Голодающие красавчики в «Тэсти» едят собак 2 страница

Кристен замечает мое состояние и фыркает — либо из сочувствия, либо от злости, кто ее знает.

— Хочешь немного ксанакса?

— Нет. Думаю, это естественно, что я сейчас расстроена.

Тот факт, что все остальные ведут себя так, как будто ничего особенного не произошло, кажется мне сюрреалистичным.

Кристен пожимает плечами, сует в рот таблетку, глотает ее не запивая, закуривает сигарету.

— Два восхитительных вкуса, которые великолепно сочетаются, — говорит она.

— Куда мы теперь? — спрашивает Ноа.

Она достала пудреницу и поправляет блеск на своих пухлых, вероятно, увеличенных с помощью коллагеновых инъекций, губах.

Просто невероятно, что они хотят продолжения веселья. Я хочу только домой. Но в то же время страшно оставаться в одиночестве. После небольшой дискуссии заказывается такси на Парк-авеню-саут. Я колеблюсь. Это, безусловно, мой шанс засветиться перед руководством, но ведь только что погибли люди. Риз Мэлапин берет меня под руку.

— О чем ты думаешь? — Эта девушка страдает болезненным любопытством.

Интересно, изменит ли она свой имидж, если в моду войдет тотальное благополучие.

— Об этих несчастных девушках, — говорю я. — А ты разве нет?

— Я их не знала.

— Я тоже! Однако серийный убийца преследует людей именно из нашей индустрии.

— Мода всегда была мишенью, — замечает Риз. — Нас обвиняют во всех бедах общества. Каждый псих, когда кончаются наркотики и начинается ломка, хочет убить какую-нибудь модель. Или иногда актрису.

— Значит, тебя это нисколько не волнует? — Мой голос дрожит.

— Конечно же, волнует, но я не собираюсь трястись от страха — доставлять убийце удовольствие. Равняйся на руководство!

Я все еще перевариваю эту информацию, когда Аннабел щелкает пальцами перед моим лицом (миленькая привычка, которую она переняла от Алексы).

— Вот наше такси, — объявляет она. — А вот, смотри... — Из недр своей огромной модной сумки она выуживает аккуратно сложенные джинсы. — Не унывай! Я прихватила для тебя парочку.

Мы перекочевали на вечеринку по случаю открытия ресторана «Молекулярная биология», о которой упоминала Алекса. Я снова пью, пытаясь успокоить свои нервы. Никак не могу выбросить из головы брызги крови, темнеющие в шелковистых волосах девушки, и представляю самые страшные сцены убийства. В голове моей теснятся вопросы. Как они попали в фургон? Вероятно, они по собственному желанию покинули вечеринку. С убийцей или без? Не помню, чтобы я видела их беседующими с кем-то.

От того, что остальные сотрудники «Тэсти» игнорируют случившееся, я страдаю еще больше. Я тупо следую по пятам за официантками и тщетно пытаюсь проглотить какие-то пенопластовые шарики (с каких это пор существует пенопластовая пища?), чтобы успокоить свой живот. Помещение заполнено людьми, оглушительно громкими звуками и запахами подгоревшего чилийского перца, доносящимися из открытой кухни. Некоторые из разговоров, которые я подслушала, крутятся вокруг убийства — новости распространяются быстро, однако в основном это болтовня о том о сем. Вокруг меня люди с ослепительными голливудскими улыбками.

В кульминационный момент празднества появляется Алекса, которая приклеивается к знаменитостям, как лифчик к телу звезды на церемонии награждения «Оскар». Она переоделась в обтягивающее черное платье — каждая кость ее чашевидной полости еще более выпирает. Люди морщатся, когда смотрят на нее. Она пристает к белой звезде хип-хопа Трею, о котором, как я узнала на совещании, мы собираемся делать большую статью. Работа Алексы — всячески способствовать тому, чтобы это осуществилось. Трей отчаянно вытягивает шею и крутит головой, ища повода, чтобы сбежать от нее.

