Эрудитская школа XVII – XVIII вв

К началу XVII в. гуманистическая историография находилась в полном упадке. С одной стороны сказались гонения и цензура. Католическая реакция во Франции, Испании, Италии сделала в этих странах развитие светской исторической науки практически невозможным. В Германии в том же духе действовала лютеранская церковь. С другой – она сама себя полностью исчерпала. Риторические приёмы, с помощью которых она обрабатывала материал оказались уже устаревшими. Успехи естественных наук и философии в XVII в. сделали для серьёзной историографии совершенно невозможным ограничиваться только политическим обзором, дипломатией и войнами, занимавшими в трудах историков-гуманистов господствующее место. В Англии под влиянием революции был положен конец аполитичным сочинениям «полигисторов» («многознаек», бесплодных эрудитов). На первый план была выдвинута откровенно партийная история. Здесь появился ряд ценных произведений по истории Англии при Тюдорах, Стюартах и в эпоху революции (Кларендона, Бёрнета и др.) – роялистских и индепендентских (Мильтон, Гаррингтон). Однако английская историография этого периода не оказала почти никакого влияния на историков европейского континента. В других странах Европы, где такая история ещё не была возможной, историография пошла по пути собирания и публикации источников, накопления материалов без всякого их обобщения и осмысливания. Так возродилась к жизни эрудитская школа, перенявшая у Бьондо и его последователей интерес к источнику, но пошедшая гораздо дальше в смысле источниковедческой техники.

Упадок светской исторической мысли привёл к тому, что в университетах преподавание истории поручалось профессорам риторики и поэзии, в руках которых она превратилась в собрание анекдотов, приправленных моралью. От учащихся требовалось, главным образом, знание всех императоров и королей и умение отвечать на глубокомысленные вопросы, наподобие: «какой император был настолько благочестив, что не решался ничем клясться, кроме своей бороды? – Оттон Великий». Неудивительно, что один из самых передовых мыслителей XVII в. Рене Декарт, в своём «Разыскании истины с помощью естественного познания» выражал полнейшее презрение к изучению истории, считая это занятие недостойным мыслящего человека.

В результате развития естествознания в это время появилась новая картина Вселенной (открытия Галилея, Кеплера, Гарвея-система кровообращения, Ньютона). Знаменем времени стал скептицизм. Господствовало отрицание книжных авторитетов, требование опытной проверки всего унаследованного знания. Поэтому были сильны сомнения во всём унаследованном духовном багаже, с одной стороны, и в способности человека постигать истину – с другой (агностицизм в философии). Неудивительно, что Декарт, провозгласивший право мышления во всём сомневаться, с презрением относился к исторической форме познания, которая, по его мнению, способна дать лишь неопределённые, сбивчивые и путаные картины, не поддающиеся проверке опытным путём. Поэтому он относил её к весьма невысокому разряду занимательной литературы. По его мнению, исторические повествования недостоверны, а также история лишена такого документального основания, которое в сочетании с научно-критическим методом превратило бы её в род опытного знания. Но вывод этот соответствовал не природе исторического знания, а его состоянию во время Декарта.

В историографии влияние скептицизма XVII в. сказалось прежде всего на отношении к классическим авторитетам. Так, по мнению Бэкона, греческие (античные) историки оставили скорее басни и небылицы, нежели то, что заслуживает названия истории. Можно также назвать Ардуэна (1646-1709), парадоксального историка, гиперкритика, который вообще взял под сомнение всю античную традицию и стремился доказать, что большинство произведений древних авторов («Энеида» Виргилия, Оды Горация) в действительности написаны средневековыми монахами. Подлинными он считал только произведения Гомера, Геродота, Цицерона и Плиния. Также, по его мнению, фальшивками были акты соборов и писания отцов церкви. Все документы, написанные на англосаксонском языке Ардуэн считал сплошной фальшивкой, да и сам англосаксонский язык поддельным, т. к. он никогда не существовал.

В 1704 г. иезуит Жермон подверг критике все грамоты. На его взгляд, переписчики так исказили все рукописи, что пользоваться ими совершенно невозможно.

