Год. Алтай. Улаганский район 3 страница

Они прекратили путать следы, когда дошли до широкой отмели, которую отгораживала от таежного царства каменная гряда, состоящая из огромных валунов, из которых многие были даже в несколько раз выше человеческого роста. Гряда почему-то производила впечатление искусственной, хотя невозможно было представить, что кто-то мог манипулировать столь массивными камнями в этой дикой безлюдной местности. Во всяком случае, в этом месте был залив с чистой, более теплой и спокойной водой. И, кроме того, это место внушало чувство защищенности и покоя. Решено было остаться здесь и уже отсюда следить за рекой в надежде, что их заметят либо вертолеты спасателей, либо сплавщики. Бурман говорил, что по этой реке вплоть до поздней осени проходят рафтинг-трассы. Воспоминания о Бурмане снова всколыхнули в памяти события последних дней, и Мальцев, как мог, некоторое время успокаивал жену, которая на редкость мужественно и достойно держалась последнее время, а потом занялся самой актуальной для них проблемой безопасности. Пока у них еще было время, и невидимый медведь, или еще какой-нибудь хищник, давали им необходимую передышку.

 

Первым делом он решил сделать небольшую вылазку в близлежащую тайгу. Это было необходимо сделать чтобы, во-первых, составить представление о возможных подступах к месту их убежища со стороны леса, а во-вторых, собрать сухого хвороста для костра и несколько длинных, но крепких, палок необходимых для создания более эффективного оружия, нежели короткоклинковый охотничий нож. Ирина не хотела отпускать его одного и не хотела оставаться одна, и Владиславу пришлось взять ее с собой. Они входили в лес, словно вступали во владения злобных духов: настороженно, испуганно, стараясь не производить лишних звуков. Но днем тайга не производила столь устрашающего впечатления, и была даже красивой. И если бы не события последних дней, можно было бы от всей души наслаждаться буйством красок невероятной природы. Однако в преддверии очередной ночи, подобная красота выглядела особенно зловеще. И даже яркие цветы на поляне казалось, источали не нежный аромат, а запах опасности и угрозы.

Чтобы принести на берег как можно больше сушняка, Мальцевым пришлось сделать несколько вылазок в лес. Каждый раз, когда они уходили с берега, Ирина с тревогой оборачивалась на реку, словно опасаясь, что именно в их отсутствие мимо проплывет долгожданный рафт, или именно в это время пролетит поисковый вертолет, который, скорее всего, не заметит людей в таежном массиве. Поэтому они старались не задерживаться в тайге, и обратно возвращались почти бегом. Куча хвороста и несколько основательных фрагментов сухих древесных стволов уже лежали на песке. Там же лежала кучка сухого мха необходимая для получения огня — спичек уже давно не было, и единственной возможностью зажечь спасительный ночью костер оставался старинный метод трения, позволяющий высечь одной палочкой искру из другой палочки. Мох должен был удержать это тление как можно дольше и превратить его в огонь, которому можно было уже преподносить пищу поосновательней. И пока Ирина пыталась получить огонь столь древним и трудоемким способом, Мальцев принялся заострять концы длинных крепких палок, превращая их в копья. Он где-то слышал, что некоторые охотники используют подобное оружие для того, чтобы убить медведя. Владислав сначала никак не мог понять, как можно деревянной палкой нанести вред толстокожему повелителю таежных просторов. Но здесь все дело оказалось в использовании инерционного движения медведя. Это был единственным условием удачного выполнения этого трюка. Зверя нужно было заставить встать на задние лапы, и когда тяжелый хищник обрушивался на свою жертву сверху вниз, пытаясь задавить ее своим весом, нужно было выставить перед собой кол и ждать пока мишка не наколется на острие мягким животом, вгоняя его своей инерцией все глубже и глубже внутрь своего тела, до тех пор, пока оно не проколет сердце или печень, и не выйдет с другой стороны, не оставляя косолапому никаких шансов на выживание. Правда, в последние мгновения своей жизни медведь успевал либо задрать свою коварную жертву, либо все-таки придавливал ее своей, уже безжизненной, тушей. Но опять же, у человека противопоставившего себя одному из самых грозных животных на планете, хотя бы оставался шанс на выживание. И этим шансом Мальцев не хотел пренебрегать. Поэтому он выточил сразу четыре копья, тут же почувствовав некую уверенность, которую не мог обеспечить ему маленький стальной нож. Опять вспомнились загадочно пропавшие ружья. Все могло бы быть совсем по-другому, если бы они не исчезли той злополучной ночью. Бурман был бы жив, и Гена, и Люда… Они бы просто изрешетили этого самодовольного, упивающегося своей безнаказанностью и силой, «хозяина тайги». Но все произошло так, как произошло, и не было сейчас никакого смысла мечтать о несбыточном или предаваться горестным воспоминаниям. Им, каким-то чудом оставшимся в живых, необходимо было выжить и дальше. Выжить любой ценой. Мальцев сжал в руках длинное острое копье и яростно погрозил им в сторону леса. Когда они выберутся отсюда, он обязательно вернется в этот лес и найдет этого кровожадного монстра. Правда тогда он будет более подготовлен. Тогда… Мальцев поймал на себе растерянный взгляд своей жены, которая тщетно пыталась получить из двух древесных палочек долгожданный огонь.

