Пожелали бы Вы моему поколению журналистов своей судьбы? Владимир Кара-Мурза, телеведущий канала ТВ-6*:

Владимир Кара-Мурза, телеведущий канала ТВ-6*:

«ДРУЖИТЬ С ПОЛИТИКАМИ - ЭТО БРАТЬ РАБОТУ НА ДОМ»

1. В принципе можно согласиться, что если журналист захотел бы стать политиком, то он мог бы им стать. Тому есть несколько примеров, но я считаю эти вхождения во власть не совсем удачными. Александр Невзоров был хорошим журнали­стом, а стал плохим политиком - амбициозным, тенденциоз­ным, обидчивым человеком. Став депутатом, пустился во все тяжкие, а раньше был непредвзятым, и все мы смотрели «600 секунд». Или Сергей Доренко - был хорошим репортером, ве­дущим программы, а потом занял антилужковскую позицию, совершенно узкую, не всегда объективную. И нет больше тако­го журналиста. Или Александра Буратаева была журналистом, стала депутатом. Я считаю, что если журналист придерживает­ся объективного подхода, то он не должен занимать какую-то позицию, быть политиком. Политик - это человек, который борется со своими оппонентами за свои убеждения. У журна­листа одно убеждение — свобода слова. Свобода слова должна быть и у его единомышленников, и у его врагов заклятых. Это абсолютный журналистский принцип, гарантирующий выход и газеты «Завтра», и газеты «Сегодня», и «Московского комсо­мольца». Если человек преследует интересы какой-то отдель­ной партии, хочет уничтожить противника или оттеснить его от власти, то он уже не журналист, а политик. У журналиста всегда есть задатки стать политиком, и насмотревшись на дру­гих, он думает подчас: «А чем я хуже?», и сам идет во власть. И это означает, что он не был журналистом, а всегда старался или эту власть утопить или с ней сотрудничать. Многие журна­листы пришли в Думу как корреспонденты, но в надежде вой­ти во власть. Они работали в собственных целях, не учитывая интересы своих читателей, в их работе исчезла объективность. Это аномальное явление, которого нет нигде в мире.

* Интервью с В. Кара-Мурзой проводилось до его перехода на канал ТВ-6, когда он был ведущим на канале НТВ.

2. Чтобы зритель не понял, кому отдает предпочтение сам
журналист. Журналист не должен обнаружить свою позицию,
свое отношение. Профессионал-информационщик должен доне­
сти до зрителя максимум информации, содержащей порой по­
лярные мнения: необходимо, чтобы высказались и Новодворс­
кая, и Анпилов. А зритель пусть сам решает: ведь возможно,
что половина аудитории - анпиловцы, а половина - демокра­
ты, и надо чтобы и те, и другие пользовались плодами твоей
работы.

Со зрителем не стоит лукавить, со зрителем следует быть на равных. Зритель поймет, почему тот или иной человек по­является в кадре. Людям не надо объяснять выбор собеседни­ка, зритель гораздо умнее, чем некоторые журналисты привык­ли считать - sapient! sat (умному достаточно), не нужно разжевывать.

3. Я считаю пошлым, когда журналист пользуется своим
профессиональным преимуществом. Когда он может проком­
ментировать то, на что не могут ответить его персонажи. Вот
кто-то что-то неудачно сказал, и политический журналист на­
чинает это обыгрывать. За нами теоретически остается «после­
днее слово», но этим ни в коем случае нельзя пользоваться. Я
не принимаю этого «остроумия на лестнице» в других переда­
чах, и вижу пошлость в таком остроумии, когда журналист не
сразу нашел, как ответить своему оппоненту, а спустя какое-то
время сообразил и выдал в передаче или статье.

4. Некоторые бывшие коллеги ушли на российский канал,
и они это мотивируют тем, что с НТВ Кремль не разговаривает,
и мы не можем иметь доступ к властным структурам, главному
источнику информации. Абсолютно абсурдная мотивация. В
итоге - у них меньше информации, поскольку она дозирован­
ная. Разумеется, идеальная ситуация - иметь равный доступ к
источникам. Но негосударственная пресса также не лишена
общения с властью. Лучшая позиция - найти золотую середи­
ну, не впадать в крайности: сервильное отношение к власти или
уход в глухую оппозицию. В глухой оппозиции отсутствуют
противоположные точки зрения - информация страдает одно­
бокостью. Нормальная пресса стремится к тому, чтобы был
слышен Кремль и были слышны голоса его оппонентов. Нельзя
только поливать грязью кого бы то ни было. Зритель сразу

 

чувствует фальшь, он самый хороший арбитр, выключит теле­визор, не будет смотреть.

