Между прочим, о «маршалах» и «лейтенантах» с несколько неожиданной стороны. Издавна в военных кругах бытует горькая шутка, что удачный бомбовый удар противника по высшему штабу резко повышает боеспособность армии. Как известно, в каждой шутке есть доля шутки, и эта армейская байка убедительно иллюстрируется тем, как изменилась ситуация в предвоенной советской авиации после ареста главной идеологической фигуры в тогдашнем советском самолетостроении, конструкторского «маршала», «легендарного» Андрея Николаевича Туполева.
Вот его должности с 1930 по 1937 год…
Главный конструктор Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), начальник Отдела авиации, гидроавиации, опытного строительства (АГОС) ЦАГИ…
Заместитель начальника Центрального конструкторского бюро (ЦКБ) ЦАГИ…
Заместитель начальника ЦАГИ, начальник Конструкторского отдела сектора опытного строительства (КОСОС) ЦАГИ…
И, наконец, последняя должность перед арестом – главный инженер и заместитель начальника Главного управления авиационной промышленности Наркомтяжпрома СССР.
А какими были результаты его деятельности на этих «маршальских» должностях?
Осенью 1937 года Туполева и группу его сотрудников арестовали, и он несколько лет работал в «особых условиях», то есть в изоляции под контролем НКВД. Но арестовывали ведь не на пустом месте, потому что деятельность Туполева была однозначно вредительской уже потому, что он фактически душил новые идеи даже в наиболее близком ему деле – разработке тяжёлых самолётов. Немцы уже в 1935 году имели проекты «Юнкерса-88», «Хейнкеля-111», англичане – «Ланкастера»… Американцы в эти же годы разработали первую «летающую крепость» «Боинг-17». А Туполев преступно тормозил новые работы и всё «совершенствовал» свой тихоходный ТБ-3, который к началу Великой Отечественной войны не просто устарел, а преступно устарел. Благодаря Туполеву мы имели массу рекордов, установленных на его самолётах в 30-е годы, но к 1941 году – лишь дальний бомбардировщик – ДБ-Зф Ильюшина (Ил-4) и менее удачный, но неплохой бомбардировщик Ер-2 Ермолаева. Они-то и бомбили Берлин в августе 1941 года.
А вот оценка авиаконструктора Александра Яковлева:
«Если провести сравнение основных типов советских самолетов, находившихся в серийном производстве… в 1939 году, с такими же немецкими, то это сравнение будет не в нашу пользу.
Истребители МиГ, ЯК, ЛаГГ… появились в опытных образцах лишь в 1940 году.
Сравнение бомбардировщиков СБ (туполевских. – С.К.) с Ю-88 также не в нашу пользу…
Советский пикирующий бомбардировщик Пе-2 появился у нас… только в 1940 году.
Самолета взаимодействия с сухопутными войсками, подобного немецкому пикирующему бомбардировщику «Юнкерс-87»… вовсе не было…»
Это всё – результаты не только многолетней монополии Туполева, но и, между прочим, преступной военно-технической политики начальников вооружений РККА Тухачевского и Уборевича. Зато они благосклонно относились к туполевскому несусветному прожекту многоместного (!?) истребителя, вооружённого 7 (семью) авиационными 20-мм пушками ШВАК… Идея была настолько несуразной, что отражения в истории авиации не нашла, зато я отыскал «Тухачевские» похвалы ей в материалах Военного совета при наркоме обороны СССР, проходившего в декабре 1935 года.
Что же до самого Туполева, то он был ярко выраженным эгоцентристом и подминал под себя целые самобытные конструкторские коллективы, хотя выглядело это благопристойно: патриарх-де воспитывает плеяду преемников.
Но не успели «мэтра» арестовать, как появились самостоятельные КБ его «птенцов», и новые самолёты «валом» пошли! В 1938 году организуется отдельное конструкторское бюро Павла Осиповича Сухого. И тут же даёт отличный ближний бомбардировщик «Иванов», штурмовики Су-2 и Су-6. За последний самолет Сухой в 1943 году получил Сталинскую премию I степени.
Владимир Михайлович Петляков лишь в «заключении» получил возможность самостоятельной работы и тоже возглавил новое КБ. И сразу дал выдающийся бомбардировщик Пе-2, который в конце 1940 года уже начал выпускаться серийно.
