного и абсолютного к относительному и конечно-сделанному ведет к бесчеловечному, то установка на беспредельное и абсолютное ведет к работе души и гуманности. Ответственность первична, ум и разум вторичны. Они суть средства осознания меры и глубины ответственности, меры и глубины включенности в связи и отношения, меры и глубины укорененности и свободы в мире.

«Космическая» рациональность не отбрасывает «техническую», ее аппарат. Познать меру и глубину ответственности человек может только традиционными рациональными методами (теоретическое знание, моделирование и т. д.). Но меняется вектор. Не ответственность ради рационального произвола, а разумность как путь осознания меры и глубины ответственности. Традиционный путь — путь произвола и самозванства, путь разрушения природы, человеческих связей и душ. Другой путь — путь свободы и ответственности, путь

утверждения бытия и гармонии — в душе и с Диром. Либо

/

 

прав Ф. Μ. Достоевский — и «ум — подлец, потому как виляет»• в способности оправдать, что угодно. Либо надо уметь им пользоваться.

Наше время — время осознания предела традиционного «технологического» разума и рациональности. Все более сужается поле самозванства, которое человечество может допустить и позволить в технике, политике и даже в науке. Познание сущности, существенность знания оказываются проявлением специфически человеческого измерения бытия — свободы и ответственности в гармонической целостности сущего.

§ 3. ДИНАМИКА ОСМЫСЛЕННОГО ЗНАНИЯ

Осмысление и рост знания. Как реализуется динамика осмысленного знания? Содержательные сдвиги в развитии знания могут быть зафиксированы и выражены только логико-языковыми средствами, гарантирующими общезначимость и целостную связность осмысленного знания человека о мире. Между тем в философии науки, особенно конца XX столетия, существует определенное недоверие к методам логического и логико-семантического анализа. В феноменологической, герменевтической, критико-рационалистической концепциях и ряде других философских традиций зачастую даже вообще отрицается возможность плодотворного анализа развития знания с помощью средств логики и логической семантики. Обусловлено это, как представляется, выявившейся во второй половине XX столетия ограниченностью неопозитивистской программы методологии науки. Авторы этой программы (называемой иногда также логическим эмпиризмом), будучи крупными логиками, зачастую излишне упрощенно трактовали сложные философские и методологические проблемы развития научного знания, отказываясь, например, от учета ценностных факторов познания и осмысления, трактуя их как «метафизические» и «внерациональные».

Однако ограниченность философских установок логических позитивистов отнюдь не может служить основанием отрица-

 

ния эффективности логического и логико-семантического анализа. Именно отказ от этих методов привел к серьезным трудностям «постпозитивистскую» философию науки. Так, согласно известной модели Т. Куна, развитие знания происходит в смене парадигм — доминирующих методологических установок, причем смене радикальной, вызванной социально-психологическими причинами и не поддающейся рациональной реконструкции. У И. Лакатоса место парадигмы занимает научно-исследовательская программа с твердым концептуальным ядром и размытой периферией, но и ее рациональный анализ возможен лишь ретроспективно, как анализ исторический.

Важно подчеркнуть, что всякая попытка решить проблему выбора той или иной теории, парадигмы, научно-исследовательской программы и т. п. неизбежно упирается в вопрос об основаниях их сравнения, их соизмеримости. Более того, возникает вопрос о логической природе парадигмы как специфической формы знания. Это является характерной слабостью любой «интерналистской» модели динамики знания. Столь же непоследовательны и «экстерналистские» модели. Абсолютизация роли внешних факторов также приводит к искажению сущности развития осмысленного знания — накопления, расширения и углубления познания истины.

Диалогичностпъ. Знание не возникает «вдруг из ничего». Путь познания это всегда переход от одного знания к другому: от знания неполного и неточного — к знанию все более полному и точному. Иначе говоря, новые формы осмысленного знания возникают из старых, прорастают сквозь них. И проблема динамики знания предстает в этом плане как вопрос об извлечении из социального опыта знания, которого в этом опыте еще не было. А поиски выхода из этой ситуации есть поиски выхода за рамки анализируемых смысловых структур.