5. Мы, конечно, не ждем прямой отдачи. Условно говоря,
если мы критикуем какие-то внешнеэкономические шаги, то
не ждем, чтобы сняли министра или извинились. Мы рассчи­
тываем на то, чтобы узнали зрители, на общественное мнение.
Именно оно является рычагом давления на власть, и оно эф­
фективней, чем просто разговор с властью. Хотя когда обще­
ство охватывает симпатия, рассчитывать на силу общественно­
го мнения порой сложно. Стоит отключить лишь свет и воду, и
все забудут о свободе слова. Как делал Ленин - организовывал
голод, и все забывали, что там, у власти, большевики.

6. Для журналиста свобода - это отсутствие цензуры, ког­
да существуют проблемы только профессионального характера
- например, как поймать в аэропорту улетающего политика.
На НТВ у меня такая свобода есть - ко мне никогда никто не
приходил и не указывал. Я не ограничен в выборе темы, мож­
но связаться со всеми, кто имеет отношение к этой теме. Глав­
ное, чтобы зритель понял суть проблемы, а решал, делал выво­
ды сам. Арестовали Владимира Гусинского — невыгодная для
нас тема. Но мы говорим об этом: в «Глас народа» пришли и те,
кто был доволен его арестом. На наш канал мы всегда зовем и
врагов, и друзей. Вот только враги не приходят.

7. Во-первых, это ответственность перед зрителями. Зри­
телю нет никакого дела до наших внутренних проблем, что кто-
то не успел кассету привезти, я не успел переодеться. Зрителю
на это наплевать, он должен включить телевизор и получить ту
информацию, которую он ждет от нас. А если я что-то недора­
ботал, то это будет только моя вина, а не того, кто там опоздал,
или упустил, плохо интервью взял или не записался звук. Даны
30 минут эфирного времени, и эти полчаса мне нужно запол­
нить содержимым, которое нужно людям, тем немногим, кто и
в полночь смотрит - такие фанаты информации.

Ответственность у меня перед зрителями - не перед началь­никами, не перед моими сотрудниками. Ради зрителя на все остальное можно наплевать. Например, у нас какое-то собра­ние, все должны присутствовать, а я в это время должен рабо­тать, потому что привезли, допустим, какое-то большое интер­вью. Я не пойду ни на какое собрание, потому что у меня есть

главная задача - чтобы было качественно смонтировано, чтобы никто с кассетой не опоздал. Я стараюсь, чтобы к 12 все кассе­ты были наготове. Продукт должен быть качественный и без всяких технических накладок.

8. Я не одобряю журналистов, которые сами дружат со
своими персонажами. У меня много своих друзей, которые
ничем не хуже. Некоторые любят личные отношения, более того
- многие ставят это в принцип. Так недолго и самому втянуть­
ся в политику, если ходить на все съезды или в гости в каче­
стве приватного лица. Объективность можно растерять и даже
не заметить. Дружить с политиками - это брать работу на дом.
Если нужно, у нас выступят радикальные противники, мы об­
народуем самые крайние точки зрения. Одинаковая должна
быть и дистанция, и приближенность, чего не должно быть -
так это однобокости.

9. Прежде всего, как у Гиппократа, - не навреди. Потому
что любое неосторожное слово может нанести ущерб. Можно
испортить репутацию страны как чрезмерной критикой, так и
лестью. Плохо работать нельзя. Нельзя халтурить - надо как
водителю трамвая не сворачивать с маршрута. Нельзя врать,
нельзя обслуживать чьи-то интересы, считать своих сограждан
дураками. Это непрофессионально и скучно, это обедняет рабо­
ту и дискредитирует профессию.

10. Главное искушение - когда деньги предлагают. Прав­
да, уже поняли, что к нам бесполезно обращаться. Я считаю,
что репутация дороже денег. Мы никогда не выполняем зака­
зов. Есть еще и звездная болезнь, когда для журналистов глав­
ное - не работа в команде, а свое лицо в кадре. В моей передаче
«Свидетель века» вы меня в кадре не увидите. Там сидит знаю­
щий человек, например, Генрих Боровик, который был в Чили
в момент пиночетовского переворота.