Неизвестно ещё, как бы сложилась дальнейшая судьба истории, если бы своё веское слово не сказали эрудиты. Это они, а не писатели политико-критического направления оказались более восприимчивыми к интеллектуальным сдвигам своего времени, о чём свидетельствует сама форма реакции на них. С неслыханной ранее энергией, целеустремлённостью и трудолюбием эрудиты занялись разысканием, собиранием, упорядочением и публикацией документальной базы исторической науки.

Историки-эрудиты XVII-XVIII вв. принадлежали в большинстве своём к различным монашеским конгрегациям, прежде всего иезуитов и бенедиктинцев-мавристов. Почему это происходило? С одной стороны, сыграл свою роль отмеченный уже упадок светской исторической мысли. Другое обстоятельство, объясняющее развитие исторических знаний в монашеских конгрегациях, связано с большой трудоёмкостью эрудитской работы. Издание и критическое исследование источников всего средневековья – это была задача столь необъятная, что даже частично решить её могла только кооперация многих учёных. В Академиях Наук, появлявшихся уже в XVII в. только обсуждались те или иные вопросы, читались доклады, но никакой широкой коллективной научной работы не велось. В то же время у монахов убыли все условия для такой работы:

а) суровая дисциплина;

б) материальные условия (в то время в Европе не было никакой организации, помимо церковной, которая могла бы освободить учёного от посторонних занятий, потребностей и забот, чтобы позволить ему заниматься исключительно наукой);

в) интернациональные связи церкви (тем более, что подавляющая масса средневековых источников ещё хранилась в самих монастырях – особенно у бенедиктинцев, а иезуиты, чей орден возник гораздо позднее просто брали рукописи у бенедиктинцев, а затем их не возвращали).

Весьма существенным являлось и то обстоятельство, что авторитет католической церкви был существенно поколеблен во время Реформации. Задача католиков была в том, чтобы поднять его на прежнюю высоту, в том числе отвоёвывая утраченные в период гуманизма культурные позиции. Дискредитировать их позицию можно было только одним путём – обращаясь непосредственно к источникам, что было самым слабым местом большинства гуманистов.

Среди многочисленных историков-иезуитов XVII в. нужно упомянуть прежде всего француза Дени Пето (Дионисия Петавиуса) (1583-1652), одного из создателей, наряду с протестантом Скалигером, научной хронологии и его труд «О науке хронологии». До Пето историки часто бывали небрежны в вопросе хронологии и нередко делали ошибки, не придавая хронологическим датам существенного значения. Между тем, т. к. в древности и в средние века чуть ли не в каждом городе, не говоря уже о народах, существовала своя система датирования событий, следовательно было очень важно установить принципы точного датирования и свести различные способы исчисления времени в единую систему. Это и попытался сделать Пето в «De doctrina temporum» (1628).

Но всех историков-эрудитов затмил Жан Болланд (1596-1665), учёная деятельность которого протекала в испанских Нидерландах (ныне – Бельгия). Его главным делом была публикация таких своеобразных источников, как жития святых. Они представляют значительную ценность, как источники, в том отношении, что дают иногда весьма важные сведения, касающиеся материальной и духовной культуры, социальных отношений и т. п. – сведения, совершенно отсутствующие в средневековых хрониках. С 1643 г. стала выходить грандиозная коллекция «Деяний святых» (Acta Sanctorum), продолженная после смерти Болланда его учениками. Были изданы десятки тысяч житий, но публикация имела свои минусы – материал был расположен не в хронологическом порядке, а в календарном, по дням празднования святого, начиная с 1 января. Также издатели житий подвергли их обработке, устранив всё могущее ввести в соблазн верующих или умалить достоинство католической церкви.

Большей добросовестностью отличались бенедиктинцы конгрегации св. Мавра (мавристы). Их трудами, и прежде всего одного человека – Жана Мабильона (1632-1707) были изданы «Анналы ордена св. Бенедикта» в 6 т., охватывающие период 500-1157 гг., а также «Деяния ордена св. Бенедикта» в 9 т. (1668-1710), где жития расположены в хронологическом порядке. Славу ему создал капитальный труд по дипломатике (1681), написанный в ответ на сочинение иезуита Даниэля Папенбоша (Папенбрука), который, имея лишь испорченные переписчиками документы, объявил все источники меровингской эпохи подложными, что не осталось ни одного подлинного диплома. В своей работе Мабильон собрал все данные о почерке, стиле, происхождении и различных особенностях средневековых хартий и дипломов и сформулировал правила установления их подлинности, обработав с этой целью огромное количество документов. Т. е. он был создателем новой исторической дисциплины – дипломатики, от которой позднее обособились другие вспомогательные исторические дисциплины – палеография, геральдика, сфрагистика и т. д. В своих работах Мабильон обнаруживает прекрасное знание материала, замечательно им владел. Но в то же время по сравнению с гуманистами он сделал и шаг назад: материал он располагал погодно, как средневековые анналисты, а также верил свидетельствам источников о чудесах.