Не похоже, что Алекса все еще думает о девушках, найденных убитыми в фургоне.

Главным образом для того, чтобы избавиться от Алексы, я соглашаюсь пойти в частный клуб, который, как мне объяснили, исключительно для богатых и успешных в медиа- и киноотраслях. Люди среднего возраста, упакованные в одежду известных марок, толпятся на тротуаре снаружи. Мы где-то потеряли Ноа, но зато подцепили двух очаровательных француженок (редакторов отдела распространения), которых все называют близняшками, хотя не похоже, что они родственницы. Наша группа из шести человек уверенно прокладывает себе дорогу сквозь гомонящую толпу.

— У меня приглашения, — говорит Аннабел, притормаживая у бархатного каната и роясь в своей сумке.

— Входите! — Громила делает знак рукой, пропуская нас даже не взглянув на плотные прямоугольники из глянцевой бумаги.

Заполненный до отказа пятиуровневый бар шикарен и блестящ, как Джеймс Бонд. Царящая вокруг темнота подчеркивается лужицами золотистого света. Мои сослуживицы направляются на танцпол. С меня достаточно.

— Я ухожу, — кричу я Аннабел.

— Я тоже не умею танцевать, — признается она.

Вцепившись в меня мертвой хваткой, она тянет меня на единственный свободный табурет у бара. Мы плюхаемся на него одновременно.

Чем больше я пьянею, тем более встревоженной становлюсь.

— Что происходит, черт побери? — обращаюсь я к Аннабел.

— Ты о чем? — Ее лицо вдруг каменеет, а глаза становятся решительными и жесткими.

— Да все эти смерти. Случай с собакой. Я работаю в «Тэсти» всего неделю, а число жертв неуклонно растет.

Она прищуривает глаза. Я моментально трезвею. Сердце сжимается в груди, словно в чьей-то холодной, безжалостной руке.

Аннабел улыбается. Должно быть, у них с Лиллиан один дантист, потому что их ослепительно белые зубы и Длинные резцы очень похожи. Она обнимает меня за плечи своей твердой тонкой рукой и сильнее прижимается ко мне. Надо сказать, что мы и так вдвоем угнездились на одном сиденье.

— Да забудь ты!

Я с раздражением уже собираюсь спросить ее: «Почему?» — как она вдруг бледнеет, становится мертвенно-белой и начинает раскачиваться на стуле. Зрачки у нее расширяются — становятся чудовищно огромными. Она глубоко втягивает воздух, как будто вдыхает изысканный аромат.

— Ты в порядке?

— Да. Все хорошо. Страшно проголодалась. Мне нужно срочно как следует подкрепиться. Давно не ела, — говорит она тихим шепотом. — Увидимся завтра.

Аннабел соскальзывает со стула и идет сквозь толпу с решимостью робота. Я, в который уже раз, в шоке от всех этих «модниц». Если ей нужно просто наесться, возможно, даже до рвоты, или отведать что-то особенное, что в такое время суток, ночью, совсем ни к чему, — ради Бога, мне-то какое дело.

 

Глава 8

ОТПРАВЛЯЙСЯ В АД!

 

В четверг утром просыпаюсь одетая, лежа на красном бархатном покрывале в своей комнате в доме Виктории. Голова раскалывается. События вчерашнего вечера начинают всплывать в памяти... хотя слово «вечер» здесь вряд ли уместно, поскольку, как чуть позже выяснилось, меня выгрузили из лимузина Кристен Дрейн утром, перед рассветом.

— Дорогая, ты еще дома? — раздается тетин голос. Что здесь делает в такую рань Виктория? Ведь обычно она долго спит.

— Который час? — мямлю я.

Она стремительно распахивает дверь, свежая, отлично выглядящая.

— Кейт, уже половина двенадцатого! Я и не подозревала что ты дома, пока не услышала стоны. С тобой все в порядке?

Я скатываюсь с кровати.

— Караул! Опаздываю!

К счастью, Алекса сама приходит не раньше одиннадцати. Но тут меня словно током ударяет.