11. Есть два пути: либо политическая журналистика будет
легально сосуществовать с государственной, либо она уйдет в
подполье. Вероятность вернуться ко временам, где мы провели
все свое детство, слушая Радио Свободы и Голос Америки, ос­
тается. Не все понимают, что топить негосударственную прессу
нельзя, что журналистику нельзя подвергать цензуре. Подлин­
ная журналистика уже исчезла на местах: в регионах удушили
всю прессу, там нет денег для независимого телевидения. Если

 

холуи будут на госканалах задавать тон, то журналистика уй­дет в подполье, будет какой-то самиздат. Журналисты нашей компании не будут работать в государственных СМИ. Если уто­пят негосударственную прессу, — это повредит самой России. Людей уже не запугаешь, кто постарше — они уже все пуга­ные. Сами журналисты не пропадут, пропадет свобода слова. Политические журналисты появились, потому что в них была потребность, нас никто политической журналистике не обучал: я - историк, Киселев — востоковед, Сорокина - экскурсовод. Лобков, биолог, кандидат наук, по нему видно, что он - чело­век университетского образования, он может на любую тему говорить на равных. Вот так получились в наше время полити­ческие журналисты. Они поменяли профессию, потому что в них возникла потребность.

12. Своей личной нет, у нас долгое время нельзя было рас­крывать рот, многие хотели стать поэтами, драматургами, сце­наристами, а сделать это было невозможно. Сегодня молодые журналисты могут работать в негосударственной прессе изна­чально - и это здорово. Такие, как Эдуард Мацкявичус и Вла­димир Ленский, сразу попали в благоприятную среду, они в ней профессионально сформировались. Но задача у всех одна -хорошо работать!

Связи прессы с силами, господствующими в государ­стве и в партиях, оказали самое неблагоприятное действие на уровень журналистики при старом режиме, но это осо­бая глава. Во вражеских странах подобные отношения скла­дывались иначе. Однако и там, да, видимо, и для всех со­временных государств, имеет силу положение, что политическое влияние работника - журналиста все умень­шается, а политическое влияние владеющего прессой маг­ната-капиталиста (такого, например, как «лорд» Нортк-

лиф) - все возрастает.

Макс Вебер

 

1. Один из самых больших знатоков политики Макс Вебер ут­
верждал, что политический журналист — это тип професси­
онального политика. Если Вы разделяете это утверждение,
то прокомментируйте реальную роль российского полити­
ческого журналиста в реальной политике. Если нет, то что
отличает профессионального политического журналиста от
политика?

2. Дефицит профессионализма обнаруживается в нашей се­
годняшней стране во всех сферах деятельности. Как Вы по­
нимаете «профессионализм» политического журналиста?

3. Что такое «пошлость» в политической журналистике?

4. Широко распространено представление о том, что полити­
ческая журналистика — это «общественный контролер» и
«оппонент» власти и одновременно — «посредник» между
обществом и властью. Посредник же должен работать на
сотрудничество между партнерами. Как совместить оппо­
нирование, оппозиционность с необходимостью сотрудни­
чества?

5. На какие последствия Вы рассчитываете, обнародуя свой
материал?

6. Для любого журналиста самое сладкое слово — «свобода».
Что такое свобода для политического журналиста?

7. В чем и как проявляется ответственность политического
журналиста?

8. Политический журналист и статусный политик — это еди­
ное «политическое существо». Насколько велик фактор лич­
ных отношений в работе политического журналиста? Как
Вы справляетесь со своими симпатиями и антипатиями?

9. Если бы Вы писали этический кодекс политического жур­
налиста, какие правила сочли бы общими?

10. Какие искушения есть у политического журналиста?

11. Как будет развиваться политическая журналистика в Рос­
сии?

12. Пожелали бы Вы моему поколению журналистов своей
судьбы?

