Одежда, за которую можно умереть 4 страница

— Не очень-то здесь пекутся об улучшении условий труда, не так ли?

— Раньше здесь стояло кресло для релаксации. Но его убрали, чтобы освободить место для меня. Ко всеобщему неудовольствию.

Он смеется:

— Тебе определенно нужно выпить.

Я открываю рот, чтобы поблагодарить и отказаться — выпивка с симпатичным сослуживцем кажется мне слишком большим стрессом — и... соглашаюсь встретиться с ним у выхода в девятнадцать тридцать.

К счастью, Нина и Рэйчел все еще отсутствуют и не стали свидетелями его приглашения и моего согласия.

Антея Феррари запретила нам распространяться о том, что случилось с бедной собачкой, под страхом судебных преследований. Однако после нескольких часов регистрации заявок я решила, что Сильвии это не касается. Я позвонила ей и ввела в курс дела. Поскольку моя подруга — заядлая собачница, она настолько разволновалась, что еле-еле дотянула на своем автомобиле до парковки у «Пинкберри» и там остановилась.

— Милая, это так ужасно, — сочувственно говорит она. — Ты не могла вызвать «скорую помощь»?

Я не знаю, существует ли скорая ветеринарная помощь, хотя это сегодня было бы как нельзя кстати.

— Больше всего меня беспокоит то, что, по моему твердому убеждению, это не просто несчастный случай, — заявляю я.

— Что? — Автор комиксов, Сильвия всегда готова выслушать запутанный сюжет. — Почему?

— Ну, мне так кажется.

Кстати, о «кажется». Уже семь часов, и почти весь этаж погрузился в темноту, исключение — круг света от моей настольной лампы.

— Я пошла в туалет как раз перед тем, как позвонить тебе, и могу поклясться, что кто-то наблюдал за мной из-за ксерокса. А еще я видела сегодня, как одна симпатичная блондинка рылась в мусорном баке на кухне. Она вытащила оттуда все пустые чашки из-под густого свекольного напитка, который все здесь просто обожают. Они похожи на хищников.

— Интуиции следует доверять, — серьезно говорит Сильвия. — Если тебя это беспокоит, нужно собрать больше информации. Изучи место преступления. И присматривайся ко всем.

— Хорошо.

— И не работай допоздна.

— Приходится. Мой единственный шанс отличиться — разгрести эти конкурсные заявки за рекордно короткое время.

Поскольку в последнее время Сильвия подавлена своим одиночеством, я умалчиваю о том, что мне предстоит свидание с сослуживцем.

 

Глава 5

ЖАЖДА

 

Джеймс Труакс поджидает меня на площади, вымощенной черными плитами. Он стоит, засунув руки в карманы своих штанов цвета хаки, прислонившись к бетонному вазону.

— Идем, быстро.

— Что? Почему?

— Ш-Ш-Ш...

— Ты шутишь, да?

Он молча устремляется прочь от офисного здания.

Миновав пару небоскребов, он обретает дар речи:

— Теперь можно говорить.

— Что за спешка? — отдышавшись, спрашиваю я.

Наверное, нам следует обсудить обстоятельства кончины Марк Джекобс и обязательство сохранять конфиденциальность, которое нас заставили подписать.

— Я стараюсь не попадать в поле зрения писак из бульварных газет, — говорит он.

Можно подумать, кому-то интересен ассистент фотографа, собирающийся угостить стажера.

— О... — Наступила неловкая пауза. — Это же глупо, — усмехаюсь я.

Он соглашается:

— Да. Особенно после того, как я взял за правило никогда не назначать свидания модным птичкам.

— Это ты про меня? — Такое впервые. — И намек на то, что у нас свидание?

— Нет! — Он рассмеялся: — Не подслащай пилюлю.

— Знаешь что? Я передумала. Никуда с тобой не пойду. — Я останавливаюсь на углу улицы и обнимаю себя руками, зябко поеживаясь.

— Да ладно, не злись. Кажется, я неудачно пошутил.

