Вот оно – новое воскресенье. Вся меховая мелкота с воплем выкатилась навстречу девочке Люсе. Они ждали ее у самых ворот дачного поселка. Очевидно, о ее приезде они узнали от дежурного по нюхоскопу. Там, на балконе, наверняка дежурил загадочный перебинтованный Мохнурка – победитель игры в залезалки. Потому что его среди встречающих не было.
Люся и зверята в обнимку пошли в поселок к интернатскому зданию.
Застенчивая белочка в очках сказала Люсе:
– Мой пап приехал.
– Может быть, папа?
– Нет, мой пап! Пап – это же он. Вот он и приехал. А если бы мама, то она приехала бы.
– Вон ее пап стоит! – сказала Фьюалка. – Видите, рядом с Мехмехом.
У дверей в класс, на крыльце, стоял Мехмех в легкомысленной зеленой шляпке с украшениями. А рядом – невысокий, начинающий полнеть белк. В светлом плаще с красиво поднятым воротником.
– Здравствуйте, – шагнул он навстречу Люсе. – Это вам. От папо-мамовского собирания.
Он протянул маленький прозрачный флакончик с зернышками.
– Что это такое? – удивилась Люся.
– Камертоновые семена. Целая музыкальная октава. Их надо посадить в землю и поливать купоросовой водой.
– И что получится?
– Музыка из живых цветов. Они будут тихонечко звенеть от ветра. И играть разные мелодии. Вы очень обрадуетесь.
– Спасибо, большое спасибо, – сказала Люся.
Про свето-музыку она когда-то слыхала. Но про музыку из цветов… Интересно, а бывает дерево-музыка? Наверное, бывает. Тогда, значит, есть и целые лесо-симфонии у них… У кого у них? У меховых интернатников.
– А что такое папо-мамовское собирание? – спросила она.
– Обычный родительский комитет, – пояснил Меховой Механик. – Родители учеников к вам очень хорошо относятся. Интернатники в своих письмах только про вас и пишут.
– Очень хорошее пишут, – сказал улыбчивый пап. – Можно я у вас на уроке посижу? Мне интересно посмотреть, чем живет сегодняшняя молодежь.
– Сидите, пожалуйста, – сухо сказала Люся («Тоже мне, меховой инспектор из роно!») и пошла в директорскую за Получальником.
По Получальнику она выяснила, что неопрошенными в ее классе оставались только хитрющая белочка в очках с первой парты (та самая, к которой приехал пап) и загадочный Мохнурка. Который в Получальнике записан не был. Может быть, он сидит на потолке, в дыре вместе с сиреневотрусовым… трусным… В дыре вместе с Плюмбум-Чоки?
В классе все были на своих местах, и все встали на передние лапы. Причем представитель папо-мамовского собирания сделал то же самое. И парта под ним скрипела.
– Блюм, – сказала Люся через минуту.
Все блюмкнулись.
– Кто у меня еще ни разу не был у доски? – спросила Люся, в упор глядя на белочку с первой парты. Ее звали Цоки-Цоки. – Кто еще ни разу не отвечал?
– Мохнурка! Мохнурка! – захлопотала белочка. – Он еще ни разу не отвечал.
– А где он? Он здесь? – спросила Люся.
– Здесь! Здесь! – волновалась белочка. – Он в печке сидит.
Люся удивилась и прошла по классу вдоль стенки с печкой.
– Что он там делает?
Дверца печки раскрылась, и появилась хитрая усатая мордочка. Черная-пречерная, как кусок темноты. Мордочка сверкнула глазами и сказала:
– Я там прячусь.
– От кого?
Дверца снова перелистнулась:
– От света.
И дверца захлопнулась. Люся обратилась к ученикам:
– Кто мне объяснит, почему юный Мохнурка сидит в печке? И почему он прячется от света?
Все интернатники подняли лапы вверх. Даже хулиганистый Кара-Кусек.
– Скажите вы, – попросила Люся Лаковую Молнию.
Фьюалка встала из-за парты и сказала:
– Он норный.
Дверца печки приоткрылась на спичечный коробок, и высунулся кусочек носа:
– Я норный. Я очень норный.