 

Сны не приносили долгожданного отдыха. Боязнь внезапного появления хищника превратила сновидения в пытку. Мальцев даже не спал. То состояние, в которое он погружался ночью, больше напоминало тревожную дрему вперемешку с ужасами и кошмарами, от которых он вскакивал и, выставив перед собой один из кольев, настороженно вглядывался в темноту, одновременно проверяя, рядом ли жена, и прислушиваясь к ее хриплому и неровному дыханию, определяя, жива ли она. Потом он понял, что подобный сон только отнимает у него силы, и стал спать днем, а Ирина, более-менее выспавшаяся под его охраной ночью, сторожила его покой. Пищевой рацион семьи по-прежнему составляли ягоды и грибы, которых, к счастью, росло множество на окрестных полянах. На сбор выходили, по-прежнему, вдвоем. Мальцев держал в руках копье и осматривался, зная, что медведь выскочив из своей засады, может в считанные мгновения преодолеть огромные расстояния. Ирина же занималась непосредственно поиском пригодных к употреблению даров леса. Так прошло еще два дня, пока на песчаной отмели не появился призрак.

 

Первой следы обнаружила Ирина. Вернее следы встречались супругам и раньше, но каждый из них принимал их за отпечатки ног друг друга. Ирина, когда просыпалась утром, и шла к реке умыться, с улыбкой смотрела на их ровную цепочку идущую вдоль кромки воды. Она знала, что мужу приходиться нелегко ночью, когда все вокруг, в непроглядной тьме, может представлять потенциальную опасность. Поэтому не было ничего необычного в том, что муж мог подходить к реке и ополаскивать лицо ледяной водой, прогоняя сон. Владислав же, измотанный ночными дежурствами, полагал, что это утренний моцион жены оставлял за собой вязь ее отпечатков на песке. Недоразумение выяснилось случайно. Они опять предприняли очередную вылазку в тайгу, а когда вернулись, то сначала даже не поняли, что произошло. Перед самым походом, Ирина машинально, думая о чем-то своем, провела по песку палкой, ровняя его и стирая отпечатки ног. Когда же они вернулись на отмель, вдоль самой воды отчетливо выделялись человеческие следы.

— Влад! — Ирина даже потеряла на мгновение голос, с усилием преодолевая спазм в горле, — Влад!

Мальцев подбежал к ней, схватив лежавший рядом с ним на земле кол. Но жена больше не могла вымолвить ни слова. Она лишь показывала пальцем на вереницу следов, испуганно качая головой.