— Я не злюсь, просто устала. У меня был длинный странный день. Хочу домой.

— Тем более надо выпить. Пойдем. Прости меня. Я иногда не знаю, как себя вести в той или иной ситуации.

Почему-то я в этом сильно сомневаюсь. Подозреваю, что Джеймс Труакс лукавит, но ситуация несколько разряжается, и я следую за ним через улицу.

— Если ты против модных девушек, к чему тогда это приглашение?

— Ты отлично держалась сегодня. Никто из тех, вместе с кем ты работаешь, не догадался оказать Бэмби первую помощь. Откуда ты такая? — спрашивает он. — Почему ты впрыгнула туда, как Мередит Грей[9] в одежде от-кутюр?

— Эта одежда не от-кутюр, она сшита в домашних условиях. А что касается Бэмби, так я раньше работала в Службе спасения, а осенью начинаю учиться в медицинском колледже. Собираюсь стать врачом. А ты почему работаешь в «Тэсти», если тебе там не нравится?

— Я фотограф. Эта работа помогает мне заводить знакомства. И к тому же она хорошо оплачивается — можно накопить деньги, чтобы потом снимать то, что на самом деле интересно.

— И что это?

— Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.

— Ты только что со мной познакомился, откуда ты можешь знать, что мне интересно, а что нет? — удивляюсь я, поражаясь собственной бойкости.

Кто меня не очень хорошо знает, мог бы подумать, что я флиртую.

— Я планирую съемки в Гватемале.

— В команде волонтеров я строила там дома, — гордо заявляю я, — летом, после окончания школы. И это была одна из лучших работ, которыми я когда-либо занималась.

Мы остановились перед небольшой витриной, освещенной неоновой вывеской: «Хайнекен».

Какое-то мгновение Джеймс Труакс смотрит мне в глаза. И я словно впадаю в транс.

— Мы пришли. — Он открывает дверь и пропускает меня вперед — неожиданная галантность для мужчины его возраста.

Слегка касаясь рукой моей спины, Джеймс проводит меня мимо длинного бара туда, где расположены закрытые деревянные кабинки.

В одной из кабинок нас ждет, дымя сигаретой — а я и не знала, что до сих пор можно курить в помещениях, — парень в мягкой фетровой шляпе, изящном белом блейзере поверх хлопчатобумажной футболки с надписью «Бундесвер».

— Присаживайтесь, котятки, и все мне рассказывайте, — командует он, выдувая облако дыма нам в лицо. — Я слышал, что в «Тэсти» имел место собачий суицид?

Это, догадываюсь я, и есть Рико. Джеймс подзывает официанта, чтобы сделать заказ.

Я шепчу ему:

— Мы же подписали обязательство о неразглашении.

Рико наклоняется ко мне:

— Брось, дорогая. Ты же не собираешься становиться верноподданной «Олдем», не так ли? Эти боссы смешают себе коктейли из нашей крови, если захотят.

— Сомневаюсь. Я из тех, кто считает, что слово кое-что значит.

Правда, Сильвии-то я уже проболталась.

— Кейт — идеалистка, — говорит Джеймс. — Год назад она окончила Браун.

— Это та-а-а-к мило. — Рико выпускает еще одно облако дыма. — Вот что мы сделаем. Пусть тогда Джеймс расскажет мне все — и овцы будут целы, и волки сыты, и мы сможем свободно обсудить происшествие.

Джеймс приступает к изложению событий, и после непродолжительной схватки со своей совестью я начинаю сыпать техническими подробностями.

— Очень странно, — провозглашает довольный Рико. — Итак, что из этого следует, братцы? Будем ли мы подозревать внештатного редактора в недопустимом пренебрежении к своей собачке? Джеймс пожимает плечами:

— Я ее не знаю.

— Мы встретились с ней сегодня утром в коридоре, — говорю я, — до того как все это случилось с Марк Джекобс. Кстати, это она, я имею в виду собаку. Не думаю, что редакторша не заботилась о своей собаке. Казалось, она очень любит ее. И сотрудники сошлись во мнении, что это несчастный случай.

