Загадка австралийского убийства

 

В январе 1971-го мы прилетели в Аделаиду в качестве хедлайнеров фестиваля “Myponga Open Air”. Нас соблазнил на это промоутер, пообещавший: “Почему бы вам не приехать и не остаться на недельку? Все расходы будут оплачены!”

Нам это подходило. Мы приехали, он оказался очень гостеприимным хозяином. Он сказал нам: “Пока вы здесь: всё, что душа пожелает”.

У нас душа желала! Икра и шампанское, всего было выше крыши. В нашем распоряжении было четыре лимузина. Кроме этого, он дал нам по новенькой машине. Он сообщил: “Это вам на случай, если захочется самим съездить куда-нибудь, посмотреть окрестности”.

Неправильное решение. Мы решили отправиться на пляж и устроить гонки по кромке моря. Одна из машин застряла. Я попытался вытащить её на буксире и тоже застрял.

“Вот блядь!”

А потом начался прилив. По мере того, как приближалась вода, мы начали впадать в панику. Мы взяли вёсла от лодки одного чувака и подложили под колёса. “Кррахх!” Оба весла сломались. Чтобы мы ни делали, машина даже не сдвинулась. Мы беспомощно смотрели, как вода, в конце концов, накрыла обе машины. Я позвонил промоутеру и рассказал, что произошло. Он воспринял это спокойно и выслал грузовик, чтобы отбуксировать тачки. Автомобили, конечно же, были убиты.

В преддверии фестиваля я дал несколько интервью на радио и в одном из них брякнул: “Ой, нам тут одиноко как-то, мы бы пообщались со здешними женщинами”.
В живую, в прямом эфире. И что произошло? Толпы девушек вертелись в отеле. Закончилось всё тем, что я и Патрик Михан оказались в номере с одной девушкой, а затем... она умерла.

Михан сказал: “Она мертва!”

Вот же грёбанный ад! Я подумал, Боже, она мертва. Мертва!

Я представил себе заголовки: ”Девушка найдена мёртвой в номере с двумя парнями.” Я только и мог думать, что все решат, будто это дело наших рук!
Михан начал: “Надо от неё избавиться! Надо от неё избавиться!”

К нему пришла идея выкинуть её через балкон и сказать, что она упала. Мы были сильно под кайфом. Сейчас, если подумать, сама мысль была дикой, но в приступе паники я согласился. Мы вытащили её на балкон, попытались поднять и тут... она пришла в себя.

“Чёрт возьми, да она жива!”

Она, скорее всего, отключилась от принятой наркоты, но мы могли реально выбросить её оттуда, и тогда я стал бы двадцатидвухлетним убийцей.

“Но Ваша Честь, она уже была мертва!”

Подозреваю, что та девушка даже не поняла, что произошло. И меня бы сейчас, наверное, арестовали. Прочла бы она эту книжку, вылезла из ящика: “Да это был он!”
“Это был Михан! Это был Михан!”

Такой стыд, честно. Это был крупный фестиваль, всё шло замечательно, а промоутер после наших выходок выглядел так, что вы мне не поверите.

Позже мы слышали, что он обанкротился.

Интересно, почему...

 

Летающая рыба

В декабре 1971-го стартовало наше второе американское турне. Оно было убойным и отдельное спасибо за это нашим друзьям из Mountain. Они были клёвой командой, хорошо к нам отнеслись и у них была куча дури. Мне по-настоящему понравился их гитарист, Лесли Уэст (Leslie West). И до сих пор нравится. Я как-то сказал ему однажды:

“Мне очень нравится звук, который у тебя получается, и гитара твоя нравится”.

Он поискал и нашёл мне Gibson, такой же, как у него. Он приехал в Англию и дал его мне. Но его украли. Когда у вас выдаётся перерыв, ваши гитары отправляются куда-нибудь на хранение. Однажды у меня четыре гитары отправились в хранилище. Среди них была и эта. В итоге гитара Лесли пропала и это происшествие разбило мне сердце.

В этом туре мы сначала остановились в лос-анджелесском “Hyatt”, больше известном как “Riot”, где впервые встретили своих группиз. Мы по существу ничего о таком не знали. В Европе женщины были не так прямолинейны, как в Америке. Как только мы добрались до рецепции в “Hyatt”, к нам подошли девушки со словами: “Привет. Вы из Англии?”