Вероника Куцылло, заместитель главного редактора еженедельника «Коммерсантъ-ВЛАСТЬ»:

«КАЖДЫЙ ИЗ НАС СМОТРИТ НА МИР

СВОИМИ ГЛАЗАМИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

СВОИХ СУБЪЕКТИВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ»

1. Мне кажется, что никакой особой роли у политического
журналиста нет. Это человек, который создает некий товар и
продает его в СМИ. Тут он не сильно отличается от, скажем,
спортивного журналиста или репортера светской хроники. Все
они одинаково должны уметь хорошо делать свое дело. Это
профессия. Действующее он лицо или обслуга - зависит от кон­
кретного человека и еще от уровня, на котором он работает.
Вот мальчик, работающий в Думе, который слушает и что-то
записывает, потом приносит записи в редакцию - с одной сто­
роны, он обслуживающий персонал, потому что потом кто-то с
большим опытом берет его записи и пишет на основании этого
заметку; с другой стороны, он тоже производит свой сознатель­
ный отбор слов, фактов, фраз, событий, то есть он тоже влияет
на конечный результат - заметку. Это сфера услуг, конечно, но
поскольку этот товар оказывает некоторое влияние на умы
граждан, то он - действующее лицо тоже.

2. Я могу рассказать о собственной эпопее с Конституци­
онным судом*. Дело имело довольно большое значение как для
общества, так и для власти, потому что граждане поверили, что
с чем-то можно бороться, и даже успешно, а власти, особенно
московские, полагаю, после этого дела стали хотя бы внешне
привязывать свои действия к Конституции. Даже самые мел­
кие примеры - когда ты узнаешь о каком-то законе или указе,
с твоей точки зрения, дурацком, и если ты сумеешь довольно
талантливо написать, что он дурацкий, есть какой-то процент
вероятности, что этот указ или закон не будет подписан - хоть
и не на сто процентов.

* В 1993 году Вероника Куцилло подала в Конституционный суд иск о при­знании института прописки неконституционным и выиграла его.

 

Профессиональность журналиста - это, как минимум, на­личие мозгов, которые позволяют понять, где причина, где след­ствие и, конечно, опыт. Чем дольше в работе, тем профессио­нальнее. Средний возраст современного профессионального политического журналиста сейчас где-то от 30 до 40 лет. Это накопительная система.

3.

4. Мне представляется, что журналист должен быть одно­
временно и посередине, между обществом и властью, и немно­
го в стороне. Он не должен отождествлять себя полностью ни с
той, ни с другой стороной. Мне не кажется трудным соедине­
ние необходимости оппонирования с необходимостью посред­
ничества. Журналист - вроде советника, который советует и
тем, и тем. Он смотрит на власть и что видит, сообщает обще­
ству: они там собираются сделать то-то и то-то, и для вас, ребя­
та, это может означать такие-то перемены в вашей жизни. А
власти он говорит: господа, если вы будете делать то-то и то-то,
то общество на это может отреагировать таким-то образом. Это
и есть совмещение оппонирования с посредничеством. Тут нет
противоречия.

5. Я не знаю, насколько оправдан статус «четвертой влас­
ти» журналистики в одном ряду с судом и парламентом - все
же у журналистики более прикладной характер, она не такого
прямого действия. Хотя очевидно, что журналистика какое-то
влияние на умы общества и власти оказывает.

6. Нормально зависить - от собственных убеждений, если
они, конечно, у тебя есть. Хотя редко у политических журна­
листов их не бывает. Есть зависимость от места работы, от хо­
зяина. Это всем понятно. В конце концов, журналист зависит и
от своего настроения...

7. Десять лет назад, когда мы только начинали, мы тоже
кричали, что журналистика должна быть объективной. Но я
вот - объективный журналист газеты «КоммерсантЪ», а вот N -
объективный журналист газеты «Правда». Каждый из нас смот­
рит на мир своими глазами с точки зрения своих, субъектив­
ных ценностей. Объективной вообще журналистики не быва­
ет. Чтобы составить не объективное, а, скажем, разностороннее
мнение о мире, придется читать две-три газеты и смотреть те­
левизор (хотя мне лично жалко читать больше одной газеты

в день). В идеале должно хватать одной газеты. Может, когда-нибудь так и будет.

8. Конечно, журналист зависим от своих личных пристра­
стий, и очень сильно. Каждый зависит от своего круга обще­
ния, но, с другой стороны, профессиональный журналист уме­
ет отличать то, что ему хотят сказать, от того, что происходит
на самом деле. Чтобы не работать «сливным бачком», надо
уметь фильтровать информацию. Опять же, профессионал по­
нимает, что из личной беседы можно использовать в работе, а
что нет. Я знаю, что многие журналисты дружат лично с поли­
тиками, однако профессионалу это не мешает писать о друзь­
ях-политиках то, что с ними происходит на самом деле.