— Конечно, все может быть. — Рико наклоняется над столом и говорит заговорщическим шепотом: — Однако именно так рождаются сплетни, часто — совершенно невероятные. Если редакторша ни при чем, то вина лежит на ком-то из сотрудников. — Рико явно неравнодушен к сплетням. — Лиллиан — темная лошадка, ты так не считаешь? — продолжает он. — А эти вампирши, которых она привела с собой, брр... Не хотел бы я встретиться с кем-нибудь из них в темноте... например, в плохо освещенной кладовой.

— Не знаю. Я действительно пока еще ни с кем не знакома.

— Незнание кого-либо лично никогда не мешало Рико говорить о нем, — вставляет Джеймс.

Рико делает большие глаза:

— Ты же знаешь, что два члена коллектива «Тэсти» умерли за то время, что Лиллиан возглавляет издание. Что ты теперь скажешь?

— Еще он любит читать блоги со сплетнями, — добавляет Джеймс.

— Джимми! — возмущается Рико. — Неужели ты хочешь, чтобы у твоей новой подружки сложилось плохое впечатление обо мне?

— Рико, кажется, ты хотел, чтобы я сделал твою следующую серию фотопортретов бесплатно?

Это оказывается действенной угрозой, так как Рико тут же берет свои слова обратно — про «новую подружку». Джеймс кипит от возмущения.

— Я почти не знаю Лиллиан, — быстро снимаю я всеобщее напряжение. — Я ведь всего лишь стажер.

— И Джеймс не посвятил тебя во всю эту кухню?

— Я не специализируюсь на офисных интригах, — отбивается Джеймс.

— Ладно, дорогая. Видишь ли, существует несколько неписаных правил касательно Лиллиан Холл. Первое: никогда не поднимайся вместе с ней в лифте. Надеюсь, этого пока не случилось?

— Нет.

— Вот и славненько. Ты еще можешь выжить. Второе: она не выносит запаха чеснока, именно поэтому никто не посещает уже известный тебе кафетерий.

— Я еще не бывала там.

— Хорошо. Третье: никому, имеющему размер больше шестого, не позволено появляться на этаже Лиллиан. Не может быть и речи о том, чтобы пригласить толстого друга в «Тэсти» или предложить там работу человеку с избыточным весом.

— Это ужасно.

— Это мода, детка. Четвертое: она всегда сидит на одном и том же стуле в конференц-зале, на просмотрах, в ресторане «Карнивор» и всюду, где постоянно бывает. Но никто из персонала никогда не скажет новичку, чей это стул.

— Ты пытаешься сделать из меня параноика? — Я смотрю на Джеймса — может быть, все это тщательно продуманный розыгрыш.

Рико берет мои руки в свои.

— Я пытаюсь спасти тебе шкуру. Или по крайней мере работу. Ты меня слушаешь?

— Да. Понятно. Если сомневаюсь, лучше остаться стоять до тех пор, пока Лиллиан не сядет.

— Ты обязана уметь также всегда ответить на вопрос: «Что на ней было надето?» Лиллиан требует полного описания костюма со всеми портновскими тонкостями. Например, Сьюзен Крейгс, хозяйка Марк Джекобс, обезумев от горя, ковыляет по сцене, щеголяя... — Он щелкает пальцами и одновременно с этим произносит: — Снимаю.

— Косичками. — В эту игру я хорошо умею играть. — На ней цветастая блузка с рукавом до локтя от «Пол энд Джо» прошлого сезона. Хлопчатобумажная мини-юбка от «Пэйпер Деним энд Клот». Голубые резиновые браслеты. И... какие-то босоножки на ремешках с подошвой, похоже, из пластика. Может быть, Гуччи или Луи Вуиттон. В целом, я бы сказала, она была одета в стиле курорта восьмидесятых.

Рико приподнимает одну бровь.

— Я поражен. Не ожидал, что ты дашь столь подробное ТМО — тотальное модное описание.