Полный тёзка Петлякова – Владимир Михайлович Мясищев в 1938 году тоже стал главным конструктором самостоятельного КБ и дал проект первого в мире дальнего высотного бомбардировщика ДВБ-102 с герметичной кабиной и дистанционно управляемым вооружением, за создание которого в 1942 году получил благодарность Верховного Главнокомандующего Сталина, а КБ – Сталинскую премию.
Чтобы преодолеть последствия «деятельности» в авиации Туполева, Тухачевского, Уборевича и прочих им подобных «маршалов», понадобились срочные организационные усилия многих, и прежде всего – Сталина. В 1940 году по авиационным вопросам было принято более 300 решений и постановлений. В 1941 году – 488.
Однако бурный подъём советской авиации начался уже с 1938 года. Показательно, что первая книга классика истории авиации Шаврова называется «История конструкций самолетов в СССР до 1938 г.», а вторая – «История конструкций самолётов в СССР. 1938 – 1950 гг.». Для «демократов» 1938 год – это год репрессий. Для советской авиации – год начала её обновления. Так же, как для РККА и РККФ.
Фактически репрессии в РККА давали шанс на ускоренный рост целому слою достаточно молодых, но опытных, с большим военным стажем командиров. Недаром Гитлер после заговора генералов в 1944 году восхищался Сталиным за то, что он решительно избавился от закостенелого «маршалитета» и воспитал когорту молодых полководцев. Здесь надо лишь уточнить, что сутью репрессий была всё же не кровавая «ротация» кадров, а ликвидация многослойной и многофакторной военной оппозиции бонапартистского, правого и лево-троцкистского толка.
Иногда, впрочем, даже такие серьёзные эксперты, как, например, Сергей Переслегин, считают, что репрессии 1937 года резко снизили интеллектуальный уровень руководства РККА. Что ж, если иметь в виду выдвижение после 1937 года такого «интеллектуала», как маршал Кулик, то с подобным утверждением согласиться можно было бы… Однако достаточно сравнить стенограммы выступлений Тухачевского, Якира, Уборевича и т. д. на заседании Военного совета при наркоме обороны СССР в 1935 году и стенограммы помянутого выше декабрьского совещания высшего комсостава РККА в 1940 году, чтобы понять, что репрессии 1937 года повысили интеллектуальный уровень руководства РККА – не на уровне маршалов, к сожалению, но на уровне высшего генералитета – вне сомнения.
Как ни странно, в оценке «полководческих» «талантов» репрессированных Блюхера, Егорова, Тухачевского, Федько и других я нашёл, казалось бы, «союзника» в лице Марка Солонина. В своей книге о 1941 годе он напоминает о том, что расстрелянные в 1937 году – это «люди того же поколения, той же политической и жизненной «школы», что и провалившиеся-де в Великую Отечественную войну маршалы Тимошенко, Будённый и Кулик, генерал армии Тюленев, главком кавалерии Городовиков, которых-де через полгода-год Сталину пришлось отправить от греха подальше в глубокий тыл. Мол, «на завершающем этапе войны этих горе-командиров в действующей армии уже мало кто и помнил…».
«Почему же, зная о том, как проявили себя уцелевшие, мы продолжаем строить иллюзии по поводу расстрелянных?» – вопрошает Солонин.
Однако я не возьму Марка Солонина в союзники даже тут! Очень уж он клевещет на командиров РККА, взятых как профессиональный корпус в целом, заявляя, например, что «в Военную академию им. Фрунзе принимали командиров с двумя классами церковноприходской школы» и облыжно зачисляя в число выпускников «ЦПШ» маршалов Ворошилова, Тимошенко, Жукова, генерала армии Кирпоноса. Последний, к слову, благодаря способностям получил неплохое для сына бедняка начальное образование в земской школе, где большинство учеников было детьми сельских богатеев и служащих из помещичьей экономии. Кирпонос не смог продолжать учёбу лишь из-за бедности.
Но более того, Солонин утверждает также, что «привлечение полуграмотных, зато «социально близких» кадров было основой кадровой политики (имеется вся кадровая политика, не только в РККА. – С.К.) и в 20-х, и в 30-х, и в 40-х годах». А отсюда вывод Солонина – уровень командного состава РККА вообще был крайне низок.