9. Скучно говорить, что журналист должен быть высоко­
моральным, думать о том, чтобы не навредить - нет, он должен
всего лишь быть профессионалом и уметь делать хорошие за­
метки, стараясь в них не врать. Мне лично неприятно, когда
выясняется, что мы наврали. Когда мы пишем: «Как и предпо­
лагал журнал «Власть» или «Как сообщал «Ъ», - это всегда
приятнее.

 

10. Чем больше у политического журналиста опыта, чем
дольше он вращается в каких-то политических или околополи­
тических кругах, тем ясней проявляются эти самые искуше­
ния. Сильнейшее — стать политиком. Кажется, что ты уже так
много обо всем этом знаешь, что можешь сам во всем участво­
вать. И так довольно часто случается. Однако при этом человек
перестает быть журнал истом.

11. Я думаю, что она будет развиваться так, как будет
развиваться страна. Сейчас, мне кажется, еще нельзя говорить
об информационной политике Владимира Путина как о чем-то
определенном. Конечно, есть некоторое давление. Если оно бу­
дет возрастать, то часть политических журналистов, наверное,
переквалифицируются во что-то другое, часть уедет, часть бу­
дет продолжать писать заметки, следя за тем, чтобы они могли
быть опубликованы. Не самый трагичный, не самый приятный
прогноз.

У нас, несмотря на все, гласности, культуры власти, от­крытой по отношению к обществу, пока не существует, а граж­данам нужно знать, что во власти происходит не только по официальным заявлениям. Люди, которые могут что-то расска-

 

зать, всегда опасаются быть уволенными и поэтому будут скры­вать свою фамилию. Мне кажется, анонимные источники ин­формации останутся надолго.

Анонимный источник - это не страшно, если действитель­но где-то и кто-то это сказал. Такая информация, будучи упо­мянута в нужном месте, создает соответствующее ощущение, атмосферу текста, позволяет полнее рассказать о предмете, чем при цитировании только открытых источников информации. Мне анонимные источники тоже не очень нравятся, но я же не могу заставить человека обнародовать свою фамилию! А их информация довольно часто бывает полезна для общества. Вот пример: когда шел разговор вокруг возвращения гимна Со­ветского Союза, некий анонимный источник сообщил мне, что еще год назад Владимир Путин сказал, что ему страшно нра­вится музыка Александрова. Я не могу называть этот источ­ник, но я знаю, что могу ему доверять абсолютно, и теперь я могу написать, что скорее всего мы вернемся к музыке Алек­сандрова, и дело тут не в попытке примирить правых и ле­вых - одним флаг, другим гимн, - а есть просто у президента личные пристрастия.

12. Нам повезло. Если можно говорить о поколении жур­налистов, которое входило в журналистику в начале 90-х, то нам, конечно, по сравнению с вами дико повезло. Тогда был массовый голод на молодых журналистов с несоветскими моз­гами, мы могли идти, куда хотели, мы могли выбирать место работы, мы могли его создавать на голом месте. Мы действи­тельно оказались в нужное время в нужном месте. Потом было ощущение бурлящей политической жизни, которая с приходом Путина закончилась. Для меня, возможно, это закончилось несколько раньше, году в 1993, с окончанием периода револю­ционного романтизма, когда мы перестали считать власть сво­им другом. Мы тогда поняли, что нельзя дружить с властью, надо держаться отдельно.

Десять лет назад было интереснее. Я не могу точно ска­зать, чем это определялось - нашей молодостью, молодостью страны. Может быть, тогда в большей мере пытались быть по­литиками, чем политическими журналистами. Взрослеешь, набираешься опыта, становится немного скучней. Понимаешь, как это функционирует, а функционирует оно достаточно ме-

ханически, рационально. Начиная работать, ты не понимаешь или не до конца понимаешь, что произошло и почему так. Каж­дый раз удивляешься. Потом начинаешь понимать, потом при­выкаешь, потом предвидишь уже.

Я стала заместителем главного редактора, занялась адми­нистративной работой. Делать из заметок журнал мне интерес­нее, чем заниматься какими-то отдельными событиями и пер­сонажами. Правда, это совсем не означает, что в какой-то момент я не брошу это и не вернусь к написанию обширных политических полотен.