Джеймс, напротив, смотрит на меня так, будто у меня выросло две головы. Я пожимаю плечами:

— Я не покупаю одежду мировых люкс-брэндов, но я люблю читать о ней.

— Итак, если Сьюзен Крейгс — «курорт восьмидесятых», то кто я? — спрашивает Рико.

— Гей из Касабланки, — вырывается у меня.

Он не обиделся.

— Мм... Богарт[10]. Мне нравится. А как насчет тебя?

— О, не знаю. Рециклинг? Почти все мои вещи переделаны из чего-то другого.

— А как насчет Лиллиан Холл?

— У Лиллиан безупречный стиль. Она всегда выглядит собранной, но в то же время немного опасной. Викторианская редакторша.

Рико заказывает еще один раунд выпивки для всех, поскольку Марк Джекобс «наверняка тоже не отказалась бы от этого», и переходит на новый виток конфиденциальности.

— Ты ей рассказывал, золотко, еще об одном загадочном несчастном случае, случившемся в «Тэсти» в этом году?

«Золотко» в данном случае относится к Джеймсу, который странно смотрит на Рико.

— Каком еще несчастном случае?

— Здравствуйте! — восклицает Рико. — Ты же там был! Неудачный кастинг?!

Джеймс согласно кивает и объясняет:

— Одна из моделей поранилась во время кастинга.

Мы с Рико ожидаем дальнейших подробностей, но ничего за этим не следует.

— Честные мужчины — самые плохие рассказчики, — вздыхает Рико — Его босс, как обычно, проводил кастинг, в котором принимали участие пятнадцать или двадцать великолепно сложенных девушек, толпившихся в отделах искусства и фото. Их отбирали для демонстрации купальников, снимали «Полароидом» в нижнем белье, и, как всегда, было много неразберихи. Для переодевания девушкам выделили пустующий кабинет. И, между прочим, никто не видел, как все произошло.

— А что именно? — не смогла удержаться я — попалась-таки на крючок.

— Мы до сих пор этого не знаем! — сладострастно говорит Рико. — Но когда двери лифта открылись перед Роджером Уайтмэном из «Мира мужчины», этот самый элегантный джентльмен увидел там растерянную юную девушку в одном лишь окровавленном белье «Тайна Виктории» и презерватив, полный ярко-красной крови. Роджер Уайтмэн — гей, и ему лет семьсот; наверное, поэтому можете себе представить, какой он испытал шок.

— Что? — Я не могу до конца осознать смысл того, что Рико обрушил на меня. — Так что же стряслось?

— Нам известно лишь то, что засняли камеры охранного наблюдения в лифте и в приемной «Тэсти», показывающие одно и то же. Девушка превратилась в Кэрри[11] еще до того, как покинула этаж. Она утверждала, что ничего не помнит.

— Что же было причиной кровотечения? — спрашиваю я.

— Это было кошмарно, дорогая. Ее руки, грудь и спина были покрыты следами уколов. Некоторые из них были достаточно глубокие. Никто не знает, что это могло быть.

— А что говорит полиция?

— Ты же знаешь, как корпорация ненавидит, когда полицейские фотографы штурмуют ее штаб-квартиру. Все было урегулировано внутри. Думаю, все сочли, что она сделала это сама, чтобы привлечь к себе внимание.

— Девушка та еще, — говорит Джеймс. — Вероятно, она увидела какие-то модные шикарно-брутальные снимки, решила, что нашла путь для самовыражения, и вступила в эту игру. Граница между модным роликом и, скажем, рекламой триллера «Пила-3» все более размывается. Кое-кто говорит, что это влияние Лиллиан.

— Но зачем же кататься в лифте в нижнем белье, если снимки еще не сделаны? — задает вопрос Рико.

— Я не знаю подробностей. — Джеймс поворачивается ко мне: — Поверь мне на слово, здесь все как раз ясно.

