- Андрей Федорович! Ты пошто кирпичи ворочаешь?
КСЕНИЯ. Помочь хочу работным людям. Они же святое дело творят. Церковь Божию строят.
- Ты, помолись лучше за нас! Твоя молитва Богу угодна.
КСЕНИЯ. Аще б каждый православный по кирпичику единому принес…
- Башня вавилонская воздвиглась бы!
- Ты вон на целую стену кирпичей натаскал…
- Мы давно примечаем: кто-то повадился кирпичи на леса на самую вышину подымать. Решили вот проследить… А тут вон как…
КСЕНИЯ. Церковь воздвижается!.. Кабы и вера Христова в сердцах тако же воздвигалась - ежедень по кирпичику, я б и день и ночь кирпичи на горбу таскал без устали.
Ксения вдруг плачет.
- Андрей Федорович, почто плачешь опять?
КСЕНИЯ. Красненькое вижу… Кровь! Красным-красно все! Я вижу: кровь… кровь кругом – Господи! Все – кровь, реки кровавые.. Больно мне.. А из меня кровь нейдет… Это Его кровь! Христа-Бога кровь! Почто так, Господи! Почто вы аки волки, злые?! Глотки друг другу перегрызли. Брат брата убиша! Кровью умываетесь, кровь пьёте, упыри… Бога отринули, отворотился… Покайтесь! Опомнитесь! Жалко вас…
Клеймо «Искус».
САЛТЫКОВ. Кто это?
- Это, вашесиятельство, Христа ради юродивая.
САЛТЫКОВ. Как звать?
- Андрей Федоровичем… Она самое себя так величать изволит… В честь, стал быть, покойного ея мужа, чином полковника.
САЛТЫКОВ. Юродивая?
- Точно так, вашесиятельство! Юрод. Тоя самая, что в канун кончины Елисаветы Петровны – за день до оного печального случая, всюду кликушествовала, глаголя: «Блины! Блины пеките!», - чем изумление в народе великое вызывала. Помните? Нет? А на людские спросы: «Что ты, Ксения, да разве завтра масленица? Сочельник только!», - ответствовала: «А вот поглядите. Завтре вся Россея блины кушать будет». То есть, кончину матушки императрицы в своих речах предрекла!
САЛТЫКОВ. Интересно… Я хочу говорить с ней.
- Да чего для оно вам, вашесиятельство? Она ж… полоумная! Бог весть, что у ей в голове деется?
САЛТЫКОВ. Позови ее! Я желаю с ней говорить!
П а у з а.
- Эй! Андрей Федорович! Поди сюда!.. Тут с тобой ихосиятельство толковать желают.
КСЕНИЯ. Коли надо кому, тот сам ко мне идёт. А мне в нём нужды нет.
- Извольте видеть, вашесиятельство! Я же говорил… Баба-сквернавка! Купоросное масло!
САЛТЫКОВ. Как тебя зовут?
КСЕНИЯ. А тебе на что, барин?
- Отвечай, когда тебя спрашивают, дура! Бессоромная баба!
САЛТЫКОВ. Поди прочь, любезный, с глаз моих!
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Как мне к тебе обращаться?
КСЕНИЯ. Ты первый, кто не спросил кто я…
САЛТЫКОВ. Мне самому часто доводится личины менять, оттого мне хорошо то ведомо – что есть другим сделаться, стать… Могу сказать даже, что отчасти ведаю, что значит быть женщиной. В женское платье облачаться доводилось.
КСЕНИЯ. Зачем ты это говоришь теперь?
САЛТЫКОВ. Оттого, что вижу – кто ты есть.
КСЕНИЯ. Что же тебе с того?
САЛТЫКОВ. Я понимаю тебя… И восхищение великое во мне возникает…
КСЕНИЯ. Эх! Ботало коровье! Кто ты есть?
САЛТЫКОВ. А ты разве не видишь?