Ну что тут сказать?
Ставить на одну доску кадровую политику в какой бы то ни было сфере жизни советского общества в 20-е и даже в 30-е годы (не говоря уже о 40-х!) может лишь человек, злобно истекающий самой чёрной слюной по отношению к прошлому Родины! Да и плохо это прошлое знающий. На деле нельзя ровнять под одну гребёнку даже кадры, характерные для 1935 года и для 1941 года, – рост профессионального уровня всего за шесть лет был качественным, разительным – в промышленности, в науке, в оборонной сфере! Бездарей и «балласта» хватало, но его хватает всегда и везде, во всех обществах, иначе не были бы разработаны на «просвещённом Западе» лишь внешне шутливые законы Паркинсона и Мэрфи и знаменитая «иерархология» с её «принципом Питера».
Вопрос в том, что доминирует!
В Советском же Союзе Сталина доминанта была такова, что прежде всего кадровая политика обеспечила успехи РККА, советской экономики и культуры в Великой Отечественной войне! Много позднее я приведу свидетельства немецкого танкового генерала фон Меллентина на сей счёт.
И даже в отношении оплёванных Солониным старых командных кадров можно сказать добрые, а точнее – справедливые слова.
Так, 62-летний генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, герой Гражданской войны, к началу новой войны, конечно, устарел. Однако его никто и не ставил в «первую линию». С июня 1941 года он был генерал-инспектором и командующим кавалерией РККА, но последний пост был, по сути, номинальным в любом роде войск. Во время войны Городовиков руководил формированием кавалерийских частей, являлся представителем Ставки ВГК по использованию кавалерии. И со своими обязанностями справлялся неплохо. Да и не был он таким уж конником-ретроградом. Например, его речь на совещании высшего начальствующего состава в декабре 1940 года хотя и не выдавала в старом кавалеристе нового Шлиффена, была вполне неглупа, реалистична, содержала здравые мысли при здравой же констатации, что в современной войне, да ещё при наличии воздушного превосходства противника, «крупные силы конницы при всем своем желании, хоть семь звезд во лбу, ничего не смогут сделать».
А вот маршал Ворошилов… Константин Залесский в своём биографическом справочнике «Империя Сталина» утверждает, что он «показал полную неприспособленность к руководству войсками в современной войне» и «лично попытался вести войска в атаку», что и стало одной из причин немедленного отзыва Ворошилова из Ленинграда и замены его Жуковым.
Справочник К. Залесского, при всех его недостатках, – ценное издание… Однако очевидный антикоммунизм и антисоветизм явно подводят автора этого справочника, возможно не знающего, что Томас Манн давно назвал антикоммунизм величайшей глупостью XX века… Но если К. Залесский желает при составлении своих справочных изданий пользоваться высосанными из пальца «подробностями» биографий ряда деятелей сталинской эпохи, то я могу порекомендовать ему обратиться, например, к книге американского «историка» Гаррисона Солсбери (1908–1993) «900 дней. Блокада Ленинграда». Там можно найти такой пассаж: «…Сталин не шутил. Через три дня он прислал особую комиссию в штаб Мерецкова. Ее возглавил ужаснейший бандит из НКВД, помощник Берия Г.И. Кулик».
Далее следует сноска: «Кулик служил в Испании, его там звали генерал «нет-нет», потому что он знал только одно испанское слово «нет» и по каждому случаю его употреблял. Про возвращении в Москву он получил звание, равное (? – С.К.) маршальскому».
Григорий Иванович Кулик, соратник Сталина по обороне Царицына, за свою бурную и далеко не всегда достойную жизнь имел немало грехов и в 1950 году, «вдрызг» «обиженный» на Сталина, был расстрелян по «заслугам». Последнее обстоятельство лишний раз косвенно подтвердили Хрущёв и хрущёвцы, полностью оправдав и реабилитировав Кулика в 1957 году, посмертно восстановив его даже в воинском звании Маршала Советского Союза и звании Героя Советского Союза.