— Все как раз ясно только до тех пор, пока человек не пришел в модный бизнес, — ухмыляется Рико. — Этой весной было еще одно мрачное событие, когда сразу две девушки умерли в студии Жана Сен-Пьера. Помнишь?

Я, извиняясь, пожимаю плечами.

— Вполне понятно, что ты ничего не слышала об этом у себя в провинции, — всех очень быстро заставили замолчать.

— Ты считаешь, так уж необходимо рассказывать обо всех этих омерзительных сплетнях? — перебивает его Джеймс. — Кейт только начала работать у нас. Зачем ей все эти ненужные детали?

— Да, — киваю я, — мне обязательно нужно это знать.

— Конечно! — соглашается Рико.

Джеймс сокрушенно качает головой и начинает взбалтывать свой напиток.

— Жан Сен-Пьер владеет просто захватывающей дух студией в модном районе, в одном из зданий бывших складов, с огромными окнами, низкими железными потолками и деревянными полами. Этой весной он решил отказаться от показа в пользу проведения Дня открытых дверей. Я не одобряю, но все больше модельеров теперь так делают.

— Как бы то ни было, был большой успех. Мода победила. И все согласились, что та коллекция сфокусировала внимание на теле, но не отказалась от объемных элементов, которые сделали Жана Сен-Пьера таким популярным благодаря его предыдущим нескольким коллекциям.

— Вчера на Алексе была надета вещица от Жана Сен-Пьера, — замечает Джеймс. — Черный топ.

Я смотрю на него, удивившись тому, что он заметил это.

— У меня хорошая зрительная память, — объясняет он.

— О, сладенький, — смеясь, говорит Рико. — Так все говорят.

— Это то, о чем все кричали на днях? — спрашиваю я.

Джеймс спокойно посылает нас к черту.

— Закончи эту историю для Кейт, — требует он.

— Два человека, извинившись, вышли покурить на лестничную клетку, и больше их никто не видел. Никто ничего не заметил. Они не были знаменитыми. Одна девушка была закупщицей в сетевом отделении по Среднему Западу. Другая — из «Ярн дейли», и ей «повезло» оказаться в списке приглашенных. На следующий день их обнаружила белошвейка — засунутыми за рулоны крепдешина. У обеих было перерезано горло, а у закупщицы пропала сумка «Биркин».

— Это... ужасно. Не могу поверить в это. Что сказала полиция?

— Полиция узнала об этом только по телевидению. В реальном мире они лишь говорят: «Да ну?», почесывают свои головы и переходят к следующей проблеме. Думаю, они просто выдворили из страны эту белошвейку.

 

Звонок открывающейся двери лифта в апартаментах Виктории показался мне слишком громким, когда я возвращалась домой в час ночи. Я вовсе не собиралась поднимать весь дом в это время суток.

Осторожно снимаю туфли и тихо крадусь в гостиную, мечтая, чтобы там никого не оказалось и мне не пришлось бы рассказывать о своем первом вечере, проведенном в Нью-Йорке. Плоский экран, впрочем, благополучно спрятан за картиной Каспара Давида Фридриха, и вокруг нет никаких признаков жизни. Возможно, тети даже нет дома. Когда я прохожу мимо двери спальни хозяев, моя мечта сбывается. Дверь открыта, одинокий ночник озаряет жуткую картину с изображением суккуба, висящую над кроватью, однако красное бархатное покрывало — такое же, как в моей комнате, — не смято.

Виктория задерживается где-то ужасно поздно для пятидесятилетней женщины.

Мой собственный «бурный» вечер заметно тускнеет на этом фоне. Я сворачиваюсь клубком в своей кровати, взяв с собой блокнот и ручку, чтобы составить список статей, которые я хотела бы написать для журнала — то, что просила меня подготовить Лорен, — и работаю, пока не засыпаю.

 

Глава 6

МОЛОДАЯ ГОРЯЧАЯ КРОВЬ

 

Если человек всерьез напрягает свои мозги, то он может довольно быстро разобрать и зарегистрировать заявки на участие в конкурсе.