Прежде, чем мы опомнились, у каждого было по девушке. Мы поверить не могли. “Чёрт меня раздери! Так вот на что похожа Америка?”

А потом, позже, вы могли встретить их с кем-то ещё. Мы просекли: “Ага, так вот что они называют “группи”!”

В Сиэтле мы останавливались в знаменитейшем отеле “Edgewater”, где прямо из окна можно половить рыбу. Гостиница была построена на сваях и склонялась к воде. Леску можно было получить на рецепции, так что вы могли порыбачить из окна номера. Чем мы и занимались. Не знаю, зачем, собственно. Оззи выловил из окна акулу, которую поместил в ванну, пока мы выступали. Конечно, она умерла, так как долго находилась в ванне, а акулам надо двигаться, чтоб дышать. Оззи принялся её разделывать. Кровь и потроха были повсюду. Он пытался... Не знаю, что он там пытался сделать.

Номер Билла был прямо за моим и его окно было открыто. Я выудил акулу, раскачал на леске и забросил её в комнату Билла. Он был сильно удивлён и не самым приятным образом. Он был поражён! Увидеть, как в твою комнату влетает чёртова акула: “Оооооо!”. Он выбросил её из окна обратно в море, но комната уже воняла рыбой. На самом деле, все номера воняли рыбой. Вы не могли вымыть там полы или сделать что-то ещё, поскольку номера были покрыты коврами. Не знаю, что они ожидали от гостей, что те должны были делать с пойманной рыбой?

В другой раз мы приделали леску к одному из тамошних типовых светильников. Мы ушли, а когда вернулись позднее, светильник пропал. Пропал через окно. Так что пришлось оплачивать его стоимость.

Во время последнего тура когда Sabbath оказались в Сиэтле, мы с Биллом наведались в “Edgewater”, просто, чтобы вспомнить старые времена. Они сводили нас осмотреть, как там у них: там был номер Zeppelin, кроме того, они также сделали и номер Sabbath.

Раньше только определённые гостиницы пускали к себе группы, все из-за репутации, которую те заслужили. А сейчас мы постоянно останавливаемся в “Ritz-Carltons” и “Four Seasons”, топовых отелях. И шестидесяти-с-лишним-летние мы больше не выбрасываем из окон номеров телевизоры.

Мы уже не можем их поднять.

 

25. Номер 3, “Master of Reality”

В английских чартах “Paranoid” добрался до первого места, хотя в Америке он даже ещё не был издан. На нас уже оказывали давление на предмет следующего альбома, “Master of Reality”. Ведь, если у вас однажды уже вышел альбом “номер 1”, куда вам дальше двигаться? Если снова не будет “номера 1”, значит вы не так хорошо работаете, так что вам нужно написать песни, которые сделают следующую пластинку, как минимум столь же популярной.

Менеджеры постоянно отправляли нас в дорогу, по странному расписанию. Иногда мы выступали дважды в день в разных городах. Передышки нам выпадали с большим трудом. Поэтому, а также из-за того, что после предыдущих студийных сессий песен у нас не осталось, мы пришли в репетиционный зал и начали сочинять материал. Я придумывал риффы, и, как только мы начали, песни у нас пошли достаточно легко. Иногда довольно трудно собрать достаточно материала на альбом, так как вам требуется время, чтобы обдумывать песни, жить ими. А времени у нас и не было. Особенно после “Paranoid’а”. Если у нас не находилось достаточно песен, приходилось писать дополнительные песни прямо в студии. Или мы добавляли немного гитарных кусков в песни, слегка удлиняя их.

Кроме того, мне ещё нравилось придумывать инструментальные гитарные треки, как “Embryo”, которая послужила вступлением к “Children Of The Grave” на альбоме “Master of Reality”. Это небольшая классическая вещица, чтобы придать немного пространства, создать некоторый перелив света и тени. Если вы слушаете пластинку или хотя бы композицию от начала до конца, она прогремит, а вы не почувствуете тяжести, так как где-то в середине не было лёгкости. Вот почему, иногда прямо посреди песни, я вставляю лёгкую часть, чтобы сделать рифф тяжелее, когда к нему возвращаешься.