 

Речь не может идти о простом выходе «в контекст». Это создало бы ситуацию выбора одной из двух одинаково нежелательных альтернатив: либо уход в «дурную бесконечность» контекстов осмысления, либо признание какого-то контекста первичным, не сводимым к""другим. В «техничес-

 

ком» применении, например, в системах искусственного интеллекта или распознавания образов, эта антиномия означает, что либо имеется первичный контекст, но он не распознаваем, поскольку отсутствует контекст его осмысления; либо возникает бесконечная во времени редукция контекстов, и машина никогда не сможет начать распознавание. И в том и в другом случае процесс осмысления оказывается невозможным. Поэтому простые контекстные представления оказываются недостаточными.

В самом общем виде анализ развития осмысленного знания может реализовываться трояким образом: 1) «внутриконцеп-туально», как погружение в смысловую структуру познаваемого предмета и прослеживание внутренней логики его развития; 2) «надконцептуально», как реконструкция смысловой структуры из «внешней» позиции; 3) «межконцептуально», как прослеживание связей смысловых структур, в том числе «своей» и «иной». Однако первые два подхода являются крайними выражениями более общего — третьего, «межконцептуального». Во всех трех случаях речь идет о взаимодействии смысловых структур. Это взаимодействие и выступает основной, базовой процедурой. Поэтому при рассмотрении механизма порождения осмысленного знания особенно важное значение имеет идея столкновения смысловых структур, их диалогическое «взаимоуплотнение».

Диалогичность является фундаментальной чертой человеческого мышления, выражающейся в первичности бинарных двуэлементных, но нерасчлененных структур и отношений (суждение, вопрос-ответная природа понятия и т. д.). Принцип «стереоскопической» диалогичности эволюционно закреплен в парности пространственно разнесенных органов чувств. В генетической психологии эта особенность сознания и мышления получила название «дипластии».

Идея диалогического, вопрос-ответного характера осмысления и познания в целом в различных вариациях неоднократно высказывалась в истории человеческой мысли. Однако следует отметить особую роль Сократа, Р. Декарта и Ф. Бэкона в становлении этой идеи. Так, для Сократа познание есть диалог души с самой собой, а под диалогом он

 

подразумевал (как это видно из произведений Платона) процесс выработки правильного вопроса и ответа на него. Как учение о правильной постановке вопросов, формулировке проблем предстает и учение Декарта о методе. Если для Сократа и Декарта вопрос-ответная структура познания была связана с общефилософскими и математическими проблемами, то выдающийся вклад Ф. Бэкона в теорию и методологию познания заключается в том, что аналогичный подход он развил и как методологию экспериментальных наук о природе. Природа перестала быть Сфинксом, задающим загадки человеку, — сам человек начал ставить вопросы, а природу «пытал» до тех пор, пока она не давала ему ответ на поставленный вопрос.

Диалогические, вопрос-ответные представления о развитии знания получили в настоящее время существенное развитие в теории научного творчества, теоретико-игровых моделях логического анализа, методах принятия решений и т. д. Формирование сознания и самосознания также носит диалогический, точнее — полилогический характер, поскольку предполагает наличие внешней по отношению к личности нормативно-ценностной позиции. Как физическое тело человека формируется первоначально в материнском лоне, так и сознание человека пробуждается и формируется, оплотняясь сознанием других, прежде всего родителей.

Таким образом, для возникновения нового смысла необходима неоднородность информационной системы, наличие в ней по крайней мере двух гетерогенных подсистем. Это обстоятельство уже было специально рассмотрено на примере соотношения общих и индивидных сущностей и роли отождествления нетождественного в аналитически истинных метафорах. Речь идет о фундаментальном, коренящемся в психофизиологии сознания и мышления обстоятельстве. Так, исследования функциональной асимметрии полушарий головного мозга показывают, что деятельность мозга человека подобна функционированию именно таких систем. Биполярный характер носит и культура как^^в целом, так и на различных уровнях ее интеграции. В истории культуры и различных сфер общественного сознания давнабыло замечено

 

расслоение целостной системы на противостоящие и дополняющие друг друга подсистемы: рационализм — иррационализм, схоластика — мистика, начетничество — юродство и т. д.