После выпивки с Джеймсом и Рико я являюсь рано утром в офис и работаю с поразительной быстротой. Рэйчел и Нина периодически помогают мне, и к полудню пустые почтовые тележки громоздятся одна за другой в коридоре за нашей дверью, а у меня в руках крупноформатная таблица «Эксель», плотно забитая информацией. Мы справились.

— Давай отдадим это Алексе, — предлагаю я Нине, которая сидит за своим столом.

Рэйчел ушла по какому-то заданию, касающемуся ее блога. Я до сих пор не набралась смелости спросить ее, о чем этот блог и каков его электронный адрес.

— Вы покинули свои рабочие места, как я вижу, — говорит Алекса, когда мы с Ниной стучим в ее открытую дверь.

Аннабел поднимает голову. Она выглядит оскорбленной. Стоя на коленях, девушка моет пол под «троном» Алексы, в то время как та и не думает отодвинуть свой стул.

— Извини, я не смогла проследить за ними сегодня — извиняется она.

— Мы просто зашли сообщить вам, что мы все сделали и принесли вот это — Я вручаю Алексе сводную таблицу.

Она внимательно рассматривает ее сквозь очки.

— Хорошо, — сухо произносит она. — Мы планируем собрание... в удобное время... — Она умолкает и щелкает пальцами.

Аннабел вскакивает на ноги и выбегает из кабинета, а через мгновение возвращается с книгой для записи деловых встреч Алексы.

— Вы заслужили поощрение завтра после полудня, — говорит она с озабоченным видом.

Алекса продолжает щелкать пальцами.

— Можно было бы провести его ровно в полдень, — предлагает Аннабел.

— Заполучи «Искусство» и «Фото» на собрание. И забронируй конференц-зал, — командует Алекса.

Ее раскосые зеленые глаза смотрят сквозь меня и Нину. Мы продолжаем стоять, дрожа, на пороге.

— В качестве поощрения, — говорит она нам, — можете присутствовать на собрании.

— Алекса — великолепный наставник. — Мои глаза встречаются с безумными серыми глазами Аннабел.

И хотя в ее голосе нет ни малейшего намека на сарказм, я бы именно так определила ее высказывание.

Когда мы покидаем кабинет Алексы, я говорю Нине, что иду в туалет, но вместо этого захожу на территорию Лиллиан. Кошмарные истории Рико, проникшие в мой мозг, побуждают меня — да, мне это просто необходимо! — повторно осмотреть место преступления.

Дверь кладовки заперта.

На стуле Бэмби сидит хрупкая девушка с крохотным колечком в носу. Она говорит, что ее зовут Сэри. Поскольку маловероятно, чтобы кто-то рассказал Сэри о вчерашнем происшествии, я спрашиваю, нет ли у нее ключа от кладовой. Ключа нет, но она услужливо предполагает, что ключ, должно быть, имеется в кабинете Лиллиан.

— Не могла бы ты зайти попозже? — улыбается она. — Лиллиан нет на месте, а мне нельзя входить туда. Сегодня мой первый рабочий день, и я еще не имела возможности познакомиться с Лиллиан.

Еще лучше.

— О! — лучезарно улыбаюсь я ей в ответ. — Лиллиан на самом деле очень милая! Я просто войду и возьму его сама. Она не будет возражать!

Я бочком протискиваюсь в огромный угловой кабинет, к своему разочарованию, обнаруживая, что даже здесь шторы плотно задернуты. Тем не менее, это очень симпатичная комната. В кабинете Лиллиан восточные ковры, а вместо офисного стола — антикварный стол из какой-то ценной породы дерева. Интересно, что на его полированной поверхности стоит свежий свекольный сок. Я удивляюсь, откуда он мог взяться, ведь Сэри слишком неопытна, чтобы знать излюбленный напиток своего босса. Быстрый осмотр безупречно чистой поверхности рабочего стола — никаких ключей. Нет ключей также и на столе из тяжелого темного стекла, за которым проходят совещания, — только стопки книг о моде. На стене доска объявлений, заполненная фотографиями Лиллиан: Лиллиан, получающая награды, Лиллиан в костюмах разных эпох, газетные вырезки с именем Лиллиан в заголовках. Нечто похожее есть и у Алексы в ее кабинете, но гораздо скромнее. На доске объявлений тоже нет никаких ключей. В углу комнаты стоит какой-то большой контейнер. Я принюхиваюсь — странно, от него пахнет землей. Меня и привлекает, и одновременно отталкивает этот запах сырости и плесени. Господи, что там внутри?