Ту же цель преследует “Orchid”, предваряющая композицию “Lord Of This World”. Там только я и акустическая гитара, красивый островок умиротворённости перед бурей, чтобы создать динамический всплеск. Поначалу многие подумают, хммм, как-то это странно немного. Но мы любили поэкспериментировать. Мы не забивали себе голову мыслями, мол, вам такое делать нельзя, вы не должны играть акустические вещи, вы не можете использовать оркестр, так что мы делали намного больше, чем просто тяжёлый материал.

Когда мы записывали “Master of Reality”, в феврале-марте 1971-го, я достаточно проникся процессом и у меня начали возникать идеи. Мы делали кое-что такое, чего никогда раньше не пробовали. В “Children Of The Grave”, “Lord Of This World” и “Into The Void” мы понизили строй на три полутона. Это была часть эксперимента: всем понизить строй, чтобы звук был громче, тяжелее. У большинства команд в те времена были ритм-гитарист и клавишник, а у нас только гитара, бас и ударные, так что мы попытались сделать их настолько жирными, насколько это возможно. Понижение строя, казалось, придаёт звучанию глубины. Думаю, я первым такое сделал.

Мы просто не боялись сделать что-то неожиданное. Вроде “Solitude”, возможно первой нашей песни о любви, которую мы записали. Оззи пользовался дилеем для своего вокала и пел он довольно мило. У него был действительно подходящий для баллад голос. Я ещё и на флейте сыграл в этой вещи. Я перепробовал множество всяких штук по ходу записи альбома, даже, если я не умел на них играть, а после короткого альянса с Jethro Tull мне подумалось, что я мог бы попробовать флейту. Это было весьма любительской попыткой, должен отметить. Но у меня до сих пор жива та флейта.

Когда записывалась “Sweet Leaf”, мы все были обкурены, так как в то время принимали много допинга. Я записывал акустическую гитару к одной из песен, а Оззи принёс чертовски большой косяк. Он сказал: “Вот, попробуй”.

Я ответил: “Нет, на надо”.

Но сделал затяжку и меня адски торкнуло. Я чуть весь мозг не выкашлял, этот момент записывали и мы использовали его в начале “Sweet Leaf”. Как в тему: перед песней зашёлся кашлем из-за марихуаны... и выдал своё лучшее вокальное исполнение за всю карьеру!

“Into The Void” - одна из моих любимейших песен того периода, а “Sabbath Bloody Sabbath” - вторая. Структура этих треков поистине хороша, потому что в них есть множество оттенков, в них происходит очень много всякого. В “Into The Void” открывающий рифф меняет темп композиции. Мне такое нравится. Я люблю, когда в чём-то есть интересные места.

Для Оззи восприятие лирики Гизера всегда протекало непросто. И у него определённо были сложности с “Into The Void”. Начинается она в медленном темпе, но там, где вступает Оззи, рифф становится весьма скоростным. Оззи должен был петь очень быстро: “Rocket engines burning fuel so fast, up into the night sky they blast” (“Ракетные двигатели сжигают топливо так быстро, они взмывают в ночное небо”), скорострельные слова вроде этих. Гизер выписал все слова для него.

“Ракетные утипутипу, что за мать твою, не могу я это петь!”

Смотреть на его потуги было весело.

Так же, как и в наших предыдущих альбомах, в “Master of Reality” содержалось несколько спорных моментов. “Sweet Leaf” расстроила многих, так как затрагивала тему наркотиков, также расстроила и “After Forever” благодаря ироничной сроке Гизера “would you like to see Pope on the end of a rope”(“хотели бы увидеть Папу на конце верёвки?”). И обложка снова получилась необычной: на этот раз там были только пурпурно-чёрные слова на чёрном фоне. Кроме того, теперь нам дали на запись альбома две недели, снова с продюсером Роджером Бейном и инженером Томом Алломом, так что музыкально “Master of Reality” стал продолжением “Paranoid”. Тогда мне казалось, что звук мог быть и немного получше. Это одна из проблем, когда ты музыкант: тебе нравится, чтобы всё делалось определённым образом и чтобы звучало так, как видится тебе, поэтому тяжело доверять это другим людям. Когда процесс записи переходит под начало кого-то ещё, у тебя уже нет контроля над этим, и когда ты слышишь результат, он отличается от того, что ты ожидал. Вот почему я всё больше вникал в технологию записи после первых альбомов.