Мальцев даже не понял в чем дело. Он еще раз посмотрел на отпечатки, потом на перепуганную супругу.

— Ира, что случилось?

— Следы… — только и смогла прошептать она, задыхаясь от ужаса.

— Ну и что? Здесь всегда следы…

— Я… Я… Я их стерла перед уходом, — Ирина выдохнула и с шумом втянула в себя воздух, — Это не наши следы! Здесь кто-то был в наше отсутствие! Мы пропустили их… Они уплыли. Все! Они уплыли!

— Да кого, кого мы пропустили? — Мальцев лихорадочно соображал, пытаясь понять, что хотела сказать ему этими невразумительными фразами жена.

— Спасателей. Рафтеров. Они увидели костровище, походили, и не нашли нас, не дождались. Они уплыли, Влад! Совсем… Все кончено…

— Да е-мое, Ирина, ты точно уверена, что следов здесь не было?

Жена закивала головой и заплакала.

— Ну… — Мальцев растерянно оглянулся. Никого вокруг не было. Река по-прежнему была безлюдна. Владислав уже давно засомневался в словах Бурмана. Ему казалось, что они вообще оказались на другой планете, где нет людей, а только лес и хищные животные. Ну, если и не на другой планете, то в такой заколдованной глуши, про которую ни рафтеры, ни спасатели просто не слышали. Он обнял жену и повел ее прочь от этих проклятых следов. Нужно было успокоить ее, а потом все-таки разобраться с тем невидимкой, который посетил место их вынужденной стоянки в отсутствие хозяев.

 

Следующие сутки прошли относительно спокойно. Ирине удалось найти несколько лекарственных трав, которые помогли немного сбить температуру. Новых следов на берегу не было, а про старые никто не вспоминал. Мальцев, потому что полагал, что жена просто ошиблась, Ирина — потому что уже и сама ни в чем не была уверена. Сознание под действием стресса способно выкидывать еще и не такие номера. В любом случае, если даже следы и были, появление призрака было не таким ужасающим происшествием, нежели наличие на песчаной отмели огромных медвежьих лап. Мальцев поймал себя на мысли, что этот людоед превратился для них в воплощение всего мирового зла, какое только можно было себе вообразить. Словно все детские и взрослые страхи слепились в один, леденящий душу комок ужаса, и теперь одно только воспоминание о том жутком раннем утре парализовало волю, разум и тело. Но медведь не нападал. Возможно, потерял свою добычу, а возможно просто ушел за более доступной жертвой. Но, несмотря на это затишье, Мальцев по-прежнему ни на секунду не расставался с деревянной пикой, которая словно стала продолжением его изможденного тела. Он даже ходил, опираясь на копье, как на посох. И он совершенно точно знал, что если ситуация сложится таким образом, что придется пустить это копье в дело, он не будет колебаться ни секунды. Все условности и шаблоны поведения, действенные в городе, во время этой затянувшейся экспедиции осыпались словно шелуха, обнажая скрытые до поры до времени и дремавшие в сумерках сознания инстинкты. В этих же сумерках скрывалось еще кое-что. Голоса. Когда Владислав впервые услышал их, то вел себя примерно так же, как Ирина увидевшая цепочку следов около воды. Хорошо еще, что жена в этот момент спала, и ему хватило выдержки не будить ее на волне своего эмоционального взрыва. Он обшарил весь берег. Но голоса исчезли так же внезапно, как и появились. Были ли это на самом деле звуки человеческой речи, принесенные ветром по речной поверхности? Или это были галлюцинации, бред воспаленного воображения, расшатанного многодневным нервным и физическим истощением?