Следует также назвать бенедиктинца Мартина Буке (1685-1754), издателя «Собрания источников Галлии и Франции» (с 1738). Он также брал за основу принцип анналов. Под одним и тем же годом собраны были куски различных источников, относящихся к событиям этого года. Т. е. каждый источник оказался разрезанным на части, но это представляло определённые удобства для критики факта, события, возможность изучить его на основании различных источников.

Наряду с учёными иезуитами и бенедиктинцами можно назвать также ряд эрудитов-одиночек, лишённых всякой поддержки общественных организаций. Из них следует назвать француза Шарля Дюканжа (1610-1688), автора словаря средневековой латыни («Словарь к произведениям авторов, писавших на средней и низкой латыни» (1678-1679)), которым пользуются до сих пор. Несмотря на то, что средневековая латынь легче классической, но в ней встречается довольно много специфических выражений, терминов, чуждых классической латыни. Дюканж, обладая огромными познаниями, выписывал эти выражения и давал им толкования. Он же является одним из основателей византиноведения в Западной Европе.

Не менее велики заслуги итальянского эрудита А. Муратори (1672-1750), издателя всех касающихся истории Италии памятников за период 500-1500 гг. (1723-1751). Это издание имеет значение для истории всей Европы, поскольку Италия в средние века играла важную международную роль. Ему принадлежат также «Анналы Италии», образцом для которых служил труд Мабильона. Но Муратори, продолжая в определённой мере гуманистическую традицию, отбрасывал чудеса и пророчества. Он внёс новое и в критику источника. Одним из первым он понял, что и рассказ современника тоже может погрешить против истины и под влиянием тенденции давать искажённое изображение событий. Т. е. Муратори использовал уже и внутреннюю критику источника.

В Германии подобной же работой занимался знаменитый философ, математик и историк Г. В. Лейбниц (1646-1716), который был придворным историографом и вассалом герцогов Брауншвейгских. Он создал «Брауншвейгские Анналы Западной империи», где также разоблачал многочисленные басни и папские фальшивки, заходя в этом так далеко, что даже несомненно достоверные документы (например, привилегию Оттона I римской церкви от 962 г.) считал подложными. Как и Муратори, Лейбниц негативно оценивал роль папства. В то же время слишком много внимания он уделял вопросам хронологии, генеалогии и личностям правителей, совершенно игнорируя культуру, экономику и социальные отношения.

Таковы виднейшие представители эрудитской историографии XVII-XVIII вв. С точки зрения новых исторических концепций, эта историография ничего не дала по сравнению с гуманистами. В тех редких случаях, когда монахи-эрудиты пытались высказать какие-нибудь общие взгляды на исторический процесс, они неизменно сбивались на провиденциализм. Заслуга эрудитов была прежде всего в собирании и издании первоклассных исторических источников. История получила базу, призванную внести в процесс историописания аналитический инструментарий – научную норму, чему следовало специально обучаться, и только в силу этого история превращалась в научную дисциплину. И хотя указанные выше публикации в общем представляли ещё скорее сваленные в кучу сырые материалы (характерен труд Тилемона, который выражался только цитатами из чужих произведений, свои же мысли брал в скобки), чем критически освоенные и научно систематизированные своды источников, начало всё же было положено. К тому же эрудиты не просто собирали источники, а использовали научную критику, причём не от случая к случаю, как гуманисты, а систематически. В это время появилась даже внутренняя критика источника, понимание того, что более раннее известие может оказаться неточным или извращённым. Также эрудиты заложили основы ряда вспомогательных исторических дисциплин – дипломатики, палеографии, геральдики, сфрагистики и т. п.