— О, нет! Я же должна быть на совещании через полчаса!

Я судорожно натягиваю бесплатные джинсы, которые таскались вчера вместе со мной из клуба в клуб в моей верной холщовой сумке Всемирной федерации защиты живой природы, и хватаю первый попавшийся под руку топ.

— Туфли и губную помаду! — кричит Виктория, выскакивая из комнаты.

Через несколько секунд она возвращается с парой мягких туфель на широком каблуке, похожих на мокасины от Джейн Мэйл, и тюбиком кирпично-красной помады. Она наносит ее на мои губы, пока я кое-как причесываюсь.

— Девушка в твоем возрасте будет выглядеть модной в любом наряде, если наденет хорошие туфли и выберет красную губную помаду, — провозглашает она.

Вик попадает в самую точку. Этот цвет оттеняет мои волосы и подчеркивает мою бледность.

Я посылаю ей воздушные поцелуи в обе щеки, хватаю сумку и убегаю.

Пятнадцать минут спустя я уже поднимаюсь в лифте «Олдем». Смотрюсь в зеркальную дверь, чтобы убедиться, что молния на джинсах застегнута, а вещи надеты не наизнанку. Я голодна, умираю от жажды, а мои волосы пропахли сигаретным дымом.

И я опять не надела лифчик.

Господи, только бы Алекса еще не пришла.

— Доброе утро, мисс Макэллистон! Вы действительно умеете обставить свой выход, — подкалывает меня Феликс.

Я замечаю, что он уставился на мои туфли от Мэйл, как будто знает, сколько они стоят. Вероятно, действительно знает. Я же не хочу ничего знать.

— Алекса уже пришла? — еле переводя дух, спрашиваю я.

Феликс как-то странно смотрит на меня.

— Полагаю, что да. Она всегда приходит раньше меня.

— О! — Я останавливаюсь. — Разве ты не видел ее утром?

У него такой вид, будто он хочет сказать мне что-то, но потом передумывает и лишь качает головой:

— Я не слежу за людьми.

Почему-то я сильно в этом сомневаюсь. Но крыть мне нечем.

К моему огромному облегчению, в конференц-зале, когда я туда влетаю, со скучающим видом сидят Аннабел (ее блокнот, лежащий перед ней на столе, уже раскрыт на чистой странице), Рэйчел и Нина. Я занимаю место рядом с Аннабел, удостаиваясь скептических взглядов коллег-стажеров.

— Доброе утро! — приветствует меня Аннабел. — Чувствуешь себя так, как будто тебя поджаривают в аду?

— Да нет, нормально, — не моргнув глазом соврала я.

Судя по всему, она чувствует себя превосходно. Ее волосы красиво уложены, будто она только что из салона.

Выглядит свежей и хорошо отдохнувшей. Ночной кутеж не оставил никаких следов.

— Алекса здесь? — спрашиваю я.

— Еще нет. Вероятно, она еще только просыпается. — Аннабел делает вид, что не замечает моего смущения.

— Кейт, ты была на вечеринке в «Молекулярной биологии» вчера вечером? — спрашивает Нина.

Как, ради всего святого, они уже успели узнать, что я делала вчера вечером?!

— Нам кажется, что это ты на заднем плане снимка, сделанного Треем и размещенного в «Перец-Хилтон»[15] сегодня утром, — говорит Рэйчел. — Невероятно! Где ты достала приглашение?

Они обе буквально сгорают от зависти и злости, но тем не менее, приторно улыбаются и заглядывают мне в глаза.

— А на той вечеринке, где произошло убийство, ты тоже была? — подобострастно спрашивает Нина.

Аннабел бросает на них свирепый взгляд, разговор резко обрывается.

Входит Джеймс в сопровождении Матильды. На нем армейские брюки, а волосы выглядят влажными — кажется, не я одна опоздала сегодня на работу. Я ловлю его взгляд на краткое, неуловимое мгновение, и меня охватывает почти непреодолимое желание захихикать. Он подмигивает мне, я еле сдерживаюсь.