 

Призрак позволил увидеть себя следующей ночью. Сначала опять были голоса, к которым Мальцев, сидевший около костра, тщетно прислушивался, вытягивая шею и приставляя к уху ладонь, пытаясь выделить их на Общем фоне шума водных порогов и шлепанья волн о прибрежные камни. После того как голоса умолкли, ночному сторожу показалось, что около самой воды было какое-то движение! Он вскочил и, сжимая обеими руками копье, вышел из светового круга, пристально вглядываясь в темноту вокруг. Когда зрение более-менее адаптировалось к ночной тьме, Мальцев отчетливо увидел у самой кромки воды силуэт человека! Казалось, что незнакомец стоит и разглядывает людей, расположившихся около огня. Владислав почувствовал, как все тело охватил какой-то паралич, который не позволял сделать ни единого движения, не вымолвить ни единого звука. Человек! Здесь! Спасатель? Местный? Друг или враг? Силуэт у воды не сделал ни единого движения, и Мальцеву показалось, что он опять ошибся, и это не человеческая фигура, а сплетение призрачных лунных отсветов, бликов на воде и теней, которые с приходом тьмы господствовали повсюду. Человек? Здесь? Сначала голоса, потом силуэт… Галлюцинации начинали прогрессировать. Мальцев закрыл глаза и потряс головой, словно стряхивая с себя это наваждение. А когда открыл, незнакомца там уже не было.

Видения. Он посмотрел на беспокойно спящую супругу. Было ли это все-таки следствием нервного и физического истощения, или, может быть, они наелись какой-нибудь травы содержащей галлюциногены? Примечательно было то, что его уже не интересовали ответы на эти вопросы, которые его аналитический ум задавал сам себе машинально. Мальцев чувствовал, что если еще через пару дней их не обнаружат, они либо окончательно свихнутся, либо просто загнутся от пневмонии или голода.

Яркая фиолетовая вспышка мигнула, словно сторожа сфотографировал тот самый неизвестный незнакомец, прячущийся где-то в окружающей тьме. Потом еще одна. Гроза. Мальцев задрал голову и посмотрел вверх. Когда ему на лицо упали первые тяжелые капли грядущего ливня, он побежал будить жену. Им предстояло спрятаться в небольшом углублении в основании самых больших камней, окаймляющих место их стоянки. Предстояло также перенести туда самые большие палки, тлеющие в костровище. Потому что если огонь погибнет, им будет крайне сложно получить его вновь с помощью сухих палочек. Через пять-десять минут вокруг не останется ничего сухого. Очередная молния прорезала темные небеса прямо над их головами. Буйство стихии начиналось в полную силу.

 

Ирина и Владислав уже не имели сил, чтобы даже делать вылазки в лес, пополняя запасы пищи и дров. Они просто сидели около догорающего костра и отрешенно смотрели на речной поток, прижавшись друг к другу. Уже не было страха, не было боли, вообще не было никаких эмоций. Видимо перегорели какие-то предохранители в сложной системе нервно-психических взаимодействий. Два человека чувствовали только обреченность, но она не была окрашена в негативные тона. Наоборот, было в ней что-то освобождающее, спасительное, плавно переводящее к принятию мысли о неизбежной смерти, здесь, в этом заброшенном и богом и людьми месте. Галлюцинации словно стали уже неотъемлемой частью окружающей реальности. Им обоим слышались голоса, поющие какую-то мелодичную песню на незнакомом языке. Слышался треск тысячи кузнечиков, доносящийся с лесной поляны и переходящий на песчаном берегу в какой-то завораживающий, потусторонний мотив, уносящий сознание куда-то далеко-далеко, к иным измерениям других пространств. Несколько раз в эту чарующую музыку вторгался грозный рык голодного медведя бродящего где-то совсем близко. Но он уже не пугал отрешенную пару, грезившую о чем-то запредельном. Шум реки, треск кузнечиков, треск умирающего костра и далекая песня…

 

Превозмогая эту дурманящую дрему, Мальцев медленно приходил в себя, последними усилиями воли стряхивая с себя предсмертные наваждения. Ему снилось или грезилось, что он был бабочкой и беззаботно порхал над разноцветьем таежной поляны. Возвращение в умирающее тело давалось мучительно. Перед глазами все плыло. Он с трудом покачал тяжелой головой и попробовал пошевелиться. Тело ответило ему неохотно, сопровождая каждое движение пронзительной болью мышц. Разлепив пересохшие губы, он тихо позвал:

— Ир… Ириша…

Но жена молчала, прижавшись к нему и не поднимая головы с грязными, растрепанными волосами. Могло показаться, что она спит. Но Мальцев знал, что этот сон может затянуться навечно. Он сделал неимоверное усилие и толкнул жену плечом.