— Я могу помочь? — Лиллиан Холл бесшумно материализовалась прямо за моей спиной.

Несколько секунд я пребываю в полном шоке — стою как парализованная, раскрыв рот и вытаращив глаза. Изящная норковая накидка с головой и лапками зверька на голых мраморно-белых плечах. В ушах серьги с огромными рубинами, гармонирующие с кольцом и топом в виде корсета. Совсем как принцесса. И только теперь я вижу, что она меньше меня ростом.

— Что ты делаешь в моем кабинете? — строго спрашивает она.

Я никогда не умела складно лгать, однако тут на меня снисходит вдохновение.

— Мне хотелось лично поблагодарить вас за то, что вы устроили для меня эту стажировку.

— Присаживайся, — нараспев произносит она.

Опускаюсь на один из стульев с высокой спинкой, стоящий как будто специально для меня.

Лиллиан подходит к двери и, выглянув из кабинета, говорит:

— Ты уволена. Я не желаю иметь секретарей, позволяющих себе входить в мой кабинет кому бы то ни было в мое отсутствие.

Сэри начинает плакать.

Я пытаюсь подняться, но безуспешно.

— Это моя вина, Лиллиан, — выпаливаю я. — Я сказала ей, что вы не против.

О Боже. Сначала из-за меня убрали мягкое кресло для релаксации, а теперь еще и это. Я определенно представляю угрозу для общества.

Лиллиан закрывает дверь.

— Она не должна была слушать тебя, дорогая.

— Я сказала ей, что вы не будете возражать, что вы очень милая.

На ее лице ничего не отражается, однако уголки рта все же слегка дрогнули.

— Ты лжешь. — Она немного оживляется. — Ты истинная дочь своей матери. Не многие новички отважатся войти в мой кабинет.

Она знала Эву? Мне так хочется узнать, где и когда, но я говорю себе, что сейчас не самый подходящий момент для подобных вопросов.

— Пожалуйста, не увольняйте Сэри из-за меня, — умоляю я.

Лиллиан тяжело вздыхает.

— Не надоедай мне, — невнятно произносит она. — Терпеть этого не могу.

Двигаясь так, будто плывет в воздухе — интересно, как она это делает? — Лиллиан приближается ко мне и пододвигает себе стул. В течение нескольких долгих минут просто пристально смотрит на меня. Я вспоминаю предостережение Рико — никаких совместных поездок в лифте. Неужели это действительно опасно — оставаться с ней наедине?

Лиллиан медленно придвигает свой стул ближе к моему. Она неестественно бледна, ни кровинки в лице. Ледяные голубые глаза. Красивый овал лица. Странные, тяжелые, пахнущие болотом духи. По крайней мере, хочется надеяться, что это именно духи.

Лиллиан так близко, что ее обнаженные колени касаются моих. Я все сильнее вжимаюсь в стул. Чего она от меня хочет?

— Ты так свежа и молода... — с придыханием говорит она. — Такая живая... Я просто физически ощущаю жизнь в тебе. Как горячая, молодая кровь пульсирует в этих нежных, тонких венах...

У меня вдруг помутилось в голове, словно я под гипнозом. Мне показалось, что вот-вот она поцелует меня — ее совершенное лицо, на котором не видны даже поры, приблизилось к моему, и странный запах заметно усилился. Должно быть, это ее дыхание. Неужели Лиллиан лесбиянка? Ее губы раздвигаются. Я вижу острые белые зубы, на которые обращала внимание и раньше, и вздрагиваю.