Фьюалка продолжала:
– Все норные боятся света. Живут в темноте.
– Очень живут! Очень живут! – забормотал носик из печки.
– Спасибо, – поблагодарила Люся Фыоалку. – Но что же, он все время так и сидит в печке? Или его приносят сюда в чемодане? Или у него есть сюда подземный ход из спальни?
Лаковая Молния разволновалась. Она стала цокать, сокращаться и вытягиваться:
– Его не но-йс-сят в цеймодане. Его в ойсках, в оцках нойсят… Он сам ойски нойсит. Церные.
– Ношу! Ношу! – прокуковал Мохнурка из печки, как кукушка из часов. – Черные очки. Очень черные.
Разговор запутывался, и вмешался еще один разъяснитель – Сева Бобров. Он так объяснил:
– Девочка Люся, он из кротовых. Они под землей живут. Они темноту любят. А на улице очки носят темные. От солнца.
– Да! – затараторила Цоки-Цоки. – У меня простые очки, стеклянные. А у него черные.
– Где же его очки? – спросила Люся. – Почему он без них?
– Можно я скажу? – закричал ежик Иглосски. – Когда он в залезалки играл, они разбились.
– Очень, очень разбились! – закуковал Мохнурка.
– Его перебинтовали, и он выздоровел, – продолжал ежик.
– А очки перебинтовать не удалось! – горестно высунулся крот из печки, как из справочного окошка.
– А ну, малыш, примерь вот это! – раздался голос с задней парты.
Это белочкин пап достал роскошные противосолнечные очки.
Всеволод Бобров взял очки и засунул их в печку. Дверца распахнулась, и оттуда торжественно выбрался наружу упитанный кротенок. Черный-пречерный, и вдобавок весь в саже.
Он подошел к Люсе, протянул ей лапу и вежливо представился:
– Мохнурка Великолепный.
Люся пожала лапу и увидела, что она тоже в саже.
– Вот что, уважаемый Мохнурка, возьмите веник и подметите себя. Потом пойдите на пруд вместе с Бобровым и вымойтесь как надо. После этого мы будем знакомиться.
Мохнурка не стал бунтовать. Он взял веник и стал смахивать на всех сажу.
– Не подметается! – сказал он, пытаясь хлестать себя, как в бане.
– Можно я его подмету? Можно я? – захлопотала белочка. – Я и пропылесосить могу.
– Хорошо, – разрешила Люся. – Берите этого очень норного юношу, отчистите и приведите обратно.
Троица с удовольствием удалилась. А Люся сказала:
– Сегодня мы будем проходить… будем… мы будем разбирать предложение на составные части.
Она сложила руки за спиной и важно зашагала по классу.
– Возьмем хотя бы такое предложение. – Она задумчиво посмотрела на потолок. Там предложения не было… На учеников. Они не подсказывали. На белочного папа… Он сам ждал, что же возьмут? И, наконец, в окне она увидала. Там было предложение: «Грузовик едет». – Возьмите ваши тетрадки и запишите такое предложение.
Лохматый Устин в облаках поднял лапу:
– Учительница девочка Люся, а что такое тетрадки?
Люся подумала и вытащила из портфеля тетрадку по английскому и показала ее классу. Только издалека. (Кому хочется вблизи показывать свою тройку за контрольную.)
– Учительница девочка Люся, – сказал Устин, – мы не знали, что это называется тетрадка. Мы называем это – листалка. Бывает листалка в клетку, а бывает в ромбик или в горошек. Какую достать?
Что делать с ромбиковой листалкой или горошиковой, Люся не знала. Но виду не подала:
– Дорогие интернатники, достаньте листалки в клеточку. И возьмите писалки.
Интернатники зашуршали.
– И напишите в листалках такое предложение:
ГРУЗОВИК ЕДЕТ.
Меховые школьники как по команде свесили языки направо и стали писать.
Люся ходила по рядам и смотрела в тетра… то есть в листалки. Каких там только ошибок не было! И «грузАвик», и «кузовик». И было сказано, что он «едИт» и даже что он «йедёт».
Люся спросила:
– Из каких частей состоит это предложение? Пусть ответит ученик Биби-Моки.