 

Но при всех обстоятельствах журналистская карьера остается одним из важнейших путей профессиональной по­литической деятельности.

Макс Вебер

 

1. Один из самых больших знатоков политики Макс Вебер ут­
верждал, что политический журналист — это тип професси­
онального политика. Если Вы разделяете это утверждение,
то прокомментируйте реальную роль российского полити­
ческого журналиста в реальной политике. Если нет, то что
отличает профессионального политического журналиста от
политика?

2. Дефицит профессионализма обнаруживается в нашей се­
годняшней стране во всех сферах деятельности. Как Вы по­
нимаете «профессионализм» политического журналиста?

3. Что такое «пошлость» в политической журналистике?

4. Широко распространено представление о том, что полити­
ческая журналистика — это «общественный контролер» и
«оппонент» власти и одновременно - «посредник» между
обществом и властью. Посредник же должен работать на
сотрудничество между партнерами. Как совместить оппо­
нирование, оппозиционность с необходимостью сотрудни­
чества?

5. На какие последствия Вы рассчитываете, обнародуя свой
материал?

6. Для любого журналиста самое сладкое слово — «свобода».
Что такое свобода для политического журналиста?

7. В чем и как проявляется ответственность политического
журналиста?

8. Политический журналист и статусный политик — это еди­
ное «политическое существо». Насколько велик фактор лич­
ных отношений в работе политического журналиста? Как
Вы справляетесь со своими симпатиями и антипатиями?

9. Если бы Вы писали этический кодекс политического жур­
налиста, какие правила сочли бы общими?

10. Какие искушения есть у политического журналиста?

11. Как будет развиваться политическая журналистика в Рос­
сии?

12. Пожелали бы Вы моему поколению журналистов своей
судьбы?

 

Александр Минкин, обозреватель газеты «Московский комсомолец»:

«ЛУЧШИЙ ДЕВИЗ ДЛЯ ЖУРНАЛИСТА:

ДЕЛАЙ, ЧТ(ГДОЛЖЕН, И ПУСТЬ БУДЕТ,

ЧТО БУДЕТ»

1. Журналист должен сообщать информацию, как можно
точнее и как можно скорее. Политики должны добиваться не­
ких целей. Ради этих целей они и умалчивают, и обманывают,
и скрывают известные им факты. В этом смысле мне иногда
приходилось превращаться в политика (не обманывал, но умал­
чивал), приходилось себя останавливать как журналиста. Я
понимал: то, что я хочу сказать, - правильно, но это будет край­
не несвоевременно и может повредить чему-то более важному.
Например, в целом я за Явлинского, хотя критиковать его все­
гда есть за что. Но критика в предвыборный период стала бы
предательством по отношению к собственным взглядам. В ре­
зультате получается не журналистика и не политика, а непо­
нятно что: ты знаешь что-то, но молчишь, чтобы не навредить.
Да и что такое политический журналист? Человек, который
пишет о политике, может быть и жуликом, а вовсе не журна­
листом. Очень многие так называемые политические журна­
листы и политические аналитики на деле - провокаторы или
льстецы, а в лучшем случае - пропагандисты.

2. Надо, чтобы его хотя бы понимали. Профессиональный
журналист должен профессионально владеть русским языком.
К примеру, в конце программы «Время» (ОРТ) звучат наглые
комментарии, формулируемые столь тяжело и сложно, что по­
нять их могут человек сто. Между тем у этого канала самый
массовый зритель. Если из ста миллионов граждан журналис­
та понимают сто (один из миллиона) - значит, он занимается
не тем и не там.

3. Вряд ли есть некая отдельная политическая пошлость.
Пошлость - это всякая похабщина, если она не смешная. По­
шлость - когда с важным видом произносят тривиальные вещи.
Пошлость - употребление с важным видом ученых слов, непо­
нятных терминов (непонятных в том числе и самому пишуще-

му). Вообще, важный вид - почти гарантия, что услышим ба­нальность, пошлость. Пошлость - писать о физических недостат­ках человека, высмеивать фамилию, лезть в интимную жизнь. Но нельзя позволять власть имущим считать, что их телефон­ные обсуждения взяток — личная жизнь. Министры громко воз­мущались, когда их телефонные разговоры попадали в печать. Но разве они обсуждали семейные проблемы? Они вели разгово­ры о том, как что-нибудь украсть, а это - не личное дело.