— Ира не спи… Ответь…

Слова давались ему с трудом, но больше всего мучительно было осознавать, что жена уже ушла. Оставила его здесь одного и ушла, позволив этой странной песне увести себя в дали, из которых уже нет возврата назад. Возможно, что она тоже парила над изумрудными травами легкотелой бабочкой, даже и не помышляя о возвращении и пробуждении.

— Ира… ответь… нельзя… я…

Мальцев еще толкнул ее несколько раз, пока не понял, что единственное, что он может сделать в этой ситуации, это расслабиться и последовать вслед за ней, прекращая эти бесполезные и мучительные попытки удержаться в этом мире, догоняя ее на загадочных тропах иных просторов. Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел его. Призрака.

 

Человек в коричневой прорезиненной ветровке, таких же прорезиненных штанах и высоких кожаных ботинках стоял в нескольких метрах от костра и рассматривал изможденных людей совершенно спокойным и даже равнодушным взглядом серых, практически бесцветных глаз. Человек был совершенно лыс, и это придавало его облику некую зловещую мрачность. Мальцев смотрел на незнакомца, словно решая, кто это: еще один элемент его бредовых видений, очередная галлюцинация или это все-таки долгожданный житель того мира, который доставил им с женой столько боли и страданий. Внешне человек походил на сплавщика, но было в его позе что-то… неуловимо странное. И этот равнодушный взгляд. Мальцев, превозмогая онемение губ, криво улыбнулся, издавая звук, похожий на смех. На лице незнакомца не дрогнул ни один мускул. Он смотрел на обессиленную пару, словно ожидая, чем все закончится. Мальцев понял — человек походил на сплавщика только внешне. В его поведении вообще не чувствовалось ничего человеческого. Словно это был и не человек вовсе, а существо иного плана, разглядывающее новичков, готовящихся переплыть Реку Смерти.

— Ты кто?… — прохрипел Мальцев, которого даже развеселило это сравнение, — Харон?

Незнакомец не ответил. Он только лишь поднял взгляд чуть выше линии валунов, окаймляющих залив, словно прислушиваясь к чему-то, происходящему там, за каменной грядой, в тайге.

— Ты кто? — повторил вопрос Мальцев и сделал неудачную попытку встать, заваливаясь назад. — Ты пришел за нами?

Незнакомец опять посмотрел на него своим пустым взглядом, и еле заметно отрицательно покачал головой.

— Ты реальный или ты мне кажешься? — Мальцев опять попробовал встать, и выпрямился, покачиваясь и еле удерживаясь на ногах. — Зачем ты здесь?

В чертах незнакомца по-прежнему не было никаких эмоций. Однако на этот раз он заговорил. Его голос был гулким, словно доносился из глубокого колодца.

— Я пришел к вам.

Мальцев опять усмехнулся. Его даже уже не пугал мысль о возможном сумасшествии. Сейчас уже это все не имело значения. Ирина мертва. Он, скорее всего, если уже не мертв, то тоже скоро присоединиться к ней.

— Зачем?

Незнакомец обернулся и посмотрел в небо, на темную грозовую тучу, выплывавшую из-за гор на противоположном берегу реки.

— Скоро будет гроза.

Словно в подтверждение его слов вдалеке басовито громыхнул гром.

— Вам нужно беречь огонь, если хотите выжить.