Биби-Моки выбрался из-за парты, и стало видно, что он не ученик, а ученица. Потому что Биби-Моки была в ярко-зеленой короткой юбочке.
Она сказала застенчивым голосом:
– Из двух частей. Из действователя и действа.
– Правильно, – сказала Люся. Хотя она впервые в жизни слышала про действователь и действо. Она знала, что есть подлежащее и сказуемое. – А теперь мы расширим это предложение и запишем его так:
СИНИЙ ГРУЗОВИК ЕДЕТ С ДРОВАМИ ПО ДАЧНОМУ ПОСЕЛКУ.
Все ученики снова вытащили языки и заработали. И снова в тетрадях появились «КрузАвики», «пАселки» и даже возник какой-то загадочный «е-дед с дровами».
Отворилась дверь. Интернатники сделали стойку на лапах. Только зря, потому что вошла бригада, брошенная на чистку Мохнурки.
Мохнурка начальственно сказал:
– Блюм!
В этот раз он был чистый, но мокрый. Хоть развешивай его на канате сушить.
«Куда бы его пристроить?» – подумала Люся. На плане в Получальнике Мохнурки не было.
– Есть у вас свое место? – спросила Люся.
– Нет, – ответил крот. – Я сверхнормный.
«Мало того, что он норный, он еще и сверхнормный! – подумала Люся. – Не сажать же его в печку».
Девочка взяла стул и устроила Мохнурку рядом с Иглосски.
– Давайте я тоже буду учитель? – предложил он, подняв на Люсю черные очки. – Я буду ваш заместитель.
– Нет! – рассердилась Люся. – Ты не будешь учитель. Ты будешь отвечатель. Вот видишь, на доске написано предложение:
СИНИЙ ГРУЗОВИК ЕДЕТ С ДРОВАМИ ПО ДАЧНОМУ ПОСЕЛКУ.
– Из каких частей оно состоит? – Люся посмотрела на Мохнурку.
– Из… из… из вот каких. Из грузовика и поселка.
– И все?
– Нет не все. Еще из колес, из кузова, из кабины, из шофера, из дач, из много-много дров…
– Ты ничего не забыл? – ехидно спросила учительница.
– Он шины забыл! – закричал Бурундуковый Боря.
– Еще горин! – подпрыгнул на задней парте тушканчик.
– Какой такой «горин»?
– Который в моторе горит. Без него машина не уедет.
– Нет, дорогие интернатники, это мы с вами никуда не уедем, если так будем предложение разбирать на части. Как мы уже выяснили, в этом предложении есть действователь – «грузовик» и действо, то есть действие, – «едет». В моей людовецкой школе действователь называют подлежащим, а действование – сказуемым. А что можно сказать о слове «синий»? Какой это член предложения?
– Синий, – сказал Мохнурка.
«Сам ты синий!» – чуть-чуть не закричала Люся. Потому что с появлением этой темноты из печки жизнь в классе явно осложнилась.
– Это определение. Это слово определяет, какой грузовик. Описывает его. Рассказывает о нем. Характеризует его. Понятно? – спросила она у красавицы ласки с первой парты.
– Понятно, – ответила ласка.
– Значит, как называется этот член предложения?
– Характеризователь.
– Допустим… Есть еще характеризователи в предложении?
– Есть, – ответила ласка. – Слово «дачный».
– Правильно. А больше нет?
– Больше нет.
– Нет есть! – возразил Мохнурка.
– Да? – удивилась Люся. – Какие же?
– Там дрова березовые. Я сам видел.
– Что ты там видел, не имеет значения. Имеет значение то, что написано на доске. А на доске нет такого характеризователя – «березовые».
Потом Люся задумалась и спросила:
– Каких характеризователей еще нет на доске? Пусть, кто знает, скажет.
– А можно про дрова? – спросил Сева.
– Конечно, можно.
– Они невкусные.
– Почему?
– Потому что березовые. Если бы осиновые, были бы вкуснее.