Особый интерес представляет динамика взаимодействия дискурсивно-дискретных («левополушарных») и целостно-образных («правополушарных») подсистем целостного осмысления. Чисто «левополушарное» состояние характеризуется обилием классификаций, определений, различений, сопоставлений, основанных зачастую на свободной игре знаками. Для чисто «правополу тарного» — воспроизведение уподоблений, крайняя семантизация. И в том и в другом случае собственно новое осмысление не возникает,— либо новые знаковые конструкции комбинируются в отрыве от реальности, либо речь идет о воспроизведении старых форм осмысления. Смыслообразование начинается лишь в случае движения от одной подсистемы к другой, в их диалоге. При переводе информации из «левополушарного» состояния в «правополу-шарное» метафоры и определения получают реальное значение. Сознание переживает при этом как бы озарение («инсайт»), открывая для себя новое видение реальности. При обратном переходе сознание переживает как бы катарсис — освобождение от излишне жесткого отождествления смысла с реальностью, получая возможность свободной рефлексии над нею. Не случайно практика науки, искусства близки практике психоанализа и психотерапии, основанной на обговоре и выговаривании переживаний и психических состояний.

Два аспекта динамики осмысленного знания. Рассматривая механизм диалогового взаимодействия, следует выделить два основных его аспекта: «негативный» (разрушающий, отрицающий) и «позитивный» (созидающий, конструктивный). Первый связан с переносом осмысляемого в иной контекст осмысления, рассмотрением его в иной, несобственной нормативно-ценностной системе, с расшатыванием привычных представлений и деструкцией старой смысловой структуры. Второй — с построением нового смыслового ряда, формированием новой системы знания.

 

«Негативный» аспект осмысления обусловлен тем, что возникновение нового знания затруднено действующими стереотипами. Поле уже осмысленного «везде плотно» в том плане, что целостность осмысления наделяет смыслом и значением всю доступную человеку реальность, которая всегда так или иначе, но осмыслена, пусть даже в фантомной форме. Поэтому формирование нового знания предполагает выведение явления из автоматизма его привычного восприятия и понимания, способность увидеть известное заново, сделав привычное необычным, странным. Эту сторону смыслообра-зования В. Б. Шкловский удачно называл «остранением», а вслед за ним Д. Дьюи — дистанцированием, Б. Брехт — очуждением, а Ж. Деррида — деконструкцией, В. Тернер — лиминальностью,

Остраняющая способность свойственна любому творческому сознанию — в науке, искусстве, политике и т. д. Так, метод научного моделирования, когда для познания одного объекта используется другой реальный или мысленный объект, метод эксперимента, различные эвристические приемы научного поиска и решения проблем — все это, по сути дела, есть не что иное, как остраненное рассмотрение объекта познания.

Остранение слабо выражено в период нормального развития науки, когда оно сводится к применению имеющегося концептуального аппарата для решения новых проблем по уже выработанному алгоритму. Остраненность ярко проявляется в период изменения концептуального аппарата науки, смены парадигм, научных картин мира, методологических установок. В этом случае ученые оказываются как бы на другой планете, окруженные незнакомыми предметами, где даже знакомые предметы предстают в совершенно ином свете, когда наступает кризис очевидности, а выдвижение «сумасшедших» идей становится критерием научного прогресса.

Однако остранение не может быть самоцелью. В качестве таковой оно выступает, пожалуй, только в нонсенсе и абсурде, где остранение становится не средствотя^ а содержанием, предметом творчества. Но даже в творческом нонсенсе и абсурдизме остранение тем не менее предполагает конструк-

 

тивную деятельность сознания по выстраиванию из остранен-ных смыслов новых конструкций. Даже загадка, метафора, аллегория, пародия, критический анализ не ограничиваются игрой смысла, а дополняются позитивным переосмыслением в новой композиции, в определенной нормативно-ценностной системе. С этой точки зрения всякое осмысление есть переосмысление, выстраивание новых смысловых конструкций из ос граненных смыслов.

Новое осмысление — это не просто разрушение привычного смыслового ряда, это и его пересоздание. Для художника это новое композиционное решение, для ученого — новое сравнение и построение новой теоретической модели, для инженера — новое конструктивное или технологическое решение, для рабочего или спортсмена — новая последовательность операций и движений. За всем этим стоит одно — новая конструктивная фиксация смыслового содержания социального опыта, его новое программирование.

Процесс этот подобен ковке металла, когда, разогрев его до состояния полной пластичности, ему можно придать практически любую форму, и он дополняется остужением, фиксацией нужной формы. Таков в принципе путь формирования научной терминологии. У этимологических истоков любого научного термина всегда стоит метафора, одно из значений которой однозначно фиксируется с помощью определений.