Мальцев хрипло засмеялся.

— Выжить? А зачем? Выжить… — он кивнул на неподвижное тело жены, — Кому теперь это надо? Все кончено.

Незнакомец равнодушно пожал плечами, словно выражая свою безучастность к происходящему. Он опять посмотрел на грозовую тучу, и, повернувшись, пошел к воде.

— Эй… — хрипло крикнул Мальцев и махнул ему вслед рукой, словно пытаясь остановить свое последнее видение, — Не уходи. Постой! Харон!

Он сипло и безумно захохотал вслед этому забавному персонажу-галлюцинации, который шел прямо к воде, словно намереваясь нырнуть в ледяные волны этой необузданной реки, оставляя за собой на песке ровную цепочку знакомых следов.

 

Спустя некоторое время очнулась Ирина. Мальцев смеялся и плакал, а супруга сначала никак не могла понять, где она, а затем изумленно смотрела на возбужденного мужа, который что-то невнятно рассказывал ей про какого-то Харона и целовал ее онемевшие руки. Когда его буйство прекратилось, и он проводил ее, поддерживая, до спасительного убежища в основании больших валунов, начался дождь. Владислав успел принести несколько тлеющих углей из костровища и два или три сухих полена, оставшихся из всего стратегического запаса дров. Огонь был спасен на какое-то время, которое целиком и полностью зависело от милости разбушевавшейся стихии, обрушившейся сверху плотной стеной безжалостного дождя.

 

Произошел какой-то перелом в их состоянии. Видимо включились резервные возможности организма, позволившие им почувствовать себя немного лучше. Во всяком случае, они снова могли передвигаться и обеспечивать себя дровами и пищей в виде ягод и грибов, которых было на редкость много в округе. Это давало надежду на то, что они могут продержаться еще несколько дней. Или продлить себе мучение.

 

Всю ночь за каменной стеной раздавались самые жуткие на свете звуки. Хрустели сучья, гудела под чьими-то тяжелыми шагами земля, и сотрясали прозрачный ночной воздух сопение и храп. Медведь. Этот неугомонный убийца все-таки нашел их. Мальцевы отчаянно побросали в костер сухие ветки, которые Владиславу удалось принести из леса уже поздним вечером. Огонь благодарно принял это подношение и грозно трещал, словно отгоняя от двух безгранично преданных ему людей незваного ночного визитера. В усыпанном мириадами ярких звезд темном небе отрешенно светила огромная луна и через весь небосвод тянулся похожий на дымчатую дорожку от костра величавый Млечный Путь.

Медведь нервничал. Иногда он нервно ерзал на одном месте, утробно рыча, а иногда даже опирался на камни, скребя по ним огромными когтями, словно раздумывая, стоит или не стоит напрягать свои силы и преодолевать эту, отделяющую его от ослабевшей добычи, каменную преграду. Мальцевы прижались друг к другу, боясь не то что пошевелиться, но даже дышать. Им казалось, что даже звук их сердец выдает их присутствие. Их сознания сжались до размеров крохотных точек, затаившихся в самых дальних уголках разума. Все ужасы недельной давности снова ожили в памяти, обостряя до предела все чувства и впрыскивая в кровь настолько избыточное количество адреналина, что оно просто делало невозможным любое движение. И даже если бы зверь решил штурмовать в принципе незначительную для него преграду, что, по непонятной причине, он до сих пор не делал, Владислав просто не смог бы ему сопротивляться, пуская в ход ставшие бесполезными сейчас остро отточенные деревянные копья, лежавшие около его ног. Близость самого грозного хищника сибирской тайги парализовала саму возможность что-либо делать. Оставалось только сидеть и ждать чем закончится вся эта, переполненная трагическим динамизмом, мистерия.