– Я не пробовала ни осиновых, ни березовых, – сказала Люся. – Но я тебе верю. Еще что мы можем сказать о грузовике и о поселке? Вот вы скажите, – обратилась она к Биби-Моки. – Хотя бы про шофера. Что мы можем про него сказать?
– Что он холостой.
– Почему? – удивилась Люся.
– Потому что он дрова возит.
Люся так удивилась, что не знала, что и сказать.
– А что? Она права, – вмешался Цоки-Цокин пап. – У нас на дрова всегда молодежь бросают. И на уголь. И на снег. А солидные водители возят дорогие товары. Я, например, хендрики вожу.
Люся поняла, что она скоро запутается в хендриках, дровах и холостых грузовиках. Она сказала:
– Все. У нас хватит характеризователей. Теперь мы вставим их в предложение. Вот что получится:
СИНИЙ И СИЛЬНЫЙ ГРУЗОВИК С МОЛОДЫМ ХОЛОСТЫМ ШОФЕРОМ ЕДЕТ ПО ДАЧНОМУ ПОСЕЛКУ С БЕРЕЗОВЫМИ НЕВКУСНЫМИ ДРОВАМИ.
Прогудел начинальник.
В кабинете директора белочкин пап подошел к Люсе:
– Я просто восхищен вами. Вы так хорошо все объясняете. – Он повернулся к диру: – Оказывается, предложения состоят из дров. А солидные люди возят хендрики.
– Кстати о хендриках, – сказал дир Люсе, – вы сегодня получите аванс. А сейчас я хочу вас угостить.
На столе стоял поднос с фруктами горкой. Фрукты были какие-то неведомые. Они были фиолетовые и напоминали баклажаны. Баклажаны, опоясанные застежкой «молнией».
Если «молнию» потянуть, появлялась земляничного цвета мякоть. По вкусу – смесь ананаса с грецким орехом. И непонятно было: то ли их упаковывают в кожуру с «молнией», то ли они так и растут.
Внутри была глубокочерная косточка.
Дир и белочкин пап эти косточки прокалывали специальными спицами.
– А то они высыхают, сжимаются и начинают взрываться, – пояснил Меховой Механик.
– И как? – спросила Люся. – Сильно?
– Очень сильно. Они выплевывают темноту. Получается такая черная клякса метров на двадцать.
– Поэтому косточки мы малышам не даем, – сказал пап Цоки-Цоки. – Плоды даем, а косточки вынимаем.
– Они их держат в воде, – объяснил директор, – а потом вынимают, сушат и устраивают взрыв.
– Объясните, как они это делают, – попросила Люся.
– Да очень просто! – сказал пап. – Они их высуси… вышуси… То есть сушат и везде раскладывают. Как эти семена начнут взрываться! Кругом ночь и никаких занятий. Мы тоже в молодости так делали.
– А как эти фрукты называются?
– Жахтрили, – ответил дир. – А семена называются жахты.
В это время подошли ученики и выстроились в очередь у окна. Белочкин пап стал выдавать им жахтрили и отбирать у них косточки. А Мехмех отозвал Люсю к себе за стол для серьезного разговора.
– Уважаемая Люся. У нас к вам два дела, – начал директор. – Скажите, пожалуйста, что такое комиссия из области?
– Не знаю, – ответила Люся. – А что случилось?
– Сегодня утром к нам пришла одна женщина. Она сказала, что она – товарищ Клюева и что она – комиссия из области. Она спросила, есть ли у нас выписка о нашем создании? Кому мы принадлежим – Министерству просвещения или Министерству пушной промышленности? И просила подготовить все документы. Вы не знаете, как это сделать?
– Не знаю, – сказала Люся.
– Еще она посмотрела учеников и сказала, что они не соответствуют инструкции. Как нам быть?
Люся подумала, что учеников, наверное, надо постричь и одеть в школьную форму. А может быть, в спортивную. Тогда они будут немного соответствовать. Но не решилась сказать это Мехмеху.
Люся ответила строго:
– Я не знаю, как быть. Я с папой посоветуюсь. Он у меня журналист и все про инструкции знает.
– Очень хорошо, – сказал дир. – Этим вы поможете. Теперь второе дело. Девочка Люся, у вас есть деньги?
– Есть. Один рубль.