Однако Григорий Иванович ни одного дня не служил в советских спецслужбах и никогда, соответственно, не был помощником Л.П. Берии. А будучи советником при республиканском правительстве во время гражданской войны в Испании, вряд ли мог бы долго пребывать на этом посту, если бы то и дело говорил «нет». Звание же в 1940 году он получил не равное маршальскому (в СССР было лишь два звания, равных маршальскому – Генерального комиссара госбезопасности и адмирала флота Советского Союза), а «просто» маршальское.
А ведь издание книги Солсбери было предпринято в «Россиянин» в 1996 году под «научной (?! – С.К.) редакцией» профессора О.А. Ржешевского! Но как тут не рискнуть даже профессорской репутацией, если «видный американский историк» почём зря пинает «бериевского бандита» Кулика. Ведь лягнуть мёртвых львов для нынешних «демократических» «россиянских» ослов – дело всегда соблазнительное…
Говоря о «львах», я имею в виду, конечно, Лаврентия Павловича Берию, а не Григория Ивановича… Последний в истории эпохи Сталина оказался в итоге не более чем – если учесть его фамилию – «куликом», который хвалил лишь то «болото», которое хвалило его.
Вот Кулик-то своей фанаберией, нежеланием прислушиваться к мнению профессионалов, нежеланием и неумением учиться на собственных и чужих ошибках несёт немалую часть вины за провалы Западного фронта. Основной виновник здесь – генерал армии Павлов, но и Кулик, направленный на Западный фронт для изучения обстановки и координации действий советских войск как представитель Ставки Главного Командования, не проявил должных организаторских способностей и не смог положительно повлиять на ситуацию.
Кулик оказался единственным из четырёх Маршалов Советского Союза, имевшихся в СССР к началу войны, который действительно провалился полностью, провалился бездарно и, с учётом его натуры, – логично… Очевидно, поэтому его и реабилитировал Хрущёв – он ведь и сам был бездарен, зато амбициозен сверх меры. Но даже Кулика нельзя мазать только чёрной краской, и уж тем более нельзя лишь чернить генерала армии Ивана Владимировича Тюленева.
49-летний Тюленев не был неучем в военном деле. Придя в армию в 1913 году, храбро воевал, получил полный «бант» Георгиевских крестов, в 1917 году окончил школу прапорщиков, а после Гражданской войны – Военную академию РККА в 1922 году и Курсы усовершенствования высшего начсостава в 1929 году. Начав войну в должности командующего Южным фронтом (его основу составил Московский военный округ, которым Тюленев командовал с 1940 года), он воевал действительно неудачно и в 1941 году был назначен командующим войсками «невоюющего» Закавказского военного округа. Однако округ с мая 1942 года стал очень даже воюющим и был преобразован в Закавказский фронт, которым Тюленев худо ли, бедно, но командовал до конца войны.
Вернёмся, однако, к Ворошилову, в представлении «демократов» с шашкой наперевес противостоящему гренадёрам Риттера фон Лееба… В 1982 году в серии «Военные мемуары» Воениздат выпустил в свет воспоминания Михаила Ивановича Петрова. Работая с 1937 года в Комитете Обороны при Совнаркоме СССР, автор занимал должность адъютанта и офицера связи при главнокомандующем Северо-Западным направлением К.Е. Ворошилове.
М.И. Петров-то и разъяснил – что и к чему, начав с опровержения лжи о Ворошилове в романе А. Чаковского «Блокада» (бездарном, как это сегодня хорошо видно) и в одноимённом фильме. И поскольку эта ложь давно укоренилась, я приведу ниже две обширные цитаты из воспоминаний фронтового помощника маршала:
«…В кинокартине «Блокада»… К.Е. Ворошилов показан в маршальской форме мирного времени (которой, по свидетельству М.И. Петрова, как и пистолета, и сабли, на фронте никогда не имел. – С.К.) и с пистолетом в руке, держащим пространную речь перед шеренгой моряков. Ну, а затем… затем, подав команду «Пошли», он якобы идёт в атаку впереди цепи. Утверждаю со всей ответственностью: это голый вымысел, ничего подобного не было и быть не могло!