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Ну? Что ты думаешь в ничтожной голове своей? Думаешь, я – сатана! Явился блазнить тебя да мамонить? Думаешь, я из адеи, из геенны выскочил?..
КСЕНИЯ. Кто ты?
САЛТЫКОВ. Меня разно именовали, и сам себя я нарекал различно… Я – Вечный жид! Агасфер…
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Аз родился в изначале веков в Халдее… В Египте позна астронозию, волшбу, магию, и таинства Гермеса Трисмегиста, и иные древние потаенные знания… Но не о про то… (Помолчав.) Аз содеял грех… и за то проклят и помста мне и несть прощения до скончанья веков…
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Жар палящ бысть, яко в пещи! Солнце лизало раны Его, аки гладный пес! Пот липкия кровавыя стекоша с лице, хламида сыра кровию еси. Он несе крест своя, и падоше, и восста, и паки падоше. Ромейские вонники вонзе копия во плоть Его. И падоше во горяч прах у нози моя. И рече: «Вонми! Подаждь ми глохт воды». Аз слыхом реченье Его, и отворотися… (Пауза.)
Почему? Не ведаю. Должно, мне было страшно. Не помню… А может быть, это вернее, мне не хотелось совершать никаких движений. Мне не хотелось шевелиться, выходить из уютной тени навеса, в которой стоял я. И чего для было мне предпринимать что-то? Ради какого-то юрода, ославленного Царем Иудейским, оборванного нищего, сирого проповедника, шарлатана, исцеляющего слепцов, изгоняющего бесов, воскрешающего мертвых? Ради обреченного умереть на кресте?..Я не шелохнул перстом, я не дал Ему глотка воды… Воины ударами заставили Его подняться и Он повлек дале тяжелый крест свой. Я остался… (Пауза.)
И в час, ако во Храме Иерусалимском, яко и бысте предрече, - запона раздра, и небеси помрачились, або Он умре на кресте… в тои миг аз падоше, аки подкошенный, и сердце во мне зашлось и замерло… И аз чуял: все члены мои холодеют… и – аз умраю… И страх объял мя. И некто незримый и неосязаемый, и тому паче страшный уму, нежели образимое чудище… нет, не рек, но влил в разум мой, аки яд смертоносный: «Ты проклят тем, что обречен на жизнь вечную. И не сможешь умереть тьму лет до второго пришествия Его».
КСЕНИЯ. Зачем?.. Зачем ты рассказываешь?!..
САЛТЫКОВ. Поверила ли?
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Ты примешь от меня денежку?..
КСЕНИЯ. На что тебе?.. Разве что с того станет?..
САЛТЫКОВ. Прими! Прошу! Сделай, чего я не сделал…
П а у з а.
КСЕНИЯ. Хорошо.
САЛТЫКОВ. Помолишься за душу мою?
КСЕНИЯ. Да.
П а у з а.
САЛТЫКОВ. Ты всех так жалеешь?
КСЕНИЯ. Я грешная душа. Бог – жалостлив.
САЛТЫКОВ. А не боишься ты, что через свою жалось – кару себе стяжаешь? За то, что от меня сейчас тут подаяние приняла – казнят нещадно?.. Ведаешь ли, что за деньгу из рук моих приняла?
КСЕНИЯ (смотрит на монету в ладони). Нет. Я такой не видала.
САЛТЫКОВ. Не жжет ладонь серебро?.. Один из тех сребреников, которые были Иуде заплачены. Христова кровь на них и вина человеческая.
КСЕНИЯ. Кто ты?
САЛТЫКОВ. Я? Я князь Ракоци, маркиз де Монгоферра, граф Белламар… Я шевалье Шенинг, граф Цароги, купец Нобле, господин де Сен-Ноэль! Я – господин де Зурмон, граф Сен-Жермен, граф Салтыков! Я – Агасфер!!.. (Смеется.)