– А много денег? Чтобы купить двойной домашний говоритель?
Люся сразу догадалась, что это телефон.
– Столько денег у меня нет. Но если очень надо, я попробую достать.
– Нам обязательно нужно купить один говоритель И провода. Пожалуйста, отмените урок и поезжайте в город в магазин. Выручите нас, девочка Люся. Мы вам потом все объясним.
– Прямо сейчас ехать?
– Сейчас.
– Но пока я съезжу туда и обратно, вечер будет.
– Очень нужно, девочка Люся.
Люся не стала миндальничать и любопытствовать. Наверное, телефонный аппарат был нужен Меховому Механику не на шутку.
У Киры Тарасовой были общественные деньги. Собранные на посещение Большого театра. А так как посещение откладывалось из-за трудностей с билетами, все понемногу пользовались этими деньгами, как подпольным банком.
Около выхода из поселка Люсе попался какой-то мрачный охотник с ружьем.
«Зачем ружья выдают мрачным людям? – подумала Люся. – Надо, чтобы выдавали только веселым».
Но тут же она поняла, что веселым людям ружья не нужны. Им и так хорошо, веселым людям. Без ружей.
…Кира Тарасова минут двадцать выпытывала у Люси, зачем ей деньги.
– Мне надо купить телефонный аппарат.
– Может быть, югославскую сумку? Или шведские колодки в обувном магазине?
– Честное слово, телефонный аппарат.
– У тебя же есть.
– Это не мне. Это одному знакомому.
– Он в каком классе?
– Он – директор.
– Красивый? Брюнет или блондин?
– Он полосатый. Одна полоса блондин, одна – брюнет. В одном месте, на затылке, немного лысик.
Тут Кира Тарасова восстала:
– Если ты мне не скажешь, что ты хочешь покупать, я тебе не дам общественные деньги.
– Возьми свои общественные деньги, – сказала Люся. – И пойдем в магазин «Орбита». Ты увидишь, что я буду покупать.
Кира Тарасова долго мурзала по разным местам – доставала деньги из потайных углов и тряпочек. Наконец она насобирала шесть общественных трешниц и три общественных металлических рубля. И девочки вышли из дома.
В магазине «Орбита» им не очень обрадовались. У продавцов были более важные дела, помимо продавания и обслуживания. Какая-то охватила их общая задумчивость. Осенняя. Но после определенной настойчивости со стороны Люси, а главным образом Киры, телефонный аппарат им продали. И большой моток проводов.
Теперь Кира поняла, что деньги нужны для телефона. Но не успокоилась, а даже наоборот:
– Где ты его будешь ставить?
– Это у меня в дачном поселке. Поехали, и все увидишь.
Кира никогда в жизни не встречала блондино-брюнетика, а местами лысика. Но ехать она отказалась:
– Из-за какого-то полулысика ехать за город на ночь глядя! Поезжай одна.
И Люся отправилась одна.
Ехать в электричке было еще туда-сюда. На станции в это время было совсем неуютно. Дул ветер и страшно качались фонари. Они швырялись в разные стороны темнотой.
Люся оказалась единственной пассажиркой, сошедшей на платформе. И тут ее ожидал сюрприз.
Вдруг засветились, засверкали фонари. И вся меховая орава высыпала навстречу девочке. Они схватили Люсю под руки и потащили к совершенно необыкновенного вида машине. С одной стороны, машина была старинная, окнастая, как карета, с ненужными медными и никелированными штучками. С другой – в ней чувствовалась какая-то неведомая сила, непривычной мощности двигатель.
Меховой Механик открыл перед Люсей дверцу и сел рядом с ней на заднее сиденье. За рулем был важный-преважный Цоки-Цокин пап. Рядом с ним сидела сама Цоки-Цоки.
Интересно, что руля в машине не было. В руках, то есть в лапах, Цоки-Цокиного папа была коробочка с круглыми ручками и блестящими рычажками.
Пап тронул один рычаг, и включились мощные фары. Как будто рядом ехали две электрички. Все стало белым.
Пап тронул другой рычаг, в машине что-то мощно и бесшумно заработало, закрутилось. И она тронулась.