К великому сожалению, этот надуманный факт упоминается и в некоторых других изданиях…»
В качестве примеров М.И. Петров упоминает небылицу англичанина Верта о Ворошилове, «ищущем смерти на передовой» «приблизительно 10 сентября» 1941 года; описание «молодо шагающего в сторону грохотавшего боя» командующего фронтом уже не с пистолетом, а с фуражкой в руке в книге «Город-фронт»; сцену из романа «Крещение», где маршал штурмует Красное Село во главе бригады морской пехоты «с саблей наголо»… И далее М.И. Петров пишет:
«А теперь о том, как все было на самом деле. С утра 11 сентября 1941 года противник силами до четырех дивизий, поддержанных более чем двумя сотнями танков, продолжил наступление в полосе обороны 42-й армии в общем направлении на Красное Село. В 14 часов К.Е. Ворошилов и я с Л.А. Щербаковым, тогда ещё полковником, выехали из Смольного в Пулково на КП этой армии. Там пробыли недолго, отправились осматривать Красногвардейский УР. И наконец прибыли в район деревни Кемпелево. Здесь командующий 42-й армией генерал Ф.С. Иванов доложил маршалу, что морская бригада с шестью танками KB уже перешла в атаку с задачей перерезать шоссе Ропша – Красное Село.
К.Е. Ворошилов с небольшой возвышенности стал наблюдать за действиями этой бригады. Обратил внимание командарма на скученность боевых порядков моряков, а также на то, что второй эшелон бригады расположен слишком близко, в зоне досягаемости артогня противника.
Эти замечания маршала были тут же учтены, что сыграло положительную роль. Бригада выполнила боевую задачу без неоправданных потерь.
Вот как все было на самом деле…»
Что же до общей оценки действий Ворошилова, то на него было вылито после его смерти столько грязи, что оскорбился даже Маршал Советского Союза К.С. Москаленко и в одном из номеров «Правды» за 1981 год написал:
«Климент Ефремович… был одним из организаторов обороны Ленинграда, Мурманска, Карелии, Прибалтики. Как главнокомандующий направлением, а затем командующий Ленинградским фронтом, он вместе с А.А. Ждановым возглавлял оборону Ленинграда. И мне представляется несправедливой оценка, которая дается в некоторых литературных произведениях этому периоду его деятельности…»
Ворошилов действительно был неплох там, где был неплох. Он был прежде всего политиком, но и в военном деле разбирался, хотя яркого полководческого таланта не имел. Так или иначе, в первый период войны он упорно сдерживал фон Лееба, командуя войсками Северо-Западного направления, а потом – Ленинградским фронтом, и, вопреки возводимой на него напраслине, в августе – сентябре 1941 года сделал для обороны Ленинграда немало.
Впрочем, уже с 10 июля 1941 года для дневника генерала Гальдера характерны такие вот записи по группе армий «Север»: «Сопротивление противника… усилилось» (10 июля); «…сильные арьергарды противника при поддержке танков и авиации оказывают упорное сопротивление танковой группе Гёпнера» (11 июля) и т. д.
И как раз 10 июля были созданы три Главных направления, в том числе – Северо-Западное (Северный и Северо-Западный фронты, Северный и Балтийский флоты). Причём Ворошилову досталось нелёгкое направление (хотя какое тогда было лёгким?) после первых неудач Северо-Западного фронта…
В целом замена Ворошилова Жуковым была тем не менее оправданна. Однако надо знать, что Жукову крупно повезло, хотя о том тогда не знали ни он, ни Сталин, ни Ворошилов… Повезло в том, что назначение Жукова совпало с решением Гитлера в начале октября 1941 года прекратить штурм русской северной столицы и перейти к её блокаде. То есть войска истощили немцев под руководством – как ни крути – Ворошилова. А Жуков во многом лишь пожал плоды коллективных усилий двух месяцев.
На это обстоятельство указывает в своей книге «Беру свои слова обратно (ага, как же! – С. К.)»даже «Суворов»-Резун. Он, правда, при этом очень уж мажет грязью Г.К. Жукова, но даже Резун не смог умолчать о том, что Жуков тоже оскорбился за Ворошилова.