Следом за Джеймсом появляется Алекса с загадочной улыбкой. Театральным жестом она достает свой смартфон «Блэкберри», что-то набирает и садится.

— Алекса, ты уже видела сегодняшние газеты? — спрашивает ее Аннабел.

Наконец-то мы перейдем к обсуждению убийств. Алекса снисходительно улыбается:

— Патрик такой шалун. Я на него ужасно сердита, просто в бешенстве. Глядя на это фото, можно подумать, что мы с Люком больше чем друзья!

Это точно не об убийствах. Я догадываюсь, что погибшие девушки гораздо менее важны для Алексы, чем увидеть свое имя в газетах. Ее «Блэкберри» опять пищит. Она читает сообщение, снова жеманно улыбается, а затем грозно сверкает на нас глазами.

— Естественно, никто из вас не должен распространяться о том, что сегодня утром я получала сообщения.

Нина согласно кивает. Рэйчел сидит с непонимающим видом. Аннабел что-то быстро записывает в блокнот. Она поднимает руку.

— О чем конкретно мы не должны распространяться, Алекса?

Наша руководительница удовлетворенно фыркает, и мы, наконец переходим к делу.

— Пора выбирать полуфиналисток, — говорит Алекса. — Аннабел, я хочу, чтобы ты со стажерами произвела первоначальный отсев. Это значит, что вы должны выкинуть всех коров. Только стройные девушки могут стать «Тэсти-герл». Оставляйте исключительно привлекательных и худых... — Она смотрит на меня, будто лично я пытаюсь всучить ей какую-нибудь толстушку. — Я имею в виду очень худых девушек!

— Этот конкурс послужит стартом для карьеры очередной партии юных моделей, — разглагольствует Аннабел. — И все благодаря тебе.

Алекса поглаживает завитки идеально уложенных светлых волос своей слабой рукой.

— Да, это так.

— Я рада, что удостоилась чести поучаствовать в отборе претенденток, — тараторю я.

Я буквально хватаюсь за это дело. Отбирать молодых женщин по весу — еще одна ступенька вверх по карьерной лестнице и уж куда лучше, чем бороться, как Нина и Рэйчел, за привилегию бегать за сигаретами для кого-то.

— Как только избавишься от толстушек, займись чтением эссе «Что делает меня привлекательной». Нам нужны люди с оптимистическими личными историями. Те, кто уже освободился от родительской опеки или воспитывался в приютах. Эмигрантки из стран третьего мира. Мы должны продемонстрировать, что трудности преодолимы и успеха может добиться каждый.

С каких это пор Алекса стала гуманисткой? Хотя у нее наверняка есть заготовки для проведения пиар-кампаний, посвященных чему угодно.

Джеймс покашливает.

— Шейн сильно беспокоится по этому поводу, — говорит он. — Девушки и без помощи великого фотографа должны выглядеть как модели. Ты уверена, что их следует отбирать, основываясь на таком критерии, как биография?

Алекса посылает ему зловещую, ледяную улыбку:

— Совершенно уверена. Пожалуйста, передай Шейну, что я ценю его беспокойство, но отделы пиара и маркетинга уже подписались под этой стратегией.

Джеймс пожимает плечами:

— Он сделает все, что ты хочешь, но не несет ответственности за фото.

— Фотографии для нас будет делать Джада Дилан-Холл, — напоминает ему Алекса. — Они будут просто убойными. — Она поворачивается к Матильде: — Ты отвечаешь за оформление?

— Да, — нервно отвечает девушка.

— Чудесно. Если фотографии будут не ахти, то я буду знать, с кого спросить. — Телефон Алексы звонит. Она смотрит на экран и мурлычет: — О, Люк, непослушный мальчик. — Потом обращается к нам: — У меня срочное дело. Девочки, к утру понедельника список кандидаток должен лежать у меня на столе. Все свободны!