Зверь вдруг зарычал пронзительно и протяжно. Затем посопел немного и, судя по звукам, наконец, удалился. Владислав замер пытаясь определить его местонахождение, но из-за шума реки невозможно было разобрать, что происходило всего в нескольких метрах от них, за каменной стеной естественного происхождения. Воображение рисовало Мальцеву одну картину страшнее другой. Ему казалось что медведь, используя свое звериное чутье, нашел наиболее приемлемый для себя путь до своей добычи, и сейчас он обрушиться на них сверху многокилограммовой тушей, свирепо терзая несопротивляющихся жертв своими беспощадными саблеобразными зубами.

— Он ушел? — тихо прошептала Ирина. От испуга она начала немного заикаться, и все силилась выговорить еще что-то, но, видимо не найдя в себе силы, просто замолчала до крови закусывая дрожащие губы. Владислав только сейчас заметил, что их тела сотрясает крупная дрожь — «отходняк» после адреналинового отравления, нервная перегрузка, заставляющая перенастраивать все психосоматические связи внутри охваченного паникой тела.

— Да, ушел. Он ушел Ириша, ушел…

Он затравлено осмотрелся, все еще ожидая появления зверя откуда-нибудь со стороны реки. В этом случае он должен закрыть Ирину от приближения безжалостного убийцы, сократить мучительные моменты ужаса перед неминуемой гибелью. Дрожащие руки прижали лицо супруги к своей груди, а губы механически бормотали отвлекающие фразы:

— Он ушел. Ушел. Все. Все закончилось…

Песчаный пляж был как на ладони — луна заливала все вокруг пронзительно ярким светом. Смотря туда, Мальцев еще раз сильно вздрогнул, словно его пробило высоковольтным электрическим зарядом. Ирина прижалась к нему крепче, жалобно заскулив:

— Что? Что? Он?

Но муж лишь еще крепче прижал ее к себе, успокаивающе гладя по спине.

— Нет-нет. Нет… Это не он. Не он…

Мальцев не хотел, чтобы жена увидела его. Не потому что это могло напугать ее еще больше чем медведь. Просто он боялся, что она как раз ничего не увидит, а это обстоятельство могло окончательно подорвать в нем остатки благоразумия и еще хоть какого-то трезвомыслия, жизненно необходимого им обоим в сложившихся обстоятельствах. Признаться честно, он думал, что этого не может быть. Что это следствие миновавшего их кризиса, порождение его фантазии. Однако четкий силуэт человека отчетливо выделялся на фоне мерцающей в лунном сиянии воды. Харон сидел около самой реки, сложив перед собой ноги на манер индейских вождей, и все так же отрешенно наблюдая за происходящим. Галлюцинации продолжались.

 

Он появлялся внезапно, впрочем, как и внезапно исчезал. Ничего иного от приведения Мальцев и не ожидал. Он даже привык к этому странному фантому, скрашивающему его одиночество во время ночных дежурств. Ирина была совсем плоха, и ему приходилось следить за ее сном, тревожно прислушиваясь к хриплому неровному дыханию, меняя холодные компрессы из фрагментов своей рубашки, которыми он обкладывал грудь и лицо жены. Харон не мешал ему. Лысый незнакомец либо молча сидел рядом, отрешенно наблюдая за действиями ночного сторожа, либо вдруг начинал тихо и нудно рассказывать ему о чем-то, для Владислава совершенно непонятном. Было в этом что-то жуткое и совершенно безумное. Поначалу Мальцева даже веселили беседы с порождением своей больной фантазии. Это напоминало отчаянное веселье перед смертью, когда все уже переставало иметь значение и напоминало финальную истерику. Но потом, прислушиваясь к бормотанию своего необычного собеседника, Владислав понял, что тот не просто уводит его своими разговорами в окончательную пучину сумасшествия. В его словах было что-то… необычное, малопонятное, и в то же время очень важное. Иногда Ирина просыпалась и тревожно шептала:

— Влад, ты с кем говоришь?