Да, такое было. И в сборнике документов «Георгий Жуков» издания 2001 года приведено писымо Георгия Константиновича секретарю ЦК КПСС Демичеву от 27 июля 1971 года, где маршал писал:
«…В романе Чаковского, посвященной (так в тексте. – С.К.) Ленинградской блокаде, имеется ряд прямых нарушений в описании действительности, искажений фактов и передержек, которые могут создать у читателя ложные представления об этом важнейшем этапе Великой Отечественной войны. Небрежно оперируя фактологическим материалом, А. Чаковский, например, рисует картину заседания Военного совета фронта. Только в угоду дешевой сенсации, желанием произвести внешний эффект я могу объяснить это вымышленное, несоответствующее действительности описание сцены отстранения от должности Маршала К.Е. Ворошилова и мое вступление в должность командующего Ленинградским фронтом. В действительности не было ничего похожего и подобного! Передача эта происходила лично с глазу на глаз. На заседании Военного совета секретари райкомов не присутствовали. Маршал К.Е. Ворошилов уехал из Ленинграда через двое суток, подробно введя меня в курс дел. Никаких переговоров со Ставкой не велось, т. к. не было проводной связи. Все, что пишет по этому поводу А. Чаковский, является его вредной выдумкой…»
Увы, и это авторитетное заявление не смогло исключить уже кинематографическую клевету на Ворошилова в «киноэпопее» «Блокада», из которой, возможно, Марк Солонин и почерпнул «своё» понимание роли маршала Ворошилова в Великой Отечественной войне.
Но ведь и это не всё! Основная причина отзыва Ворошилова крылась отнюдь не в такой уж его полководческой бездарности, а, напротив, – в его несомненном дипломатическом таланте, превосходившем более скромные таланты военные. Известный уже нам М.И. Петров свидетельствует: «По возвращении (из Ленинграда. – С.К.)Климент Ефремович принял участие в работе конференции представителей СССР, Англии и США, обсуждавшей вопрос о взаимной военно-экономической помощи в системе антифашистской коалиции».
Тогда это было важнейшее для СССР событие! Советскую делегацию возглавляли Сталин и Ворошилов, английскую – лорд Бивербрук, американскую – Аверелл Гарриман. Ворошилов здесь был более чем нужен и полезен – он бывал в Англии, имел опыт переговоров с западными переговорщиками. Например, в августе 1939 года он блестяще вёл военные англо-франко-советские переговоры в Москве, весело и точно вскрывая несостоятельность позиции западных «коллег».
Так что основная причина отзыва Ворошилова из Ленинграда – не мифическое махание шашкой на передовой и не полная его несостоятельность как полководца! Напротив, для сдерживания натиска группы армий «Север» маршал сделал, повторяю, немало. Основная причина – потребность в Ворошилове на другом, дипломатическом, «фронте». Но поскольку смена Ворошилова Жуковым происходила в драматических обстоятельствах, да и объективно она была целесообразна в силу действительно лучшей подготовленности Жукова к современной войне и его качественно большей жёсткости и жестокости, чем у Ворошилова, все главные «действующие лица», включая Ворошилова, понимали, что этой смене в интересах дела лучше придать характер снятия Ворошилова. В этом случае у Жукова полностью развязывались руки для максимально жёстких действий.
Однако в народе о Ворошилове в Ленинграде осталось хорошее мнение. Подтверждение этому я неожиданно нашёл, знакомясь с докладной запиской заместителя начальника Особого Отдела НКВД Юго-Западного фронта старшего майора госбезопасности В.М. Косолапова от 6 августа 1942 года «Об антисоветских и пораженческих высказываниях отдельных военнослужащих 21-й армии» на имя заместителя народного комиссара внутренних дел Абакумова. Кроме прочего, там имелось и такое место:
«Среди личного состава частей 21 армии отмечено несколько фактов высказываний с оценкой деятельности командования армий и фронта следующего содержания.
Лейтенант 278 СД Легкодымов, 27.7.42 г., среди красноармейцев говорил:
«…Когда командовал Юго-Западным фронтом Буденный, мы воевали возле Одессы, фронт был по Днестру и Бугу, когда же стал командовать Тимошенко, начали отступать и отступать…
Тов. Ворошилов спас и отстоял Ленинград, который был в тягчайшем положении. Весь народ говорит о Ворошилове, и если бы ему поручили командовать Южным фронтом, то он разбил бы южную группировку противника и отбросил бы противника назад»…
Командир 855 СП, 278 СД майор Федоров среди командного состава полка высказался о том, что Тимошенко плохой вояка и он гробит армию…»
и т. д.