Это моментально вывело меня из транса.

Она встает и берет свой свекольный сок.

— Как ты думаешь, сколько мне лет?

Тут меня выручает правило от Виктории: «Возьмите вашу честную оценку возраста человека; удвойте число десятилетий и затем вычтите получившееся число из честной оценки возраста, чтобы дать вежливую недооценку». Так, например, если вы думаете, что женщине двадцать девять лет, вы удваиваете количество десятилетий и получаете четыре; вычитаете из двадцати девяти четыре и сообщаете ей, будто думаете, что ей двадцать пять. Если же женщина, по-вашему, выглядит на шестьдесят пять, вы даете ей пятьдесят три. И так далее. Это походит на уравнение для богатеньких сынков, по которому вычисляется возраст самой молодой девушки, с которой парню прилично встречаться; «Раздели свой возраст пополам и приплюсуй семь».

— Вы выглядите на двадцать девять, — отвечаю я Лиллиан, хотя на самом деле оцениваю ее на тридцать пять. Вероятно, она даже старше, однако кожа у нее очень гладкая. — Хотя думаю, что это не так, потому что вы главный редактор.

При этом я не кривлю душой. На сей раз уголки ее губ определенно приподнимаются — она улыбается.

— Я чувствую себя на восемьсот пятьдесят лет. Не заметно?

— Совсем нет. Это не ваш возраст. Вам до старости еще жуть как далеко. Вы запросто могли бы быть супермоделью.

— Годы проходят, и я все больше и больше времени провожу в разных СПА-салонах. Не для того чтобы всегда выглядеть молодой, а чтобы оставаться здоровой и... как бы это сказать... соблазнительной.

— Вы можете делать акупунктуру, массаж, да много чего еще, — говорю ей я. — Я где-то читала, что даже просто получение достаточного количества витаминов повышает общий тонус организма.

Она какое-то время смотрит на меня как на сумасшедшую, затем разражается хриплым смехом.

— Я могла бы порекомендовать вам хорошие мультивитамины...

— В этом нет необходимости. Спасибо. У меня насыщенная витаминами диета. Хотя мне никогда не удается съесть столько, сколько хотелось бы.

— А кому удается? — с сочувствием говорю я.

— Ты действительно ничего не понимаешь! — Она снова жутко смеется.

От этого я чувствую, как волосы у меня встают дыбом. Есть что-то кошмарное в этой женщине. Интуиция подсказывает мне, что надо выметаться отсюда, и как можно быстрее, однако в то же время мне жалко Лиллиан. Она очень одинока, я ощущала это всем своим существом. Возможно, все эти страшные истории о ней — не больше чем выдумка.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — искренне спрашиваю я. — Теперь, когда вы уволили Сэри, я могу принимать ваши телефонные звонки, пока вы не найдете нового секретаря. — Эти слова вырвались у меня, прежде чем я успела хорошенько подумать о том, что говорю.

Она очень удивилась моему предложению, но, тем не менее, после небольшого раздумья согласилась.

— Да, — медленно произносит она. — Это... возможно. Алекса, правда, обидится, что я похитила тебя у нее, но ничего, переживет, — усмехаясь, произносит Лиллиан. — Ты можешь приступать, пока отдел кадров не пришлет мне новую секретаршу. И с этой минуты ты также будешь замещать моего заместителя во время ее перерыва на ленч.

— Это большая честь для меня, — говорю я, хотя на самом деле я в шоке.

Куда я только что влезла?

Когда я уже ретируюсь к двери, она бросает мне вдогонку:

— И последнее, Кейт. Держись подальше от этой кладовки.

 

Это просто удача, что Алекса ждет меня в коридоре, когда я, наконец, возвращаюсь к своему столу, закончив отвечать на телефонные звонки для Лиллиан, поскольку прибыла новая секретарша вместо Сэри. Мое сердце удирает в пятки, когда я вижу пышную светлую прическу моего босса.