4. Сотрудничество не в том, чтобы целовать в уста сахар­
ные. Задетые чиновники часто говорят о журналистах: «Соба­
ка лает, а караван идет». Это они пытаются нас оскорбить.
Собака, во-первых, очень хороший зверь. Ее дело - дом сторо­
жить, овец охранять. Кофе в постель - одна работа, а сторо­
жить - другая. Во-вторых, а куда идет этот гордый караван?
Может, это купцы, а, может, контрабандисты, а, может, вооб­
ще банда. Им, разумеется, хочется все сделать в тишине, а тут
вдруг собака лает... А пример сотрудничества приведу такой:
час пик, пробки. Люди в машинах изолированы друг от друга.
Однако нормальные люди с тобой сотрудничают, они тебя не
подрезают, они дают тебе возможность выехать из переулка.
Один ни за что тебя не выпустит, а другой притормозит. Это
человеческое сотрудничество. Не обязательно дружить, не обя­
зательно даже знакомиться. Даже лучше не дружить и не зна­
комиться, чтобы избежать возникновения личных отношений
и, значит, обязательств. Если власть делает что-то хорошее, мы
ее одобряем. Если плохое - мы ее ругаем. Не дело журналиста
- власть воспевать. К сожалению, часто вместо критики нам
подсовывают чернуху. Новости превратились в фильмы ужа­
сов. Если где-то маньяк зарезал семью, и вы считаете, что это
новость, - сообщите об этом. Пусть диктор скажет: «В таком-
то городе маньяк зарезал пять человек». Но когда камера на­
чинает показывать зарезанных, куски тел, рыдающих детей -
это уже не новости, а ужастик. Это разрушает здоровье нации.

5. Нет иллюзий, что власть что-то прочитает и последует
совету. Я обращаюсь не к власти, а к читателям — тем, кто
хочет понять, что происходит. Когда понимание достигнет оп­
ределенного уровня, это сработает в день выборов. Пока народ
российский ведет себя еще по-детски. Часто не ведает, что тво­
рит. Например, замерзают дома, дети, а люди перекрывают

 

дорогу — мерзнут часами на ветру. Лучше бы вместо этого они взяли детей и вселились в теплое здание областной админист­рации... Народ к выборам не готов. Считается, что годовалый ребенок к выборам не готов, а 18-летний готов. Но определять готовность к выборам по биологическому возрасту - очень странно. Ее надо определять по уму. Если люди раскачиваются перед телевизором, слушая Кашпировского, ожидая, что он вылечит от всех болезней, то таким людям выборы доверять преждевременно. Они не плохие, они просто как ребенок, игра­ющий со спичками, - не представляют последствий.

6. Свобода - возможность высказать свое мнение в печати.
Все бумажные права не значат ничего. В сталинской Конститу­
ции были все свободы, но мы же понимаем, что их не было в
реальности. Другая проблема - кто пользуется свободой? Пред­
положим, в пушкинские времена в России было сто журналис­
тов. А население было примерно такое же, как сейчас. Теперь
журналистов 150 тысяч. Разве в 1500 раз увеличилось количе­
ство умных людей? Процент умных не увеличивается с течени­
ем веков. Наоборот, может уменьшиться в результате векового
пьянства и целенаправленного уничтожения тех, кто думает са­
мостоятельно... Из нынешних 150 тысяч никак не меньше 100
тысяч производят не журналистику, а словесный мусор. Вмес­
то того, чтобы этот мусор попал в мусорный бак, он сыпется на
наши головы.

7. Халтурить не надо. Врать не надо. Не верь, не бойся, не
проси. Делай свою работу так, как будто ее поручил тебе Гос­
подь Бог. И еще: нельзя опускать руки — мол, все равно ничего
не изменится. Лучший девиз для журналиста: делай что дол­
жен, и пусть будет, что будет.

8. В моих статьях сами собой появляются фамилии Чубай­
са и Гайдара, а я их старательно вычеркиваю. Мне кажется, я
от них с ума сошел. Уйди они от власти и от влияния на власть
и политику - я тут же забыл бы их. Как мы все забыли Бурбу­
лиса, Грачева, Шумейко... имя им, рассыпавшимся бесам, ле­
гион. Но пока за этих кириенко-чубайсо-гайдаров (чья полити­
ка привела к тому, что имеем сейчас) голосуют миллионы, мы
вынуждены продолжать ими заниматься.