Алекса выплывает из комнаты. Джеймс и Матильда с видом контуженных на поле боя следуют за ней. Выходя, Джеймс вроде бы безразлично скользнул по мне глазами, но тем не менее я опять чувствую ту же странную, магнетическую тягу, что и при нашем знакомстве.

Остальные остаются сидеть за столом, недоуменно переглядываясь.

— К понедельнику? — спрашиваю я Аннабел.

— Большинство претенденток — настоящие красавицы, — замечает Рэйчел. — И все хотят стать моделями. Не думаю, что будет так просто отсеять лишних.

— Главное — знать, что ищешь, — снисходительно говорит ей Нина. — Танцуй от фотоперспективы.

— Я пишу! Я не умею танцевать от фотоперспективы!

— Слушайте, — говорю я, чувствуя себя членом дружной команды, — всего заявок — две тысячи четыреста семьдесят пять. Если половина из девушек будут признаны толстушками, то на долю каждой из нас придется чуть более трехсот эссе, которые надо прочитать.

Аннабел быстро делает подсчеты в блокноте:

— Четыреста двенадцать на каждую. Это значит, что от половины из них мы должны избавиться сегодня, просмотрев фото, а потом поделить оставшиеся, чтобы каждая из нас взяла работу домой на выходные.

— Как это четыреста двенадцать? — спрашиваю я. — Нас же четверо.

Аннабел улыбается:

— Это огромная честь для вас, девушки, — первыми просматривать заявки, отбирая тех, кто имеет подходящие биографии. Я хочу, чтобы каждая из вас определила двадцать полуфиналисток, и тогда я сведу их всех в единый список для Алексы в понедельник перед совещанием по основным вопросам. — Она театрально вздыхает. — Конечно, мне придется недоспать.

У меня в животе громко урчит, и я, смущенная, сильно нажимаю на него руками. Я еще ничего не ела сегодня, хотя с похмелья обычно бываю особенно голодна.

— Вернусь через десять минут, извините. — Я мчусь к лифту, экономя на взгляде для Феликса в приемной, который, я уверена, с удовольствием прокомментировал бы мой побег с работы менее чем через час после прихода.

Последние три дня я обедала в соседнем гастрономе «Плаза гурмэ». Там огромный салат-бар, пиццерия и наводящая тоску флуоресцентным освещением зона для посетителей в глубине зала, где я в полном одиночестве устраиваю себе «праздник живота». Я специально выбрала это заведение — уж сюда-то вряд ли зайдет кто-то из моих сослуживцев. Не люблю, когда на меня смотрят во время еды. По дороге туда звоню отцу по мобильному. Я планировала провести этот уик-энд в Монтиселло и хочу предупредить его, что все отменяется. Вместо этого я буду читать эссе, написанные девицами, мечтающими стать моделями. Я не собираюсь упоминать об убийствах или других странных вещах, чтобы не волновать его.

— Папа, ты знаешь, что «зеленое» нынче в моде? — весело спрашиваю я его.

— Привет, детка! Что ты сказала?

— «Зеленое» нынче в моде.

— Что? Что это значит?

— Скоро все будут носить только экологически безопасную одежду. Так все вокруг говорят.

— Рад это слышать. Как тебе твоя новая работа?

— Извини, что долго не звонила тебе. — Не знаю, почему так получилось. Вообще-то мы с ним большие друзья. Как только у нас будет время, чтобы поговорить, я задам ему несколько неприятных вопросов о моей матери. Поэтому я и не звонила — заранее не хочу слышать ответы. — Все идет не так уж плохо, — бодро отвечаю я. — Главному редактору я почему-то нравлюсь.

— Ты не можешь не нравиться. Ты же у меня умница. Очень старательная. Как же тебя не полюбить?

— В индустрии моды все не так просто. — Однако он это знает. Он видел, как Эва проходила через это. Я быстро добавляю: — А моей непосредственной начальнице я не нравлюсь, но она меня терпит.

Да, это так, она смягчилась, когда узнала, кто моя мать, — вдруг об этом упомянут в газетах. Моему отцу незачем знать об этом.