Динамика осмысления предстает, таким образом, как систематический нормативно-ценностный сдвиг. Зачастую благодаря этому сдвигу нечто, представляющееся несущественным и побочным, приобретает фундаментальное значение. Например, в материальном производстве железо и стекло первоначально рассматривались как шлак в медеплавильном и гончарном деле. Рожь и конопля довольно долго рассматривались как сорняки. Важным шагом стало не просто технологическое освоение этих объектов, а именно установление их самостоятельной ценности. Аналогичные ситуации характерны и для познавательной деятельности. Так, в науке открытия, первоначально не представляющие интереса с точки зрения старой парадигмы, с позиций новой могут

 

оказаться ключевыми. Достаточно в этой связи напомнить ситуацию с периферическими для классической физики исследованиями абсолютно черного тела, открывшими новые горизонты квантовой физики. И здесь главную роль играет не открытие само но себе, а установление его места в целостной научной картине мира.

Общая динамика нормативно-ценностных систем заключается в постоянной диффузии и специализации форм деятельности и смысловых структур, с ним связанных. Любая самоорганизующаяся система в своем развитии реализует равновесие организации и дезорганизации, синтеза новой информации за счет разложения старой. Доминирование первой из этих сторон (тенденций) ведет к окостенению, заорганизованности, второй — к распаду системы. Для периода разложения характерны нормативно-ценностный сдвиг, остранение, отрицание традиционных ценностей. Поиски новых идей порождают обилие доктрин, теоретических концепций, привлекают внимание к альтернативным поискам дилетантов и «еретиков», высмеиваемых ранее.

Феномен остранения есть следствие динамики целей, ценностных позиций, точек зрения, определяемых развитием общественной практики, есть следствие накопления и расширения знаний, необходимых для этого развития.

Осмысление и личностное знание. Социальные значения, будучи определенными программами социальной деятельности, реализуются только при условии освоения их личностью. Социальные значения как «осмыслители действительности» оказываются определяющим фактором формирования и развития сознания. Причем особую роль в развитии личности играют социальные значения и программы поведения, освоенные в детстве, поскольку в дальнейшем новые социальные значения воспринимаются сквозь призму первоначально усвоенных. Поскольку же освоение первых программ деятельности (социальных значений) ребенком в начальные периоды жизни протекает во многом бессознательно, зачастую необходимы специальные процедуры (Например, психоанализа), чтобы выявить их действие и содержание.

 

 

Но социальные значения не присваиваются личностью в готовом виде, они формируются и развиваются в процессе освоения их личностью. Более того, именно индивидуальное сознание личности является тем полем, в котором происходит изначальный смысловой сдвиг, остранение и попытки выстроить новое видение реальности. Это выражается в самом процессе организации жизнедеятельности личности, выдвижении на передний план одних ситуаций, отодвигании на дальний план других, преодолении третьих, короче говоря, в проведении личностью своей жизненной линии, обусловливающей неповторимость осмысления действительности ею.

Личность — подвижная, способная к самоорганизации и саморазвитию открытая система, различные элементы которой стимулируют, взаимопровоцируют, обогащают, нейтрализуют или подавляют друг друга. Конфликтен и противоречив зачастую оказывается даже чисто внешний пласт личности — ее ролевой репертуар. Тем существеннее роль глубинных диспозиционных структур личности, ее ценностных ориентации и установок, мотивации. Поэтому так велика роль в становлении и развитии осмысленного знания рефлексии, выражающей способность личности к самоанализу и самопознанию, к само интеграции смыслового единства.

Как в профессиональной, так и в бытовой сфере жизнь часто ставит личность в ситуации, когда за неимением социального образца она вынуждена в самой себе искать пути решения и выбора образа действия или мышления. В этих случаях проявляется способность личности к сверхпрограммному самоопределению и «самодостраиванию». Отсутствие предзаданной программы на все случаи жизни вызывает напряженные усилия по формированию нового опыта и осмысления. Именно ситуация непонимания, «удар о границы понимания» вызывает рефлексию, а в результате рефлексии и новое осмысление и понимание.

В смыслообразовании участвуют все пласты личностного смысла. При этом происходит как бы «растворение» устойчивых инвариантных и общезначимых социальных значений с последующей «кристаллизацией» новой смысловой структуры, из которой в дальнейшем, особенно в процессе

 

коммуникации, происходит все большее «испарение растворителя» — личностного смысла. Так ученый фиксирует улавливаемые только им смысловые обертоны в сравнениях и аналогиях, художник и поэт — в образах. Через сознание творца проходят улавливаемые только им связи реальности, новая гармония мира, которые он, фиксируя, делает достоянием общества.