В упомянутой выше записке старшего майора ГБ Косолапова на имя замнаркома Абакумова приведена и такая оценка действий командования Сталинградского фронта начальником штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитаном Свечкором 26 июля 1942 года:
«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадёжное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят. Разбросали дивизию и умышленно сделали ее небоеспособной, тогда как можно было ее укомплектовать и бросить в бой…»
Лейтенант Легкодымов, капитан Свечкор, да и майор Фёдоров стратегами, конечно, не были, но их мнения интересны уже тем, что это были мнения рядовых советских людей, к тому же – людей военных, фронтовиков.
Что же до оценки ими роли маршала Тимошенко (он в то время был командующим войсками Сталинградского фронта), то, скажем, генерал Гальдер оценивал Тимошенко и его коллег не так уж и низко. Так, 11 июля 1941 года генерал Гальдер записал в дневнике:
«…Русское командование поставило во главе фронтов (в действительности – стратегических направлений. – С.К.) своих лучших людей: Северо-Западный фронт возглавляет Ворошилов, Западный фронт – Тимошенко, Юго-Западный фронт – Буденный».
А через два дня, 13 июля 1941 года, прибавил:
«…Теперь, после того как командование перешло в руки новых людей, противник наверняка не думает об отступлении…»
В марте 1964 года Г. К. Жуков, явно в духе подыгрывания антисталинской политике Хрущёва, в письме писателю В.Д. Соколову высказался о создании стратегических направлений отрицательно, но в реальном масштабе времени они, судя по всему, сыграли положительную – для того периода войны – роль, и управляли войной три Главкома направлений не так уж бездарно. А их провалы тогда были почти неизбежны при любом уровне полководческого таланта. Слишком многочисленными были предыдущие провалы на более низких уровнях войны – при всей многочисленности обратных ситуаций на тех же низших уровнях.
Заканчивая разговор о Тимошенко, я, не расшифровывая здесь ничего конкретно, скажу, что именно в деятельности Семёна Константиновича для меня есть несколько тёмных моментов. Однако и у него в Великую Отечественную войну был ряд успехов – тот же разгром немцев под Ростовом-на-Дону в ноябре 1941 года.
Теперь же – несколько слов о тёзке Тимошенко – знаменитом командарме Первой конной армии в гражданскую войну Семёне Михайловиче Будённом.
Уже давно стандартным «клише» его облика стала следующая оценка: «противник танков и апологет конницы». Но вот что говорил Будённый в декабре 1940 года на совещании высшего руководящего состава РККА:
«Дебаты с точки зрения применения подвижных родов войск как в тактике, так и в оперативном искусстве новых и уже массированных родов войск – танков, авиации и мотопехоты – всегда упирались в однобокость. Рассуждали абстрактно»…
Маршал Буденный был, конечно, прав… «Великие» «военные теоретики» типа Тухачевского в 30-е годы выдвигали самые различные «блестящие» общие доктрины во всех областях военного дела, «разбираясь» даже в авиации, – я позднее приведу на сей счёт любопытные примеры. А Будённый танки, напротив, весьма последовательно и весьма конкретно защищал, заявляя:
«Оперативная мысль о применении танков гнездилась в армии в свое время таким образом, что танки могут действовать в оперативном масштабе без всякой поддержки конницы, мотопехоты и вообще пехоты.
Потом пришли опять к другому заключению, что танки не могут действовать самостоятельно… И вот последовал Хасан (неудачные бои у дальневосточного озера Хасан с японцами. – С.К.). Мы в танках там понесли лишние потери, и поэтому некоторые сделали выводы, что танки сейчас отжили свой век. Танки, конечно, в горах действовать успешно не могут.
На финском театре (там, к слову, «ловил» не столько финских снайперов-«кукушек», сколько «ворон» будущий начальник Генштаба Мерецков. – С.К.) так же, не зная условий театра, применяли танки неудачно.
После этого вновь раздаются голоса, что танки не оправдали надежд. Так огульно подходить к оценке родов войск и к их использованию было бы неправильно…
Решение сейчас вопросов, связанных с организацией наступательной операции… использование танковых соединений играет исключительно огромную роль для нашей армии»…