— Она нагрузила меня работой в связи с этим важным конкурсом, поэтому я и не приеду. Сделать это дома во время уик-энда я не смогу.

— О, милая, ничего страшного! Я горжусь тобой. Знаю, что у тебя все будет хорошо.

Его энтузиазм заразителен. И, несмотря на мрачное настроение, я почувствовала себя гораздо лучше.

— Так ты думаешь, что у Алексы действительно отношения с Люком Уилсоном? — спрашивает Нина поздно вечером в пятницу.

Мы втроем все еще просматриваем фотографии юных красоток, прикидывая, чьи эссе придется читать на выходных. Мы занимаемся этим уже два дня. Аннабел ускакала на презентацию, посвященную выпуску новых духов, а мы остались работать — я очень устала, но почти счастлива, поскольку Рэйчел и Нина стали лучше относиться ко мне. Я этому рада и тоже стала относиться к ним с пониманием, но все еще продолжаю думать о тех двух убитых девушках. Каждая рыжевато-блондинистая кандидатка напоминает мне о них.

Я осторожно выглядываю в коридор, чтобы удостовериться, что за дверью нашей каморки никого нет, прежде чем ответить.

— С какой стати? Люк Уилсон проводит время с Гвинет Пэлтроу. Зачем ему Алекса?

— Она богатая наследница, — говорит Рэйчел.

— Это я богатая наследница, — иронизирует Нина.

Я решаюсь подлить масла в огонь:

— Я сама видела, как она приставала к Трею. Она очень... навязчивая. Снимок, сделанный в определенный момент, может исказить истинное положение дел — все будут думать, будто они обнимались.

— Даже если бы Люк обнимался с ней, — говорит Нина, — он не стал бы посылать ей сообщение за сообщением. Она сама их себе отправила.

Я ухмыляюсь:

— Думаю, ты права.

— С ней что-то не так, — прищуривается Рэйчел. — Мое сердце начинает биться быстрее. Я с ней согласна. — Вы знаете, что она целый день читает светскую хронику? При этом что-то бормочет про себя и жестикулирует. Вот так. — Она делает жуткие хватательные движения.

— Прекрати, — отбиваясь, смеется Нина.

Мне не смешно. Мои страхи от этого не уменьшаются. С Алексой действительно что-то не так, но это гораздо серьезнее, чем мания к светской хронике в Интернете. Я думаю, не затронуть ли вопрос об убийствах, но отказываюсь от этой мысли. Мне абсолютно недвусмысленно дали понять, что здесь не принято говорить о таких вещах. А я пока еще недостаточно доверяю Нине и Рэйчел, чтобы нарушать правила в их присутствии.

— Эта девушка выглядит интересно. — Я демонстрирую им фотопортрет шестнадцатилетней девушки из Вако, Техас. — Она не дистрофик, но, как говорят киношники, камере она понравится.

Понятия не имею, что на самом деле это значит, но мне понравилось это лицо.

— Ты же слышала, что сказала Алекса, — напоминает Рэйчел. — Только супертощие! Не серди ее.

Противная подлиза. Я упрямо скачиваю файл девушки Вако в папку «Да».

— Может быть, она поймет, что необходимо некоторое разнообразие.

— Она мне тоже нравится. — Нина улыбается мне. — Мне нравятся люди с необычными лицами. Мой агент всегда говорил мне, что я слишком красива для работы в редакции.

Рэйчел закатывает глаза:

— О, бедняжка!

Нина разводит руками:

— Это правда. Это несчастье — быть такой совершенной — По ее тону становится ясно, что она просто шутит.

Мы все вместе хохочем.

— Почему ты не захотела быть моделью? — спрашиваю я.

Нина подмигивает мне:

— Власть. Модели не обладают достаточной властью. К тому же все фотографы — извращенцы.

Именно в этот момент в нашем дверном проеме нарисовался Джеймс Труакс, потягивая через соломинку красную жидкость из пластикового стаканчика. Я ждала его весь день. Ждала и надеялась, что наш разговор на вечеринке в «Сакс» для него тоже что-то значил и что он обязательно захочет продолжить его.