Он ласково гладил ее рукой по голове и успокаивал:

— Спи, моя любимая. Все нормально. Это я сам с собой. Чтобы не заснуть…

В эти моменты Харон замолкал, ожидая пока женщина снова погрузится в пучину тревожных сновидений, а затем снова начинал свое невнятное бормотание.

 

— Женщины боятся. Их надо беречь… — Харон говорит вроде бы про Ирину, но при этом смотрит в сторону противоположного берега, скрытого темнотой. Мальцев нежно гладит спящую жену по голове.

— Я знаю. Я буду охранять ее.

— Они сильнее мужчин, и в этом их слабость. Но их слабость является и их силой.

Владислав усмехается. Как всегда ничего не понятно, но это лучше чем сидеть одному в тишине. Харон продолжает:

— Женщины прячутся.

— От кого?

— От всех. От мужчин, от теней в ночном небе, от самих себя. Они очень сильно напуганы, отсюда боль и обиды. Ты поймешь. Позже…

Они сидят какое-то время молча, затем Харон нарушает тишину очередной малопонятной речью:

— Когда-то они повелевали всем здесь… Но теперь все по другому. Война будет до тех пор, пока Женщины не вспомнят свою истинную сущность, а мужчины не станут Мужчинами.

Призрак встал и, даже не посмотрев в сторону своего собеседника, молча шагнул в темноту.

 

— Я чувствую воду…

Мальцев ворошит палкой костер. Десятки раскаленных светлячков вьются в темном воздухе обжигающей стайкой и улетают прочь, вверх, перемешиваясь со звездами.

— Опять будет гроза?

Харон мотает головой.

— Я чувствую воду.

Он смотрит на собеседника и показывает рукой в сторону реки. Мальцев кивает.

— Понятно. Ты чувствуешь реку. Зачем ты говоришь мне об этом? Это важно?

— Алтай изменился… — Голос Харона не выражает никаких эмоций, словно это не визуальное воплощение больного воображения, а киборг, оставленный здесь неведомыми умельцами. — Это важно.

— Я не понимаю, — Мальцев, прищурившись, разглядывает незнакомца, — Все-таки, кто ты?

Харон смотрит, будто сквозь него.

— Такие как я, приходят в смутное время…

— Смутное время? Что это значит?

Харон отрешенно качает головой.

— Это значит, что такое время настало, и я пришел…

 

Пару раз за ночь приходил медведь. Зверь опять нервно терся о камни с той стороны, порыкивая и фыркая. Собеседники замолкали, выжидательно глядя в направлении звуков, издаваемых страшным гостем. Но если во взгляде Мальцева был ужас, то взгляд Харона по-прежнему ничего не выражал. Странный визитер в одежде, напоминающей сплав-комбинезон, словно знал что-то про этого зверя, чего не знал о нем Мальцев. И это знание позволяло ему оставаться невозмутимым. Медведь действительно уходил спустя какое-то время, разочарованно вздыхая и поскуливая. А беседы продолжались. Затем воздух неизбежно становился светлее, и Харон, как и подобает классическим призракам, неизменно уходил. Сам процесс его исчезновения всегда ускользал от Мальцева. Лысый человек мог оборвать фразу, не закончив ее, и встать с песка, внезапно направившись к воде. Но вот куда девался он дальше, Мальцев никак не мог увидеть. То ли он нырял в реку, воспользовавшись тем обстоятельством, что Владислав часто моргал — глаза воспалились и к тому же слипались от хронической усталости. То ли загадочный пришелец просто уходил куда-то за камни, исчезая там до следующего визита. Цепочка его следов обрывалась у самой воды. А иногда никаких следов не оставалось и вовсе. Мальцев не удивлялся. Он полностью принял условия этой странной игры, уже просто не зная, где заканчивалась явь и начиналась иллюзия, или наоборот, где, наконец, обрывались сотканные из галлюцинаций видения, и начиналась суровая реальность, продолжавшая терзать суровыми испытаниями двух людей, уже потерявших надежду на спасение.