 

26 Нет, серьёзно, это уже слишком...

Когда мы записали “Paranoid”, я всё ещё жил дома. Мои предки купили другой дом в Кингстэндинге (Kingstanding) под Бирмингемом. Они планировали перебраться туда, как только избавятся от лавки. Мама хотела отделаться от неё. Это была пустая трата времени и сил. Ты встаёшь утром и открываешь магазинчик, после того, как закрываешь его, ложишься в постель. Они никуда не могли уехать. Мы никогда не ездили в отпуск семьёй, они никогда не бывали заграницей.

Я был горд новым местом. До того, как они въехали туда, ключи были у меня, и, если я встречался с девушкой, то брал её туда: “Это наш новый дом!”

Ко всему этому, я не мог водить кого-то в наше старое жилище: “Вот, сюда, заходи, садись на ящик с бобами, а я приготовлю тебе клёвый коктейль”.

Даже думать об этом было нельзя.

И вот пришло время искать своё собственное жильё. Поначалу у меня не было на это денег, а когда деньги появились, я всё время проводил в турах. В любом случае первый крупный чек ушёл на скоростную машину. Не многим позже того, как в моих руках оказалась серьёзная сумма наличных, я купил себе Ламборджини. Так и стоял этот Ламборджини на улице у дома на Эндхилл Роуд (Endhill Road), в Кингстэндинге. Дом стоил 5000 фунтов, когда они приобрели его; а эта штука стоила в пять раз больше - та тачка снаружи. Мы были сумасшедшими в те дни.

Мы все были чокнутыми. Гизер всегда повторял: “Как сдам на права, куплю себе Роллс-Ройс”.

Однажды я пришёл домой, а снаружи дома на Эндхилл Роуд был припаркован этот Роллс. Я подумал, вот чёрт, он сделал это! Гизер сдал на права! Билл тоже купил Роллс-Ройс. В книжке владельца значились Фрэнк Митчелл (Frank Mitchell), знаменитый Безумный Топороносец (The Mad Exeman), убивший множество людей, сэр Ральф Ричардсон (Ralph Richardson), известный актёр, а затем Билл Уорд! В багажнике он держал ящики с сидром, прямо бар на колёсах. У Оззи водительских прав не было, но он всё равно купил Роллс у меня. Водила его жена и они приезжали ко мне домой со всем своим выводком собак на заднем сиденье. Это была безукоризненно чистая машинка, когда я продал её ему. Но в каком она была состоянии, когда он приехал на ней - засрана собаками и тому подобным.

Гизер тоже не умел поддерживать свою тачку в надлежащем виде. Это было время обуви на высокой платформе, а у Гизера платформы были очень большими. И как только он умудрялся ездить на них, я просто не представляю. Он как-то ехал по Девону, где холмы достаточно крутые и остановился у магазина на вершине одного из таких. Он припарковал машину, зашёл внутрь на своих платформах, и вдруг кто-то в магазине заорал: “Смотрите! Там тачка с холма скатывается. И это Роллс-Ройс!”

Гизер в ответ: “О, Господи Боже мой!”

Он выбежал, прихрамывая из-за своих туфлей, так быстро, как только мог, пытаясь нагнать свою машину, так чтобы можно было открыть двери и остановить её.

Естественно, Гизеру это не удалось. Тачка слетела с холма и проломила ограду, врезавшись прямо в дерево. По пути домой, он проезжал меня и я слышал, как из машины раздавалось “кххх, кххх, кххх”, этот звук скрежета вентилятора о радиатор. Перед был полностью смят и Гизер сообщил мне: “Теперь видишь, почему они назвали это Роллами (вальцы, перекаты)...”