— Злословите по поводу фотографов? — Он адресует свой вопрос ко всем находящимся в комнате, но его золотисто-коричневые глаза пробегают по мне, и мое тело начинает вибрировать.

Как он это делает?

— Говорим, как есть, — кокетничает Нина. — Что ты здесь делаешь так поздно?

К моему ужасу, она тоже попала под его чары.

— Мы закрываем сентябрь, — отвечает он. — В отличие от вашей редко показывающейся в офисе начальницы некоторые люди в этом офисе работают.

— Мы, например. — Я гордо поднимаю голову.

— Продолжайте в том же духе, — кивает он. — Этих девушек «Тэсти» следовало бы отснять еще несколько недель назад, и Шейн возложил на меня контроль за этим проектом.

Он дергает меня всю неделю. Ничего личного, Макэллистон. Ты же не работала здесь несколько недель назад.

Теперь самое время пофлиртовать, но у меня с этим плохо, и я утыкаюсь в конкурсные заявки, чувствуя себя полной дурой.

Нина явно без комплексов.

— Что ты пьешь? Ты на диете? — весело спрашивает она.

Он пожимает плечами:

— Матильда только что бегала в «Джамба джус». Шейн пьет этот напиток, и теперь все ему подражают.

— Секретарша Шейна приносит Алексе свекольный напиток каждый день, — говорит Рэйчел. — Она разносит их по всему офису.

Теперь понятно, откуда взялся этот сок на столе Лиллиан в день, когда была уволена Сэри.

— Не похоже, что Алекса и Шейн — закадычные друзья, — замечаю я.

Все смеются над этим осторожным высказыванием.

— У этих двоих есть своя история, — говорит Джеймс. — Они вместе работали когда-то раньше в Европе и тогда тоже ненавидели друг друга.

Он допивает свой напиток и швыряет стаканчик в наше мусорное ведро. Рэйчел и Нина следят за каждым его движением.

— Желаю приятного уик-энда, — говорит он, — за чтением всех этих опусов. — Он ретируется.

Понятно, что он не может сказать мне ничего личного в присутствии Нины и Рэйчел, и все же я разочарована. Ждать еще два дня, чтобы снова его увидеть, — это пытка. Интересно, когда состоится наше следующее свидание-выпивка?

— Прелесть, — произносит Нина после его ухода.

— Я думала, ты встречаешься только с банкирами, — съязвила Рэйчел. — Он не твой тип.

— Да, — соглашается она. — Но в нем есть что-то такое...

 

На следующее утро я располагаюсь в гостиной моей тети с огромной кипой эссе с твердым намерением прочитать их все до одного. Я открыла деревянные жалюзи и сквозь стеклянные стены пентхауса наслаждаюсь представшей перед моим взором панорамой. Надеюсь, солнечные лучи не повредят бесценным произведениям искусства сию минуту. Небо — ярко-голубое, вдали сверкают стеклами окон башни небоскребов центральной части города, а на террасе у тети Вик — невероятное флористическое изобилие. Она называет этот оазис своим ночным садом, потому что собрала здесь кактусы и растения, распускающиеся ночью, но и днем это тоже потрясающе выглядит.

В моем полном распоряжении и терраса, и огромная, в черных тонах, гостиная с пейзажами немецкого философа-трансценденталиста и выставленными в футлярах зубами. Виктория, как обычно, еще спит. Мы с ней практически не пересекались с понедельника. Благодаря ей я нахожусь сейчас в Нью-Йорке и, главное, работаю в «Тэсти». И нам есть о чем поговорить...

В полдень она наконец заглядывает ко мне, заспанная, облаченная в очень красивый халат с рукавами-«колокол». Толстый слой белого крема покрывает ее лицо.

— Здесь слишком светло, — зевает она.

— Закрыть жалюзи?

— Нет. — Она грациозно опускается рядом со мной на низкую, угольного цвета, софу. — Стерлинг — как вампир. Он ужасно боится солнечного света, но ко мне это не относится.