Меховая ребятня бежала следом, размахивая фонарями. И даже ветер и плохая погода отступили.
Машина повернула с дороги к воротам поселка. Вдруг поворачивающийся луч света выхватил из тьмы человека. Он был с ружьем.
Человек метнулся в сторону, пытаясь выскочить из луча, но упал. Кажется, сейчас машина налетит на него. Будет удар…
Но машина резко дернула носом и, взмыв, проплыла над упавшим. Внизу под днищем что-то брякнуло.
Отъехав метров десять, белочкин пап выпрыгнул из висящей над дорогой машины и достал ружье, прилепившееся снизу.
– Электрическое притягивание, – пояснил он Мехмеху.
Переломил ружье, вынул из него патроны, а ружье положил на дорогу.
Машина снова тронулась. Человек остался сидеть на земле. При этом он ругался злыми словами.
Когда подъехали к интернату, мелкота обсыпала Люсю:
– Вы видели Темнотюра? Вы видели Темнотюра?
– Видела, – ответила Люся. – Это и есть Темнотюр?
– Да.
– Он очень нападательный, – сказал Сева Бобров.
– Мехмех велел даже добродуши и забыванты включить на полную силу, – добавил Иглосски.
– Что это такое – добродуши и забыванты?
Мелкота задумалась.
– Это такие добродуши и забыванты, – объяснил Иглосски.
– Это такие добродуши и такие забыванты, – еще подробнее растолковал Сева.
Меховой Механик позвал Люсю в кабинет, и она так ничего и не поняла из объяснений Севы и Иглосски.
– Девочка Люся, – сказал дир. – Мы вам очень благодарны за говоритель.
– Очень-преочень! – добавил белочкин пап.
– А теперь посмотрите, пожалуйста, сюда. – Он раздернул шторы на стене. – Это карта дачного поселка.
С трубкой во рту и с важной походкой Мехмех был очень внушителен и напоминал не очень крупного военного руководителя.
– Покажите, пожалуйста, на карте дома, в которых есть телефоны.
Люся задумалась:
– На станции есть телефон у кассирши. Еще два автомата на Москву – за платформой. Один автомат вот здесь, около правления. Он, правда, плохо работает. В самом правлении есть телефон. На зиму его переносят в дом сторожа. Есть еще телефон вот в этой даче, у замминистра газового хозяйства.
Все указанные объекты Меховой Механик отметил крестиком. Белочкин пап тоже хлопотал у карты, заглядывая через плечо дира.
– Большое спасибо, девочка Люся.
– И от всего папо-мамовского собирания спасибо, – добавил пап.
– Теперь вам пора домой, – сказал директор. – Каретный перемещатель мы брать не станем. Он слишком велик… Я просто дам вам провожатых из интернатников покрепче. Они вас проводят до станции. Хорошо?
– Большое спасибо, дир.
– Вот вам на дорогу. – Он протянул девочке фиолетовый жахтриль. – Угощайтесь.
– До свидания, дир. До следующего воскресенья. – Она улыбнулась Цоки-Цокиному папу: – До встречи.
Как только она вышла на крыльцо, на ее руке повис Мохнурка Великолепный. Он был прекрасным сопровождающим в ночное время. Потому что в темноте видел лучше, чем днем. Больше никого не было. Они шли вдвоем.
Правда, потом у станции оказалось, что были Снежная Королева и Лаковая Молния. Просто они бесшумно скользили спереди и сзади, как невидимое прикрытие.
А Мохнурка болтал, что ему кажется, что Мехмеху кажется, что, кажется, есть какая-то опасность для интерната. Со стороны Темнотюра и проверяльщиков. И что Мехмеху это кажется зря. Потому что погода прекрасная, особенно ночью. Темнотюр просто пьяница. И вся его компания такая. А выясняльщики просто выясняют и проверяют.
На станции Люсина охрана спряталась в темень.
Подошла электричка.
В пустом вагоне было тепло и уютно. Две бабушки вязали на спицах. Люся пристроилась к ним и задремала.
Жахтриль она решила не есть. А показать завтра в школе своей задушевной подруге Кире Тарасовой.