Первый свой дом я купил в 1972-м году в Стаффорде, на севере от Бирмингема. Это был участок в три акра с бассейном. Вскоре я заметил, что за ним строится современный дом. Я подумал, блядь, это же прямо за моим бассейном. Вместо того, чтобы позволить им донимать меня, я купил этот дом для родителей. Они переехали туда из Кингстэндинга. Это было милое здание, абсолютно новое, всё в коврах, современные ванные комнаты, полный набор. Отец отгородил кусок участка, где он мог разводить своих кур, так что ему там очень нравилось. Но матушка чувствовала себя, как будто посередине глухомани, далеко от города. Идея подарить им этот дом была превосходной, но он им не понравился и поэтому я сильно расстроился. Я сказал: “Хорошо, найдите себе дом, который вам нравится и я не буду в это вмешиваться. Вы мне сообщите о выборе, а я его куплю”.

Они так и сделали. На аукционе нашли дом, который им понравился. В тот момент я был в Америке, поэтому послал одного парня делать ставки за дом. И кто торговался с ним? Моя тётя, тоже пытавшаяся заполучить этот дом. Я не мог поверить! Я понятия не имел, это выяснилось позднее. Там только они и делали ставки. Но в конце концов мы его получили и родители были абсолютно счастливы поселиться там. Папа разводил лошадей и кур, так что он был в своей стихии. Всё это случилось поздновато для него, так как его стали мучить болезни. И он уже не мог получать удовольствие от всего этого, но несколько хороших лет отец там прожил.

Я старался присматривать за ним, но это было нелегко. Раньше, ещё когда мы жили в Кингстэндинге, я увидел, как на улице отец пытался завести старой ручной крутилкой свою машину, и подумал, о, Боже, каждое утро он занимается этим во дворе, с сигаретой в зубах. Просто ужас, это было невыносимо. Так что я ему купил Роллс-Ройс. Матушка сказала: “Не понравится он ему!”

“Ещё как понравится!”

Я отправился в авто-магазин и купил ему на день рожденья Роллс-Ройс. Его доставили к дому с ящиком шампанского позади. Отец начал: “Это что такое? Не надо мне этого! Можешь представить себе, чтоб я в этом на работу ездил? Что все скажут? И соседи, что они подумают? Я на Роллс-Ройсе!”

Чёрт побери. Пришлось позвонить людям из Роллс-Ройса и сообщить: “Ему он не нужен!”

“Как это он ему не нужен? Это же Роллс-Ройс!”

Так что они приехали и забрали его. Я спросил папашу: “А что ты тогда хочешь?”

“Ничего я не хочу”.

“Ну может ты бы смог выбираться в другой машине? Как насчёт Ягуара?”

“Ну, это лучше, чем эта штука”.

И я ему купил Ягуар 3.4 классической модели с красивой отделкой под дерево, переключателями и всякой всячиной. Он все ещё ничего не хотел, но я сказал: “Папа, тебе придётся её принять. Я уже не могу вернуть деньги. Я купил машину и они собираются просто взять и плюнуть на это, я должен взять у них что-то другое”.

Он ею пользовался, но это было сплошь через не могу. Чёрт побери, я пытаюсь ему помочь, а в ответ: “Не нужна мне эта хренова штука”.

Мой отец умер в 1982-м, ему было всего шестьдесят пять. Мать пережила его почти на пятнадцать лет. Он был упрямым человеком, очень гордым, никогда не жаловался. Просто тянул свою лямку. Он тяжело работал всю свою жизнь. Это всё, во что он верил, работа, и ничего, кроме работы. И он никогда не прекращал курить. Он закурил себя до смерти. Он умер из-за отказа лёгкого и эмфиземы.

Однажды я заметил, что он выглядит очень больным. Так как Sabbath принимали участие в благотворительных акциях для бирмингемского госпиталя, я встретился с тамошними специалистами, поговорил с ними об отце и они сказали: “Ну, пусть он к нам приедет”. Отец ненавидел докторов, поэтому я сказал: “Он ни за что не придёт в госпиталь. Вы можете навестить его и осмотреть?”

Они приехали и он пришел в бешенство. Он стукнул кулаком по столу и заявил: “Никогда больше не привози их сюда”.

Они его всё-таки осмотрели и сказали: “Он в плохом состоянии”.

Не было ничего, что бы для него делали и он на это согласился.

Нельзя было купить ему дом, нельзя было купить ему автомобиль … нельзя было купить ему здоровье.