— Ты скучаешь по нему?

— Да. Это так необычно — по-прежнему безумно любить человека, за которым ты замужем, но мои чувства к Стерлингу не остыли. Думаю, он все еще загадка для меня.

— Да, он выглядит очень таинственным, — соглашаюсь я. — Кстати, к вопросу о тайнах. Тетя Вик, на вечеринке, где я была, произошло кошмарное событие. Ты слышала про убийцу законодателей мод?

— «Модный убийца»? — переспрашивает она, улыбаясь. — Блюстителей моды снова обвиняют в зверствах?

Однако ее улыбка гаснет, когда я выкладываю ей подробности того, что случилось. Я делюсь с ней слухами, которые поведал мне Рико, и рассказываю о загадочной смерти Марк Джекобс. И подвожу итог:

— Разве все это вместе не кажется странным? И зловещим? Возможно, я находилась всего в двух футах от убийцы на той вечеринке.

Виктория плотнее запахивает свой черный шелковый халат.

— Какой кошмар, дорогая, — говорит она. — Ужасно, что погибли люди. Однако, кажется, ты приехала в город не зря. Индустрия моды всегда будет вспоминать это лето. Ты должна впитывать все как губка. Будь в гуще событий. Смотри и слушай.

Что она говорит? Неужели Вик не боится, что и я могу пострадать?

— С тобой ничего не случится, — уверяет меня тетя. — Ты же всегда была бесстрашной. Не сомневаюсь, что ты будешь осторожна.

— Постараюсь, — говорю я. — Однако разве не должно проводиться расследование по поводу смерти той собаки хотя бы? Могу поспорить, что все эти случаи как-то связаны между собой. Может, мне следует позвонить этой внештатной сотруднице, Сьюзен Крейгс?

— Нет — категорически возражает Виктория.

— Нет?

— Не стоит принимать все так близко к сердцу, к тому же это совершенно неуместно в твоем положении. Любые расследования должны проводиться самой компанией, а не одним из ее новых сотрудников.

— Но в этом-то все и дело! Никто ничего не собирается предпринимать!

— Эти корпоративные правила распространяются и на тебя!

 

Глава 9

ОДНА ИЗ НИХ

 

Десять часов утра, понедельник. Я просматриваю блоги светской хроники, когда чья-то холодная как лед рука опускается на мое плечо.

— О, привет, Аннабел! Какое красивое платье!

На ней шелковое облегающее цветастое одеяние с погонами, укороченными рукавами и пуговицами, обтянутыми той же тканью. Абсурд, с точки зрения портного, но смотрится, тем не менее, шикарно.

— Спасибо, — благодарит она. — Это Тьюли. Я чувствую себя в нем как-то не очень...

Это сюрприз для меня — встретить ее здесь так рано. Аннабел обычно появляется чуть раньше Алексы. Она единственная секретарша, как я заметила, которая носит такие закрытые вещи.

— Вы закончили первичный отбор полуфиналисток? — спрашивает она меня.

— Свою часть работы я выполнила! — говорит Нина, входя в дверь. — Но из-за этого не успела позагорать.

Аннабел укоризненно смотрит на нее:

— Я думала, что как молодые специалисты вы оцените степень оказанного вам доверия.

— Смеешься! — фыркает Нина.

— Рэйчел отдала свою часть мне, — вмешиваюсь я. — Она только что вышла.

Мы с Аннабел относим заявки к Алексе, и по дороге я предлагаю:

— Мы можем легко сделать сводку результатов, используя «Эксель».

— Хорошая мысль, Кейт, — соглашается она. — Покажешь, как это делается?

Мы садимся за ее стол, и я подробно объясняю ей, что и как.

Дверь Алексы, как обычно в это время дня, закрыта. Она, конечно же, откроется, но попозже, и оттуда неслышно появится Алекса — безупречно одетая, без единой морщинки, волосы ниспадают прекрасными мягкими волнами, на губах помада цвета заиндевелого персика.