9. Нет отдельных журналистских этических норм. Не пи­
шите про личную жизнь. Резко ограничьте светскую хронику.

Рассказывайте про свадьбы, но не про то, кто сделал аборт, и не про адюльтеры. Мне кажется, в ответе на вопрос о пошлости содержится и ответ на вопрос об этике. Добавлю: предъявлять претензию надо к поведению, к поступкам, а не к личности. Однажды, перед публикацией я показал свой текст моему дру­гу, швейцарскому журналисту, и спросил: «Это не слишком грубо?». Он ответил: «Ты должен написать так, чтобы после публикации, если встретишься где-нибудь с человеком, о кото­ром писал, ты мог бы совершенно спокойно кивнуть головой. Руку протягивать не обязательно, но тебе не придется краснеть и прятать глаза».

10. У меня только одно, совершенно не политическое, -улучшить текст. Он уже верстается, а я все еще правлю фразы и слова. Пока он не улетел в типографскую машину, пока есть возможность... И надо следить за версткой. Для верстальщика текст - это некоторый объем, которым он должен заполнить пространство на полосе. Изыски верстки и шрифтов могут пре­вратить текст в кроссворд, затруднить понимание. А читатели хотят видеть черные буквы на белой бумаге. Остальное - ме­шает.

11.Она будет продолжать падать, пока мы не ударимся о дно. Тогда останется только один путь — вверх.

12. Пожелал бы читать старые книги. Не верить, что наше время - самое умное, потому что появился Интернет. Он не прибавил ни ума, ни совести ни одному человеку, а убавить может. Читайте книги, выключите телевизор и не подключай­тесь к Интернету. То, что в книжном шкафу, - отобрано столе­тиями и даже тысячелетиями. То, что лезет из телевизора и из Интернета, — это сегодняшний мусор. Протянув руку к книж­ному шкафу, почти с гарантией наткнешься на что-то хоро­шее, включив телевизор, - почти с гарантией наткнешься на мусор. Своей судьбы не хотел бы пожелать. У каждого своя.

 

«Отсутствие дистанции» только как таковое, - один из смертных грехов всякого политика, - и есть одно из тех качеств, которые воспитывают у нынешней интел­лектуальной молодежи, обрекая ее тем самым на неспо­собность к политике. Ибо проблема в том и состоит; как можно втиснуть в одну и ту же душу и жаркую страсть, и холодный глазомер?

Макс Вебер

 

1. Один из самых больших знатоков политики Макс Вебер ут­
верждал, что политический журналист — это тип професси­
онального политика. Если Вы разделяете это утверждение,
то прокомментируйте реальную роль российского полити­
ческого журналиста в реальной политике. Если нет, то что
отличает профессионального политического журналиста от
политика?

2. Дефицит профессионализма обнаруживается в нашей се­
годняшней стране во всех сферах деятельности. Как Вы по­
нимаете «профессионализм» политического журналиста?

3. Что такое «пошлость» в политической журналистике?

4. Широко распространено представление о том, что полити­
ческая журналистика — это «общественный контролер» и
«оппонент» власти и одновременно — «посредник» между
обществом и властью. Посредник же должен работать на
сотрудничество между партнерами. Как совместить оппо­
нирование, оппозиционность с необходимостью сотрудни­
чества?

5. На какие последствия Вы рассчитываете, обнародуя свой
материал?

6. Для любого журналиста самое сладкое слово — «свобода».
Что такое свобода для политического журналиста?

7. В чем и как проявляется ответственность политического
журналиста?

8. Политический журналист и статусный политик - это еди­
ное «политическое существо». Насколько велик фактор лич­
ных отношений в работе политического журналиста? Как
Вы справляетесь со своими симпатиями и антипатиями?

9. Если бы Вы писали этический кодекс политического жур­
налиста, какие правила сочли бы общими?

10. Какие искушения есть у политического журналиста?

11. Как будет развиваться политическая журналистика в Рос­
сии?

12. Пожелали бы Вы моему поколению журналистов своей
судьбы?

 

Александр Проханов, главный редактор газеты «Завтра»: